Скажу, что у меня возобновились боли, и за три сотни все узнаю. Не успела я подойти к дому, гляжу, менты так и вьются. Ну, думаю, лучше не лезть на рожон, обошла кругом и заглянула к зеленщику. Там я все и узнала. Умерла действительно та самая Ева Борошш, упала из окна, или, как поговаривают, ее вытолкнули. Теперь идет расследование. Говорят, что это дело рук ее подружки, некой рыжей Жофии, которая скрылась, и милиция не может ее найти. Еще разыскивают какого-то Гезу Халаса.
Берци хмыкнул.
— Если это тот самый Геза Халас, которого я знал, то выходит, что у нее действительно был брат.
Берта Микич подняла глаза от поваренной книги.
— Лилла, а яйца ты положила в тесто?
— Положила. Тебе известно что-нибудь об этом Гезе Халасе?
— С тех самых пор — ничего. Значит, для этого я тебе понадобился?
— Ну да. Странно все-таки, когда имеешь отношение к таким вещам.
— Ну какое отношение ты имеешь к женщине, которая живет по соседству с твоим гинекологом? Вернее, жила.
— Ну все-таки...— Лилла пожала плечами.— Во всяком случае, я страшно расстроилась, и хотела тебе обязательно рассказать, и спросить тебя, как ты считаешь, стоит мне узнавать у доктора Хинча, что там случилось на самом деле?
— Почему тебя это так интересует?
— Да просто так. Прочитала в газете... Так что ж ты мне посоветуешь?
— Как можно быстрей найти себе другого врача. Неужели тебе обязательно надо ходить в этот пижонский район, где все стоит в три раза дороже, чем здесь? Чтобы потом хвалиться, да? Ничего удивительного, что тебе вечно не хватает денег. Что вы на это скажете, Берта?
Микич отложила поваренную книгу.
— Не ругайте вы эту несчастную женщину! Знаете, как ей приходится экономить! Что теперь купишь на эти деньги? Ничего! А детям все время что-нибудь нужно!
— Успокойтесь,— рассмеялся Берци.— Можете ее не защищать! Уж я-то знаю свою жену! Новый телевизор, новый холодильник, новая шуба... А я все это должен оплачивать!
— Теперь уже не должны. Ведь вы в разводе.
— Ну, Берта!—с коротким смешком сказала Лилла.— Что ж ты настраиваешь его против меня? Можно его не учить, у него своя голова на плечах! Он прекрасно знает, как обвести меня вокруг пальца.
— Я делаю все, как мы договорились,— недовольно взглянув на нее, сказал Берци.— Разве нет?
— Насколько мне это известно.
— Тебе все известно. Лилла резко вскинула голову.
— А взнос за телевизор?— спросила она.— Принес?
— Конечно.
— Всю сумму?
— У меня в портфеле.
— Значит, все, как договорились,— сказала Лилла и горько усмехнулась.
Берталан Керекеш хотел было что-то сказать, но передумал. Лилла протянула ему чашечку кофе. Он отпил глоток.
— Крепкий, как всегда. Такой кофе только ты умеешь варить. С тобой никто не может сравниться! Всегда крепкий, горячий и горький. Мне так этого не хватает!
Лилла отвернулась и принялась убираться на кухонном столе. Микич по-прежнему листала поваренную книгу.
— Ну если у тебя все,— сказал Берци, ставя чашечку на стол,— я пойду. Скоро загляну опять, так что постарайся не поднимать слишком много шума, когда я тебе снова понадоблюсь. Лучше подожди, пока я сам приду, я ведь бываю у тебя довольно часто! Поцелуй от меня детей... В следующий раз я схожу с ними в кино. Спасибо тебе...— Он поцеловал Лиллу в шею.
Когда за Берталаном закрылась дверь, Микич спросила:
— Ты соль положила?
Лилла смотрела на лежавшее перед ней тесто, но думала совсем о другом... Уже десять лет она знает Берци. Ей тогда едва исполнилось восемнадцать, а Берци — двадцать два. И они всегда с полуслова понимали друг друга. А ведь большинство людей даже не знают, что такое любовь.
— Ты что-то сказала, Берта?
По ее голосу Берта почувствовала, что она плачет.
