Она плохо относится к бейрутским докторам, но, без сомнения, я заставлю ее одуматься, если будет необходимость. Не волнуйтесь… Я действительно хорошо за ней присматриваю и занимаюсь хозяйством по мере возможности. И если вы думаете об обстановке четырехзвездного отеля, с которой столкнулись по дороге сюда, позвольте сообщить, что здесь пять дворов, два сада, три турецких бани, мечеть, конюшня для пятидесяти коней и двенадцати верблюдов, несколько миль коридоров, пара потайных ходов, а что касается комнат, мне никогда не удавалось их сосчитать. Чтобы добраться от двора принца до сераля, я использую радар.
– А что, я посмотрела на пыль на полу? А у вас нет рабов, чтобы наводить порядок?
– Только я и еще трое: привратник Яссим, девушка по имени Халида и брат Халиды Насирулла, который живет в деревне и приходит днем. В действительности мы справляемся совсем неплохо, потому что теперь старая леди живет очень просто. Могу сказать, что ее часть дворца содержится лучше, чем эта. Халида хорошая девушка и хорошо ухаживает за вашей бабушкой. Действительно не стоит о ней беспокоиться.
– Я разве сказала, что беспокоюсь? Не собиралась ставить вас в оборонительную позицию. Я сказала вот что. Уверена, что бабушка Харриет получает удовольствие, изображая из себя леди Ливана, и рада, что вы здесь, чтобы ей помогать. Все, что я хочу, это увидеть ее на пять минут, так, чтобы иметь возможность рассказать об этом семье.
Опять пауза. Я подумала – вот мы и вернулись к первому пункту.
– Ну так в этом же и дело, не понимаете? У нас строгие приказы отсылать всех прочь и все, что она рассказывала о семье, не заставляет предположить, что она сделает для вас исключение.
Я усмехнулась.
– Достаточно честно. Не обвиняю ни вас, ни ее. Но, может, предоставим ей самой принять решение? Как я поняла, она пока не знает, что я здесь? Или Яссим передал ей это?
– Он ее не видел, пришел прямо ко мне. Между прочим, он способен передать больше, чем можно подумать, только не понял вашего имени. Я не знал, кто вы, пока не поговорил с вами. Признаю, что он не слишком эффективен, как посланник, он – один из объектов благотворительности вашей бабушки, как и я. Но он очень полезен, как привратник, а нанять кого-нибудь другого с проживанием здесь, мы сейчас не можем. Осталось, знаете ли, немного денег.
Странно он это сказал, глядя прямо на меня чудными несфокусированными глазами. Я заметила, что белки у него красные, он выглядел, будто недостаточно спит, но совершенно спокоен. Расположился на мраморном сиденье, будто оно покрыто шелковыми подушками и персидскими коврами. Легкие серые брюки и голубая пляжная рубашка совершенно недорогие, но на запястье совершенно замечательные золотые часы, купленные несомненно в Бейруте. Я вспомнила слова Чарльза о пристрастии бабушки Ха к молодым людям, откуда-то из подсознания вылезло словосочетание «чрезмерное влияние». Но это я проигнорировала, в конце концов, это неважно. Если бабушка сумела раздобыть молодого человека, чтобы он следил за ее ободранным дворцом и составлял ей приятную компанию, тем лучше для нее. Особенно, если действительно осталось мало денег. Интересно, конечно, насколько это правдиво, и не рассматривает ли мистер Летман неожиданное появление родственницы как угрозу собственному положению. В этом случае моего красивого кузена Чарльза встретят с еще меньшим удовольствием. Я решила не упоминать его до встречи с бабушкой Ха.
Джон Летман говорил:
– Яссим и не смог бы пока увидеть вашу бабушку. Она обычно много спит днем. Ночная птица, как и оригинал. Поэтому, если подождете подольше, я смогу ее спросить. Халида обычно будит ее примерно в шесть.
– Конечно, подожду. Если вы, Хамид, конечно, не возражаете.
– Ни в коей мере, – ответил Хамид, не шевелясь.
Непродолжительная пауза. Летман переводил взгляд с Хамида на меня и обратно, потом посмотрел на часы.
