— Хаиткулы стал не спеша пересказывать факты, выявленные за последние три месяца. Назвал имя убийцы.
Таррыхов склонился набок — вот-вот свалится со стула; руки, как плети, повисли до пола. Хаиткулы, не обращая внимания на этот спектакль — знал, что осужденный его прекрасно слышит,— не давая и себе передышки, прочитал вслух письмо, переданное ему Аннамамедом:
— «Лопбыкулы-хан, как здоровье? Как успехи? Здесь все по-старому. Беда неожиданно свалилась на нашу голову, но благополучно, прошла стороной. Ты тоже будь осторожен на язык. Мы связаны одной веревкой. Знай, что одинаково виноваты и тот, кто сделал, и тот, кто видел, но не сообщил...»
Таррыхов, закрыв глаза, все еще притворялся, что ничего, не слышит, лишь изредка делал глубокие вдохи, как человек, больной астмой. Когда Хаиткулы кончил читать письмо, Таррыхов открыл глаза.
— Раз так, пишите! Правда, виноват, гражданин начальник... Виноват, что молчал. Убил он, кто писал. Он был завмагом, я у него продавцом. Это было вечером, как раз стемнело...
На следующий день, еще в первой его половине, Хаиткулы был уже на дороге, ведущей из Керки в Халач. Салает-дин на большой скорости, но осторожно вел свой газик.
Той закончился. Родители девушки не могли пожаловаться, что чего-то не хватало на этом празднике. Всем, а больше всего невестой, остались довольны и родители жениха, особенно отец. На всех лицах радость... Когда все разошлись, на одном дворе, огороженном низким дувалом, можно было услышать такие слова: «Как не быть довольными нашими сватами, не пожалели никакого добра, даже самого Пыхи-агу перещеголяли, который, помните, сколько скота поставил да гереш ...> На другом слышалось: «Сосед так хорошо
воспитал свою дочь. Очень хорошая девушка. В ее честь можно было бы организовать скачки на целую неделю — и то было бы мало...»
Несмотря на то что было очень жарко, Най-мираб не снимал с себя стеганого ватного халата. Когда жена поставила перед ним чайник горячего чая, в комнату вошел Пи-римкулы-ага. Он поздоровался, объяснил свой приход:
— Най-мираб, Хаиткулы Мовлямбердыев и Палта Ачилович уезжают сегодня ночью. Хотят попрощаться с тобой перед отъездом. Не хлопочи об угощении...
Но Най-мираб не стал слушать Пиримкулы-агу, встал, чтобы велеть жене собрать дастархан, и в дверях столкнулся с входившими гостями.
— Уехать, не попрощавшись с вами, считаем неудобным. Решили хотя бы на минутку зайти к вам.— Сказав это, Хаиткулы сел с краю расстеленной на полу кошмы.
Най-мираб неохотно остался на своем месте, начал разливать в пиалы .чай. Пиримкулы-ага сел слева от него, Салаетдин — справа. Хотя читать сейчас было абсолютно нечего, Палта Ачилович надел очки, нашел свободное место, сел, опершись о подушку.
С тем чтобы беседа не ушла в сторону и не затянулась, Хаиткулы начал говорить сам. Он взял полную пиалу, но не стал пить, а обратился к Най-мирабу:
— Уезжаем, потому что закончили следствие. Совсем, Мы ошиблись, решив, что убийца Худайберды Ялкабов, его отпустят домой. Убил другой.
— Ну-у? Не может быть! — В голосе Най-мираба слышалось крайнее изумление.— Кто же он?
— Кто?..— Последующие слова Хаиткулы выкрикнул так громко, что его должны были услышать не только в комнате: — Это ты убил, Най-мираб!
Как только Хаиткулы крикнул это, сидевшие справа и слева от Най-мираба Ниримкулы-ага и Салаетдин схватили егоза руки, завели их ему за спину, не дали встать. В тот же момент дверь распахнулась и вошли несколько человек. Это были те молодые парни, комсомольцы, которые помогали на тое, рыли ямы под очаги. Хаиткулы отдал им распоряжение:
— Начинайте копать. Они вышли, а Хаиткулы обратился к Палте Ачиловичу:
— Вот и финал. Теперь дело за вами, дорогой следователь.
