дневники Эленор; сексуальные домогательства отца, которым подверглась Синтия в детстве; ее беременность. Нужно было признать также, что сокрытые Синтией полтора года назад улики по делу о другом двойном убийстве нетронутыми пролежали на складе вещественных доказательств полицейского управления.
Заместитель начальника полиции Серрано после консультаций с Фэрреллом Кетлиджем и Эвелио Хименесом — офицером, отвечавшим за связи с общественностью, — так резюмировал решение:
— Все это — чудовищная куча дерьма, из которой никому не удастся выбраться и благоухать при этом розами. Но будет еще хуже, если мы что-то утаим, а какой-нибудь проныра-репортер докопается.
Временно не подлежали огласке лишь некоторые детали и улики, которые должны были пойти в ход в суде против Патрика Дженсена и Виргилио. Об аресте Дженсена и выдвинутых против него обвинениях было уже широко известно.
Что до Виргилио, то его поимка и суд над ним представлялись чем-то из области фантастики. Разумеется, и полиция Майами, и отдел расследования убийств округа Дейд сразу же объявили его в розыск, но он успел скрыться у себя на родине. О его выдаче в руки американского правосудия не приходилось даже мечтать из-за крайне напряженных отношений между Колумбией и США.
Во время пресс-конференции и еще целый день после нее Малколм Эйнсли не сходил с экранов телевизоров по всей стране. Именно кадры его выступления, а не речи полицейского начальства национальные телесети показывали бесконечное число раз с добавлением все новых подробностей и комментариев. Была подготовлена специальная передача о Синтии Эрнст, центральной действующей фигурой которой был детектив Эйнсли. Эй-Би-Си в передаче “Ночные новости” оперативно поведала о зловещих символах в серийных убийствах и их трактовке, “звездой” и тут был Эйнсли.
Газеты тоже не отставали, сделав особый акцент на его прошлом, какой-то репортер раздобыл материалы о его докторской диссертации и о его высокой репутации ученого, упомянув о его соавторстве в книге “Эволюция религий человечества”. О нем писали журналы “Тайм” и “Ньюсуик”, а “Пэрейд” вышел со статьей об Эйнсли, поместив на обложку его фотографию и заголовок: “БЫВШИЙ СВЯЩЕННИК СТАЛ СУПЕР-СЫЩИКОМ”.
На коммутатор полицейского управления Майами поступило множество звонков от продюсеров кино— и телефильмов с деловыми предложениями, полностью опровергавшими слова Серрано, что никто не выйдет из этой истории, благоухая розами. Было очевидно, что как раз Малколму Эйнсли это вполне удалось.
— Скорей бы эта свистопляска кончилась! — пожаловался он Лео Ньюболду.
— Как я слышал, наше начальство разделяет твои чувства, — отозвался тот.
Но как бы то ни было, все были довольны тем обстоятельством, что публичного разбирательства дела Синтии Эрнст в суде удалось избежать.
Еще несколько дней спустя Эйнсли уведомил своего лейтенанта, что уходит из отдела убийств. Ньюболд отнесся к этому с пониманием. Слишком многие детективы прошли этой же дорожкой, слишком сильно было эмоциональное перенапряжение от работы в отделе, чтобы его начальник пытался удерживать кого-то из своих подчиненных, пусть даже наиболее ценных. В ожидании решения дальнейшей судьбы Эйнсли лейтенант перевел его с оперативной работы на “холодную” — с помощью новых технологий он должен был теперь заново рассматривать старые нераскрытые дела. Эта сфера деятельности полиции приносила неплохие результаты, не причиняя излишних стрессов тем, кто был в нее вовлечен.
Еще через три недели Ньюболд мимоходом задержался у рабочего стола Эйнсли и сказал:
— Тебя хочет видеть Фигерас.
— Добрый день, сержант Эйнсли! — приветствовала его Теодора Эрнандес, секретарь Фигераса. — Прежде чем вы зайдете в кабинет, могу я вас кое о чем попросить?
— Конечно.
— Мои ребятишки видели вас по телевизору и читали про вас в газетах. Когда я сказала, что знакома с вами, они просто запрыгали от радости и попросили, чтобы я взяла у вас автографы. — Она протянула ему ручку и две чистых карточки. — Не откажите в любезности.
