Как еще заставить власти принять необходимые меры предосторожности? Они подсчитали, что бомба разрушит от четырех до шести кварталов Нью-Йорка, и сожалели, что взрыв унесет много человеческих жизней. Но для человечества это будет невысокая цена за то, чтобы увидеть ошибочность избранного пути. Должна быть создана безотказная система безопасности, все страны мира обязаны запретить производство ядерных бомб.
В среду Грессе и Тиббот оставались работать в лаборатории, пока все в институте не разошлись по домам, и тогда у них начался спор – должны ли они позвонить властям и предупредить их. Поначалу в их намерения совершенно не входило взрывать бомбу. Они хотели увидеть свое письмо-предупреждение напечатанным в «Нью-Йорк Таймс», и тогда они отправились бы в Нью-Йорк и обезвредили бомбу. Но теперь это уже становилось противостоянием. Неужели к ним можно относиться, как к детям, когда они так много могут сделать для человечества? Собираются ли их выслушать? Во всяком случае, они не намерены продолжать свою научную работу, чтобы ее использовали не по назначению политические структуры.
Они избрали Нью-Йорк для наказания потому, что во время поездок туда ужаснулись от ощущения зла, которое, казалось, переполняло его улицы. Нищие, угрожающие прохожим, наглые водители машин, грубые продавцы в магазинах, бесчисленные грабежи, нападения на улицах, убийства. Особенно их возмутил Таймс-сквер, забитый людьми, как выгребная яма тараканами. На Таймс-сквер сводники, торговцы наркотиками, проститутки выглядели настолько опасными, что Грессе и Тиббот в ужасе ретировались в свой номер в отеле. И в состоянии этого вполне оправданного раздражения они решили спрятать бомбу именно на Таймс-сквер. Они ужаснулись бы, если бы кто-то обратил их внимание на то, что большинство лиц, увиденных ими на Таймс-сквер, принадлежат неграм.
Адам Грессе и Генри Тиббот, как и вся страна, негодовали, когда по телевидению показали убийство Терезы Кеннеди. Но при этом они еще испытали легкое раздражение при мысли, что это событие отвлечет внимание от их операции, гораздо более важной для судеб человечества.
Они начинали нервничать. Адам заметил специфическое позвякивание своего телефона, обратил внимание на то, что за его машиной, похоже, следят. Он весь напрягся, когда какие-то люди проходили мимо него на улице. Обо всем этом он рассказал Тибботу.
Генри Тиббот был очень высокий и худой молодой человек. Казалось, он состоит из проводов, соединенных обрывками мышц и просвечивающей кожи. Он обладал более глубоким научным мышлением, чем Адам, и более крепкими нервами.
– Ты ведешь себя, – сказал он Адаму, – как преступник, и это естественно. При каждом стуке в дверь я думаю, что это агенты ФБР.
– А если однажды так и будет? – спросил Адам Грессе.
– Надо молчать, пока не появится адвокат, – ответил Генри Тиббот. – Это самое важное. Мы получим двадцать пять лет только за то, что написали письмо, так что, если бомба взорвется, нам добавят всего несколько лет.
– Ты думаешь, что они могут напасть на наш след? – испугался Адам.
– У них нет ни малейшего шанса, – отозвался Генри Тиббот.
– Мы избавились от всего, что может служить доказательством. Господи, неужели они умнее нас?
Эти аргументы успокоили Адама, и все-таки он еще колебался.
– Может, нам самим позвонить и сказать им, где она спрятана?
– Нет, – возразил Генри Тиббот. – Они сейчас настороже, а наш звонок наведет их на след. Для них это единственный шанс схватить нас. Только помни, если дела пойдут плохо, надо держать язык за зубами. А теперь давай работать.
Адам Грессе и Генри Тиббот в тот вечер работали в лаборатории допоздна, потому что им хотелось быть вместе. Они испытывали потребность говорить о содеянном и о возможности выхода из ситуации. Это были молодые люди с сильной волей, собственными убеждениями, презрением к власти, отказывающейся прислушиваться к разумным доводам. Хотя они выстраивали математические формулы, способные изменить судьбу человечества, но не имели никакого представления о сложностях цивилизации. Прекрасные ученые, они еще не доросли до понимания гуманности.
Когда они уже собирались уходить, позвонил отец Генри Тиббота.
– Сын, слушай меня внимательно, – сказал он Генри. – Тебя сейчас арестует ФБР. Ничего не говори им, пока тебе не разрешат встретиться с адвокатом. Ничего не говори. Я знаю…
В этот момент дверь распахнулась, и в лабораторию ворвались люди.