Палта Ачилович вынул из кармана приготовленные заранее наручники, подошел к Найгмирабу, защелкнул их у него на запястьях. Потом убийцу вывели во двор. У ворот стоял милиционер, охраняя выход. Никто не мог войти во двор, никто не мог из него и выйти сейчас.
За воротами раздался шум мотора, милиционер открыл их, и крытая машина въехала во двор. Домочадцев, высыпавших было к машине, попросили вернуться в дом. Из окон они видели, как Най-мираба усадили в эту машину. Она пересекла двор и остановилась в той части меллека, где несколько человек рыли землю. Когда они вырыли яму глубиной в две лопаты, то сразу отошли, а к дальнейшей работе приступили эксперты. Орудуя совками, они снимали грунт тоненькими слоями. Вот на дне ямы показался странный предмет. «Тазобедренная кость»,— сказал судебно-медицинский эксперт. Потом были извлечены другие кости, остатки одежды, кошелек...
Маленький юркий фотограф делал снимок за снимком. Один сотрудник делал замеры, другой вел записи в блокноте, Хаиткулы, стоявший на краю ямы, держа руки за спиной и, не отводя глаз ох всего, что он видел на дне ее, волновался так, как не волновался никогда в жизни.
Понадобилось около трех часов, чтобы закончить работы по извлечению останков Бекджана. К этому времени солнце уже закатилось. Ворота открыли, и машины с включенными фарами тронулись в путь. Хаиткулы сидел в газике. Он искал глазами Марал, которая должна.быть среди тех, кто, узнав обо всем, что произошло во дворе Най-мираба, собрались у соседнего двора. Проезжая мимо них, Хаиткулы попросил остановить машину, вышел.
Старик, опиравшийся наладку, Веллек-ага, хотя и узнал его, не сделал ни одного движения навстречу. Рядом с ним стояла Хаджат-дайза, без конца прикладывавшая к глазам концы надетого на голову платка. Не обращая внимания на тех, кто собрался вокруг родителей Бекджана, он искал Марал. Увидев, что она выходит из своего двора, бросился навстречу:
— Они уже знают?
— Знают... Мы не пошли смотреть, но знаем — это он.— У нее были совершенно погасшие глаза. Хаиткулы с трудом мог расслышать, что она говорит.— Нет ли ошибки, Хаиткулы? Я теперь поняла, зачем ты меня торопил с приездом... Но сестра вышла замуж по любви. Это главное.
— Нет, Марал, никакой ошибки не может быть. Я только ждал, когда кончится той. Нельзя было ничего сделать раньше, но нельзя было и откладывать. Ты мне очень помогла, выяснив, что это настоящий брак по любви. Иди. к старикам.». Объясни им, что молодые должны жить у вас. Завтра увидимся, и все расскажу по порядку. До свидания.
Садясь в машину, Хаиткулы услышал протяжный крик, доносившийся с того двора, откуда они только что уехали: «В-а-а-й! Сгорел наш до-о-ом, кончилась наша жизнь, ко-о-о-нчилась...»
Палта Ачилович, не обращая внимания на сопротивление Хаиткулы, приказал Салаетдину ехать к нему домой. Хаиткулы заночевал у него, утренний чай они выпили в одной из керкйнских чайхан и вместе пришли в районный отдел внутренних дел.
Начальник отдела, выяснив, что инспектор из Ашхабада хочет побеседовать с обвинявшимся в убийстве Най-мирабом, предоставил в его распоряжение свой кабинет. За Най-мирабом послали машину.
На месте начальника милиции теперь сидел Хаиткулы, по обе стороны просторного стола заняли свои места Палта Ачилович и сам хозяин кабинета. Пока им не сказали, что Най-мираб здесь, они мирно беседовали.
Милиционерам, которые привели Най-мираба, разрешили выйти из кабинета. Най-мираб — руки его по-прежнему были в наручниках,— посмотрел на них безразличным взглядом, потом сел напротив Хаиткули на стул, стоявший у самой стены. Мешки под глазами свидетельствовали, что он провел бессонную ночь. Лицо,Най-мираба, и без того всегда имевшее нездоровый цвет, совсем почернело, щеки сделались похожими на мятую бумагу, Хаиткулы пытался вспомнить, были ли у Най-мираба морщины и раньше, но так и не мог вспомнить.