— Но я ведь не какая-нибудь знаменитость! — смущенно попытался протестовать Эйнсли.
— Не скромничайте. Напишите, пожалуйста, на одной “На память Петре”, на другой “На память Хусто”.
Эйнсли взял ручку и карточки, написал на них два имени и расписался.
— То-то дома будут счастливы! — сказала она и провела его к двери в кабинет начальника следственных отделов, которая, как заметил Эйнсли, не была плотно закрыта.
Марк Фигерас поднялся с места, чтобы пожать руку посетителя.
— Вот и наш герой! — сказал он с легкой ухмылкой. — Как вы себя чувствуете в этой роли?
— Не в своей тарелке, — скорчил гримасу Эйнсли.
— Что ж, придется пока потерпеть. Вы готовы дальше нести бремя славы?
— А куда деваться? Не знаю только, как к этому относятся в нашем департаменте.
— Верно, здесь есть проблемы, — Фигерас жестом пригласил его сесть. — Но не об этом мне было поручено с вами побеседовать. Без формальностей, так сказать, как мужчина с мужчиной. Впрочем, есть одна приятная формальность, с которой нам лучше покончить сразу. С сегодняшнего дня вы — лейтенант Эйнсли. — Он повторно протянул Малколму руку. — Поздравляю. Лучше поздно, чем никогда.
Интересно, что за этим последует, подумал Эйнсли. Повышение обрадовало его; хотелось броситься к телефону и рассказать обо всем Карен. Но сейчас нужно было выслушать Фигераса до конца.
— Ваша карьера на подъеме, Малколм. Перед вами открываются несколько путей — остается только выбирать. Первый из них — стать начальником отдела расследования убийств. — Эйнсли вскинул на хозяина кабинета удивленный взгляд, и тот пояснил:
— Лео Ньюболду присвоено звание капитана. Он переводится в другое подразделение. В вашем случае надлежало бы поступить так же, однако ваш послужной список в отделе расследования убийств настолько незауряден, что мы готовы сделать исключение. При условии, разумеется, что вам такой вариант подходит.
— Нет, — покачал головой Эйнсли. — Я ведь уже объяснил Ньюболду, почему хочу уйти из отдела.
— Неофициально меня информировали об этом, и ваше решение мне понятно. Но нам бы хотелось, чтобы вы были в курсе всех возможностей.
Это “нам” было красноречиво. Фигераса подготовили к этому разговору на самом верху.
— Хорошо, давайте вместе рассмотрим ваши служебные перспективы, — продолжал он. — Вы стали лейтенантом в тридцать девять лет. Через три года вас повысят до капитана, еще через три произведут в майоры, но это уже на усмотрение руководства, и тут никаких гарантий быть не может. Вы достигнете этой ступеньки позже, чем другие, но вы и начали служить в полиции позже большинства своих коллег. Майором, таким образом, вы сможете стать лет в сорок пять, не раньше. Сами знаете, какая конкуренция за звания выше майорского. Вполне может быть, что вы пойдете дальше, но в равной степени вероятно, что майор — это тот предел, которого вы достигнете до пенсионного возраста. Видите, я с вами совершенно откровенен, Малколм.
— Я ценю вашу откровенность.
— Тогда есть еще один аспект проблемы, в который я должен вас посвятить, надеясь на ваше понимание. В последнее время вы привлекли к себе такое внимание публики, какого никогда не удостаивался прежде ни один сотрудник нашего управления. В первую очередь это объясняется, конечно, блестящими результатами вашего расследования, но средства массовой информации далеко не в последнюю очередь были привлечены вашим прошлым священника и ученого-богослова. Здесь мы и подходим к сути дела.
Эйнсли уже начал понимать, к чему он клонит.
— Вся штука в том, Малколм, что из-за вашей нынешней популярности, что бы вы теперь ни делали, это будет обязательно вызывать повышенный интерес репортеров. Ничего страшного, но, честно сказать, нашему департаменту это причинит определенные неудобства. Сами знаете, у нас практически никто не попадает надолго в фокус общественного внимания, включая и самого начальника полиции — его фамилия едва ли известна в Майами многим. Так было всегда, и большинство из нас хотело бы, чтобы так продолжалось и впредь.
