Новицкий ответил не сразу: некоторое время смотрел перед собой, потом
разгладил пальцем набежавшие на лоб морщины, и лишь затем сказал:
- "Канон" и еще несколько ценных книг из библиотеки профессора
Яворского взял я. Взял и продал какому-то перекупщику. Мне были нужны
деньги.
Это была неправда, но другого ответа Валентин не ожидал...

Доклад Галочки Юрко подтвердил его предположения. Он велел ей идти в
оперативный "рафик" и там дожидаться - возможно, она понадобится, а сам с
Кандыбой поднялся на третий этаж.
На лестничной площадке между вторым и третьим этажами, уткнувшись в
какую-то брошюру, стоял сержант Бессараб, на площадке двумя пролетами выше
покуривал курсант-стажер - Мандзюк предусмотрел все. Сам же находился в
соседней с Яворскими квартире, где лейтенант Дымочкин с помощью капитана
Чопея уже наладил свою аппаратуру. Женя Глушицкий и Кленов по карнизу
перебрались на кухонный балкон квартиры Яворских, справились с дверью и
сейчас только ждали сигнала. Это последнее обстоятельство вызвало
недовольство Кандыбы, который сомневался в правильности действий
оперативников. Мандзюк, которому он высказал эти сомнения, неопределенно
хмыкнул. За него ответил Дымочкин, не отрываясь от аппаратуры.
- Рубашкин, как вошел, пригрозил Ларисе ножом. Старшей Яворской,
кажется, тоже досталось. Это мы уже из разговоров поняли.
- Так чего вы медлите? - заволновался Кандыба.
- Поспешишь - людей насмешишь, - философски изрек Мандзюк. - Мы
подключились, когда они уже к переговорам перешли. Боков только для
острастки пригрозил. А сейчас уговаривает их.
- И Ларису уговаривает? - удивился Ляшенко.
- Она принимает участие в разговоре. Неохотно, но принимает.
- У меня такое впечатление, что Рубашкин привязал ее к креслу, -
добавил Дымочкин.
- Где они находятся сейчас?
- В кабинете. Надежда Семеновна ищет лечебники. Или делает вид, что
ищет. Рубашкин помогает ей. Он уже дважды показывал Бокову какие-то книги,
но, очевидно, его букинистическая эрудиция ограничена, потому что Боков
начал сердиться, - сказал Мандзюк.
- Сорочкиным называет, - добавил Дымочкин. - Сперва по имени-отчеству
величал, а сейчас Сорочкиным... Ищут. Поэтому молчат.
Молчание в кабинете Яворского длилось недолго. Дымочкин подался
вперед, торопливо повернул варьер настройки, замахал руками: дескать, тихо
- слушайте!
В динамике раздалось чье-то недовольное бормотание, покашливание,
затем хрипловатый голос сердито произнес:
- Нету здесь. Одни старые журналы лежат. Брешет она, ваньку валяет!
- Не нервничайте, Сорочкин, - насмешливо урезонил его Боков. - А то
упадете со стремянки. На соседнем стеллаже посмотрите.
- Смотрел. Нету там никаких книг. Бумаги, отпечатанные на машинке, в
стопках и папках лежат.
- Это рукописи, Сорочкин. Пора уже разбираться в категориях печатной
продукции... Надежда Семеновна, как же так? Вы вводите нас в заблуждение,
а это нехорошо.
- Я положила их здесь наверху, среди журналов. Не понимаю, куда они
запропастились, - послышался озабоченный женский голос. - Может, Ляля
взяла?
- Лялечка, ты брала эти книжечки? - вкрадчиво спросил Боков.
- Пошел к черту, сволочь, вор! - крикнула Лариса.
- Тише, лапонька. Не в твоих интересах поднимать шум. И вопрос так
ставить не следует. В ином случае мне придется доказывать, а это я сделаю
очень легко, что вор не я. Но вообще-то согласен с тобой - воровать
грешно.
- Вы не смеете! - возмутилась Надежда Семеновна.
- Я не называл вас, Надежда Семеновна, - ухмыльнулся Боков. - И
вообще давайте не заострять этот весьма и весьма скользкий вопрос. Мне
представляется, что так будет лучше для всех присутствующих, да и,
пожалуй, для отсутствующих членов вашей уважаемой семьи. В конце концов
завещание могло и не быть.
