Какими бы соображениями не
руководствовался Алексей Мандзюк, он не имел права морочить голову ей,
инспектору городского Управления милиции. И тасовать факты по своему
усмотрению, вуалируя одни и выпячивая другие, тоже не имел права. И если
утром Галина еще раздумывала над тем, жаловаться или не жаловаться на
него, то после разговора с Бессарабом, твердо решила доложить руководству
отдела о более чем странном поведении старшего лейтенанта Мандзюка.
Подполковник Билякевич был в Киеве на совещании, майор Уфимцев болел.
Из руководителей отдела на месте оставался только капитан Ляшенко, к
которому Галина обратилась не без колебаний. Она почти не сомневалась, что
он высмеет ее подозрения - ему только повод дай! - либо посчитает это дело
не заслуживающим внимания. К тому же Ляшенко был давнишним приятелем
Мандзюка и стоило крепко подумать, прежде чем обращаться к нему по такому
поводу. Было еще одно обстоятельство, которое смущало Галину всякий раз,
когда приходилось обращаться по тому или иному вопросу к капитану Ляшенко.
В свое время она была влюблена в Валентина Ляшенко, как влюблялась до
этого поочередно в киноактера Олега Янковского, космонавта Шаталова,
доцента кафедры судебной медицины Сторожука. К счастью (а может, к
сожалению), девичья влюбленность не долговечна и уже через год-полтора, за
которые старший лейтенант Ляшенко не удосужился раскрыть ее тайну (сыщик,
называется!), Галина не то, чтобы разочаровалась, а как бы взглянула на
него другими глазами. Она уже не розовела от ляшенковских комплиментов,
любезностей (он расточал их не только ей!); перестала восхищаться его
элегантностью (угрозыск - не дом моделей!); не спешила умиляться его
остроумным шуточкам (не всегда уместным и чаще всего небезобидным), а его
покровительственно-фамильярное отношение к ней - в ту пору уже
студентке-заочнице, призеру областных соревнований по легкой атлетике -
даже раздражало (с его легкой руки чуть ли не все сотрудники городского
Управления называли ее не иначе как Галочкой). При этом, она отдавала ему
должное: умен, находчив, умеет быть сдержанным, корректным (это последнее
качество, по мнению Галины, Валентин заимствовал у начальника отдела). Тем
не менее, встречи с ним уже не волновали ее.
Но потом случилось, что Ляшенко уехал в длительную спецкомандировку,
и в отделе разом стало тихо, и как-то неуютно. Когда же он вернулся (уже в
звании капитана и ранге начальника отделения), все пошло по-прежнему.
Впрочем, Валентин Георгиевич - отныне его надо было величать так - стал
менее категоричен в своих суждениях, оценках и, пожалуй, мягче в
отношениях с товарищами.
А еще спустя год Галина встретила его в оперном театре с очень
красивой, но высокомерной женщиной, которую знала как ведущую
телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но затем
любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил
так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о которой я
тебе рассказывал".
Теледама окинула Галину бесцеремонным взглядом, профессионально
улыбнулась, сказала снисходительно:
- Милая девочка. Только очень худенькая. Вам надо поправиться,
Галочка, килограмма на три, не больше.
Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой было проще:
она выключала телевизор, как только начиналась передача "Новости
телеэкрана", а вот Ляшенко выключить не могла - куда денешься от
сотрудника!
Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко
оградил Галину от крупной неприятности (она несвоевременно отправила
подготовленный им важный документ); более того - получил заработанный ею
выговор. Когда же она, вдосталь наревевшись, собралась духом, пошла к
начальнику отдела и покаялась, подполковник Билякевич не отменил свое
решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего Галина заключила,
что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до этого, и ему видимо
попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
Она решила взглянуть на Ляшенко без предвзятости и уже вскоре
отметила, что он грамотный, толковый юрист, хороший аналитик, что для
оперативного работника немаловажно, и товарищ в общем-то неплохой.
Тем не менее, Галина не была уверена, что Валентин Георгиевич
отнесется серьезно к ее докладу. Но иного выхода у нее не было.
