Я не сделала этого сегодня утром, потому что не была уверена.
– Оскорбит? Невозможно оскорбить араба деньгами.
– Очень разумно, – сказала я и положила себе с блюда кефры – сочных мясных шариков, лежащих на горе риса. – Водопад, который я видела у истоков Нар-Эль-Салька, имеет какое-нибудь отношение к культу Адониса, о котором вы рассказывали?
– Не прямое. Хотя поблизости есть второстепенный храм Венеры Афки, но его невозможно увидеть, пока не вылезешь из ущелья. Но вряд ли он достоин специального путешествия…
Остаток трапезы прошел приятно, к моему облегчению было достаточно легко поддерживать беседу на отвлеченные темы. Я не хотела слишком сильно эксплуатировать свой талант к вранью, а встреча с Чарльзом еще была слишком живой в моем сознании. Любого обсуждения семейных проблем лучше было избежать, и я вовсе не собиралась настаивать на новой встрече с бабушкой Ха. И очень походило на то, что интересы Джона Летмана совпадали с моими.
Как только мы поели, он встал. Если я не возражаю… Он кое-что должен сделать… Если я его извиню… Я быстро его успокоила, почти с явным удовольствием. Сказала, что собираюсь сидеть в саду, он такой сонный от полуденной жары. Почитаю книжку, а потом, если можно, похожу, посмотрю. Не во двор принца, конечно, а в других местах. Так интересно… Такого шанса у меня не будет никогда… И конечно мне и в голову не взбредет беспокоить бабушку Харриет… Нет никакой необходимости, чтобы она даже знала…
Мы расстались с чувством облегчения. Когда он удалился и забрал с собой поднос, я взяла несколько подушек с сиденья у окна, отнесла их в сад и устроилась на краю озера в тени тамариска.
Очень тихо. Оцепеневшие деревья, гладкое зеркало воды, цветы склонили головы от жары. Рядом со мной на камне спала неподвижная ящерица, даже не шевельнулась, когда мимо пролетел перепел и опустился в пыль, расправив крылья. На сломанном мосту павлин вяло кокетничал с подругой, которая не обращала на него никакого внимания. Где-то в цветах бугенвиллии, покрывавших аркаду, пела птица, и я узнала короля прошлой ночи, соловья. Без шторма и звездного света он звучал совсем по-другому. Несколько зябликов и горлица попытались его заглушить, соловей издал трель, похожую на зевок, и замолк. Я его не обвиняла, тоже заснула.
Примерно через час я пробудилась. Сонная жара, казалось, заполнила весь дворец. Теперь не раздавалось вообще ни звука. Когда я поднялась с подушек, ящерица убежала, но перепел даже не вытащил голову из-под крыла. Я отправилась на разведку.
Ни к чему подробно описывать мои блуждания. Нельзя было предположить, что какие-нибудь ворота открываются прямо в помещения для женщин. Но они находились с задней стороны, а огромный сад и многочисленные комнаты сераля занимали всю эту сторону, значит начинать искать нужно было тут. Ворота, очевидно, скрывались среди деревьев в юго-западном углу. Выглянув из окна спальни, я увидела верхушки этих деревьев, они доходили прямо до подоконника. Сераль, в общем-то, находился полутора этажами выше плато. Оставалось предположить, что под ним есть какой-то коридор или лестница, куда и выходят ворота.
Поиски в западной аркаде и ванных комнатах убедили меня, что там нет ни лестницы, ни двери, которая могла бы к ней вести. Поэтому скоро я покинула сераль и отправилась исследовать неприбранные развалины дворца. Уверена, что он был не таким огромным, как мне показалось. Но там имелось безумное количество извивающихся лестниц, узких темных коридоров, анфилад маленьких комнат, многие из них были темными, а пыль в них копилась годами. Я очень скоро полностью потеряла чувство направления и просто блуждала наугад. Каждый раз, как в стене обнаруживалось окно, я в него выглядывала, чтобы определить, где нахожусь, но многие комнаты освещались сверху или узкие окна выходили из них в коридоры. Периодически окна открывались и наружу. В одном маленьком дворе открытая аркада выходила прямо на реку Адонис, восхитительные снежные пики за ней и обрыв. Одно окно на первом этаже в конце темного коридора выходило на север к деревне, но оно было зарешечено, а рядом я обнаружила две тяжелые двери с зарешеченными окошками, но они вели, как я поняла, в темницы.
