Выбор за вами”.
Такие молчаливые угрозы, игра на их страхе, чувстве вины и трусости срабатывали безотказно. Выдержав на себе ее немигающий взгляд лишь несколько секунд, Густав Эрнст ломался под его тяжестью и сдавался, бормоча под нос: “Даже не знаю, что мне с тобой делать”.
Эленор же обыкновенно лишь беспомощно пожимала плечами.
А самая большая размолвка между ними произошла два года спустя, когда встал вопрос о дальнейшем образовании Синтии.
И начальную, и среднюю школу она закончила в Майами с очень хорошими отметками. Затем, как запланировали Густав и Эленор Эрнст, она должна была пойти в престижную частную школу “Рэнсом-Эверглейдс” в Корал-Гейблз. Но у четырнадцатилетней Синтии было на этот счет собственное мнение. Когда с ее оформлением в “Рэнсом-Эверглейдс” было уже практически улажено, она объявила, что будет учиться в “Пайн-Крест” — школе-интернате в Форт-Лодердейл, то есть в сорока километрах от Майами. Она самостоятельно подала туда заявление и была принята.
Густава это вывело из себя.
— Ты нарочно пошла против нашей воли, — сказал он в тот же вечер за ужином. — А если бы мы выбрали для тебя “Пайн-Крест”, ты бы заявила, что пойдешь в “Эверглейдс”.
Эленор слушала молча, наперед зная, что дочь, как всегда, одержит в споре верх.
Так и вышло, стоило Синтии пустить в ход свой безотказный метод. Она сидела за столом, но не притрагивалась к еде, а только сверлила отца глазами, излучавшими абсолютную власть. И так до тех пор, пока он не отбросил в отчаянье вилку и не сказал: “А, к дьяволу! Делай, как тебе заблагорассудится!”
Синтия кивнула, встала из-за стола и ушла к себе в комнату.
Четыре года спустя, когда Синтии предстоял выбор колледжа, все повторилось. В восемнадцать лет она превратилась в красивую и весьма житейски искушенную молодую леди. Синтия прекрасно знала, как мечтает мать, чтобы она продолжала образование в ее собственной “альма матер” — элитарном колледже Смита в Нортгэмптоне, штат Массачусетс. И все четыре года она позволяла Эленор думать, что так оно и будет.
У Синтии действительно были отменные шансы поступить: она закончила школу “Пайн-Крест” с отличием, удостоившись грамоты Национального школьного общества. К тому же колледж Смита регулярно получал от Эленор существенные дотации, что официально было не в счет, но тем не менее учитывалось.
И вот на домашний адрес Эрнстов пришло письмо с уведомлением, что Синтия зачислена студенткой колледжа Смита. Эленор поспешила вскрыть его и сразу же позвонила Синтии в интернат, чтобы сообщить радостную новость.
— Да я и не сомневалась, что они меня примут, — отозвалась Синтия равнодушно.
— О, милая, я просто на седьмом небе от счастья! Это нужно отпраздновать. Давай устроим ужин в субботу. Ты свободна?
— Да, прекрасная идея.
Синтия заранее любовалась симметрией повторяющихся событий. В следующую субботу вечером они втроем снова собрались за тем же дубовым обеденным столом; она — в центре, родители по правую и левую руку. На покрытом английской скатертью столе красовался лучший семейный фарфоровый сервиз. Горели свечи. По этому случаю Синтия даже надела вечернее платье. Родители же, как она могла видеть, сияли от удовольствия.
Потом отец разлил вино по бокалам, поднял свой и произнес:
— За следующее поколение выпускников Смита!
— Да, да! — вторила ему Эленор. — О, Синтия, я так горжусь тобой! С дипломом Смита весь мир будет открыт перед тобой.
Небрежно вертя в пальцах бокал с вином, Синтия произнесла:
— Верно, мамочка, но только кто тебе сказал, что я буду учиться у Смита?
Не без злорадства следила она, как счастливое выражение померкло на лице Эленор. Они уже столько раз все это проходили, что каждый нюанс был легко предсказуем.
— Что ты несешь? — спросил отец.
