Выйдя из больницы, Гриша выбросил ее в ближайший контейнер для мусора.
— Спасибо, — еще раз сказал он Саше Лоскуткову.
Лоскутков улыбнулся:
— Не за что. Хорошо, что мы успели вовремя. Да, и кстати. Зайдите как-нибудь к нам и расскажите все, что вам известно об Антоне Чеботаревиче.
Июнь
Июнь был прохладным, как обычно и бывает в северной столице, и петербуржцы, в отличие от привыкших к летней жаре москвичей, не спешат убрать на хранение плащи и куртки, эти предметы верхней одежды в Петербурге вообще не убирают, равно как и не выходят из дому без зонтика, даже если на улице жарит солнце.
Так что июнь, как всегда, выдался прохладный, и тополя зацвели уже в самых последних числах. Теперь весь город был засыпан сугробами тополиного пуха, и важные голуби расхаживали по нему, как по перине.
Когда бабушка начала покашливать, Кристина решила, что во всем виноват этот пух. Она тщательно закрыла окна, пропылесосила все углы, протерла пол сырой тряпкой. И, как ей показалось, это помогло, — вечером Антонина Станиславовна больше не кашляла. Однако на следующий день кашель снова повторился. Кристина позвонила матери.
— Господи, подумаешь, кашель, — сказала Ванда. — Сильный?
— Да нет вроде бы.
— Ну простудилась слегка, наверно. Ты же все время держишь открытой форточку. Поставь ей горчичники или… — Она задумалась. — Или дай ей микстуру от кашля.
Вечером Кристина ставила бабушке горчичники. Антонина Станиславовна смотрела на нее грустными глазами, как будто хотела сказать: все эти старания ни к чему не приведут.
— Бабуля, надо лечиться, — говорила Кристина, закрывая горчичники газетой, а потом полотенцем. — Ты еще встанешь и бегать будешь. Вот увидишь, честное слово.
Бабушка вздохнула, как будто безуспешно пыталась пошевелиться, и вдруг уголки ее губ дрогнули.
— Бабушка! — радостно воскликнула Кристина. — Бабушка! Ты можешь, ты смогла… Ну еще раз попробуй.
Антонина Станиславовна снова вздохнула и шевельнула губами.
— Ура! — закричала Кристина. — Теперь ты поправишься, бабуля, дорогая! Ты у меня молодец.
Бабушкины руки были вытянули вдоль одеяла, и пальцы правой руки вдруг слабо задвигались. Левая рука, правда, продолжала безжизненно лежать, но все равно то, что стала возвращаться чувствительность к правой половине, было гигантским прогрессом,
Кристина снова бросилась звонить матери.
— Ну вот видишь, — сказала та. — Может быть, горчичники помогли, кто знает.
И действительно, с этого дня Антонина Станиславовна стала поправляться. Правда, это происходило очень медленно, но с каждым днем она начинала все лучше управлять — пока лишь только правой половиной тела, но уже это вселяло самые радужные надежды. И настроение у Кристины стало лучше, теперь она старалась вообще не вспоминать ни Вадима, ни Лидию, ни тем более Антона. Главное — чтобы бабушка была здорова. Иногда она мечтала о том, как хорошо было бы уехать куда-нибудь, чтобы оставить все плохое в прошлом. Но эти мечты были пока несбыточными, и Кристина старалась просто вытеснить всякое воспоминание о людях, которые ее предали.
В понедельник, как всегда, пришла врачиха из поликлиники.
— Ну что ж, молодцом… — сказала она, увидев бабушкины подвиги, и немедленно удалилась.
Теперь ухаживать за бабушкой стало легче, потому что она хоть как-то уже могла помочь Кристине, когда та ее переворачивала и кормила. А когда внучка читала ей газету, внимательно слушала, выражая свое удивление или негодование происходящими событиями слабым шевелением губ. Но даже такое общение радовало Кристину, потому что это было лучше, чем ничего.
И даже деловая и, как всегда, не имеющая ни одной свободной минуты Ванда прибежала посмотреть на это чудо.