- Было завещание! Было! - крикнула Лариса. - Но ты его выкрал!
- Надежда Семеновна, успокойте падчерицу: она ведет себя крайне
неприлично. И, пожалуйста, объясните ей, что будет с вами и вашим
дражайшим Пашенькой, если этот самый завещательный список - вот он,
Лялечка, взгляни еще раз - станет достоянием общественности, прокуратуры,
суда. Списочек-то Пашиной рукой составлен, а в нем эти самые утаенные
кем-то из вас инкунабулы значатся.
- Ну и гад же ты! - со стоном выдохнула Лариса.
- Не пойму твоего упрека, Лялечка. Список составлял не я и лечебники
не я припрятывал. Больше скажу, перепрятывал их тоже не я. За что же ты
оскорбляешь?
- Ты пришел, чтобы украсть их!
- Вздор! Я хочу избавить вас от этого яблока семейного раздора и
эфемерного соблазна. Надежда Семеновна, простите, но та астрономическая
сумма, которую некогда с перепоя назвал полупомешанный библиофил из Штатов
и которая с тех пор дурманит ваше воображение, не более как фантазия. Вам
не продать лечебники и за сотую долю этой суммы. Я же предлагаю хорошие
деньги. Могу рассчитаться дубленками. Две импортных дубленки с меховыми
воротничками и такой же оторочкой в фабричной упаковке. Согласитесь, что
это не хуже, чем два изъеденных червями фолианта. К тому же, я готов
аннулировать свои счета с Пашкой и этот неудобный для вас и для него
список предать забвению. Надежда Семеновна, мне думается, что такие
условия нельзя назвать грабительскими.
- Донат, клянусь, я не знаю, куда они подевались, - простонала
Надежда Семеновна.
- Лялечка, а ты?
- Отдай список, получишь книги.
- Вот это другой разговор! Я всегда считал тебя умницей.
- Ляля, как ты могла! - ахнула Надежда Семеновна.
- Дурной пример заразителен, - отрезала Лариса.
- Вот так семейка, один другого лапошит, - подал реплику Рубашкин.
- Помолчите, Сорочкин, это не вашего примитивного ума дело, - осадил
его Боков. - Лучше развяжите девушку, а то у нее уже, верно, ручки
затекли...
На какое-то время динамик утих. Чопей встал на подоконник раскрытого
окна, ступил на карниз и, страхуемый уже согласным со всем Кандыбой,
перебрался на кухонный балкон квартиры Яворских, в подмогу Глушицкому и
Кленову.
Валентин вопросительно смотрел на Мандзюка. Хотя он был старшим, но
сейчас дело было не в старшинстве - в оперативном моменте, который надо
чувствовать нутром, ибо речь уже шла о секундах, что ни упускать, ни
торопить нельзя. Мандзюк, как никто, чувствовал бег последних решающих
секунд.
Не отрывая глаз от динамика, словно это был телевизионный экран, он
сделал предупреждающий жест - дескать, внимание. Неожиданно в динамике
прозвучал хлесткий звон пощечины.
- Ты что спятила?! - прохрипел Рубашкин.
- Волю рукам не давайте.
- Да я тебя...
- Сорочкин, не грубите, - одернул его Боков. - Она права: сейчас не
до этого. Вот когда окончится деловая часть нашей встречи, - пожалуйста.
Только имейте в виду, она любит нежное обращение.
- Заткнись, подонок!! - крикнула Лариса, но тут же сбавила тон,
сказала почти спокойно: - Давай список.
- Вначале книги.
- Вначале список!
- Сорочкин, вы рано отвязали ее. Верните красавицу в предыдущее
положение, да ручки ей покрепче заверните. К лопаточкам, к лопаточкам!
Послышался шум возни, кряхтение, сдержанный стон.
- Не трогайте ее: вмешалась Надежда Семеновна. - Донат, учтите, я
брошу этот пресс в окно и закричу. Мне уже все равно!
- Какой порыв самопожертвования! Нади, вы выросли в моих глазах.
- Не смейте меня называть так! Я не давала вам повода.
- Прошу простить, я забылся. Хотя о поводах можно было бы поспорить.
- Замолчите! И сейчас же отпустите ее! Иначе я разобью окно.
- Оставь ее, - велел Рубашкину Донат. - Ну как, угомонилась, лапочка?