— Я вызвал вас не для допроса. Завтра улетаю в Ашхабад и решил перед отъездом встретиться с вами в последний раз.— Хаиткулы говорил совсем мягко.— Сколько времени мучило многих людей одно-единственное дело, начатое десять лет тому назад! Говорю не о себе. Вы помните, когда я приехал в кишлак, все происходило на ващих глазах... Сначала мы занимались Довхановым и Ядкабовым. Довлет-гельды в ту ночь вернулся поздно, чём вызвал подозрение,
а ложно показав, что был в кино, сам же усугубил свое положение. Его осложнившиеся отношения с Бекджаном дали повод думать о нем как о преступнике. Потом было установлено, что Довлетгельды не виновен... Мы занялись Худай-берды Ялкабовым. Знаете, что он сделал? Испугавшись, что подумают на него, подделал подпись на фотографии, которую. Бекджан подарил одной девушке. Во время первого, да и в последующие расследования подлог замечен не был.. Подставив одну палочку в дате, он превратил февраль в март, пытаясь доказать, что до самых последних дней жизни Бекджана был с ним в дружеских отношениях. Тот факт, что он не стал просить соседа-мясника заколоть барана, а обратился к Гуйч-аге, тоже вызывал подозрение. Худай-берды уверял нас, что у мясника тяжелая рука. Это подтвердилось. Чтобы все это установить, смотрите сколько времени прошло... Наконец в один прекрасный день нам прислали неподписанное письмо из одной фразы: «Не упустите Ялка-бова». Автора анонимки выявить должен был Пиримкулы Абдуллаев. Старый капитан блестяще справился с .заданием. Да, да! Вы хотели нам покрепче внушить мысль о виновности Ялкабова. В .то же время вы не забывали, что и о Довлетгельды мы все еще думаем как о возможном преступнике. Вы думали, если мы решим ограничиться розыском автора анонимки, то непременно должны схватить за ворот Довлетгельды, потому что...— Хаиткулы, увидев на лбу Най-мираба капельки пота, включил вентилятор. Когда прохладная струя коснулась его шеи, он понял, что и сам вспотел.— ...Потому что писал письмо член семьи Довхановых. Вот как это было. Вы подкараулили племянника Довлетгельды, когда тот возвращался с последнего урока домой, спросили, откуда идет. Он ответил: «Из школы». Вы сделали вид, что удивлены, и, не веря мальчику, переспросили: «Ты и вправду учишься?» Он ответил: «Да». Тогда вы сказали ему: «Если ты и вправду учишься, покажи, умеешь ли писать, а то подумаю — обманываешь яшулы». И написали ему короткий, текст, попросив мальчика переписать. Он вас послушал.— Хаиткулы прервал себя, чтобы выключить вентилятор, потом продолжал, не меняя тона: — Чтобы отправить письмо, вы нарочно поехали в Керки и там опустили .его в ящик. Вы знали, что вас тоже могли заподозрить, и всеми силами старались все подозрения отвести от себя. Во время трудного следствия бывает много версий. Мы даже подозревали однорукого старика, работающего в гостинице, и даже отца Бекджана.— Палте Ачиловичу показалось, что Хаиткулы
сделал движение головой в его сторону, но это ему показалось. Хаиткулы. между тем продолжал: — Помните, как перед отъездом в Ашхабад я приехал к вам в поле? — Най-мираб чуть-чуть пошевелил головой.— Мне тогда надо было выяснить все о Худайберды, который, женивхпись на вашей дочери, потом отправил ее домой. Мне казалось, что вы должны были его ненавидеть и будете проклинать его. Но вы, наоборот, ни одного дурного слова не сказали о нем, а проклинали дочь... Говорили, вы тогда мастерски, признаю, но тогда-то впервые я не поверил вам. Нам надо было срочно проверить, в каких отношениях находились Бекджан и Наз-лы. Мы были уверены, что они любили друг друга, но однокашники. Бекджана и те, что учились с Назлы, опровергли нашу уверенность. Мы и решили, что любви не, было, что между Бекджаном и Назлы была дружба, готовая перейти в любовь, но мы ошиблись. Вы выдали дочь замуж за Худайберды, потому что это было обговорено с родителями Худайберды, когда дети были еще маленькими. Не знаю, .что тут сыграло, решающую роль, приличный калым или ваша настойчивость, ваша натура — «сказал, значит, сделаю»,— не знаю... Бекджан не был на тое. Мы поверили Худайберды, который говорил, что он не знал точно, как Назлы относится к нему, думал, что она была согласна стать его женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Таррыхов склонился набок — вот-вот свалится со стула; руки, как плети, повисли до пола. Хаиткулы, не обращая внимания на этот спектакль — знал, что осужденный его прекрасно слышит,— не давая и себе передышки, прочитал вслух письмо, переданное ему Аннамамедом:
— «Лопбыкулы-хан, как здоровье? Как успехи? Здесь все по-старому. Беда неожиданно свалилась на нашу голову, но благополучно, прошла стороной. Ты тоже будь осторожен на язык. Мы связаны одной веревкой. Знай, что одинаково виноваты и тот, кто сделал, и тот, кто видел, но не сообщил...»