Ляшенко был занят. Обосновавшись в кабинете Билякевича, он
одновременно разговаривал по двум телефонам, подписывал документы, которые
ему подкладывала Катя Ткачук - секретарь отдела, а в паузах что-то
диктовал инспектору Глушицкому, который терпеливо ждал каждую следующую
фразу. Галина хотела сдать назад - здесь не до нее! - но Ляшенко
приветливо кивнул ей, и указал на свободный стул. Он даже ухитрился
спросить, как ее дела, но она не успела ответить - затрещал третий
телефон.
Наконец Катя ушла, Глушицкий дописал последнюю фразу в блокноте,
спросил: "Может, телеграфом передать?" и, получив утвердительный ответ,
побежал отправлять телеграмму. Ляшенко бодро отчеканил в одну из
телефонных трубок:
- Вас понял. Будет сделано! - Положил трубку на аппарат, спросил в
другую: - Ты понял, что он хочет? Я, признаться, нет... Ну тогда делай,
как понял. - Взял со стола третью трубку, сказал:
- Задерживайте и привлекайте. Хватит церемониться с хулиганами!
Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по
селектору Катю:
- Меня нет и сегодня уже не будет.
Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то
пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:
- Где успела так загореть?
- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть
горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.
- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за
трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну,
выкладывай, что там у тебя.
Выслушав Галину, спросил:
- Характеристика на этого парня с тобой?
- Вот, - Галина передала ему характеристику.
Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.
- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему
видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была.
Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?
- Я тоже так считаю.
- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не
говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не
вмешивалась.
- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла
нужным заметить Галина.
- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?
- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.
- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?
- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что
Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.
- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину
в темно-серой рубашке он знал не хуже?
Галина не сразу нашлась, что ответить.
- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это
выяснится на допросе.
- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да...
А выяснится ли?
Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за
телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.
- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший
не обратился за медицинской помощью?
- Так утверждает Бессараб.
- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по
себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.
- Но мужчина серьезно ранен.
- Из чего исходишь, делая такой вывод?
- Он был окровавлен.
- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие
ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину,
младший лейтенант Юрко.
Галина вспыхнула, но тут же возразила:
- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать,
серьезно или несерьезно ранен.
- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только
мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует
его поведение.
- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.
- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист
или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут
сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой
рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд.
Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так
сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в
машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.
Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну,
конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело
обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно,
тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны
быть у хирурга.
И все-таки она снова возразила:
- Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить
кровотечение, наложить повязку?
- Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая
затекшие ноги, сказал Ляшенко. - Она тоже не растерялась: села за руль,
увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного
консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.
- Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и
фельдшер?
- Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.
- А мне он говорил... - начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:
- Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.
- Но что могло измениться?
- Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное
предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!
- О чем вы, Валентин Георгиевич? - встревожилась Галина.
- Сейчас поеду в Шевченковский райотдел, посмотрю, что там и как, -
уклонился от ответа Ляшенко. - А ты передай своему начальнику, что
включена в оперативно-розыскную группу. Сдай свои дела, и, не мешкая,
поезжай в автоинспекцию. Надо установить, кто из женщин в возрасте от
восемнадцати до двадцати пяти лет имеет водительские права.
- Бессараб говорит, что спутнице потерпевшего лет двадцать, не
больше.
- А я говорю: от восемнадцати до двадцати пяти, - строго сказал
Ляшенко. Но тут же улыбнулся: - Знаешь, почему нынче женщины
пристрастились к джинсам и водолазкам? Такой наряд взрослит юных и молодит
не совсем уже юных - скажем так - особ. Разумеется, не всех и не при любом
освещении. Но это нельзя упускать из виду.
Ляшенко был не совсем откровенен с Галиной - он знал о том, чего еще
не знала она: в потасовке у ресторана Зимовец получил серьезную травму,
куда серьезней, чем та, которую он нанес мужчине в темно-серой рубашке. К
сожалению, это выяснилось сутки спустя после задержания Анатолия:
черепно-мозговые травмы коварны и зачастую дают о себе знать не сразу:
может пройти несколько дней, пока такая травма заявит о себе со всей
очевидностью...
Они были друзьями, хотя, казалось, ничем не походили друг на друга.
Валентин - стройный, подтянутый, энергичный, подчас нетерпеливый, резкий.