У Кристины как будто гора упала с плеч. Уход за стариком, конечно, труднее, чем за младенцем, но главное в том, что он неизмеримо тяжелее морально. Сколько бы бессонных бдений, усталости и переживаний ни стоил ребенок — он растет, с каждым днем изменяется, он постепенно превращается в человека. Труд, затраченный на него, кажется осмысленным. Гораздо тяжелее ухаживать за стариком, особенно когда впереди не видно никакого просвета, когда с течением времени положение не становится ни хуже и ни лучше, и постепенно начинает казаться, что так будет длиться вечно, год за годом. Но если дело идет на поправку, настроение сразу меняется.
Читать бабушка еще не могла, но смотрела телевизор, и Кристина жалела, что у них всего лишь старенький «Рекорд», а не какой-нибудь современный «Голд-стар» с дистанционным управлением, потому что бабушкина правая рука стала слушаться ее настолько, что она, безусловно, смогла бы им пользоваться.
— Вот накоплю денег, — говорила Кристина, — обязательно куплю тебе новый телевизор. Представляешь себе, ты лежишь, то есть сидишь в кресле, нажала на кнопку — и переключай с одной программы на другую.
Бабушка в ответ только улыбалась и гладила внучку по руке. Говорить она еще почти не могла.
В один из этих дней Кристина вдруг увидела в газете фотографию. Это был ОН. Подпись гласила: «Петербуржец Вадим Воронов вышел в финал на турнире в Москве». Настроение сразу же испортилось. Но больше всего Кристина досадовала на саму себя.
Схватка века
Дела у Вадима действительно шли в гору. В королевской игре, в теннисе, он становился настоящим виртуозом. Теперь Ник-Саныч говорил о предстоящей поездке в Рим на Большой Шлем без всяких «если» и «может быть». Это было дело решенное. Тренер не знал, что в Москве Вадим, стремившийся победить любой ценой, разумеется, не жалел плеча и оно снова стало ныть.
Популярный спортсмен, любимец публики, интересовал не только болельщиков и любителей спорта. С некоторых пор Валерии начали упорно названивать Жора Лисовский и Валентин Эдуардович, устроители фонда ЗДР.
Когда Валерия в первый раз упомянула о фонде «Здоровье России», Вадим не обратил на это никакого внимания. Он ни на миг не мог подумать, что жена всерьез относится к предложению своего бывшего шефа. Ведь очевидно же, что в чем, в чем, а в финансовых делах, банках и акционерных обществах Вадим совершенно не разбирался. Он не знал, как они работают, но подозревал, что разобраться в этом не так просто, и не имел ни малейшего желания заниматься этим.
Однако Валерия не сдавалась. Накануне позвонил Валентин Эдуардович и сказал, что Вадим становится в спортивной жизни Петербурга весьма заметной фигурой. А его фонду непременно нужен был для создания хорошей мины подающий надежды молодой спортсмен, любимец публики. Конечно, у него на примете были и другие знаменитости, но к Вадиму Воронову имелась тропинка — через жену.
Валерия уже успела неплохо узнать мужа, а потому для разговора постаралась выбрать подходящее время. И вот однажды вечером, увидев, что Вадим, откинувшись на спинку бархатного кресла из модного итальянского гарнитура «Венецианка», потягивает кофе с коньяком, она, присев рядом с ним на широкий удобный подлокотник, погладила его по руке и сказала:
— Ты знаешь, Эдуардыч сегодня опять звонил.
— Все не может оправиться от потери самого лучшего крупье?
— Представь себе, ему нужна не я, а ты. Помнишь, я тебе говорила о том, что он придумал ЗДР?
— Какое еще ЗДР? — удивился Вадим, успевший начисто забыть о начинаниях Эдуардыча.
— Ну он же говорил об этом на нашей свадьбе
— Да-да, что-то такое было.
— Ну, и что ты решил?
— А надо что-то решать?
— Он же приглашает тебя чуть ли не в совет директоров!
— О чем ты говоришь! Ну какой из меня директор или кто там ему нужен.
— Ему нужен ты.
— Лера, прошу тебя, перестань. Не будем больше об этом.
Чтобы закончить неприятный разговор, Вадим протянул руку, взял в руки пульт дистанционного управления и прошелся по программам, пока не остановился на пятом канале, где показывали клипы.