Пробродив часа два, испачкав руки и туфли, я не обнаружила ни одной двери, хоть отдаленно напоминающей выход к воротам, или лестницы, ведущей к ним. Во время блужданий я, конечно, натыкалась на запертые двери. Самая многообещающая находилась в западной части мидана – высокая дверь с зарешеченным вентиляционным окошком. Казалось, что дворец покинут из-за жары, поэтому я позволила себе подтянуться и заглянуть, но увидела только дворы с грязными полами, уходящие в темноту, причем в неподходящем направлении. Никаких признаков лестницы, да и в любом случае дверь была накрепко закрыта. Огромное количество лестниц по безумному капризу создателя вело с одного уровня на другой, но я не обнаружила ничего подходящего. Самый длинный пролет насчитывал всего двенадцать ступеней. Он вел в галерею вокруг заполненной эхом комнаты, большой как бальный зал, где под потолком жили ласточки, а бугенвиллия проросла через разбитые стекла. Окна расположились с двух сторон комнаты на высоте колен, одни выходили на юг, другие – в темный коридор. Внизу, очень далеко, бормотала вода.
Без пятнадцати пять. Я переместилась на внутреннюю сторону галереи в тень и села отдохнуть. Или ворота – просто мираж, или они спрятаны за одной из запертых дверей. Я, конечно, искала поверхностно, но как-то не хотелось углубляться. Ну не вышло. Чарльзу придется лезть в окно, и хорошо бы ему повезло.
В одном смысле мне повезло, за весь день я никого не встретила, хотя перед окнами старалась изображать из себя невинного путешественника, блуждающего без цели. Несколько раз я задумывалась о гончих и о том, не настроит ли их дружелюбно тот факт, что они видели меня в компании Джона Летмана, но зря беспокоилась. Я их не видела. Может, они были заперты в маленьком дворе, но не подавали признаков жизни. Несомненно заснули от жары.
Меня поднял с места скрип двери в дальнем конце коридора. Сиеста закончилась, дворец пробуждался. Мне лучше вернуться в комнату, на случай если кто-нибудь принесет чай.
Легкие шаги по камню и сияние алого шелка. Халида появилась в дверях, голова повернута назад в комнату, девушка с кем-то нежно разговаривает. Стройные коричневые руки ухватились за позолоченный пояс. Она сбросила рабочую одежду, выбрала алое с зеленым платье и золотые босоножки на высоких каблуках с загнутыми персидскими носками. Птичка привела в порядок перышки и стала краше, чем всегда. Это у нее брачный наряд. Голос Джона Летмана ответил из комнаты, а через секунду он и сам появился в дверях. Длинная арабская одежда из белого шелка, открытая до пояса. Босиком. Похоже, только что проснулся.
Слишком поздно было прятаться, я решила просто не шевелиться.
Девушка сказала что-то еще, засмеялась, он притянул ее к себе, полусонно, и что-то прошептал ей в волосы.
Я задвинулась поглубже в окно, в надежде, что они слишком заняты друг другом и не заметят движения. Но почти немедленно раздался звук, уже знакомый мне, но очень пронзительный. Я примерзла к подоконнику. Колокольчик из дивана принца. И неизбежный лай гончих.
Не знаю, каких событий я ожидала. Какой-то реакции Халиды, может быть, страха, который она демонстрировала вчера, и наверняка ответа на требовательный призыв. Но не случилось ничего подобного. Они подняли головы, но остались на месте. Халида выглядела несколько удивленной, спросила о чем-то Джона Летмана, он коротко ответил, а она рассмеялась. Поток арабского, прерываемый ее хохотом, потом мужчина тоже присоединился, а собаки перестали лаять. Наступила тишина. Потом Летман оттолкнул девушку с жестом, который очевидно обозначал «лучше тебе пойти». Все еще смеясь, она подняла руку, чтобы откинуть волосы с его лба, поцеловала и не спеша удалилась.