— Я подала заявление в университет штата Флорида в Таллахасси, — продолжала Синтия с невинным видом. — На прошлой неделе мне сообщили, что я принята, — она подняла свой бокал. — Так что как насчет такого тоста? За Таллахасси!
Эленор лишилась дара речи. Лоб ее мужа покрылся испариной.
— Нет, я не позволю тебе променять колледж Смита на какой-то третьеразрядный университет! Запрещаю! По другую сторону стола вскочила на ноги Эленор.
— Ты хотя бы представляешь себе, какая это честь быть принятой в Смит? Год обучения там обходится в двадцать тысяч. Одно только это показывает, насколько…
— В Таллахасси берут всего три тысячи, — перебила Синтия. — Только вообрази, сколько денег вы сэкономите.
Довольная собой, Синтия одарила родителей белозубой улыбкой.
— Да неужели же ты думаешь, что деньги… Нет, это невозможно! — Эленор спрятала лицо в ладонях.
— Нет уж, на этот раз у тебя этот номер не пройдет, юная леди! — грохнул кулаком по столу Густав.
Но теперь уже и Синтия поднялась со стула, переводя свой яростный взгляд с отца на мать и обратно. Взгляд этот был такой, что уж лучше бы она на них кричала. Густав пытался было выдержать его, но в который уже раз не смог. Он отвел глаза и тяжело вздохнул. Посидел еще немного, пожал плечами, развел руками и удалился. Почти сразу за ним последовала Эленор.
Синтия с удовольствием поужинала в одиночестве.
Через три года Синтия с отличием окончила полный четырехлетний курс университета штата Флорида.

И в старших классах, и в колледже Синтия часто сходилась с мужчинами, и к своему удивлению обнаружила, что секс доставляет ей удовольствие, несмотря на страшные воспоминания детства. Однако в сексе она искала прежде всего власти над партнером. Никогда, никогда больше не будет она пассивной и покорной — говорила она себе поначалу. Не важно как, не важно с кем, но в постели она должна была доминировать. К ее большому удивлению оказалось, что мужчинам нравится ей подчиняться. Многих это только еще больше возбуждало. Один из партнеров, который, впрочем, ничем больше не запомнился, сказал ей после бурной ночи: “Ты дьявольски сексуальна, Син, но до чего же жестока!” При всем обилии связей и интрижек Синтия никогда и никого не любила, не позволяла себе влюбляться. Не могла же она поступиться своей свободой?
Много позже, почти по тем же правилам, она играла в любовь с Малколмом Эйнсли. Как и большинство его предшественников, он получал удовольствие от ее “секс-зарядки” (так он это окрестил) и легко подстраивался под ее темперамент. Но Синтии не удавалось подчинить его себе полностью, как других, была в нем какая-то внутренняя сила, неодолимая для нее. Между тем она старалась увести Малколма из его семьи, причем с единственной целью — доказать свою власть над ним. Сама-то она замуж не собиралась, ни за него, ни за кого другого. Замужество для Синтии было синонимом полной потери независимости, а она дала себе слово не жертвовать ни малой ее толикой.
Противоположностью Малколму оказался писатель Патрик Дженсен. Этого она заставила плясать под свою дудку с первого дня знакомства. Сначала их с Патриком связывал исключительно секс, в дальнейшем отношения стали более сложными. Ее романы с ними двумя завязались почти одновременно, и ей довольно долго удавалось, как она про себя это называла, “бежать по параллельным дорожкам”.
Патрик Дженсен сошелся с Синтией в трудный для себя период. Он был в процессе развода с женой. Причем Нейоми не только бросила его, но сумела по суду добиться выгодного для себя раздела имущества. По словам друзей семьи, все семь лет их супружества были отравлены необузданным нравом Патрика. Нейоми крепко доставалось от него. Трижды ей приходилось даже заявлять на него в полицию. И трижды она забирала заявления, поскольку он клялся никогда больше не поднимать на нее руки. Но сдерживаться он так и не научился. Даже после развода с Нейоми он устраивал ей сцены ревности, стоило ей появиться на людях с другим мужчиной. Однажды это чуть не кончилось дракой.