Таррыхов, закрыв глаза, все еще притворялся, что ничего, не слышит, лишь изредка делал глубокие вдохи, как человек, больной астмой. Когда Хаиткулы кончил читать письмо, Таррыхов открыл глаза.
— Раз так, пишите! Правда, виноват, гражданин начальник... Виноват, что молчал. Убил он, кто писал. Он был завмагом, я у него продавцом. Это было вечером, как раз стемнело...
На следующий день, еще в первой его половине, Хаиткулы был уже на дороге, ведущей из Керки в Халач. Салает-дин на большой скорости, но осторожно вел свой газик.
Той закончился. Родители девушки не могли пожаловаться, что чего-то не хватало на этом празднике. Всем, а больше всего невестой, остались довольны и родители жениха, особенно отец. На всех лицах радость... Когда все разошлись, на одном дворе, огороженном низким дувалом, можно было услышать такие слова: «Как не быть довольными нашими сватами, не пожалели никакого добра, даже самого Пыхи-агу перещеголяли, который, помните, сколько скота поставил да гереш ...> На другом слышалось: «Сосед так хорошо
воспитал свою дочь. Очень хорошая девушка. В ее честь можно было бы организовать скачки на целую неделю — и то было бы мало...»
Несмотря на то что было очень жарко, Най-мираб не снимал с себя стеганого ватного халата. Когда жена поставила перед ним чайник горячего чая, в комнату вошел Пи-римкулы-ага. Он поздоровался, объяснил свой приход:
— Най-мираб, Хаиткулы Мовлямбердыев и Палта Ачилович уезжают сегодня ночью. Хотят попрощаться с тобой перед отъездом. Не хлопочи об угощении...
Но Най-мираб не стал слушать Пиримкулы-агу, встал, чтобы велеть жене собрать дастархан, и в дверях столкнулся с входившими гостями.
— Уехать, не попрощавшись с вами, считаем неудобным. Решили хотя бы на минутку зайти к вам.— Сказав это, Хаиткулы сел с краю расстеленной на полу кошмы.
Най-мираб неохотно остался на своем месте, начал разливать в пиалы .чай. Пиримкулы-ага сел слева от него, Салаетдин — справа. Хотя читать сейчас было абсолютно нечего, Палта Ачилович надел очки, нашел свободное место, сел, опершись о подушку.
С тем чтобы беседа не ушла в сторону и не затянулась, Хаиткулы начал говорить сам. Он взял полную пиалу, но не стал пить, а обратился к Най-мирабу:
— Уезжаем, потому что закончили следствие. Совсем, Мы ошиблись, решив, что убийца Худайберды Ялкабов, его отпустят домой. Убил другой.
— Ну-у? Не может быть! — В голосе Най-мираба слышалось крайнее изумление.— Кто же он?
— Кто?..— Последующие слова Хаиткулы выкрикнул так громко, что его должны были услышать не только в комнате: — Это ты убил, Най-мираб!
Как только Хаиткулы крикнул это, сидевшие справа и слева от Най-мираба Ниримкулы-ага и Салаетдин схватили егоза руки, завели их ему за спину, не дали встать. В тот же момент дверь распахнулась и вошли несколько человек. Это были те молодые парни, комсомольцы, которые помогали на тое, рыли ямы под очаги. Хаиткулы отдал им распоряжение:
— Начинайте копать. Они вышли, а Хаиткулы обратился к Палте Ачиловичу:
— Вот и финал. Теперь дело за вами, дорогой следователь.
Палта Ачилович вынул из кармана приготовленные заранее наручники, подошел к Найгмирабу, защелкнул их у него на запястьях. Потом убийцу вывели во двор. У ворот стоял милиционер, охраняя выход. Никто не мог войти во двор, никто не мог из него и выйти сейчас.