Я не пыталась двигаться, оставалась на месте и смотрела ей вслед. Впервые с того момента, как Чарльз сделал свое фантастическое предложение по поводу ночного взлома, я одобрила его всей душой. Не знала, как смогу дождаться момента, когда расскажу ему, что видела.
На руке Халиды было надето рубиновое кольцо бабушки Ха.
Ошибиться я не могла. Когда она подняла руку к волосам Джона Летмана, свет, падающий откуда-то сзади, зажег камень так, что не заметить его было нельзя. И она смеялась, когда звенел звонок. И пошла не торопясь.
Я смотрела девушке вслед и вспоминала освещенную лампой комнату прошлой ночью. Старая женщина, завернутая в шерсть и шелк в углу кровати. Халида рядом, настороженно смотрит. Джон Летман позади меня…
Он вернулся в комнату и закрыл дверь.
Я подождала три минуты, тихо спустилась вниз по галерее и вернулась в сераль.
Сначала я подумала, что альтернативный план Чарльза – «мыльная опера» – тоже обречен на неудачу. В последний час до захода солнца – между шестью и семью часами – я исследовала аркаду с северной стороны озера. Старательно притворяясь, что меня интересует только вид, я шла от окна к окну, исследовала решетки и состояние держащих их камней. Все оказалось достаточно прочным, слишком прочным, чтобы я что-то смогла сделать. А одно окно закрывали тяжелые ставни. Некоторые прутья решетки были, конечно, согнуты или сломаны, а иногда обломок железного прута торчал из осыпавшегося камня, но решетки состояли из квадратов шесть на шесть дюймов, и только дыра в половину окна позволила бы забраться внутрь. Таких проломов не было, как максимум для кошки или маленькой собачки.
А если бы и была, подумала я, удивленная степенью своего разочарования, она была бы как-то заблокирована. Мы с Чарльзом слишком легкомысленны. В конце концов это – одиноко стоящий дворец, а бабушка Ха имеет репутацию богатой женщины. Просто разумно, в каком бы состоянии ни был весь дворец, держать в порядке все возможные пути проникновения. Стыдно сказать, но почти пять минут я глазела на зарешеченные окна и думала, что бы сделать дальше, прежде чем мысль осенила меня во всей своей неимоверной красоте, будто яблоко упало Ньютону на голову. Одно из окон было закрыто. Крайнее. А ставни, приделанные изнутри, и снять изнутри тоже можно.
Я побежала вдоль аркады и остановилась перед этим окном. Уже смеркалось.
На первый взгляд все выглядело очень прочным. Тяжелые добросовестно сколоченные деревянные ставни плотно закрыты, как двойные двери, а поперек тяжелая палка, почти доска, прибита, чтобы держать их закрытыми. Но когда я рассмотрела все это поближе, подергала гвозди, которые держали ее на месте, я с радостью обнаружила, что это не гвозди, а винты, два на каждом конце. Винты с большими головками, которые я, возможно, смогу отвинтить. Наверняка среди мусора, разбросанного вокруг, можно найти что-нибудь подходящее для этой работы.
Искать пришлось недолго. Большинство комнат были пусты, у некоторых даже двери были не заперты или широко распахнуты, но я помнила, что третья комната от угла буквально забита всякими вещами – заброшенный склад. Я еле в нее пролезла, когда искала проход к воротам. Когда-то она была спальней, но не более, чем четвертого класса. Провалившаяся кровать, сломанный стол. Каждый дюйм пыльного пола покрыт россыпью бесполезных объектов. Я перелезла через верблюжье седло, старую швейную машину, несколько мечей. Подошла к шкафу. Рядом со стопкой пыльных книг я видела нож для разрезания бумаги. Он оказался хорошим, тяжелым и очень мне подходил. Около двери я сдула с него пыль и обнаружила, что это совершенно настоящий кинжал с красивой инкрустированной ручкой и стальным лезвием. Я побежала обратно к окну, закрытому ставнями.
Первый попавшийся мне под руку винт оказался ржавым и глубоко ушел в дерево, так что я вскоре оставила его и перешла к другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Оскорбит? Невозможно оскорбить араба деньгами.
