– Пойдемте танцевать.
Мне танцевать не хотелось, но во время танцев говорить с нею было удобнее, чем за столом.
– Итак? – начал я, когда мы заскользили по паркету.
– Вы хотите меня выдать? – прошептала она, пошевелив пальцами, зажатыми в моей руке.
Я сделал удивленное лицо, хотя ничуть не был удивлен.
– А что я могу выдать?
– Многое. И вы отлично это знаете. Я еще вчера вечером догадалась, что вы знаете. Мне тоже ваше лицо знакомо, но не могу припомнить, где я вас видела. Меня это всю ночь мучило.
– Не понимаю, какое это имеет значение, – сказал я. – И если бы я даже хотел вас «выдать», как вы выразились, я не знал бы, что именно можно выдать и кому. Так что оставим этот разговор, хорошо?
Она искоса посмотрела на меня, кивнула головой и заулыбалась, как прежде. Музыка умолкла, но вокруг захлопали, и оркестр снова заиграл. Мы с Шейлой все танцевали.
– Вот не думал, что в английских заводских городах бывают такие рестораны, – заметил я.
– А их нигде и нет, – ответила она быстро. – Это только нам в Грэтли так повезло. Да и долго ли он продержится…
– А кто владелец?
– Как, вы разве его не знаете? Да вот он стоит – вон тот плюгавенький… Да-да, это и есть хозяин «Трефовой дамы» мистер Сеттл. Никогда не подумаешь, правда?
– Нет. Можно всю жизнь на него смотреть и не догадаться!
Танцуя, мы приблизились к человеку, на которого указывала Шейла, и я захотел проверить, не ошибся ли я.
– Вы имеете в виду вот этого человечка, да?
– Да. Это мистер Сеттл, – повторила Шейла.
Он увидел ее и с улыбкой поклонился. Но затем увидел меня и перестал улыбаться. Его фамилия была не Сеттл, и я готов был держать пари на весь остаток моего годового заработка, что он, может быть, управляющий этого заведения, но ни в коем случае не его владелец. Я знавал его в Глазго – в период, когда миссис Джесмонд видела меня там. Тогда его звали Фенкрест, и он был так беден, что не мог бы заплатить даже за вилки и ложки такого ресторана, не говоря уже обо всем остальном. Он не знал, что я работаю в Отделе, не знал даже, вероятно, о существовании Отдела. Но в Глазго он встречал меня в обществе одного полицейского чиновника, а может быть, и двух-трех, и, наверное, думал, что я имею какое-то отношение к полиции. Во всяком случае, улыбка его испарилась, а секунды через две испарился из зала и он сам. Да, судя по всему, «Трефовая дама» далее без жареных уток и вин была прелюбопытным местечком!
– У вас такой довольный вид! – сказала Шейла.
– Я доволен, что попал сюда. Очень мило со стороны миссис Джесмонд, что она меня пригласила.
– Она любит время от времени «праздновать», как она выражается, а в промежутках мы с нею подолгу не видимся. Впрочем, «мы» – это все, кроме летчиков и армейцев, за которыми она охотится. Они-то с нею видятся, но где и когда – кто их знает.
– Некрасиво, Шейла, говорить такие вещи о даме, у которой мы в гостях, – заметил я. – Однако я вижу, все наши вышли из-за стола. Чем бы теперь заняться?
– Сходить опять к Джо и попросить у него два виски с содовой, – сказала Шейла. По дороге в бар она объяснила мне, что Джо – находка для «Трефовой дамы», что он развлекает публику, что он здесь самый полезный человек и его любит вся их компания. Одним словом, Джо – прелесть.
– Думаю, что и я его полюблю, – заметил я, мысленно спрашивая себя, куда девались миссис Джесмонд и мистер Периго. В баре их тоже не оказалось. Должно быть, здесь где-то была гостиная.
Джо рассказывал толпившимся у стойки молодым людям анекдот о начальнике ПВО и вдове. Анекдот имел успех. Когда он был досказан и я получил виски, я с большим удовлетворением заметил, что двое военных усердно занимают Шейлу. Я передал ей стакан, торопливо выпил свою порцию и вышел, в сущности, не решив еще, что сейчас предпринять.