Валерия недовольно поднялась с подлокотника, но ничего не сказала. Она прекрасно понимала, что, если начнет сейчас настаивать, Вадим упрется, выйдет скандал и вернуться к этой теме позже будет значительно труднее. Поэтому она решила пока оставить все как есть, но только пока… В любом случае она не собиралась упускать из рук те четыреста-пятьсот долларов в месяц, о которых говорил ей Эдуардыч.
Валерия снова оглядела свое отражение в зеркале. Кофточка удивительно шла ей. Она казалась скромной — светло-серая, с неброской ручной вышивкой, но был в ней настоящий шик, и она разительно отличалась от турецко-китайского ширпотреба, которым челночники завалили все рынки города. И неудивительно, ведь стоила-то она в десять раз дороже. В десять — по меньшей мере.
— Тебе нравится? — спросила Валерия мужа.
— Ты мне нравишься всегда.
— Не злишься, что я столько потратила?
— Для тебя мне ничего не жалко. И мы ведь с тобой богатые…
— Ну это как сказать… — покачала головой Валерия. — Кстати, тебе уже заплатили за второе место?
— Пока нет, — ответил Вадим. — Но заплатят, не беспокойся.
— В рублях, конечно, — усмехнулась Валерия.
— Официально у нас всегда платят в рублях, — ответил Вадим.
— Вот видишь! — рассердилась Валерия, и у нее на щеках появились красные пятна. — Тебе их выдадут, когда они превратятся в ничто! А пока небось крутят твои денежки, едали в банк на срочный депозит или в МММ. Вот получат свой куш, тогда и о тебе вспомнят.
— Кто крутит-то? — холодно спросил Вадим, он старался не показать, что разговор его задевает.
— Откуда я знаю кто. Да хоть твой тренер.
— Давай прекратим этот разговор, — мрачно проворчал Вадим.
— Давай, — согласилась Валерия. — Не хочешь идти в ЗДР к Эдуардычу, не ходи. Я ведь не настаиваю. Кстати, он готов меня взять обратно.
— То есть как это — взять обратно? — не понял Вадим.
— Обратно в казино, — спокойно пояснила Валерия, поправляя перед зеркалом волосы. — Даже обещал накинуть до трехсот баксов.
— Я тебя не пущу в казино. — Вадим сжал зубы, на скулах заходили желваки. — По-моему, мы уже когда-то договорились. — Он встал за спиной Валерии и смотрел в глаза ее зеркальному отражению.
— Разумеется, я помню, — сказала она, обращаясь также к его отражению. — Но что мы будем делать, когда у нас кончатся деньги?
— Еще не кончились.
— Но это когда-нибудь случится… И довольно скоро.
Вадим отвернулся от жены и стал медленно ходить по комнате, заложив руки в карманы. Он и сам понимал, что бешеный выигрыш тает на глазах. Хотя вокруг появляется много красивых вещей, итальянская мебель, посуда, одежда, украшения… Но рано или поздно, и, пожалуй, действительно довольно скоро, деньги растают. И что тогда? Деньги от Спорткомитета? Раньше Вадиму их хватало, и он считал себя вполне обеспеченным, но теперь двести долларов уходит на одну лишь квартиру. А жена-красавица также стоит дорого.
Был, конечно, расчет на выигрыш на каком-нибудь особо престижном турнире, но вот плечо… Вадим никому не говорил об этом, даже Ник-Санычу, не ходил и к врачам, он и сам знал, что ему сейчас нужно. Покой. А где его взять этот покой, когда нужны деньги… Значит, надо играть…
«А если рука совсем откажет?» — метнулась неприятная мысль. Она временами появлялась. Вадим гнал ее от себя, но она с невероятным упорством возвращалась вновь и вновь: «А если я выйду из строя на полгода? На год? Что тогда?» Об этом можно было не спрашивать — будет катастрофа, финансовая яма.
Вот тогда придется искать работу, идти на поклон к этому Эдуардычу. Однако здравый смысл предательски нашептывал, что тогда он уже будет не нужен фонду «Здоровье России», потому что приглашение не повторят, если он окажется неудачником в спорте. «Или стоит согласиться?» — думал Вадим.
Вслух он ничего не сказал, а, чтобы скрыть свои колебания, отправился на кухню; Вид грязной посуды, которая настоящей горой возвышалась над раковиной, внезапно привел его в ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Спасибо, — еще раз сказал он Саше Лоскуткову.