– Очень разумно, – сказала я и положила себе с блюда кефры – сочных мясных шариков, лежащих на горе риса. – Водопад, который я видела у истоков Нар-Эль-Салька, имеет какое-нибудь отношение к культу Адониса, о котором вы рассказывали?
– Не прямое. Хотя поблизости есть второстепенный храм Венеры Афки, но его невозможно увидеть, пока не вылезешь из ущелья. Но вряд ли он достоин специального путешествия…
Остаток трапезы прошел приятно, к моему облегчению было достаточно легко поддерживать беседу на отвлеченные темы. Я не хотела слишком сильно эксплуатировать свой талант к вранью, а встреча с Чарльзом еще была слишком живой в моем сознании. Любого обсуждения семейных проблем лучше было избежать, и я вовсе не собиралась настаивать на новой встрече с бабушкой Ха. И очень походило на то, что интересы Джона Летмана совпадали с моими.
Как только мы поели, он встал. Если я не возражаю… Он кое-что должен сделать… Если я его извиню… Я быстро его успокоила, почти с явным удовольствием. Сказала, что собираюсь сидеть в саду, он такой сонный от полуденной жары. Почитаю книжку, а потом, если можно, похожу, посмотрю. Не во двор принца, конечно, а в других местах. Так интересно… Такого шанса у меня не будет никогда… И конечно мне и в голову не взбредет беспокоить бабушку Харриет… Нет никакой необходимости, чтобы она даже знала…
Мы расстались с чувством облегчения. Когда он удалился и забрал с собой поднос, я взяла несколько подушек с сиденья у окна, отнесла их в сад и устроилась на краю озера в тени тамариска.
Очень тихо. Оцепеневшие деревья, гладкое зеркало воды, цветы склонили головы от жары. Рядом со мной на камне спала неподвижная ящерица, даже не шевельнулась, когда мимо пролетел перепел и опустился в пыль, расправив крылья. На сломанном мосту павлин вяло кокетничал с подругой, которая не обращала на него никакого внимания. Где-то в цветах бугенвиллии, покрывавших аркаду, пела птица, и я узнала короля прошлой ночи, соловья. Без шторма и звездного света он звучал совсем по-другому. Несколько зябликов и горлица попытались его заглушить, соловей издал трель, похожую на зевок, и замолк. Я его не обвиняла, тоже заснула.
Примерно через час я пробудилась. Сонная жара, казалось, заполнила весь дворец. Теперь не раздавалось вообще ни звука. Когда я поднялась с подушек, ящерица убежала, но перепел даже не вытащил голову из-под крыла. Я отправилась на разведку.
Ни к чему подробно описывать мои блуждания. Нельзя было предположить, что какие-нибудь ворота открываются прямо в помещения для женщин. Но они находились с задней стороны, а огромный сад и многочисленные комнаты сераля занимали всю эту сторону, значит начинать искать нужно было тут. Ворота, очевидно, скрывались среди деревьев в юго-западном углу. Выглянув из окна спальни, я увидела верхушки этих деревьев, они доходили прямо до подоконника. Сераль, в общем-то, находился полутора этажами выше плато. Оставалось предположить, что под ним есть какой-то коридор или лестница, куда и выходят ворота.
Поиски в западной аркаде и ванных комнатах убедили меня, что там нет ни лестницы, ни двери, которая могла бы к ней вести. Поэтому скоро я покинула сераль и отправилась исследовать неприбранные развалины дворца. Уверена, что он был не таким огромным, как мне показалось. Но там имелось безумное количество извивающихся лестниц, узких темных коридоров, анфилад маленьких комнат, многие из них были темными, а пыль в них копилась годами. Я очень скоро полностью потеряла чувство направления и просто блуждала наугад. Каждый раз, как в стене обнаруживалось окно, я в него выглядывала, чтобы определить, где нахожусь, но многие комнаты освещались сверху или узкие окна выходили из них в коридоры. Периодически окна открывались и наружу. В одном маленьком дворе открытая аркада выходила прямо на реку Адонис, восхитительные снежные пики за ней и обрыв. Одно окно на первом этаже в конце темного коридора выходило на север к деревне, но оно было зарешечено, а рядом я обнаружила две тяжелые двери с зарешеченными окошками, но они вели, как я поняла, в темницы.