В коридоре за столовой я обнаружил дверь с надписью: «Посторонним вход запрещен». Я быстро распахнул ее, крикнул: «Ах, простите!» – и захлопнул снова. Я думал найти там Фенкреста – похоже было, что здесь кабинет управляющего, – но Фенкреста в комнате не оказалось. Зато тут был другой – и кто же? Тот самый толстяк-иностранец, которого я уже видел сегодня вечером в театре.
В конце коридора налево был вход в большую крикливо убранную гостиную, где люди сидели за столиками, пили, слушали радио. Немного постояв у двери, я убедился, что здесь благополучно обретаются мистер Периго, обе скучные дамы и офицер. Напротив двери вверх уходила лестница, узкая и плохо освещенная. Но я и при этом освещении сумел разглядеть, что по ней осторожно и бесшумно спускается Фенкрест, ныне Сеттл. На этот раз ему не удалось от меня ускользнуть.
– Хэлло! – ухмыльнулся я.
– А, здравствуйте! Мистер Нейлэнд, если не ошибаюсь?
– Совершенно верно. А вас как теперь прикажете называть?
– Пойдемте ко мне в кабинет, – сказал он поспешно. – Выпьем.
Он привел меня в ту самую комнату, куда я заглянул несколько минут назад, но иностранца там уже не было. В глубине кабинета я заметил вторую дверь.
– Видите ли, мистер Нейлэнд, – начал Фенкрест довольно неуверенно, – я… у меня вышли неприятности с женой как раз в то время, когда мы с вами встретились в первый раз в… постойте, где же это было?
– Это было в Глазго, и у вас вышли неприятности не только с женой, но и с полицией, – подсказал я. «Неприятности» у Фенкреста вышли после аферы, имевшей отношение к министерству торговли, – кажется, речь шла о лицензии на экспорт, – и меня все это касалось лишь постольку, поскольку Фенкрест мог быть связан с людьми, представляющими интерес для нашего отдела. Но Фенкрест и сам был скользкий человечишка и внушал мне антипатию. Такие всегда способны на что-нибудь нечестное – и не потому, что они жулики по природе, а просто потому, что любят легкую наживу и беззаботную жизнь и не любят работать. Их тысячи, и чем скорее их вытащат из их укрытий – контор и кабинетов – и заставят рубить деревья или чинить дороги, тем будет лучше для всех остальных.
– Это было просто недоразумение, – сказал он торопливо. – Как я уже говорил вам, у меня были нелады с женой, и поэтому, когда мне предложили здесь место, я переменил фамилию, чтобы жена меня не разыскала. Вот и все. Выпьете чего-нибудь, мистер Нейлэнд?
– Нет, благодарю. Почему вас здесь считают владельцем «Трефовой дамы»?
– А откуда вы знаете, что я не владелец?
– Вы бы еще спросили, откуда я знаю, что вы не чемпион Королевского флота в тяжелом весе!
– Это другое дело. Достаточно взглянуть на меня.
– Вот это самое я и делаю. – И я действительно с полминуты смотрел на него в упор. Ему было явно не по себе от моего взгляда, и он ерзал на стуле, хватаясь то за свой стакан, то за портсигар.
– Скажите, кто же хозяин этого заведения?
Он опасливо огляделся по сторонам. Дернул плечами. Потер лысеющую макушку. Он был очень смущен, а я наслаждался его смущением.
– Ну, кто же все-таки?
– Не думаю, что вы имеете право об этом спрашивать. И мне неудобно отвечать на ваш вопрос.
– Вам очень удобно отвечать, Фенкрест. Я задаю его вторично, а имею я на это право или нет, – не ваше дело. Говорите же!
Он сдался.
– Владелица – миссис Джесмонд, – пробормотал он. – Но об этом никто здесь не должен знать, так что вы меня не подведите. Вы сегодня обедали с нею, да?
– Да. И обед был превосходный. Кто она такая?
– Честное слово, мистер Нейлэнд, я и сам о ней почти ничего не знаю, – ответил он, на этот раз искренно. – Она, кажется, вдова и жила на широкую ногу, последние годы на Ривьере. Уехала оттуда перед самым падением Франции. У нее, должно быть, в Англии громадное состояние. Она купила эту гостиницу просто из прихоти и содержит ее для развлечения. Некоторые из нашего штата – например, повар и Джо – ее старые знакомые, и она их взяла на службу, чтобы им помочь.