Синтия Эрнст оказалась для Дженсена поистине находкой во всех отношениях. Он сразу признал, что она человек куда более сильный, чем он сам, и полностью подчинился ей, все более и все чаще целиком полагаясь на нее. А Синтия в свою очередь посчитала, что нашла человека, которого не только сможет крепко держать в руках, но и использовать как орудие достижения своих далеко идущих личных планов.
Она окончательно убедилась, что была права, когда однажды Патрик заявился к ней домой глубокой ночью.
Настойчивый стук в дверь поднял ее с постели. Посмотрев в “глазок”, она увидела Патрика, который беспокойно оглядывал лестничную клетку и нервно ерошил пальцами свою шевелюру.
Стоило ей открыть, он ворвался внутрь и лихорадочно зашептал:
— Боже праведный, Синтия! Я сделал страшную вещь! Мне надо убираться отсюда. Можно взять твою машину?
Он подскочил к окну, оглядел улицу внизу и затем продолжал лепетать:
— Мне нужно бежать.., куда угодно! Помоги мне, Син! — Он смотрел на нее умоляюще, продолжая ерошить волосы.
— Да что с тобой, Патрик? С тебя пот градом. — Синтия крепко взяла его за руку и приказала:
— Ну-ка, успокойся! Сядь, я плесну тебе виски.
Она усадила его на диван, принесла выпить и принялась массировать ему шею. Он на время затих, но потом вдруг выпалил:
— Боже мой, Син! Я убил Нейоми! Застрелил из револьвера.
И у него перехватило дыхание.
Синтия вмиг отпрянула от него. Как офицер полиции — особенно как сотрудник отдела по расследованию убийств — она прекрасно знала, как ей велит поступить служебный долг. Она должна была немедленно арестовать Патрика, зачитать ему его права и доставить в полицейский участок. Но она, быстро осмыслив ситуацию, взвесив возможности и вероятности, не сделала ничего подобного. Вместо этого она направилась к себе в спальню, достала из тумбочки диктофон, вставила новую кассету и, прежде чем вернуться в гостиную, нажала на кнопку “запись”. Патрик тем временем рыдал, зарывшись лицом в диванную подушку. Синтия положила диктофон на столик рядом с диваном, но так чтобы его загораживал цветочный горшок. Потом она сказала:
— Патрик, если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, расскажи мне в точности, как все произошло.
Он поднял на нее взгляд, кивнул и сбивчиво прерывающимся голосом начал:
— Я не хотел, чтобы так вышло… Я и не думал даже… Но мне невыносимо даже представить себе ее с другим… И когда я увидел их вместе, ее и этого мозгляка, меня просто ослепила злоба. У меня был револьвер. Я и заметить не успел, как выхватил его и начал стрелять… В секунду все было кончено. Только потом я увидел, что натворил. Боже, я уложил их обоих!
Синтия почувствовала, что ей не хватает воздуха.
— Так ты убил двоих?! Кто же был второй?
— Килбэрн Холмс, — Дженсен еще пытался оправдываться. — Он прилип к Нейоми как банный лист. Их все время видели вместе. Мне же обо всем рассказывали!
— Кретин! Законченный идиот! — Синтии и самой стало по-настоящему страшно. Это было двойное убийство, в котором Патрик будет наверняка главным подозреваемым. Помогать ему сейчас, если она решится на это, значило рисковать не только карьерой, но и свободой.
— Тебя кто-нибудь видел? — быстро спросила она. — Свидетели были?
— Нет, — покачал головой Дженсен, — в этом я уверен. Было уже поздно и очень темно. Даже выстрелы не привлекли внимания.
— Ты ничего не оставил на месте? Подумай хорошенько. Ничего?
— Уверен, что нет.
— Когда ты уходил, там не начался переполох? Слышал ты голоса, шум?
— Нет.
— Где револьвер?
— Вот он, — Дженсен достал из кармана “Смит и Вес-сон” тридцать восьмого калибра.
— Положи на столик, — распорядилась Синтия. Она все еще медлила, взвешивая риск, обдумывая, стоит ли он той полной и окончательной власти над Патриком Дженсеном, какую она несомненно получала в результате. Он мог стать послушным инструментом в ее руках, она прекрасно понимала, что ей надо для этого сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81