— Я спросила, положила ли ты в тесто соль. Не плачь! Чего тебе плакать-то? Ты же знаешь, что Берци тебя любит. Только тебя одну. Если бы ты сама с ним не развелась, он бы от тебя никогда не ушел. Ведь он и сейчас... Ну не плачь! Лилла повернулась к Берте, глаза ее были полны слез.
— Знаешь, Берта, если бы все было так просто... как ты говоришь... и если бы Берци меня так любил...— не договорив, Лилла ушла в комнату и закрыла за собой дверь.
Вздохнув, Берта принялась месить тесто.
— Ну вот мы и снова встретились!—сказал Пооч.
На хмуром лице Хинча не отразилось дружеских чувств.
— Входите. Впрочем, вы не нуждаетесь в приглашении.— Доктор посторонился, пропуская капитана Пооча.— Смелее, вы уже знаете, куда идти. Что вам опять от меня надо?
— Как ваша мигрень?— спросил капитан.
— Пока держится.
— Сочувствую. Ведь вы, должно быть, сильно озабочены, верно?
— Что, опять подозрения?— хрипло спросил Хинч.
— Пока только предположения. Я вам кое-что принес.
— Пожалуйте в кабинет.
— Спасибо. Вот взгляните.— Капитан поставил портфель на огромный письменный стол Хинча и достал фотографию.— Узнаете?
— Да. Это та самая рыжеволосая женщина, о которой я вам говорил. Подруга Евы Борошш.
— Вы вспомнили ее имя?
— Нет.
— Ее зовут Жофия Бакони. Мы ее нашли.
— Вот как?..— Привычным движением Хинч снял очки и стал их протирать.— Это меня радует. А какое отношение это имеет ко мне?
— Я подумал, вам это интересно.
— Почему это должно меня интересовать?
— Вы были близко знакомы с ее женихом, Гезой Халасом.
— Ну и что же?
— Жофию Бакони сегодня утром убили. Мы нашли ее мертвой в собственной квартире.
На лице доктора промелькнул испуг, что не ускользнуло от внимания капитана.
— Так что вы на это скажете?— спросил он.
— А что я могу сказать?— удивился Хинч.
— Что вы об этом думаете?
— Право, не знаю...
— Тогда я вам скажу: вы испугались. Вероятно, потому, что это сделали вы. Или потому, что вы знаете или, по крайней мере, подозреваете, кто убийца. В этом случае почти наверняка и до вас тоже дойдет очередь. Вы ведь об этом подумали, верно?
Доктор Хинч сел в кресло. Выражение его лица снова стало непроницаемым.
— Когда это случилось?—спросил он.
— Как я уже говорил, сегодня утром.
— В таком случае у меня есть алиби. Я разговаривал с вами.
— С восьми часов. А до этого?
— Был дома.
— У вас есть свидетели?
— Нет. Но зачем мне было ее убивать?
— Я предполагаю, что Жофия Бакони была свидетельницей первого убийства.
— Но позвольте!..
— Вы заявили, что вчера в пять часов вечера были у себя в кабинете. И в качестве свидетеля сослались на пациентку...
— Петерди!
— Имя которой вы не записали в свой журнал. А почему? Боялись, что мы ее найдем. Ведь в пять часов вас здесь не было. Вы пришли после пяти, причем с двадцатого этажа. Через несколько минут после того, как вытолкнули из окна Еву Борошш!
— Неправда!— закричал доктор Хинч.
— А что же тогда правда?
— Просто я забыл записать имя пациентки, потому что... ну в это время к дому подъехала «скорая помощь», и я выглянул в окно, мне было интересно посмотреть, что там случилось.
— Интересно? Почему?
— Кому ж это не интересно, когда под окнами останавливается «скорая помощь»?
Пооч недовольно покачал головой.
— Если бы дело было только в этом, вы бы не назвали имя другой пациентки, а сознались бы, что просто забыли записать. Значит, у вас были серьезные причины! Только какие?
— Я же сказал, что нет!
— Тогда я попробую угадать сам. Вы, доктор, отрицаете любой факт, указывающий на вашу связь с Евой Борошш или с кем-то из ее друзей. Вы ничего не знаете, ничего не видели и не слышали. Хотя одного из них, некоего Гезу Халаса, вы очень хорошо знали.
— Только как врач!
Пооч снова покачал головой.
— На скупщиков особенно не рассчитывайте. Выдают имя продавца, как только дело коснется их собственной шкуры!
— Позвольте... Как вы себе это представляете!— возмутился Хинч.