Лоскутков улыбнулся:
— Не за что. Хорошо, что мы успели вовремя. Да, и кстати. Зайдите как-нибудь к нам и расскажите все, что вам известно об Антоне Чеботаревиче.
Июнь
Июнь был прохладным, как обычно и бывает в северной столице, и петербуржцы, в отличие от привыкших к летней жаре москвичей, не спешат убрать на хранение плащи и куртки, эти предметы верхней одежды в Петербурге вообще не убирают, равно как и не выходят из дому без зонтика, даже если на улице жарит солнце.
Так что июнь, как всегда, выдался прохладный, и тополя зацвели уже в самых последних числах. Теперь весь город был засыпан сугробами тополиного пуха, и важные голуби расхаживали по нему, как по перине.
Когда бабушка начала покашливать, Кристина решила, что во всем виноват этот пух. Она тщательно закрыла окна, пропылесосила все углы, протерла пол сырой тряпкой. И, как ей показалось, это помогло, — вечером Антонина Станиславовна больше не кашляла. Однако на следующий день кашель снова повторился. Кристина позвонила матери.
— Господи, подумаешь, кашель, — сказала Ванда. — Сильный?
— Да нет вроде бы.
— Ну простудилась слегка, наверно. Ты же все время держишь открытой форточку. Поставь ей горчичники или… — Она задумалась. — Или дай ей микстуру от кашля.
Вечером Кристина ставила бабушке горчичники. Антонина Станиславовна смотрела на нее грустными глазами, как будто хотела сказать: все эти старания ни к чему не приведут.
— Бабуля, надо лечиться, — говорила Кристина, закрывая горчичники газетой, а потом полотенцем. — Ты еще встанешь и бегать будешь. Вот увидишь, честное слово.
Бабушка вздохнула, как будто безуспешно пыталась пошевелиться, и вдруг уголки ее губ дрогнули.
— Бабушка! — радостно воскликнула Кристина. — Бабушка! Ты можешь, ты смогла… Ну еще раз попробуй.
Антонина Станиславовна снова вздохнула и шевельнула губами.
— Ура! — закричала Кристина. — Теперь ты поправишься, бабуля, дорогая! Ты у меня молодец.
Бабушкины руки были вытянули вдоль одеяла, и пальцы правой руки вдруг слабо задвигались. Левая рука, правда, продолжала безжизненно лежать, но все равно то, что стала возвращаться чувствительность к правой половине, было гигантским прогрессом,
Кристина снова бросилась звонить матери.
— Ну вот видишь, — сказала та. — Может быть, горчичники помогли, кто знает.
И действительно, с этого дня Антонина Станиславовна стала поправляться. Правда, это происходило очень медленно, но с каждым днем она начинала все лучше управлять — пока лишь только правой половиной тела, но уже это вселяло самые радужные надежды. И настроение у Кристины стало лучше, теперь она старалась вообще не вспоминать ни Вадима, ни Лидию, ни тем более Антона. Главное — чтобы бабушка была здорова. Иногда она мечтала о том, как хорошо было бы уехать куда-нибудь, чтобы оставить все плохое в прошлом. Но эти мечты были пока несбыточными, и Кристина старалась просто вытеснить всякое воспоминание о людях, которые ее предали.
В понедельник, как всегда, пришла врачиха из поликлиники.
— Ну что ж, молодцом… — сказала она, увидев бабушкины подвиги, и немедленно удалилась.
Теперь ухаживать за бабушкой стало легче, потому что она хоть как-то уже могла помочь Кристине, когда та ее переворачивала и кормила. А когда внучка читала ей газету, внимательно слушала, выражая свое удивление или негодование происходящими событиями слабым шевелением губ. Но даже такое общение радовало Кристину, потому что это было лучше, чем ничего.
И даже деловая и, как всегда, не имеющая ни одной свободной минуты Ванда прибежала посмотреть на это чудо.