10
Богачи в Америке, без сомнения, обладают гораздо более обостренным социальным сознанием, чем богачи в любой другой стране мира. Особенно это касается людей чрезвычайно богатых, тех, кто владеет и управляет огромными корпорациями, реализует свою экономическую мощь в политике, в пропаганде всех форм культуры, таких как члены Сократова клуба.
Сократов сельский клуб любителей гольфа и тенниса Южной Калифорнии был создан около семидесяти лет назад, еще до того, как там стали отдыхать владельцы земель, хозяева средств массовой информации и кино. Это было уникальное место отдыха, только очень богатые люди могли вступить в клуб. Формально вы могли быть черным или белым, евреем или католиком, мужчиной или женщиной, художником или магнатом. В действительности, в нем было очень мало негров и ни одной женщины.
Наступил момент, когда Сократов сельский клуб превратился в клуб для самых просвещенных, самых достойных богачей. Осторожности ради бывший заместитель директора оперативного отдела ЦРУ был здесь руководителем системы охраны, а снабженные электроникой ограды являлись самыми высокими в Америке.
Четыре раза в году клуб использовался как убежище для пятидесяти или ста человек, которые в действительности владели всем в Америке. Они приезжали сюда на неделю, и на это время обслуживающий персонал сокращался до минимума. Приезжие сами убирали за собой постели, готовили выпивку, а кое-кто по вечерам даже сам готовил на свежем воздухе шашлыки. Конечно, оставались несколько официантов, поваров и горничных, ну и, конечно, важных гостей сопровождали неизбежные помощники – в конце концов, мир американского бизнеса и политики не мог останавливаться, пока они перезаряжают свои умственные батареи.
В течение этой недели гости собирались небольшими группами и что-то обсуждали. Работали семинары, руководимые известными профессорами из самых знаменитых университетов, занимавшихся проблемами этики, философии, вопросами ответственности избранной элиты по отношению к своим менее удачливым согражданам. Собравшиеся слушали лекции знаменитых ученых о преимуществах и опасности ядерного оружия, об электронных вычислительных машинах, исследовании космоса, экономике.
Кроме того, они играли в теннис, плавали в бассейне, развлекались игрой в трик-трак и в бридж и допоздна разговаривали о добродетели и подлости, о женщинах и любви, о женитьбах и приключениях. Это были самые ответственные люди в американском обществе. Они пытались разрешить две задачи: стать лучше, возрождая собственную юность, и объединиться для создания лучшего общества, как они его представляли.
После совместно проведенной недели они возвращались к обычной жизни, окрыленные новыми надеждами, охваченные желанием помочь человечеству и в то же время отчетливо представляя себе, что вся эта деятельность должна быть связана с сохранением общества, а также с укреплением их личных отношений, которые могут помочь делать бизнес.
На этот раз такая неделя началась в понедельник, после Пасхального воскресенья. Из-за кризиса, вызванного убийством Папы и угоном самолета, в котором находилась дочь президента и ее убийства, съехалось только двадцать человек.
Самым старым среди них был Джордж Гринвелл. В свои восемьдесят лет он еще мог играть в парный теннис, но из вежливости не навязывался молодым людям, которые в таком случае вынуждены были бы играть в «щадящий» теннис. Однако в трик-трак он играл по-прежнему, как тигр.
Гринвелл считал, что национальный кризис его не касается, пока он какой-то стороной не затронет пшеницы. Ведь его компания непосредственно владела и контролировала большую часть пшеницы в Америке. Его звездный час пробил тридцать лет назад, когда США наложили эмбарго на вывоз пшеницы в Россию, что являлось политическим трюком с целью ослабить Россию в ходе холодной войны.
Джордж Гринвелл был патриотом, но не дураком. Он знал, что Россия не может поддаться такому давлению, что придуманное Вашингтоном эмбарго разорит американских фермеров. Поэтому он наплевал на президента Соединенных Штатов и начал вывозить запрещенную пшеницу через посредничество иностранных фирм, которые переправляли ее в Россию. Этим он вызвал гнев американских правительственных кругов. В конгресс были внесены законопроекты, ставившие целью уменьшить власть компании, находящейся в руках одной семьи, превратить ее в открытую акционерную компанию и поставить под контроль. Однако, деньги Гринвелла, розданные конгрессменам и сенаторам, прекратили эту глупую затею.
Гринвелл любил Сократов сельский клуб за его роскошь, которая, однако, не была настолько чрезмерной, чтобы вызывать зависть у менее удачливых. И за то, что средства массовой информации не знали о его существовании, потому что члены клуба владели большинством телевизионных компаний, газет и журналов. Кроме того, здесь он чувствовал себя молодым, способным участвовать в общественной жизни молодых людей, равных ему по степени власти.