— А вот как: украденная у Евы Борошш коллекция старинных монет и медалей, состоящая на учете как национальное достояние, через Гезу Халаса попала к вам в руки, а от вас уже — к скупщикам.
— Все это только предположения,— отмахнулся Хинч.— Спросите у Гезы Халаса!
— Спросим, когда... Хинч насторожился.
— Когда?..
— Когда найдем,— договорил капитан.
— Вот как!— Доктор поудобнее уселся в кресло.— А сейчас-чего вы от меня хотите?
— Ну как вам сказать...— Пооч в раздумье глядел на Хинча.— Я могу арестовать вас по подозрению в убийстве или в убийстве с целью ограбления. Или в воровстве. Перечислять дальше? А вы что выберете?
Хинч неприязненно посмотрел на капитана.
— Ничего. Я ни в чем не виновен.
— А как же имя пациентки?
— Я ошибся.
— А украденная коллекция?
— Я не имею к этому никакого отношения!
— Тогда еще кое-что: вчера после пяти вечера вы слышали в приемной чьи-то шаги. Верно?
— Да.
— А чьи это были шаги, вы не знаете?
— Нет.
— Вы никого не видели?
— Нет.
— Что это были за шаги?
— Неужели это важно?— изумился Хинч.
— Петля ведь на вашей шее, а не на моей,— пожав плечами, сказал Пооч.
— Но какое отношение эти шаги имеют к убийству?
— Возможно, это были шаги убийцы.
— Это исключено!— возразил Хинч.— Ведь шаги были женские!
— Да что вы говорите?
Хинч понял, что сболтнул лишнее, и покраснел.
— А что я такого сказал?
— Откуда вы знаете, что убийца — мужчина?
— Я этого не знаю.
— Вы только что сказали...
— Я оговорился! Случайно. Но я полагаю, что это был мужчина, потому что у женщины не хватит на это сил...
— На что?
— На то, чтобы поднять тело и выбросить его в окно.
— Так,— произнес Пооч, затем достал сигарету и поглядел на ее кончик.— Вы могли бы мне дать нож для разрезания бумаги? Он уже нашелся?
Лоб доктора Хинча блестел от пота.
— Пожалуйста,— пробормотал он и полез в ящик.— Он и не терялся, все время был здесь.
— Утром вы сказали, что он куда-то делся.
— Я ошибся,— сказал Хинч и протянул нож капитану.
— Замечательная вещица.— Пооч повертел нож в руках.— Почему, собственно, вы называете его ножом для разрезания бумаги? Это же настоящий кинжал. Вещь, предназначенная для убийства. Вы им еще не пользовались?— спросил он, возвращая нож.
— Для убийства?—спросил Хинч, вздрогнув.
— Нет,— улыбнулся капитан.— Для разрезания бумаги. Хинч убрал нож в ящик.
— Вещь совершенно ненужная. Я совсем им не пользуюсь. Просто память о моем друге. Бывшем друге. Приятно сознавать, что он обо мне вспомнил.
— А вы не задумывались, почему он подарил вам именно эту вещь?
— Вещь ценная. Серебряная. Мой друг Борошш занимался стариной.
— Да, я знаю. Семнадцатым веком. Вы бы узнали драгоценности?
— Какие драгоценности?
— Которые Михай Борошш оставил своей жене. И которые пропали из ее дома.
— Я никогда их не видел.
— Так, у меня к вам еще один вопрос. Мне нужно подробное описание внешности Гезы Халаса. Как я уже говорил, мы его разыскиваем. Будем делать фоторобот. Вы хорошо знаете Гезу.
— Именно я должен описать его внешность?
— Да, именно вы.
— Может быть, кто-то другой сделает это лучше меня?
— Так вы отказываетесь?
— Нет-нет, что вы!— поспешно воскликнул доктор.— Мне известно, что долг каждого гражданина оказывать помощь работе милиции... вот только...
— И пожалуйста, поточнее,— перебил его Пооч.
— Хорошо. Лет тридцати...
— Напишите все это,— сказал капитан.— Возможно, я вас потом вызову для составления точного портрета.
Хинч достал ручку, вынул из ящика лист бумаги и склонился над столом. Спустя некоторое время он протянул листок капитану.
— Вот, пожалуйста. Этого достаточно?
Пооч пробежал глазами написанное и кивнул. Затем убрал сигару, которую так и не закурил, листок положил в портфель рядом с фотографией Жофии.