У Кристины как будто гора упала с плеч. Уход за стариком, конечно, труднее, чем за младенцем, но главное в том, что он неизмеримо тяжелее морально. Сколько бы бессонных бдений, усталости и переживаний ни стоил ребенок — он растет, с каждым днем изменяется, он постепенно превращается в человека. Труд, затраченный на него, кажется осмысленным. Гораздо тяжелее ухаживать за стариком, особенно когда впереди не видно никакого просвета, когда с течением времени положение не становится ни хуже и ни лучше, и постепенно начинает казаться, что так будет длиться вечно, год за годом. Но если дело идет на поправку, настроение сразу меняется.
Читать бабушка еще не могла, но смотрела телевизор, и Кристина жалела, что у них всего лишь старенький «Рекорд», а не какой-нибудь современный «Голд-стар» с дистанционным управлением, потому что бабушкина правая рука стала слушаться ее настолько, что она, безусловно, смогла бы им пользоваться.
— Вот накоплю денег, — говорила Кристина, — обязательно куплю тебе новый телевизор. Представляешь себе, ты лежишь, то есть сидишь в кресле, нажала на кнопку — и переключай с одной программы на другую.
Бабушка в ответ только улыбалась и гладила внучку по руке. Говорить она еще почти не могла.
В один из этих дней Кристина вдруг увидела в газете фотографию. Это был ОН. Подпись гласила: «Петербуржец Вадим Воронов вышел в финал на турнире в Москве». Настроение сразу же испортилось. Но больше всего Кристина досадовала на саму себя.
Схватка века
Дела у Вадима действительно шли в гору. В королевской игре, в теннисе, он становился настоящим виртуозом. Теперь Ник-Саныч говорил о предстоящей поездке в Рим на Большой Шлем без всяких «если» и «может быть». Это было дело решенное. Тренер не знал, что в Москве Вадим, стремившийся победить любой ценой, разумеется, не жалел плеча и оно снова стало ныть.
Популярный спортсмен, любимец публики, интересовал не только болельщиков и любителей спорта. С некоторых пор Валерии начали упорно названивать Жора Лисовский и Валентин Эдуардович, устроители фонда ЗДР.
Когда Валерия в первый раз упомянула о фонде «Здоровье России», Вадим не обратил на это никакого внимания. Он ни на миг не мог подумать, что жена всерьез относится к предложению своего бывшего шефа. Ведь очевидно же, что в чем, в чем, а в финансовых делах, банках и акционерных обществах Вадим совершенно не разбирался. Он не знал, как они работают, но подозревал, что разобраться в этом не так просто, и не имел ни малейшего желания заниматься этим.
Однако Валерия не сдавалась. Накануне позвонил Валентин Эдуардович и сказал, что Вадим становится в спортивной жизни Петербурга весьма заметной фигурой. А его фонду непременно нужен был для создания хорошей мины подающий надежды молодой спортсмен, любимец публики. Конечно, у него на примете были и другие знаменитости, но к Вадиму Воронову имелась тропинка — через жену.
Валерия уже успела неплохо узнать мужа, а потому для разговора постаралась выбрать подходящее время. И вот однажды вечером, увидев, что Вадим, откинувшись на спинку бархатного кресла из модного итальянского гарнитура «Венецианка», потягивает кофе с коньяком, она, присев рядом с ним на широкий удобный подлокотник, погладила его по руке и сказала:
— Ты знаешь, Эдуардыч сегодня опять звонил.
— Все не может оправиться от потери самого лучшего крупье?
— Представь себе, ему нужна не я, а ты. Помнишь, я тебе говорила о том, что он придумал ЗДР?
— Какое еще ЗДР? — удивился Вадим, успевший начисто забыть о начинаниях Эдуардыча.
— Ну он же говорил об этом на нашей свадьбе
— Да-да, что-то такое было.
— Ну, и что ты решил?
— А надо что-то решать?
— Он же приглашает тебя чуть ли не в совет директоров!
— О чем ты говоришь! Ну какой из меня директор или кто там ему нужен.
— Ему нужен ты.
— Лера, прошу тебя, перестань. Не будем больше об этом.
Чтобы закончить неприятный разговор, Вадим протянул руку, взял в руки пульт дистанционного управления и прошелся по программам, пока не остановился на пятом канале, где показывали клипы.