Во время того эмбарго он получил сверхприбыль, покупая пшеницу и кукурузу у американских фермеров и продавая их значительно дороже отчаявшейся России. Однако, он дал понять, что эти сверхприбыли употребит во благо народу Соединенных Штатов. То, что он проделал, было для него делом принципа, который заключался в том, что он умнее правительственных чиновников. Сверхприбыли, исчислявшиеся сотнями миллионов долларов, были вложены в музеи, образовательные фонды, культурные программы по телевидению, особенно музыкальные, – музыка была страстью Гринвелла.
Гринвелл гордился своей образованностью, базирующейся на том, что он учился в лучших школах, где говорили, как должен вести себя в обществе воспитанный богатый человек и как он должен привлекать к себе сердца своих сограждан. Прямота в бизнесе была для него проявлением искусства, цифры в миллионы тонн пшеницы звучали в его уме так же чисто и прекрасно, как камерная музыка.
Одним из проявлений его постыдных вспышек ярости стал случай, когда молодой профессор музыки университетской кафедры, учрежденной его фондом, опубликовал статью, в которой ставил джаз и рок-н-ролл выше Брамса и Шуберта и провозглашал похороны классической музыки. Джордж Гринвелл поклялся, что профессор будет убран с кафедры, но его врожденная вежливость возобладала. А молодой профессор вслед за тем напечатал другую статью, в которой была такая фраза: «Кому нужен этот дерьмовый Бетховен?», что переполнило чашу терпения. Молодой профессор так никогда и не узнал, что же случилось, но спустя год он давал частные уроки фортепиано в Сан-Франциско.
Сократов сельский клуб обладал тщательно разработанной системой связи. В то утро, когда президент Фрэнсис Ксавье Кеннеди объявил на секретной встрече со своими советниками об ультиматуме, который он предъявит султану Шерабена, все двадцать человек, съехавшихся в Сократов сельский клуб, уже через час знали об этом. Но только Гринвелл был уверен, что информацию передал Оливер Оллифант, Оракул.
В основу принципа клуба было заложено, что эти ежегодные встречи великих бизнесменов ни в коей мере не должны использоваться для составления планов или заговоров, их цель заключалась в обсуждении общего характера задач, обмене информацией, устранении неясностей относительно обычных процессов в этом сложном обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
В среду Грессе и Тиббот оставались работать в лаборатории, пока все в институте не разошлись по домам, и тогда у них начался спор – должны ли они позвонить властям и предупредить их. Поначалу в их намерения совершенно не входило взрывать бомбу. Они хотели увидеть свое письмо-предупреждение напечатанным в «Нью-Йорк Таймс», и тогда они отправились бы в Нью-Йорк и обезвредили бомбу. Но теперь это уже становилось противостоянием. Неужели к ним можно относиться, как к детям, когда они так много могут сделать для человечества? Собираются ли их выслушать? Во всяком случае, они не намерены продолжать свою научную работу, чтобы ее использовали не по назначению политические структуры.
Они избрали Нью-Йорк для наказания потому, что во время поездок туда ужаснулись от ощущения зла, которое, казалось, переполняло его улицы. Нищие, угрожающие прохожим, наглые водители машин, грубые продавцы в магазинах, бесчисленные грабежи, нападения на улицах, убийства. Особенно их возмутил Таймс-сквер, забитый людьми, как выгребная яма тараканами. На Таймс-сквер сводники, торговцы наркотиками, проститутки выглядели настолько опасными, что Грессе и Тиббот в ужасе ретировались в свой номер в отеле. И в состоянии этого вполне оправданного раздражения они решили спрятать бомбу именно на Таймс-сквер. Они ужаснулись бы, если бы кто-то обратил их внимание на то, что большинство лиц, увиденных ими на Таймс-сквер, принадлежат неграм.
Адам Грессе и Генри Тиббот, как и вся страна, негодовали, когда по телевидению показали убийство Терезы Кеннеди. Но при этом они еще испытали легкое раздражение при мысли, что это событие отвлечет внимание от их операции, гораздо более важной для судеб человечества.
Они начинали нервничать. Адам заметил специфическое позвякивание своего телефона, обратил внимание на то, что за его машиной, похоже, следят. Он весь напрягся, когда какие-то люди проходили мимо него на улице. Обо всем этом он рассказал Тибботу.