За воротами раздался шум мотора, милиционер открыл их, и крытая машина въехала во двор. Домочадцев, высыпавших было к машине, попросили вернуться в дом. Из окон они видели, как Най-мираба усадили в эту машину. Она пересекла двор и остановилась в той части меллека, где несколько человек рыли землю. Когда они вырыли яму глубиной в две лопаты, то сразу отошли, а к дальнейшей работе приступили эксперты. Орудуя совками, они снимали грунт тоненькими слоями. Вот на дне ямы показался странный предмет. «Тазобедренная кость»,— сказал судебно-медицинский эксперт. Потом были извлечены другие кости, остатки одежды, кошелек...
Маленький юркий фотограф делал снимок за снимком. Один сотрудник делал замеры, другой вел записи в блокноте, Хаиткулы, стоявший на краю ямы, держа руки за спиной и, не отводя глаз ох всего, что он видел на дне ее, волновался так, как не волновался никогда в жизни.
Понадобилось около трех часов, чтобы закончить работы по извлечению останков Бекджана. К этому времени солнце уже закатилось. Ворота открыли, и машины с включенными фарами тронулись в путь. Хаиткулы сидел в газике. Он искал глазами Марал, которая должна.быть среди тех, кто, узнав обо всем, что произошло во дворе Най-мираба, собрались у соседнего двора. Проезжая мимо них, Хаиткулы попросил остановить машину, вышел.
Старик, опиравшийся наладку, Веллек-ага, хотя и узнал его, не сделал ни одного движения навстречу. Рядом с ним стояла Хаджат-дайза, без конца прикладывавшая к глазам концы надетого на голову платка. Не обращая внимания на тех, кто собрался вокруг родителей Бекджана, он искал Марал. Увидев, что она выходит из своего двора, бросился навстречу:
— Они уже знают?
— Знают... Мы не пошли смотреть, но знаем — это он.— У нее были совершенно погасшие глаза. Хаиткулы с трудом мог расслышать, что она говорит.— Нет ли ошибки, Хаиткулы? Я теперь поняла, зачем ты меня торопил с приездом... Но сестра вышла замуж по любви. Это главное.
— Нет, Марал, никакой ошибки не может быть. Я только ждал, когда кончится той. Нельзя было ничего сделать раньше, но нельзя было и откладывать. Ты мне очень помогла, выяснив, что это настоящий брак по любви. Иди. к старикам.». Объясни им, что молодые должны жить у вас. Завтра увидимся, и все расскажу по порядку. До свидания.
Садясь в машину, Хаиткулы услышал протяжный крик, доносившийся с того двора, откуда они только что уехали: «В-а-а-й! Сгорел наш до-о-ом, кончилась наша жизнь, ко-о-о-нчилась...»
Палта Ачилович, не обращая внимания на сопротивление Хаиткулы, приказал Салаетдину ехать к нему домой. Хаиткулы заночевал у него, утренний чай они выпили в одной из керкйнских чайхан и вместе пришли в районный отдел внутренних дел.
Начальник отдела, выяснив, что инспектор из Ашхабада хочет побеседовать с обвинявшимся в убийстве Най-мирабом, предоставил в его распоряжение свой кабинет. За Най-мирабом послали машину.
На месте начальника милиции теперь сидел Хаиткулы, по обе стороны просторного стола заняли свои места Палта Ачилович и сам хозяин кабинета. Пока им не сказали, что Най-мираб здесь, они мирно беседовали.
Милиционерам, которые привели Най-мираба, разрешили выйти из кабинета. Най-мираб — руки его по-прежнему были в наручниках,— посмотрел на них безразличным взглядом, потом сел напротив Хаиткули на стул, стоявший у самой стены. Мешки под глазами свидетельствовали, что он провел бессонную ночь. Лицо,Най-мираба, и без того всегда имевшее нездоровый цвет, совсем почернело, щеки сделались похожими на мятую бумагу, Хаиткулы пытался вспомнить, были ли у Най-мираба морщины и раньше, но так и не мог вспомнить.