Валерия недовольно поднялась с подлокотника, но ничего не сказала. Она прекрасно понимала, что, если начнет сейчас настаивать, Вадим упрется, выйдет скандал и вернуться к этой теме позже будет значительно труднее. Поэтому она решила пока оставить все как есть, но только пока… В любом случае она не собиралась упускать из рук те четыреста-пятьсот долларов в месяц, о которых говорил ей Эдуардыч.
Валерия снова оглядела свое отражение в зеркале. Кофточка удивительно шла ей. Она казалась скромной — светло-серая, с неброской ручной вышивкой, но был в ней настоящий шик, и она разительно отличалась от турецко-китайского ширпотреба, которым челночники завалили все рынки города. И неудивительно, ведь стоила-то она в десять раз дороже. В десять — по меньшей мере.
— Тебе нравится? — спросила Валерия мужа.
— Ты мне нравишься всегда.
— Не злишься, что я столько потратила?
— Для тебя мне ничего не жалко. И мы ведь с тобой богатые…
— Ну это как сказать… — покачала головой Валерия. — Кстати, тебе уже заплатили за второе место?
— Пока нет, — ответил Вадим. — Но заплатят, не беспокойся.
— В рублях, конечно, — усмехнулась Валерия.
— Официально у нас всегда платят в рублях, — ответил Вадим.
— Вот видишь! — рассердилась Валерия, и у нее на щеках появились красные пятна. — Тебе их выдадут, когда они превратятся в ничто! А пока небось крутят твои денежки, едали в банк на срочный депозит или в МММ. Вот получат свой куш, тогда и о тебе вспомнят.
— Кто крутит-то? — холодно спросил Вадим, он старался не показать, что разговор его задевает.
— Откуда я знаю кто. Да хоть твой тренер.
— Давай прекратим этот разговор, — мрачно проворчал Вадим.
— Давай, — согласилась Валерия. — Не хочешь идти в ЗДР к Эдуардычу, не ходи. Я ведь не настаиваю. Кстати, он готов меня взять обратно.
— То есть как это — взять обратно? — не понял Вадим.
— Обратно в казино, — спокойно пояснила Валерия, поправляя перед зеркалом волосы. — Даже обещал накинуть до трехсот баксов.
— Я тебя не пущу в казино. — Вадим сжал зубы, на скулах заходили желваки. — По-моему, мы уже когда-то договорились. — Он встал за спиной Валерии и смотрел в глаза ее зеркальному отражению.
— Разумеется, я помню, — сказала она, обращаясь также к его отражению. — Но что мы будем делать, когда у нас кончатся деньги?
— Еще не кончились.
— Но это когда-нибудь случится… И довольно скоро.
Вадим отвернулся от жены и стал медленно ходить по комнате, заложив руки в карманы. Он и сам понимал, что бешеный выигрыш тает на глазах. Хотя вокруг появляется много красивых вещей, итальянская мебель, посуда, одежда, украшения… Но рано или поздно, и, пожалуй, действительно довольно скоро, деньги растают. И что тогда? Деньги от Спорткомитета? Раньше Вадиму их хватало, и он считал себя вполне обеспеченным, но теперь двести долларов уходит на одну лишь квартиру. А жена-красавица также стоит дорого.
Был, конечно, расчет на выигрыш на каком-нибудь особо престижном турнире, но вот плечо… Вадим никому не говорил об этом, даже Ник-Санычу, не ходил и к врачам, он и сам знал, что ему сейчас нужно. Покой. А где его взять этот покой, когда нужны деньги… Значит, надо играть…
«А если рука совсем откажет?» — метнулась неприятная мысль. Она временами появлялась. Вадим гнал ее от себя, но она с невероятным упорством возвращалась вновь и вновь: «А если я выйду из строя на полгода? На год? Что тогда?» Об этом можно было не спрашивать — будет катастрофа, финансовая яма.
Вот тогда придется искать работу, идти на поклон к этому Эдуардычу. Однако здравый смысл предательски нашептывал, что тогда он уже будет не нужен фонду «Здоровье России», потому что приглашение не повторят, если он окажется неудачником в спорте. «Или стоит согласиться?» — думал Вадим.
Вслух он ничего не сказал, а, чтобы скрыть свои колебания, отправился на кухню; Вид грязной посуды, которая настоящей горой возвышалась над раковиной, внезапно привел его в ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70