— Давайте не будем ходить вокруг да около, — сказал Эйнсли. — Смысл ваших слов сводится к тому, что несмотря на мое повышение, на самом деле вам хотелось бы, чтобы я ушел из полиции.
— Если вы так это восприняли, — сказал Фигерас, — то я плохо выражаю свои мысли. Просто большинство из нас считает, что ваша дальнейшая карьера в управлении, даже в самом лучшем ее варианте, далеко не отвечает вашим способностям. Хотелось бы, чтобы вы занялись чем-то более выгодным для себя, чтобы ваши знания и таланты смогли раскрыться в полной мере.
— Беда в том, — с горечью сказал Эйнсли, — что я в последнее время не читал объявлений о найме на работу. Видно, теперь придется.
— Не придется, — улыбнулся Фигерас. — Эти разговоры потому и возникли, что некая сторонняя организация уже вошла в контакт с нашим начальником, мэром и, вероятно, другими влиятельными лицами. Этой организации вы очень нужны, и потому, как я понимаю, они готовы предложить весьма выгодные условия.
— И что же это за организация? — спросил заинтригованный Эйнсли.
— Короче говоря, нам звонил председатель попечительского совета университета Южной Флориды, — Фигерас заглянул в бумажку на своем столе, — доктор Хартли Аллардайс. Вы согласны встретиться с ним?
Воистину жизнь полна неожиданностей, подумал Эйнсли и сказал:
— Похоже, мне только и остается, что согласиться.
Глава 6
— Быть может, это вас удивит, доктор Эйнсли, — сказал Хартли Аллардайс, — но в нашем университете было много разговоров о вас, с тех пор как о ваших талантах и вашем прошлом стало известно.
— Да, это меня действительно удивляет, — кивнул Эйнсли. — Меня вообще почти все удивляет в последнее время.
Со времени его разговора с Марком Фигерасом прошло три дня. Эйнсли и Аллардайс встретились за ужином в городском клубе в центре Майами. Эйнсли было странно слышать обращение “доктор”. Нет, с формальной точки зрения все было правильно, просто много лет никто к нему так не обращался, а он сам, даже еще будучи священником, избегал прибавлять к своей фамилии ученое звание. Впрочем, в нынешних обстоятельствах…
Разговорчивый доктор Аллардайс между тем продолжал:
— Публика обожает героев, которые живут по соседству. Всегда обожала. И вы превратились для всех в героя, потому что сумели раскрыть череду ужасных преступлений. Но особенно важно, что вы смогли это сделать чисто интеллектуальным путем, используя свою научную эрудицию. Вот почему вами так восхищаются в университетском мире. Я, кстати, не исключение.
Помимо воли Эйнсли улыбнулся и пробормотал слова благодарности.
Аллардайс невозмутимо продолжал:
— Вы оказались в лучах славы как нельзя более вовремя — для меня, для тех, кого я представляю, и, надеюсь, для вас самого.
Хартли Аллардайс был мужчиной весьма представительной внешности: седой, с красивыми чертами лица, бронзовым загаром, уверенными манерами и ослепительной улыбкой. Он родился в богатой семье и сумел приумножить свои капиталы во главе международной инвестиционной компании, обогатив при этом и других. Проблемы образования были второй его страстью — отсюда и общественный пост, который он занимал в университете Южной Флориды.
— Я уже шестой год председательствую в попечительском совете, — пояснил он. — И с самого начала моей мечтой было ввести в программу курс лекций по сравнительной истории религий. Само собой, что у нас есть факультет философии и религии, но сравнительным анализом на нем занимаются куда меньше, чем мне хотелось бы.
Аллардайс сделал паузу, потому что официант принес им основное блюдо, заказанное к ужину — баранье филе под беарнским соусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Заместитель начальника полиции Серрано после консультаций с Фэрреллом Кетлиджем и Эвелио Хименесом — офицером, отвечавшим за связи с общественностью, — так резюмировал решение:
— Все это — чудовищная куча дерьма, из которой никому не удастся выбраться и благоухать при этом розами. Но будет еще хуже, если мы что-то утаим, а какой-нибудь проныра-репортер докопается.