— Я вызвал вас не для допроса. Завтра улетаю в Ашхабад и решил перед отъездом встретиться с вами в последний раз.— Хаиткулы говорил совсем мягко.— Сколько времени мучило многих людей одно-единственное дело, начатое десять лет тому назад! Говорю не о себе. Вы помните, когда я приехал в кишлак, все происходило на ващих глазах... Сначала мы занимались Довхановым и Ядкабовым. Довлет-гельды в ту ночь вернулся поздно, чём вызвал подозрение,
а ложно показав, что был в кино, сам же усугубил свое положение. Его осложнившиеся отношения с Бекджаном дали повод думать о нем как о преступнике. Потом было установлено, что Довлетгельды не виновен... Мы занялись Худай-берды Ялкабовым. Знаете, что он сделал? Испугавшись, что подумают на него, подделал подпись на фотографии, которую. Бекджан подарил одной девушке. Во время первого, да и в последующие расследования подлог замечен не был.. Подставив одну палочку в дате, он превратил февраль в март, пытаясь доказать, что до самых последних дней жизни Бекджана был с ним в дружеских отношениях. Тот факт, что он не стал просить соседа-мясника заколоть барана, а обратился к Гуйч-аге, тоже вызывал подозрение. Худай-берды уверял нас, что у мясника тяжелая рука. Это подтвердилось. Чтобы все это установить, смотрите сколько времени прошло... Наконец в один прекрасный день нам прислали неподписанное письмо из одной фразы: «Не упустите Ялка-бова». Автора анонимки выявить должен был Пиримкулы Абдуллаев. Старый капитан блестяще справился с .заданием. Да, да! Вы хотели нам покрепче внушить мысль о виновности Ялкабова. В .то же время вы не забывали, что и о Довлетгельды мы все еще думаем как о возможном преступнике. Вы думали, если мы решим ограничиться розыском автора анонимки, то непременно должны схватить за ворот Довлетгельды, потому что...— Хаиткулы, увидев на лбу Най-мираба капельки пота, включил вентилятор. Когда прохладная струя коснулась его шеи, он понял, что и сам вспотел.— ...Потому что писал письмо член семьи Довхановых. Вот как это было. Вы подкараулили племянника Довлетгельды, когда тот возвращался с последнего урока домой, спросили, откуда идет. Он ответил: «Из школы». Вы сделали вид, что удивлены, и, не веря мальчику, переспросили: «Ты и вправду учишься?» Он ответил: «Да». Тогда вы сказали ему: «Если ты и вправду учишься, покажи, умеешь ли писать, а то подумаю — обманываешь яшулы». И написали ему короткий, текст, попросив мальчика переписать. Он вас послушал.— Хаиткулы прервал себя, чтобы выключить вентилятор, потом продолжал, не меняя тона: — Чтобы отправить письмо, вы нарочно поехали в Керки и там опустили .его в ящик. Вы знали, что вас тоже могли заподозрить, и всеми силами старались все подозрения отвести от себя. Во время трудного следствия бывает много версий. Мы даже подозревали однорукого старика, работающего в гостинице, и даже отца Бекджана.— Палте Ачиловичу показалось, что Хаиткулы
сделал движение головой в его сторону, но это ему показалось. Хаиткулы. между тем продолжал: — Помните, как перед отъездом в Ашхабад я приехал к вам в поле? — Най-мираб чуть-чуть пошевелил головой.— Мне тогда надо было выяснить все о Худайберды, который, женивхпись на вашей дочери, потом отправил ее домой. Мне казалось, что вы должны были его ненавидеть и будете проклинать его. Но вы, наоборот, ни одного дурного слова не сказали о нем, а проклинали дочь... Говорили, вы тогда мастерски, признаю, но тогда-то впервые я не поверил вам. Нам надо было срочно проверить, в каких отношениях находились Бекджан и Наз-лы. Мы были уверены, что они любили друг друга, но однокашники. Бекджана и те, что учились с Назлы, опровергли нашу уверенность. Мы и решили, что любви не, было, что между Бекджаном и Назлы была дружба, готовая перейти в любовь, но мы ошиблись. Вы выдали дочь замуж за Худайберды, потому что это было обговорено с родителями Худайберды, когда дети были еще маленькими. Не знаю, .что тут сыграло, решающую роль, приличный калым или ваша настойчивость, ваша натура — «сказал, значит, сделаю»,— не знаю... Бекджан не был на тое. Мы поверили Худайберды, который говорил, что он не знал точно, как Назлы относится к нему, думал, что она была согласна стать его женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24