Алексей являл собой тип борца-тяжеловеса: большой, могучий, неторопливый,
с простоватым маловыразительным лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
руководствовался Алексей Мандзюк, он не имел права морочить голову ей,
инспектору городского Управления милиции. И тасовать факты по своему
усмотрению, вуалируя одни и выпячивая другие, тоже не имел права. И если
утром Галина еще раздумывала над тем, жаловаться или не жаловаться на
него, то после разговора с Бессарабом, твердо решила доложить руководству
отдела о более чем странном поведении старшего лейтенанта Мандзюка.
Подполковник Билякевич был в Киеве на совещании, майор Уфимцев болел.
Из руководителей отдела на месте оставался только капитан Ляшенко, к
которому Галина обратилась не без колебаний. Она почти не сомневалась, что
он высмеет ее подозрения - ему только повод дай! - либо посчитает это дело
не заслуживающим внимания. К тому же Ляшенко был давнишним приятелем
Мандзюка и стоило крепко подумать, прежде чем обращаться к нему по такому
поводу. Было еще одно обстоятельство, которое смущало Галину всякий раз,
когда приходилось обращаться по тому или иному вопросу к капитану Ляшенко.
В свое время она была влюблена в Валентина Ляшенко, как влюблялась до
этого поочередно в киноактера Олега Янковского, космонавта Шаталова,
доцента кафедры судебной медицины Сторожука. К счастью (а может, к
сожалению), девичья влюбленность не долговечна и уже через год-полтора, за
которые старший лейтенант Ляшенко не удосужился раскрыть ее тайну (сыщик,
называется!), Галина не то, чтобы разочаровалась, а как бы взглянула на
него другими глазами. Она уже не розовела от ляшенковских комплиментов,
любезностей (он расточал их не только ей!); перестала восхищаться его
элегантностью (угрозыск - не дом моделей!); не спешила умиляться его
остроумным шуточкам (не всегда уместным и чаще всего небезобидным), а его
покровительственно-фамильярное отношение к ней - в ту пору уже
студентке-заочнице, призеру областных соревнований по легкой атлетике -
даже раздражало (с его легкой руки чуть ли не все сотрудники городского
Управления называли ее не иначе как Галочкой). При этом, она отдавала ему
должное: умен, находчив, умеет быть сдержанным, корректным (это последнее
качество, по мнению Галины, Валентин заимствовал у начальника отдела). Тем
не менее, встречи с ним уже не волновали ее.
Но потом случилось, что Ляшенко уехал в длительную спецкомандировку,
и в отделе разом стало тихо, и как-то неуютно. Когда же он вернулся (уже в
звании капитана и ранге начальника отделения), все пошло по-прежнему.
Впрочем, Валентин Георгиевич - отныне его надо было величать так - стал
менее категоричен в своих суждениях, оценках и, пожалуй, мягче в
отношениях с товарищами.
А еще спустя год Галина встретила его в оперном театре с очень
красивой, но высокомерной женщиной, которую знала как ведущую
телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но затем
любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил
так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о которой я
тебе рассказывал".
Теледама окинула Галину бесцеремонным взглядом, профессионально
улыбнулась, сказала снисходительно:
- Милая девочка. Только очень худенькая. Вам надо поправиться,
Галочка, килограмма на три, не больше.
Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой было проще:
она выключала телевизор, как только начиналась передача "Новости
телеэкрана", а вот Ляшенко выключить не могла - куда денешься от
сотрудника!
Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко
оградил Галину от крупной неприятности (она несвоевременно отправила
подготовленный им важный документ); более того - получил заработанный ею
выговор. Когда же она, вдосталь наревевшись, собралась духом, пошла к
начальнику отдела и покаялась, подполковник Билякевич не отменил свое
решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего Галина заключила,
что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до этого, и ему видимо
попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
Она решила взглянуть на Ляшенко без предвзятости и уже вскоре
отметила, что он грамотный, толковый юрист, хороший аналитик, что для
оперативного работника немаловажно, и товарищ в общем-то неплохой.
Тем не менее, Галина не была уверена, что Валентин Георгиевич
отнесется серьезно к ее докладу. Но иного выхода у нее не было.
