— Доброе утро, Эмиль. Как спалось? Я уже собиралась тебя будить, но услышала, что ты разговариваешь с Аленом. Он готов сесть завтракать?
Ален съедал глазунью из двух яиц, тогда как его отец довольствовался чашкой черного кофе, иногда с рогаликом. Бланш уже повидалась с булочником и обо всем с ним договорилась, так что в половине седьмого перед их дверью оставляли свежий хлеб и рогалики.
— День обещает быть чудесным.
— Будет жарко, — возразил он и добавил, сам не очень в это веря: Наверняка после обеда разразится гроза.
Вероятно, это звучит фальшиво, и он сам злится на себя за то, что вот так, почти со злобой, опошляет это обещающее быть таким солнечным утро.
Клерви! Дурацкое название, отдававшее искусственностью, рекламой, приманкой для простофиль. Он живо представляет себе, как ломал голову тот тип, которому поручили придумать название новому жилому кварталу.
Должно быть, ему сказали:
— Пусть оно будет веселым, солнечным… Оно должно напоминать о радостях жизни.
Клерфонтены уже существовали, да, впрочем, тут и не было фонтана.
Где-то даже имелся квартал Плен-Солей. Он не мог себе представить, как бы он кому-нибудь сказал, что живет в Плен-Солей.
А в Клерви?
Кухня хоть и небольшая, зато безупречно обставлена, как на выставках.
— Ты узнала насчет мясника?
— Он каждое утро приезжает из Рэнжи. Достаточно оставить ему заказ по телефону. Через несколько месяцев в универсаме появятся мясной и рыбный отделы.
Входит Ален — одетый, с мокрыми волосами.
— Готово?
— Осталось только поджарить яичницу.
Он усаживается за полированный стол, кладет перед собой учебник английского. Эмиль же, прихватив чашку с кофе, которую подала ему жена, проходит через общую комнату и направляется в сторону ванной, то и дело останавливаясь, чтобы отпить глоток.
А мужчина и женщина за стенкой уже встали? Маловероятно. Позапрошлой ночью они уснули часа в три, если не позже.
Он странно улыбнулся. Он смеялся над самим собой. Коль скоро ложились они очень поздно и так же поздно вставали, не исключено, что Жовис никогда с ними и не встретится?
Так что он никогда не узнает, как они выглядят — он и она. Он будет знать об их интимной жизни больше, чем знают обычно о своих лучших друзьях, о своей семье, даже о своей жене, но может случиться, он встретится с ними на улице и не догадается, кто перед ним.
Ванна была мокрая; на полу валялось махровое полотенце. Он рассердился на сына и порадовался, что с нового учебного года тот пойдет в лицей в Вильжюифе. Ему не надо будет больше отвозить его в Париж к восьми утра. Ален станет пользоваться автобусом. Отцу не придется убивать целый час до открытия конторы.
Во время экзаменов нельзя было переводить мальчугана в другой лицей. И таких проблем — тьма. О некоторых они подумали заранее. Тогда те показались безобидными, легкоразрешимыми. Отчего же Эмиль вдруг сейчас забеспокоился?
Собственно говоря, он не беспокоился. Это не было также и разочарованием.
Нечто подобное он иногда испытывал по воскресеньям в детстве. Родители строили планы. К примеру, отправиться пообедать на берегу Сены, и, разумеется с целью экономии, они брали с собой еду. Машины у них не было.
Шли пешком. Через песчаные карьеры.
— Осторожнее, Эмиль, тут ямы с водой…
Он бы предпочел поесть жареной рыбы или мяса в каком-нибудь ресторанчике, как поступали многие. Трава, на которую они садились, была пыльной и подозрительно пахла.
Почему у них все всегда кончалось ссорой-то перед самым уходом домой, то ближе к середине дня? Его мать была нервной, как и Бланш. Можно было подумать, что она боится мужа, тогда как в действительности это он подчинялся ее желаниям.
Когда они подкатили сюда на машине, а следом за ним подъехал и фургон с вещами, ликованию Жовиса не было предела:
— Вот увидишь, начнется новая жизнь!
— А до сих пор ты не был счастлив?