- Я не волновалась, - на удивление спокойно сказала Лариса.
- Так где лечебники?
- Я принесу.
- Не получится, Лялечка. Я не доверяю тебе. Прости, но это так.
- Я сказала, значит, принесу.
- Хорошо, примем компромиссное решение: пойдем вместе.
- Вначале список.
- О, боги! Что меня всегда восхищало в тебе, так это твое ослиное
упрямство. Вот, держи!
Послышался шелест бумаги.
- Здесь не все листы, - спустя непродолжительное время сказала
Лариса. - Их было девять, я помню, а тут только восемь.
- Неужто? В самом деле. Должно быть, в кармане остался... Вот,
пожалуйста.
- Как раз тот, где расписался папа.
- Ты удовлетворена?
- Вполне.
- Куда идем?
- За тем шкафом есть тайник. Пусть ваш подручный отодвинет его.
- Этот?
- Второй, что подальше...
- Ты что? Куда?! Рубашкин, держи ее!
Раздался грохот опрокинутой мебели, звон разбитого стекла, топанье
ног, стук двери, испуганный вскрик Надежды Семеновны, хриплая ругань
Рубашкина...
- Вот сейчас в самый раз, - удовлетворенно сказал Мандзюк.
Но Ляшенко уже не слышал его - вскочив на подоконник, он махнул рукой
стоящим на балконе оперативникам, и те устремились в квартиру. Карниз был
узок, но отделявшие от балкона метры Валентин преодолел в одно мгновение.
Спрыгнув на балкон, он устремился вслед за товарищами в квартиру, где двое
здоровенных мужчин избивали лежащую на полу девушку, выкручивали руки,
силясь отобрать зажатые в ее кулаке замусоленные тетрадные листки.
Появление работников милиции вызвало шок. Надежда Семеновна рухнула в
кресло, закрыла лицо руками, прошептала в ужасе:
- Какой позор!
То, что Боков и Рубашкин избивали ее падчерицу, она почему-то позором
не считала.
Рубашкин пытался бежать, даже сумел оттолкнуть Кленова, проскочить
коридор, открыть дверь, но лишь затем... чтобы впустить в квартиру
Мандзюка. Рубашкин отпрянул назад, прижался к стене, а затем сполз на пол.
Все произошло за какие-то считанные мгновения. Валентин подоспел,
когда Женя Глушицкий уже замкнул наручники на запястьях Бокова, а Чопей
возражал выкрикам задержанного:
- Не торопитесь оправдываться, Донат Владимирович. У вас будет
достаточно времени, чтобы объясниться с нами по всем вопросам.
Велев Кленову пригласить следователя и понятых, Валентин подошел к
сидящей на полу Ларисе, осведомился, не требуется ли ей помощь. Девушка
подняла голову, отбросила волосы с лица, и он увидел ее глаза: залитые
кровью белки, суженные от боли зрачки, высоко вскинутые к ровным бровям
густые ресницы и почему-то с неприязнью подумал о Павле.
Лариса все еще сжимала в руке тетрадные листки. Решив, что она не
поняла его, Валентин назвал себя, повторил вопрос.
Лариса принужденно улыбнулась:
- Благодарю вас. Все в порядке. Меня уже второй раз за сегодняшний
день колотят. Начинаю привыкать.
Она пыталась шутить, и это успокоило Валентина. Он помог ей
подняться. Но едва она стала на ноги, как покачнулась, охнула, схватилась
за бок. Валентин поддержал ее, хотел усадить на диван, но она
отстранилась:
- Не беспокойтесь, сейчас пройдет. Я знаю, о чем говорю: как-никак я
медичка... - Она помолчала, потом добавила, отводя взгляд: - Извините мне
надо выйти.
Тетрадные листки по-прежнему сжимала в кулаке, и у Валентина не
хватило духу попросить их. Возможно, потому что понял: она не отдаст их.
Умрет, но не отдаст.
Мандзюк уже сдал Рубашкина под опеку Бессараба и сейчас стоял в
дверях кабинета, закрывая своей большой плотной фигурой весь проем. Он
уступил Ларисе дорогу, так же как Ляшенко сделав вид, что не заметил
тетрадные листки в ее руке. О них напомнил Боков, который стоял у одного
из стеллажей, привалясь к нему плечом:
- Заберите у нее завещание, блюстители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26