Пробродив часа два, испачкав руки и туфли, я не обнаружила ни одной двери, хоть отдаленно напоминающей выход к воротам, или лестницы, ведущей к ним. Во время блужданий я, конечно, натыкалась на запертые двери. Самая многообещающая находилась в западной части мидана – высокая дверь с зарешеченным вентиляционным окошком. Казалось, что дворец покинут из-за жары, поэтому я позволила себе подтянуться и заглянуть, но увидела только дворы с грязными полами, уходящие в темноту, причем в неподходящем направлении. Никаких признаков лестницы, да и в любом случае дверь была накрепко закрыта. Огромное количество лестниц по безумному капризу создателя вело с одного уровня на другой, но я не обнаружила ничего подходящего. Самый длинный пролет насчитывал всего двенадцать ступеней. Он вел в галерею вокруг заполненной эхом комнаты, большой как бальный зал, где под потолком жили ласточки, а бугенвиллия проросла через разбитые стекла. Окна расположились с двух сторон комнаты на высоте колен, одни выходили на юг, другие – в темный коридор. Внизу, очень далеко, бормотала вода.
Без пятнадцати пять. Я переместилась на внутреннюю сторону галереи в тень и села отдохнуть. Или ворота – просто мираж, или они спрятаны за одной из запертых дверей. Я, конечно, искала поверхностно, но как-то не хотелось углубляться. Ну не вышло. Чарльзу придется лезть в окно, и хорошо бы ему повезло.
В одном смысле мне повезло, за весь день я никого не встретила, хотя перед окнами старалась изображать из себя невинного путешественника, блуждающего без цели. Несколько раз я задумывалась о гончих и о том, не настроит ли их дружелюбно тот факт, что они видели меня в компании Джона Летмана, но зря беспокоилась. Я их не видела. Может, они были заперты в маленьком дворе, но не подавали признаков жизни. Несомненно заснули от жары.
Меня поднял с места скрип двери в дальнем конце коридора. Сиеста закончилась, дворец пробуждался. Мне лучше вернуться в комнату, на случай если кто-нибудь принесет чай.
Легкие шаги по камню и сияние алого шелка. Халида появилась в дверях, голова повернута назад в комнату, девушка с кем-то нежно разговаривает. Стройные коричневые руки ухватились за позолоченный пояс. Она сбросила рабочую одежду, выбрала алое с зеленым платье и золотые босоножки на высоких каблуках с загнутыми персидскими носками. Птичка привела в порядок перышки и стала краше, чем всегда. Это у нее брачный наряд. Голос Джона Летмана ответил из комнаты, а через секунду он и сам появился в дверях. Длинная арабская одежда из белого шелка, открытая до пояса. Босиком. Похоже, только что проснулся.
Слишком поздно было прятаться, я решила просто не шевелиться.
Девушка сказала что-то еще, засмеялась, он притянул ее к себе, полусонно, и что-то прошептал ей в волосы.
Я задвинулась поглубже в окно, в надежде, что они слишком заняты друг другом и не заметят движения. Но почти немедленно раздался звук, уже знакомый мне, но очень пронзительный. Я примерзла к подоконнику. Колокольчик из дивана принца. И неизбежный лай гончих.
Не знаю, каких событий я ожидала. Какой-то реакции Халиды, может быть, страха, который она демонстрировала вчера, и наверняка ответа на требовательный призыв. Но не случилось ничего подобного. Они подняли головы, но остались на месте. Халида выглядела несколько удивленной, спросила о чем-то Джона Летмана, он коротко ответил, а она рассмеялась. Поток арабского, прерываемый ее хохотом, потом мужчина тоже присоединился, а собаки перестали лаять. Наступила тишина. Потом Летман оттолкнул девушку с жестом, который очевидно обозначал «лучше тебе пойти». Все еще смеясь, она подняла руку, чтобы откинуть волосы с его лба, поцеловала и не спеша удалилась.