— До свидания, доктор.
— Вы меня не арестуете? — спросил его Хинч.
— Нет,— улыбнулся Пооч.— Оставлю здесь... в качестве приманки.
— Я думал, что за домом установлено наблюдение,— сказал Хинч и встал с кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Берци хмыкнул.
— Если это тот самый Геза Халас, которого я знал, то выходит, что у нее действительно был брат.
Берта Микич подняла глаза от поваренной книги.
— Лилла, а яйца ты положила в тесто?
— Положила. Тебе известно что-нибудь об этом Гезе Халасе?
— С тех самых пор — ничего. Значит, для этого я тебе понадобился?
— Ну да. Странно все-таки, когда имеешь отношение к таким вещам.
— Ну какое отношение ты имеешь к женщине, которая живет по соседству с твоим гинекологом? Вернее, жила.
— Ну все-таки...— Лилла пожала плечами.— Во всяком случае, я страшно расстроилась, и хотела тебе обязательно рассказать, и спросить тебя, как ты считаешь, стоит мне узнавать у доктора Хинча, что там случилось на самом деле?
— Почему тебя это так интересует?
— Да просто так. Прочитала в газете... Так что ж ты мне посоветуешь?
— Как можно быстрей найти себе другого врача. Неужели тебе обязательно надо ходить в этот пижонский район, где все стоит в три раза дороже, чем здесь? Чтобы потом хвалиться, да? Ничего удивительного, что тебе вечно не хватает денег. Что вы на это скажете, Берта?
Микич отложила поваренную книгу.
— Не ругайте вы эту несчастную женщину! Знаете, как ей приходится экономить! Что теперь купишь на эти деньги? Ничего! А детям все время что-нибудь нужно!
— Успокойтесь,— рассмеялся Берци.— Можете ее не защищать! Уж я-то знаю свою жену! Новый телевизор, новый холодильник, новая шуба... А я все это должен оплачивать!
— Теперь уже не должны. Ведь вы в разводе.
— Ну, Берта!—с коротким смешком сказала Лилла.— Что ж ты настраиваешь его против меня? Можно его не учить, у него своя голова на плечах! Он прекрасно знает, как обвести меня вокруг пальца.
— Я делаю все, как мы договорились,— недовольно взглянув на нее, сказал Берци.— Разве нет?
— Насколько мне это известно.
— Тебе все известно. Лилла резко вскинула голову.
— А взнос за телевизор?— спросила она.— Принес?
— Конечно.
— Всю сумму?
— У меня в портфеле.
— Значит, все, как договорились,— сказала Лилла и горько усмехнулась.
Берталан Керекеш хотел было что-то сказать, но передумал. Лилла протянула ему чашечку кофе. Он отпил глоток.
— Крепкий, как всегда. Такой кофе только ты умеешь варить. С тобой никто не может сравниться! Всегда крепкий, горячий и горький. Мне так этого не хватает!
Лилла отвернулась и принялась убираться на кухонном столе. Микич по-прежнему листала поваренную книгу.
— Ну если у тебя все,— сказал Берци, ставя чашечку на стол,— я пойду. Скоро загляну опять, так что постарайся не поднимать слишком много шума, когда я тебе снова понадоблюсь. Лучше подожди, пока я сам приду, я ведь бываю у тебя довольно часто! Поцелуй от меня детей... В следующий раз я схожу с ними в кино. Спасибо тебе...— Он поцеловал Лиллу в шею.
Когда за Берталаном закрылась дверь, Микич спросила:
— Ты соль положила?
Лилла смотрела на лежавшее перед ней тесто, но думала совсем о другом... Уже десять лет она знает Берци. Ей тогда едва исполнилось восемнадцать, а Берци — двадцать два. И они всегда с полуслова понимали друг друга. А ведь большинство людей даже не знают, что такое любовь.
— Ты что-то сказала, Берта?
По ее голосу Берта почувствовала, что она плачет.
— Я спросила, положила ли ты в тесто соль. Не плачь! Чего тебе плакать-то? Ты же знаешь, что Берци тебя любит. Только тебя одну. Если бы ты сама с ним не развелась, он бы от тебя никогда не ушел. Ведь он и сейчас... Ну не плачь! Лилла повернулась к Берте, глаза ее были полны слез.
— Знаешь, Берта, если бы все было так просто... как ты говоришь... и если бы Берци меня так любил...— не договорив, Лилла ушла в комнату и закрыла за собой дверь.