Генри Тиббот был очень высокий и худой молодой человек. Казалось, он состоит из проводов, соединенных обрывками мышц и просвечивающей кожи. Он обладал более глубоким научным мышлением, чем Адам, и более крепкими нервами.
– Ты ведешь себя, – сказал он Адаму, – как преступник, и это естественно. При каждом стуке в дверь я думаю, что это агенты ФБР.
– А если однажды так и будет? – спросил Адам Грессе.
– Надо молчать, пока не появится адвокат, – ответил Генри Тиббот. – Это самое важное. Мы получим двадцать пять лет только за то, что написали письмо, так что, если бомба взорвется, нам добавят всего несколько лет.
– Ты думаешь, что они могут напасть на наш след? – испугался Адам.
– У них нет ни малейшего шанса, – отозвался Генри Тиббот.
– Мы избавились от всего, что может служить доказательством. Господи, неужели они умнее нас?
Эти аргументы успокоили Адама, и все-таки он еще колебался.
– Может, нам самим позвонить и сказать им, где она спрятана?
– Нет, – возразил Генри Тиббот. – Они сейчас настороже, а наш звонок наведет их на след. Для них это единственный шанс схватить нас. Только помни, если дела пойдут плохо, надо держать язык за зубами. А теперь давай работать.
Адам Грессе и Генри Тиббот в тот вечер работали в лаборатории допоздна, потому что им хотелось быть вместе. Они испытывали потребность говорить о содеянном и о возможности выхода из ситуации. Это были молодые люди с сильной волей, собственными убеждениями, презрением к власти, отказывающейся прислушиваться к разумным доводам. Хотя они выстраивали математические формулы, способные изменить судьбу человечества, но не имели никакого представления о сложностях цивилизации. Прекрасные ученые, они еще не доросли до понимания гуманности.
Когда они уже собирались уходить, позвонил отец Генри Тиббота.
– Сын, слушай меня внимательно, – сказал он Генри. – Тебя сейчас арестует ФБР. Ничего не говори им, пока тебе не разрешат встретиться с адвокатом. Ничего не говори. Я знаю…
В этот момент дверь распахнулась, и в лабораторию ворвались люди.
10
Богачи в Америке, без сомнения, обладают гораздо более обостренным социальным сознанием, чем богачи в любой другой стране мира. Особенно это касается людей чрезвычайно богатых, тех, кто владеет и управляет огромными корпорациями, реализует свою экономическую мощь в политике, в пропаганде всех форм культуры, таких как члены Сократова клуба.
Сократов сельский клуб любителей гольфа и тенниса Южной Калифорнии был создан около семидесяти лет назад, еще до того, как там стали отдыхать владельцы земель, хозяева средств массовой информации и кино. Это было уникальное место отдыха, только очень богатые люди могли вступить в клуб. Формально вы могли быть черным или белым, евреем или католиком, мужчиной или женщиной, художником или магнатом. В действительности, в нем было очень мало негров и ни одной женщины.
Наступил момент, когда Сократов сельский клуб превратился в клуб для самых просвещенных, самых достойных богачей. Осторожности ради бывший заместитель директора оперативного отдела ЦРУ был здесь руководителем системы охраны, а снабженные электроникой ограды являлись самыми высокими в Америке.
Четыре раза в году клуб использовался как убежище для пятидесяти или ста человек, которые в действительности владели всем в Америке. Они приезжали сюда на неделю, и на это время обслуживающий персонал сокращался до минимума. Приезжие сами убирали за собой постели, готовили выпивку, а кое-кто по вечерам даже сам готовил на свежем воздухе шашлыки. Конечно, оставались несколько официантов, поваров и горничных, ну и, конечно, важных гостей сопровождали неизбежные помощники – в конце концов, мир американского бизнеса и политики не мог останавливаться, пока они перезаряжают свои умственные батареи.
В течение этой недели гости собирались небольшими группами и что-то обсуждали. Работали семинары, руководимые известными профессорами из самых знаменитых университетов, занимавшихся проблемами этики, философии, вопросами ответственности избранной элиты по отношению к своим менее удачливым согражданам. Собравшиеся слушали лекции знаменитых ученых о преимуществах и опасности ядерного оружия, об электронных вычислительных машинах, исследовании космоса, экономике.
Кроме того, они играли в теннис, плавали в бассейне, развлекались игрой в трик-трак и в бридж и допоздна разговаривали о добродетели и подлости, о женщинах и любви, о женитьбах и приключениях. Это были самые ответственные люди в американском обществе. Они пытались разрешить две задачи: стать лучше, возрождая собственную юность, и объединиться для создания лучшего общества, как они его представляли.