— Да нет, был, конечно. Но…
Все ж таки они наконец-то окажутся среди — всего нового, в чистоте, в обстановке, не опошленной другими жизнями, которые пропитали бы стены и потолок своими разочарованиями, своими заботами, горестями и болезнями.
— Посмотри, как здесь весело!
И, подняв голову, он увидел в одном из окон, чуть ниже их квартиры, лысую голову старика с красноватыми, как бы уже безжизненными глазами, с короткой, вставленной в рот трубкой.
Быстрее всего добраться до автострады можно было, если ехать по не достроенной еще дороге, проходившей под железнодорожным полотном. Путь пролегал через новостройки, где улицы еще только угадывались, а справа находился аэропорт «Орли».
Ален сидел рядом с отцом на переднем сиденье «Пежо» и уныло созерцал пейзаж.
— О чем ты думаешь?
— О том, что придется заводить новых друзей. Судя по тому, что я успел увидеть, это будет нелегко.
— Ты не рад, что уехал с улицы Фран-Буржуа?
— А почему я должен радоваться?
— У тебя теперь большая комната. По утрам ты можешь принимать душ или ванну, не дожидаясь, когда же соизволит заработать водонагреватель. В будущем году будет закончен бассейн.
— С таким количеством жильцов придется записываться в очередь, чтобы один раз нырнуть.
— На следующий твой день рождения я куплю тебе мопед. Тебе не нужно будет ездить в лицей автобусом.
— Неизвестно еще, что за лицей в этом Вильжюифе.
Жовис испытывал смутное чувство вины. До этого он и у жены не заметил особого восторга. Переезжая, он убедил себя, что все это для их общего блага и он сделает их счастливыми.
Быть может, Бланш с сыном рассуждают иначе? Он ни о чем не жалел. Слишком рано было делать какие-либо выводы. Они не прожили еще на новом месте и двух суток.
Чего действительно не хватало, так это новых связей, во всяком случае Жовису. Он навоображал себе, что они с головой окунутся в новую жизнь, все вокруг них немедленно наладится, они вместе будут радоваться, что избавились от пыльного прошлого.
— А что мама будет делать целыми днями?
Он украдкой взглянул на сына, удивленный вопросом.
— В каком смысле? Она будет делать то же, что и всегда.
— Ты так думаешь?
Внезапно он уже и сам в это не верит. Тем не менее он возражает:
— Чем она занималась в Париже? Дом, магазины, рынок, кухня…
— Приезжать домой обедать ты не будешь, да и я тоже, когда перейду в лицей в Вильжюифе. Магазин в Клерни только один. Вокруг все напоминает заброшенный пустырь. А на пустырях не прогуливаются.
Он всегда искал одобрения Алена и с горечью отметил про себя, что не нашел его и в этот раз.
— Тебе не нравится новая квартира?
— Я ничего не имею против дома.
— Когда твою комнату приведут в порядок…
— Я так мало времени провожу в своей комнате!
— Сегодня вечером установят телевизор.
— Знаю.
— И что?
— Ничего.
Он бойкотировал их новую жизнь, еще даже не попробовав, что это такое.
Тем хуже, если Эмиль ошибся. Идти на попятный было уже поздно, поскольку они приобрели квартиру в рассрочку на условиях ежегодных выплат по займу в течение пятнадцати лет.
Съехав с автострады у Итальянских ворот, они направляются к Сене и переезжают через нее по Аустерлицкому мосту. Чуть позже, у станции метро «Сен-Поль», напротив лицея Карла Великого, Ален выходит из машины. На часах без пяти восемь.
— Деньги у тебя есть?
Мальчуган удостоверяется, что они лежат у него в кармане. Это ему на обед. Вот так и рождались проблемы, наподобие той, что пришлось решать накануне.
Эмиль не мог заехать за Аденом, чтобы отвезти его на обед, так как заранее не знал, в котором часу сможет уйти из конторы. Каждый будет сам планировать свое время.
Когда они жили на улице Фран-Буржуа, все было просто, ибо стоило им преодолеть несколько сот метров — и их ждал уже накрытый стол.
Накануне Бланш весь день раскладывала белье и одежду по стенным шкафам.