Вздохнув, Берта принялась месить тесто.
— Ну вот мы и снова встретились!—сказал Пооч.
На хмуром лице Хинча не отразилось дружеских чувств.
— Входите. Впрочем, вы не нуждаетесь в приглашении.— Доктор посторонился, пропуская капитана Пооча.— Смелее, вы уже знаете, куда идти. Что вам опять от меня надо?
— Как ваша мигрень?— спросил капитан.
— Пока держится.
— Сочувствую. Ведь вы, должно быть, сильно озабочены, верно?
— Что, опять подозрения?— хрипло спросил Хинч.
— Пока только предположения. Я вам кое-что принес.
— Пожалуйте в кабинет.
— Спасибо. Вот взгляните.— Капитан поставил портфель на огромный письменный стол Хинча и достал фотографию.— Узнаете?
— Да. Это та самая рыжеволосая женщина, о которой я вам говорил. Подруга Евы Борошш.
— Вы вспомнили ее имя?
— Нет.
— Ее зовут Жофия Бакони. Мы ее нашли.
— Вот как?..— Привычным движением Хинч снял очки и стал их протирать.— Это меня радует. А какое отношение это имеет ко мне?
— Я подумал, вам это интересно.
— Почему это должно меня интересовать?
— Вы были близко знакомы с ее женихом, Гезой Халасом.
— Ну и что же?
— Жофию Бакони сегодня утром убили. Мы нашли ее мертвой в собственной квартире.
На лице доктора промелькнул испуг, что не ускользнуло от внимания капитана.
— Так что вы на это скажете?— спросил он.
— А что я могу сказать?— удивился Хинч.
— Что вы об этом думаете?
— Право, не знаю...
— Тогда я вам скажу: вы испугались. Вероятно, потому, что это сделали вы. Или потому, что вы знаете или, по крайней мере, подозреваете, кто убийца. В этом случае почти наверняка и до вас тоже дойдет очередь. Вы ведь об этом подумали, верно?
Доктор Хинч сел в кресло. Выражение его лица снова стало непроницаемым.
— Когда это случилось?—спросил он.
— Как я уже говорил, сегодня утром.
— В таком случае у меня есть алиби. Я разговаривал с вами.
— С восьми часов. А до этого?
— Был дома.
— У вас есть свидетели?
— Нет. Но зачем мне было ее убивать?
— Я предполагаю, что Жофия Бакони была свидетельницей первого убийства.
— Но позвольте!..
— Вы заявили, что вчера в пять часов вечера были у себя в кабинете. И в качестве свидетеля сослались на пациентку...
— Петерди!
— Имя которой вы не записали в свой журнал. А почему? Боялись, что мы ее найдем. Ведь в пять часов вас здесь не было. Вы пришли после пяти, причем с двадцатого этажа. Через несколько минут после того, как вытолкнули из окна Еву Борошш!
— Неправда!— закричал доктор Хинч.
— А что же тогда правда?
— Просто я забыл записать имя пациентки, потому что... ну в это время к дому подъехала «скорая помощь», и я выглянул в окно, мне было интересно посмотреть, что там случилось.
— Интересно? Почему?
— Кому ж это не интересно, когда под окнами останавливается «скорая помощь»?
Пооч недовольно покачал головой.
— Если бы дело было только в этом, вы бы не назвали имя другой пациентки, а сознались бы, что просто забыли записать. Значит, у вас были серьезные причины! Только какие?
— Я же сказал, что нет!
— Тогда я попробую угадать сам. Вы, доктор, отрицаете любой факт, указывающий на вашу связь с Евой Борошш или с кем-то из ее друзей. Вы ничего не знаете, ничего не видели и не слышали. Хотя одного из них, некоего Гезу Халаса, вы очень хорошо знали.
— Только как врач!
Пооч снова покачал головой.
— На скупщиков особенно не рассчитывайте. Выдают имя продавца, как только дело коснется их собственной шкуры!
— Позвольте... Как вы себе это представляете!— возмутился Хинч.
— А вот как: украденная у Евы Борошш коллекция старинных монет и медалей, состоящая на учете как национальное достояние, через Гезу Халаса попала к вам в руки, а от вас уже — к скупщикам.
— Все это только предположения,— отмахнулся Хинч.— Спросите у Гезы Халаса!