Ляшенко был занят. Обосновавшись в кабинете Билякевича, он
одновременно разговаривал по двум телефонам, подписывал документы, которые
ему подкладывала Катя Ткачук - секретарь отдела, а в паузах что-то
диктовал инспектору Глушицкому, который терпеливо ждал каждую следующую
фразу. Галина хотела сдать назад - здесь не до нее! - но Ляшенко
приветливо кивнул ей, и указал на свободный стул. Он даже ухитрился
спросить, как ее дела, но она не успела ответить - затрещал третий
телефон.
Наконец Катя ушла, Глушицкий дописал последнюю фразу в блокноте,
спросил: "Может, телеграфом передать?" и, получив утвердительный ответ,
побежал отправлять телеграмму. Ляшенко бодро отчеканил в одну из
телефонных трубок:
- Вас понял. Будет сделано! - Положил трубку на аппарат, спросил в
другую: - Ты понял, что он хочет? Я, признаться, нет... Ну тогда делай,
как понял. - Взял со стола третью трубку, сказал:
- Задерживайте и привлекайте. Хватит церемониться с хулиганами!
Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по
селектору Катю:
- Меня нет и сегодня уже не будет.
Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то
пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:
- Где успела так загореть?
- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть
горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.
- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за
трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну,
выкладывай, что там у тебя.
Выслушав Галину, спросил:
- Характеристика на этого парня с тобой?
- Вот, - Галина передала ему характеристику.
Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.
- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему
видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была.
Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?
- Я тоже так считаю.
- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не
говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не
вмешивалась.
- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла
нужным заметить Галина.
- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?
- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.
- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?
- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что
Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.
- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину
в темно-серой рубашке он знал не хуже?
Галина не сразу нашлась, что ответить.
- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это
выяснится на допросе.
- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да...
А выяснится ли?
Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за
телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.
- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший
не обратился за медицинской помощью?
- Так утверждает Бессараб.
- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по
себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.
- Но мужчина серьезно ранен.
- Из чего исходишь, делая такой вывод?
- Он был окровавлен.
- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие
ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину,
младший лейтенант Юрко.
Галина вспыхнула, но тут же возразила:
- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать,
серьезно или несерьезно ранен.
- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только
мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует
его поведение.
- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.
- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист
или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут
сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой
рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд.
Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так
сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в
машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.
Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну,
конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело
обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно,
тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны
быть у хирурга.
И все-таки она снова возразила:
- Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить
кровотечение, наложить повязку?
- Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая
затекшие ноги, сказал Ляшенко. - Она тоже не растерялась: села за руль,
увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного
консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.
- Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и
фельдшер?
- Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.
- А мне он говорил... - начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:
- Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.
- Но что могло измениться?
- Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное
предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!
- О чем вы, Валентин Георгиевич? - встревожилась Галина.
- Сейчас поеду в Шевченковский райотдел, посмотрю, что там и как, -
уклонился от ответа Ляшенко. - А ты передай своему начальнику, что
включена в оперативно-розыскную группу. Сдай свои дела, и, не мешкая,
поезжай в автоинспекцию. Надо установить, кто из женщин в возрасте от
восемнадцати до двадцати пяти лет имеет водительские права.
- Бессараб говорит, что спутнице потерпевшего лет двадцать, не
больше.
- А я говорю: от восемнадцати до двадцати пяти, - строго сказал
Ляшенко. Но тут же улыбнулся: - Знаешь, почему нынче женщины
пристрастились к джинсам и водолазкам? Такой наряд взрослит юных и молодит
не совсем уже юных - скажем так - особ. Разумеется, не всех и не при любом
освещении. Но это нельзя упускать из виду.
Ляшенко был не совсем откровенен с Галиной - он знал о том, чего еще
не знала она: в потасовке у ресторана Зимовец получил серьезную травму,
куда серьезней, чем та, которую он нанес мужчине в темно-серой рубашке. К
сожалению, это выяснилось сутки спустя после задержания Анатолия:
черепно-мозговые травмы коварны и зачастую дают о себе знать не сразу:
может пройти несколько дней, пока такая травма заявит о себе со всей
очевидностью...
Они были друзьями, хотя, казалось, ничем не походили друг на друга.
Валентин - стройный, подтянутый, энергичный, подчас нетерпеливый, резкий.
Алексей являл собой тип борца-тяжеловеса: большой, могучий, неторопливый,
с простоватым маловыразительным лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26