Между ванной и комнатой Алена имелся гардероб, окруженный с трех сторон стенными шкафами.
— Представляешь, как это будет удобно! — воскликнул Эмиль, когда они месяца три назад посетили едва достроенную квартиру.
Еще работали водопроводчики и маляры. Сложно было получить верное представление о размере пустых комнат, где странно звучали голоса.
— Что ты об этом думаешь?
— Здесь хорошо, — послушно отвечала Бланш.
Она оглядывалась по сторонам, словно пытаясь определить свое место в этом новом мире.
— Тебе придется в два раза меньше заниматься уборкой, потому что здесь легче поддерживать порядок. К тому же везде имеются стенные шкафы.
— Мне нужно еще со всем этим разобраться.
Два дня назад, когда вносили мебель, она приняла дверь стенного шкафа за дверь в общую комнату. Это было всего лишь вопросом привычки.
В квартире на улице Фран-Буржуа они чувствовали себя, как в старой одежде, с ее накопившимися за многие годы запахами, и на всем — налет времени, оставшийся не от них, а от нескольких поколений неизвестных им людей Все требовало ремонта: окна, сквозь щели в которых дуло, ставни, на которых не хватало крючков, засов входной двери, который можно было сдвинуть, лишь приподняв саму дверь.
Каждый вечер Малары, их соседи сверху, до половины двенадцатого смотрели телевизор, и слышимость была такой, словно находишься в их жилище.
Стоя в очередях к лавочникам, Бланш вынуждена была слушать болтовню старух, которые каждое утро встречались, чтобы обменяться очередными сплетнями.
У Жовиса оставался целый час. Его контора открывалась только в девять. Он двинулся к Вогезской площади и остановил машину на улице де Тюренна.
Накануне он зашел выпить кофе на террасе бара, находившегося прямо на углу. На тротуаре стояло четыре или пять столиков и несколько стульев. Тент был опущен, так как солнце припекало уже не на шутку.
Он тогда успел прочесть свою газету от корки до корки. Ему предстоит читать газету и сегодня утром, затем утром следующего дня, и так до тех пор, пока не закончится учебный год и ему не надо будет больше отвозить сына в лицей Карла Великого.
Перед ним стоял официант.
— Принесите мне…
Он колеблется, видит на оконном стекле выведенные мелом слова: привоз пуйи.
— Бокал пуйи.
Пил он мало, позволяя себе аперитив, лишь когда вдруг оказывался с друзьями, или порой по воскресным вечерам, когда отправлялся куда-нибудь с Бланш и Аденом. За столом он довольствовался одним-двумя стаканами красного вина.
Он вошел в бар, где на одном из столиков лежали газеты. Он бывал в этом бистро, еще когда оно было темным, со старой оловянной стойкой, с опилками на полу, а владел им однорукий овернец.
Овернец умер. Новый хозяин все поменял, установил медную стойку, светлые полки, новые столики, новые стулья. Теперь можно было стоя съесть настоящий холодный завтрак, обед или ужин посреди аппетитных колбасных закусок.
— Правда, что вы уехали из этого квартала?
— Два дня назад. Мы обосновались в десяти километрах от «Орли».
— Но вы не поменяли работу? Вы по-прежнему на площади Бастилии?
— По-прежнему.
— Вы теперь живете в одном из тех жилых массивов, что видны с южной автострады?
— Не совсем так…
Ибо это не было обыкновенным жилым массивом. Здесь стояли не типовые дешевые муниципальные дома, а тщательно отделанные здания, и между бетонными сооружениями были обустроены зеленые зоны.
Инициаторы проекта, должно быть, не решились употребить слово «резиденция», как для ансамблей класса «люкс». Это могло бы отпугнуть средних клиентов. Они попросту окрестили это место Клерви, не дав никакого другого определения.
— Вашей жене там нравится?
— По-моему, да.
— Она там пообживется. Женщины не так быстро, как мы, свыкаются с новым местом. Когда мы здесь обосновались, я первые полгода думал, что моя жена станет неврастеничкой. На улице Клиньянкур она знала всех в квартале.
Пуйи было сухим, прохладным. Он выпил его почти одним глотком. Спустя несколько минут ему захотелось еще, и он сделал знак официанту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19