— Спросим, когда... Хинч насторожился.
— Когда?..
— Когда найдем,— договорил капитан.
— Вот как!— Доктор поудобнее уселся в кресло.— А сейчас-чего вы от меня хотите?
— Ну как вам сказать...— Пооч в раздумье глядел на Хинча.— Я могу арестовать вас по подозрению в убийстве или в убийстве с целью ограбления. Или в воровстве. Перечислять дальше? А вы что выберете?
Хинч неприязненно посмотрел на капитана.
— Ничего. Я ни в чем не виновен.
— А как же имя пациентки?
— Я ошибся.
— А украденная коллекция?
— Я не имею к этому никакого отношения!
— Тогда еще кое-что: вчера после пяти вечера вы слышали в приемной чьи-то шаги. Верно?
— Да.
— А чьи это были шаги, вы не знаете?
— Нет.
— Вы никого не видели?
— Нет.
— Что это были за шаги?
— Неужели это важно?— изумился Хинч.
— Петля ведь на вашей шее, а не на моей,— пожав плечами, сказал Пооч.
— Но какое отношение эти шаги имеют к убийству?
— Возможно, это были шаги убийцы.
— Это исключено!— возразил Хинч.— Ведь шаги были женские!
— Да что вы говорите?
Хинч понял, что сболтнул лишнее, и покраснел.
— А что я такого сказал?
— Откуда вы знаете, что убийца — мужчина?
— Я этого не знаю.
— Вы только что сказали...
— Я оговорился! Случайно. Но я полагаю, что это был мужчина, потому что у женщины не хватит на это сил...
— На что?
— На то, чтобы поднять тело и выбросить его в окно.
— Так,— произнес Пооч, затем достал сигарету и поглядел на ее кончик.— Вы могли бы мне дать нож для разрезания бумаги? Он уже нашелся?
Лоб доктора Хинча блестел от пота.
— Пожалуйста,— пробормотал он и полез в ящик.— Он и не терялся, все время был здесь.
— Утром вы сказали, что он куда-то делся.
— Я ошибся,— сказал Хинч и протянул нож капитану.
— Замечательная вещица.— Пооч повертел нож в руках.— Почему, собственно, вы называете его ножом для разрезания бумаги? Это же настоящий кинжал. Вещь, предназначенная для убийства. Вы им еще не пользовались?— спросил он, возвращая нож.
— Для убийства?—спросил Хинч, вздрогнув.
— Нет,— улыбнулся капитан.— Для разрезания бумаги. Хинч убрал нож в ящик.
— Вещь совершенно ненужная. Я совсем им не пользуюсь. Просто память о моем друге. Бывшем друге. Приятно сознавать, что он обо мне вспомнил.
— А вы не задумывались, почему он подарил вам именно эту вещь?
— Вещь ценная. Серебряная. Мой друг Борошш занимался стариной.
— Да, я знаю. Семнадцатым веком. Вы бы узнали драгоценности?
— Какие драгоценности?
— Которые Михай Борошш оставил своей жене. И которые пропали из ее дома.
— Я никогда их не видел.
— Так, у меня к вам еще один вопрос. Мне нужно подробное описание внешности Гезы Халаса. Как я уже говорил, мы его разыскиваем. Будем делать фоторобот. Вы хорошо знаете Гезу.
— Именно я должен описать его внешность?
— Да, именно вы.
— Может быть, кто-то другой сделает это лучше меня?
— Так вы отказываетесь?
— Нет-нет, что вы!— поспешно воскликнул доктор.— Мне известно, что долг каждого гражданина оказывать помощь работе милиции... вот только...
— И пожалуйста, поточнее,— перебил его Пооч.
— Хорошо. Лет тридцати...
— Напишите все это,— сказал капитан.— Возможно, я вас потом вызову для составления точного портрета.
Хинч достал ручку, вынул из ящика лист бумаги и склонился над столом. Спустя некоторое время он протянул листок капитану.
— Вот, пожалуйста. Этого достаточно?
Пооч пробежал глазами написанное и кивнул. Затем убрал сигару, которую так и не закурил, листок положил в портфель рядом с фотографией Жофии.
— До свидания, доктор.
— Вы меня не арестуете? — спросил его Хинч.
— Нет,— улыбнулся Пооч.— Оставлю здесь... в качестве приманки.
— Я думал, что за домом установлено наблюдение,— сказал Хинч и встал с кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28