Я не пыталась двигаться, оставалась на месте и смотрела ей вслед. Впервые с того момента, как Чарльз сделал свое фантастическое предложение по поводу ночного взлома, я одобрила его всей душой. Не знала, как смогу дождаться момента, когда расскажу ему, что видела.
На руке Халиды было надето рубиновое кольцо бабушки Ха.
Ошибиться я не могла. Когда она подняла руку к волосам Джона Летмана, свет, падающий откуда-то сзади, зажег камень так, что не заметить его было нельзя. И она смеялась, когда звенел звонок. И пошла не торопясь.
Я смотрела девушке вслед и вспоминала освещенную лампой комнату прошлой ночью. Старая женщина, завернутая в шерсть и шелк в углу кровати. Халида рядом, настороженно смотрит. Джон Летман позади меня…
Он вернулся в комнату и закрыл дверь.
Я подождала три минуты, тихо спустилась вниз по галерее и вернулась в сераль.
Сначала я подумала, что альтернативный план Чарльза – «мыльная опера» – тоже обречен на неудачу. В последний час до захода солнца – между шестью и семью часами – я исследовала аркаду с северной стороны озера. Старательно притворяясь, что меня интересует только вид, я шла от окна к окну, исследовала решетки и состояние держащих их камней. Все оказалось достаточно прочным, слишком прочным, чтобы я что-то смогла сделать. А одно окно закрывали тяжелые ставни. Некоторые прутья решетки были, конечно, согнуты или сломаны, а иногда обломок железного прута торчал из осыпавшегося камня, но решетки состояли из квадратов шесть на шесть дюймов, и только дыра в половину окна позволила бы забраться внутрь. Таких проломов не было, как максимум для кошки или маленькой собачки.
А если бы и была, подумала я, удивленная степенью своего разочарования, она была бы как-то заблокирована. Мы с Чарльзом слишком легкомысленны. В конце концов это – одиноко стоящий дворец, а бабушка Ха имеет репутацию богатой женщины. Просто разумно, в каком бы состоянии ни был весь дворец, держать в порядке все возможные пути проникновения. Стыдно сказать, но почти пять минут я глазела на зарешеченные окна и думала, что бы сделать дальше, прежде чем мысль осенила меня во всей своей неимоверной красоте, будто яблоко упало Ньютону на голову. Одно из окон было закрыто. Крайнее. А ставни, приделанные изнутри, и снять изнутри тоже можно.
Я побежала вдоль аркады и остановилась перед этим окном. Уже смеркалось.
На первый взгляд все выглядело очень прочным. Тяжелые добросовестно сколоченные деревянные ставни плотно закрыты, как двойные двери, а поперек тяжелая палка, почти доска, прибита, чтобы держать их закрытыми. Но когда я рассмотрела все это поближе, подергала гвозди, которые держали ее на месте, я с радостью обнаружила, что это не гвозди, а винты, два на каждом конце. Винты с большими головками, которые я, возможно, смогу отвинтить. Наверняка среди мусора, разбросанного вокруг, можно найти что-нибудь подходящее для этой работы.
Искать пришлось недолго. Большинство комнат были пусты, у некоторых даже двери были не заперты или широко распахнуты, но я помнила, что третья комната от угла буквально забита всякими вещами – заброшенный склад. Я еле в нее пролезла, когда искала проход к воротам. Когда-то она была спальней, но не более, чем четвертого класса. Провалившаяся кровать, сломанный стол. Каждый дюйм пыльного пола покрыт россыпью бесполезных объектов. Я перелезла через верблюжье седло, старую швейную машину, несколько мечей. Подошла к шкафу. Рядом со стопкой пыльных книг я видела нож для разрезания бумаги. Он оказался хорошим, тяжелым и очень мне подходил. Около двери я сдула с него пыль и обнаружила, что это совершенно настоящий кинжал с красивой инкрустированной ручкой и стальным лезвием. Я побежала обратно к окну, закрытому ставнями.
Первый попавшийся мне под руку винт оказался ржавым и глубоко ушел в дерево, так что я вскоре оставила его и перешла к другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40