– Ну хорошо, теперь уже недолго, и узнаем. – Еще пауза, потом он прокашлялся. – Но, полагаю, я должен предупредить… Конечно, я сделаю все, что смогу, но ничего не гарантирую. Она стара и иногда забывчива, можно сказать, что у нее тяжелый характер. И иногда тяжелее, чем обычно.
– И сегодня был плохой день?
Он скривил рот.
– Не слишком хороший.
– Ну, если она действительно не захочет меня видеть, так и будет. Но скажите ей, что я вернусь в любое назначенное время, когда она почувствует себя лучше. Я буду в Бейруте по крайней мере до середины следующей недели, но могу и задержаться. Собиралась позвонить домой и рассказать о своих планах, будет очень хорошо, если уже смогу рассказать им что-нибудь о ней. В действительности папа, может быть, сам позвонит вечером.
– Вечером? Вы, очевидно, не поняли. Я сказал, что она – ночная птица, в совершенно прямом смысле. Просыпается и приходит в хорошее состояние где-то между десятью и полуночью и часто не ложится всю ночь. Если она кого-нибудь принимает, то именно в это время.
– Боже мой, действительно вошла в роль. Вы хотите сказать, что, если я собираюсь видеть ее, мне придется остаться здесь на ночь?
– В любом случае, до довольно позднего времени. Можете?
– Я-то на это способна, но вряд ли разумно держать здесь водителя до раннего утра. Можете куда-нибудь поместить меня? У вас есть комната? – Я имела в виду комнату, в которой можно находиться и даже спать, так что вопрос был не столь абсурден, как на первый взгляд.
Мистер Летман серьезно обдумал мой вопрос, потом ответил вполне доброжелательно:
– Можно найти одну.
Я посмотрела на Хамида.
– Как вы к этому относитесь? Мы можем дождаться ответа бабушки и, если придется ждать, чтобы увидеть ее позже, вы поедете обратно без меня? Вы могли бы заехать в гостиницу, сказать, что я осталась здесь на ночь и… Вы свободны завтра?
– Для вас – да.
– Вы очень добры, спасибо. В этом случае вы вернетесь за мной утром? Ждите в деревне, не стоит беспокоиться и подходить к воротам.
– Я наверняка подойду к воротам. Не беспокойтесь. Но мне не очень нравится уезжать и оставлять вас здесь.
– Все будет в порядке. И я просто должна увидеть бабушку.
– Конечно, должны, это я понимаю. Извините, знаю, что это не мое дело, но нельзя ли организовать, чтобы вы встретились с ней на несколько минут сейчас, а потом я отвез вас обратно в гостиницу?
Рядом со мной мистер Летман неожиданно выпрямился. Голос выражал несомненно подлинные замученность и раздражение.
– Послушайте, мне очень жаль. Я не выдумываю трудности просто для развлечения, на самом деле мне ненавистно положение, в которое я себя поставил, раз приходится не пускать вас, а вы можете думать, что я вообще тут ни при чем…
– Я так не думала, и у вас есть определенное положение. В смысле, это ее дом, она попросила вас здесь жить, это так, и никто не спорит. Даже если вы официально не являетесь ее доктором, я полагаю, вы можете называть себя ее управляющим, экономом или как-нибудь в этом духе.
– Мальволио в желтых чулках с подвязками и со всем прочим. – Не понравились мне чувства, выраженные в его голосе, но тут последовала очередная разоруживающая улыбка. – Видите ли, ситуацию трудно считать нормальной. Полагаю, я к ней привык, и вообще это чертовски странная страна, где приучаешься принимать почти все, но понимаю, что это место должно казаться странным, почти сверхъестественным, особенно по первому разу. Со мной, во всяком случае, было именно так. Она живет в бывших комнатах эмира, мы называем их двором принца, а бывший государственный диван – ее спальня. Большую часть времени она проводит в темноте. Женщина Стенхоуп делала это из тщеславия. Не знаю, какой мотив у вашей бабушки, определенно, не этот, может быть, просто имитация. Но помню, когда я первый раз туда попал, примерно в полночь, я подумал, в какой это сумасшедший дом меня занесло? А потом она… – Вдруг он очень внимательно стал рассматривать собственный ботинок. – Насколько хорошо вы вообще помните вашу бабушку?