Временно не подлежали огласке лишь некоторые детали и улики, которые должны были пойти в ход в суде против Патрика Дженсена и Виргилио. Об аресте Дженсена и выдвинутых против него обвинениях было уже широко известно.
Что до Виргилио, то его поимка и суд над ним представлялись чем-то из области фантастики. Разумеется, и полиция Майами, и отдел расследования убийств округа Дейд сразу же объявили его в розыск, но он успел скрыться у себя на родине. О его выдаче в руки американского правосудия не приходилось даже мечтать из-за крайне напряженных отношений между Колумбией и США.
Во время пресс-конференции и еще целый день после нее Малколм Эйнсли не сходил с экранов телевизоров по всей стране. Именно кадры его выступления, а не речи полицейского начальства национальные телесети показывали бесконечное число раз с добавлением все новых подробностей и комментариев. Была подготовлена специальная передача о Синтии Эрнст, центральной действующей фигурой которой был детектив Эйнсли. Эй-Би-Си в передаче “Ночные новости” оперативно поведала о зловещих символах в серийных убийствах и их трактовке, “звездой” и тут был Эйнсли.
Газеты тоже не отставали, сделав особый акцент на его прошлом, какой-то репортер раздобыл материалы о его докторской диссертации и о его высокой репутации ученого, упомянув о его соавторстве в книге “Эволюция религий человечества”. О нем писали журналы “Тайм” и “Ньюсуик”, а “Пэрейд” вышел со статьей об Эйнсли, поместив на обложку его фотографию и заголовок: “БЫВШИЙ СВЯЩЕННИК СТАЛ СУПЕР-СЫЩИКОМ”.
На коммутатор полицейского управления Майами поступило множество звонков от продюсеров кино— и телефильмов с деловыми предложениями, полностью опровергавшими слова Серрано, что никто не выйдет из этой истории, благоухая розами. Было очевидно, что как раз Малколму Эйнсли это вполне удалось.
— Скорей бы эта свистопляска кончилась! — пожаловался он Лео Ньюболду.
— Как я слышал, наше начальство разделяет твои чувства, — отозвался тот.
Но как бы то ни было, все были довольны тем обстоятельством, что публичного разбирательства дела Синтии Эрнст в суде удалось избежать.
Еще несколько дней спустя Эйнсли уведомил своего лейтенанта, что уходит из отдела убийств. Ньюболд отнесся к этому с пониманием. Слишком многие детективы прошли этой же дорожкой, слишком сильно было эмоциональное перенапряжение от работы в отделе, чтобы его начальник пытался удерживать кого-то из своих подчиненных, пусть даже наиболее ценных. В ожидании решения дальнейшей судьбы Эйнсли лейтенант перевел его с оперативной работы на “холодную” — с помощью новых технологий он должен был теперь заново рассматривать старые нераскрытые дела. Эта сфера деятельности полиции приносила неплохие результаты, не причиняя излишних стрессов тем, кто был в нее вовлечен.
Еще через три недели Ньюболд мимоходом задержался у рабочего стола Эйнсли и сказал:
— Тебя хочет видеть Фигерас.
— Добрый день, сержант Эйнсли! — приветствовала его Теодора Эрнандес, секретарь Фигераса. — Прежде чем вы зайдете в кабинет, могу я вас кое о чем попросить?
— Конечно.
— Мои ребятишки видели вас по телевизору и читали про вас в газетах. Когда я сказала, что знакома с вами, они просто запрыгали от радости и попросили, чтобы я взяла у вас автографы. — Она протянула ему ручку и две чистых карточки. — Не откажите в любезности.
— Но я ведь не какая-нибудь знаменитость! — смущенно попытался протестовать Эйнсли.
— Не скромничайте. Напишите, пожалуйста, на одной “На память Петре”, на другой “На память Хусто”.
Эйнсли взял ручку и карточки, написал на них два имени и расписался.
— То-то дома будут счастливы! — сказала она и провела его к двери в кабинет начальника следственных отделов, которая, как заметил Эйнсли, не была плотно закрыта.
Марк Фигерас поднялся с места, чтобы пожать руку посетителя.