После совместно проведенной недели они возвращались к обычной жизни, окрыленные новыми надеждами, охваченные желанием помочь человечеству и в то же время отчетливо представляя себе, что вся эта деятельность должна быть связана с сохранением общества, а также с укреплением их личных отношений, которые могут помочь делать бизнес.
На этот раз такая неделя началась в понедельник, после Пасхального воскресенья. Из-за кризиса, вызванного убийством Папы и угоном самолета, в котором находилась дочь президента и ее убийства, съехалось только двадцать человек.
Самым старым среди них был Джордж Гринвелл. В свои восемьдесят лет он еще мог играть в парный теннис, но из вежливости не навязывался молодым людям, которые в таком случае вынуждены были бы играть в «щадящий» теннис. Однако в трик-трак он играл по-прежнему, как тигр.
Гринвелл считал, что национальный кризис его не касается, пока он какой-то стороной не затронет пшеницы. Ведь его компания непосредственно владела и контролировала большую часть пшеницы в Америке. Его звездный час пробил тридцать лет назад, когда США наложили эмбарго на вывоз пшеницы в Россию, что являлось политическим трюком с целью ослабить Россию в ходе холодной войны.
Джордж Гринвелл был патриотом, но не дураком. Он знал, что Россия не может поддаться такому давлению, что придуманное Вашингтоном эмбарго разорит американских фермеров. Поэтому он наплевал на президента Соединенных Штатов и начал вывозить запрещенную пшеницу через посредничество иностранных фирм, которые переправляли ее в Россию. Этим он вызвал гнев американских правительственных кругов. В конгресс были внесены законопроекты, ставившие целью уменьшить власть компании, находящейся в руках одной семьи, превратить ее в открытую акционерную компанию и поставить под контроль. Однако, деньги Гринвелла, розданные конгрессменам и сенаторам, прекратили эту глупую затею.
Гринвелл любил Сократов сельский клуб за его роскошь, которая, однако, не была настолько чрезмерной, чтобы вызывать зависть у менее удачливых. И за то, что средства массовой информации не знали о его существовании, потому что члены клуба владели большинством телевизионных компаний, газет и журналов. Кроме того, здесь он чувствовал себя молодым, способным участвовать в общественной жизни молодых людей, равных ему по степени власти.
Во время того эмбарго он получил сверхприбыль, покупая пшеницу и кукурузу у американских фермеров и продавая их значительно дороже отчаявшейся России. Однако, он дал понять, что эти сверхприбыли употребит во благо народу Соединенных Штатов. То, что он проделал, было для него делом принципа, который заключался в том, что он умнее правительственных чиновников. Сверхприбыли, исчислявшиеся сотнями миллионов долларов, были вложены в музеи, образовательные фонды, культурные программы по телевидению, особенно музыкальные, – музыка была страстью Гринвелла.
Гринвелл гордился своей образованностью, базирующейся на том, что он учился в лучших школах, где говорили, как должен вести себя в обществе воспитанный богатый человек и как он должен привлекать к себе сердца своих сограждан. Прямота в бизнесе была для него проявлением искусства, цифры в миллионы тонн пшеницы звучали в его уме так же чисто и прекрасно, как камерная музыка.
Одним из проявлений его постыдных вспышек ярости стал случай, когда молодой профессор музыки университетской кафедры, учрежденной его фондом, опубликовал статью, в которой ставил джаз и рок-н-ролл выше Брамса и Шуберта и провозглашал похороны классической музыки. Джордж Гринвелл поклялся, что профессор будет убран с кафедры, но его врожденная вежливость возобладала. А молодой профессор вслед за тем напечатал другую статью, в которой была такая фраза: «Кому нужен этот дерьмовый Бетховен?», что переполнило чашу терпения. Молодой профессор так никогда и не узнал, что же случилось, но спустя год он давал частные уроки фортепиано в Сан-Франциско.
Сократов сельский клуб обладал тщательно разработанной системой связи. В то утро, когда президент Фрэнсис Ксавье Кеннеди объявил на секретной встрече со своими советниками об ультиматуме, который он предъявит султану Шерабена, все двадцать человек, съехавшихся в Сократов сельский клуб, уже через час знали об этом. Но только Гринвелл был уверен, что информацию передал Оливер Оллифант, Оракул.
В основу принципа клуба было заложено, что эти ежегодные встречи великих бизнесменов ни в коей мере не должны использоваться для составления планов или заговоров, их цель заключалась в обсуждении общего характера задач, обмене информацией, устранении неясностей относительно обычных процессов в этом сложном обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79