– Джо она, наверное, знавала, когда он работал у Борани?
– Да. А после того, как Борани разбомбили, Джо остался без дела, и нервы у него совсем сдали. Он захотел уехать из Лондона, и она привезла его сюда.
Во всей этой истории одно только было неладно: не совпадали даты. Я случайно знал, что ресторан Борани разбомбили в октябре 1940 года. Выходит, что нервы у Джо сдавали целый год, а уж потом он приехал в Грэтли.
– Да, вам повезло, что удалось заполучить Джо. Он, кажется, настоящая приманка для публики… А что, «Трефовая дама», наверное, золотое дно?
– Дело идет хорошо, – подтвердил он, – но главным образом потому, что у нас имелись большие запасы консервов, вин и ликеров.
– Как-нибудь на днях вы мне укажете, Фенкрест, где можно купить несколько банок таких омаров, как нам подавали сегодня.
В дверь постучали. Фенкреста вызвал по делу один из официантов.
– Простите, – извинился он и спокойно, без колебаний, оставил меня в своем кабинете, из чего я немедленно заключил, что здесь нет ничего достойного внимания. Поэтому, как только Фенкрест вышел, я обследовал вторую дверь, через которую, должно быть, ушел иностранец. Она оказалась незапертой и выходила прямо на узкую и темную лестницу. Я закрыл за собой дверь и, освещая путь электрическим фонариком, тихонько поднялся наверх. Здесь лестница упиралась в другую дверь, тоже незапертую, а за ней оказалась небольшая площадка – видимо, передняя чьей-то квартиры. Из комнаты справа – вероятно, гостиной – доносились голоса. Но, даже приложив ухо к двери, я не мог их узнать, не мог разобрать ни единого слова.
В маленькой передней было совсем темно, и только из-под дальней двери, выходившей в главный коридор, пробивался узкий луч света. От этой двери до меня вдруг донесся легкий шум, и я увидел вертикальную полоску света, которая быстро расширялась: кто-то очень тихо и осторожно открывал дверь. Я отступил назад, плотно прижался к стене в таком месте, куда не падал свет из коридора и откуда я мог увидеть того, кто открывал дверь.
Это был мистер Периго. Едва я узнал его, как он прошмыгнул в переднюю и бесшумно закрыл за собой дверь. Сделано это было очень ловко и быстро. Если он выучился подобным штукам, когда промышлял предметами искусства, он, должно быть, обделывал тогда любопытные делишки.
Итак, мы стояли оба в этом темном и тесном пространстве. Я затаил дыхание. Я понимал, что он занят тем, чем был занят я полминуты назад: пытается подслушать разговор в гостиной. Следовательно, он стоит у самой двери, и нас разделяет вся ширина передней. Но такое положение не может длиться долго.
Вдруг, совершенно неожиданно, дверь широко распахнулась. В осветившейся передней стоял мистер Периго (который с быстротой молнии отскочил от замочной скважины и выпрямился), а за его спиной я, так что всякий мог подумать, что мы с ним только что пришли вместе. На пороге появился смуглый иностранец с кожаным чемоданчиком в руке, а следом за ним миссис Джесмонд, и сразу видно было, что она у себя дома. Миленькое положение!
Кому-нибудь надо было заговорить – и поскорее.
– Извините, миссис Джесмонд, – начал я, – мистер Сеттл сказал нам, что вы здесь наверху. Но, разумеется, если вы заняты, то…
– Мы с Нейлэндом как раз подумали, не лучше ли нам уйти, – подхватил мистер Периго самым естественным тоном.
– Нет, разумеется, нет, – возразила с улыбкой миссис Джесмонд. – Входите же! И вы тоже, мистер Тимон, вы непременно должны еще немножко побыть с нами. Некуда вам спешить… Он всегда так занят… – добавила она, обращаясь к нам. Все это говорилось, чтобы дать мистеру Тимону прийти в себя, так как он был явно испуган нашим неожиданным появлением. Сделав над собой большое усилие, он пробормотал что-то нечленораздельное, попробовал улыбнуться и пошел обратно в гостиную, а мы за ним.
Описывая свою первую встречу в поезде с этим человеком, я говорил, что он слишком явно похож на иностранца, чтобы быть шпионом и представлять для меня какой-либо интерес. Я не слежу за людьми, у которых словно на лбу написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33