– Совсем не помню. По-моему, она высокая брюнетка с пламенными черными глазами, одетая в черное, и одежда развевается вокруг ее тела, как шаль белой королевы. У нее была и шаль, бабушка закалывала ее бриллиантовой булавкой. Помню, мама говорила, что ее бриллианты порочны. Это меня очень рассмешило, не знаю почему.
– Бриллианты? Боюсь, они уже давно исчезли. Ни одного не видел. И она не очень высокая, хотя так может показаться ребенку. А одежда теперь тоже часть легенды.
– Да, знаю, она одевается, как восточный мужчина. А почему бы и нет? – Я хлопнула руками по коленям. – А я одеваюсь, как западный, в конце концов.
– Но вы не ввели меня в заблуждение. – Опять ему вроде стало легче. Он встал. – Хорошо, пойду и посмотрю, как дела. Определенно попытаюсь убедить ее принять вас сразу. Возможно, она согласится и встретит вас с распростертыми объятиями, но если нет, мы все организуем, чтобы вы остались на ночь. Хорошо?
– Хорошо.
– Тогда договорились. Немедленно дам вам знать. – Он неопределенно улыбнулся и покинул нас.
Я подошла к бассейну и села рядом с Хамидом.
– Слышал все это?
– Большую часть. Можно сказать, забавная обстановка. Закурите?
– Нет, только что, спасибо. Я вообще-то мало курю.
– А он много.
– В каком смысле?
– Гашиш.
Я вытаращила глаза.
– Серьезно? А откуда ты знаешь?
Он пожал плечами.
– Вы на его глаза не обратили внимания? И есть еще признаки, заметные. Он курил, когда мы появились.
– Вот почему он был такой сонный и не от мира сего! Он сказал, что спал, и дал понять, что это просто сиеста. Я думала, что он не спал часть ночи из-за бабушки. Курил! Ничего странного, что он не хотел никаких помех!
– Не думаю, что он плохо на вас реагировал. От курения расслабляешься, приходишь в хорошее настроение и не знаешь, что делаешь. Ему было трудно думать. Я сам курил, все в Ливане пробуют.
– Правда? И вы?
Он улыбнулся.
– За рулем нет, не бойтесь. И редко, у меня слишком много здравого смысла, а это опасно. Влияет на людей по-разному, а когда выясняешь, как это влияет на тебя, иногда уже слишком поздно. Слышали, он сказал, что пишет книгу? Если останется и будет продолжать курить, то никогда не напишет. Годами будет думать, что нужно только завтра начать, и это будет лучшая в мире книга… Но никогда не начнет. Это и делает марихуана – создает иллюзии и откровения, но отнимает волю, чтобы воплотить их в жизнь. Он закончит, как тот старик, будет кашлять на солнце и видеть сны… Что будете делать, если он вернется и скажет, что бабушка категорически отказывается вас видеть?
– Не знаю пока.
– Скажу, что сделал бы я. Если он скажет, что она не примет вас, ответьте, что желаете услышать это от старой леди лично. Если он этого не разрешит, скажите, что можете признать власть не пускать к ней только за настоящим доктором, и что требуете вызвать доктора из Бейрута для немедленного осмотра. Вы сможете сделать это очень вежливо. Спросите, какого доктора он рекомендует и какое время завтра для него удобно. Потом скажете мне, и я вас привезу.
Он говорил странно невыразительным голосом, но что-то меня насторожило.
– Что вы предполагаете?
– Ничего. – Он опять пожал плечами. – Мне кажется, что дела здесь идут в основном в соответствии с его волей, и мы знаем только с его слов, что не осталось денег. Она была – повторяю, была – очень богатой леди.
– Но семью не волнуют… – Я замолчала. Бесполезно, видимо, объяснять Хамиду, что никто не собирается препятствовать бабушке Ха получать за собственные деньги нужные ей удовольствия. В любом случае, тут есть и другие причины для размышления, не только деньги. Я сказала медленно: – Если правда, что она прекрасно себя чувствует, то и отлично может сама о себе позаботиться и не поблагодарит меня за вмешательство. Все, что я хочу знать, достаточно ли у нее сил, чтобы избавляться от своих порочных бриллиантов приятными для себя способами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40