— Вот и наш герой! — сказал он с легкой ухмылкой. — Как вы себя чувствуете в этой роли?
— Не в своей тарелке, — скорчил гримасу Эйнсли.
— Что ж, придется пока потерпеть. Вы готовы дальше нести бремя славы?
— А куда деваться? Не знаю только, как к этому относятся в нашем департаменте.
— Верно, здесь есть проблемы, — Фигерас жестом пригласил его сесть. — Но не об этом мне было поручено с вами побеседовать. Без формальностей, так сказать, как мужчина с мужчиной. Впрочем, есть одна приятная формальность, с которой нам лучше покончить сразу. С сегодняшнего дня вы — лейтенант Эйнсли. — Он повторно протянул Малколму руку. — Поздравляю. Лучше поздно, чем никогда.
Интересно, что за этим последует, подумал Эйнсли. Повышение обрадовало его; хотелось броситься к телефону и рассказать обо всем Карен. Но сейчас нужно было выслушать Фигераса до конца.
— Ваша карьера на подъеме, Малколм. Перед вами открываются несколько путей — остается только выбирать. Первый из них — стать начальником отдела расследования убийств. — Эйнсли вскинул на хозяина кабинета удивленный взгляд, и тот пояснил:
— Лео Ньюболду присвоено звание капитана. Он переводится в другое подразделение. В вашем случае надлежало бы поступить так же, однако ваш послужной список в отделе расследования убийств настолько незауряден, что мы готовы сделать исключение. При условии, разумеется, что вам такой вариант подходит.
— Нет, — покачал головой Эйнсли. — Я ведь уже объяснил Ньюболду, почему хочу уйти из отдела.
— Неофициально меня информировали об этом, и ваше решение мне понятно. Но нам бы хотелось, чтобы вы были в курсе всех возможностей.
Это “нам” было красноречиво. Фигераса подготовили к этому разговору на самом верху.
— Хорошо, давайте вместе рассмотрим ваши служебные перспективы, — продолжал он. — Вы стали лейтенантом в тридцать девять лет. Через три года вас повысят до капитана, еще через три произведут в майоры, но это уже на усмотрение руководства, и тут никаких гарантий быть не может. Вы достигнете этой ступеньки позже, чем другие, но вы и начали служить в полиции позже большинства своих коллег. Майором, таким образом, вы сможете стать лет в сорок пять, не раньше. Сами знаете, какая конкуренция за звания выше майорского. Вполне может быть, что вы пойдете дальше, но в равной степени вероятно, что майор — это тот предел, которого вы достигнете до пенсионного возраста. Видите, я с вами совершенно откровенен, Малколм.
— Я ценю вашу откровенность.
— Тогда есть еще один аспект проблемы, в который я должен вас посвятить, надеясь на ваше понимание. В последнее время вы привлекли к себе такое внимание публики, какого никогда не удостаивался прежде ни один сотрудник нашего управления. В первую очередь это объясняется, конечно, блестящими результатами вашего расследования, но средства массовой информации далеко не в последнюю очередь были привлечены вашим прошлым священника и ученого-богослова. Здесь мы и подходим к сути дела.
Эйнсли уже начал понимать, к чему он клонит.
— Вся штука в том, Малколм, что из-за вашей нынешней популярности, что бы вы теперь ни делали, это будет обязательно вызывать повышенный интерес репортеров. Ничего страшного, но, честно сказать, нашему департаменту это причинит определенные неудобства. Сами знаете, у нас практически никто не попадает надолго в фокус общественного внимания, включая и самого начальника полиции — его фамилия едва ли известна в Майами многим. Так было всегда, и большинство из нас хотело бы, чтобы так продолжалось и впредь.
— Давайте не будем ходить вокруг да около, — сказал Эйнсли. — Смысл ваших слов сводится к тому, что несмотря на мое повышение, на самом деле вам хотелось бы, чтобы я ушел из полиции.
— Если вы так это восприняли, — сказал Фигерас, — то я плохо выражаю свои мысли. Просто большинство из нас считает, что ваша дальнейшая карьера в управлении, даже в самом лучшем ее варианте, далеко не отвечает вашим способностям. Хотелось бы, чтобы вы занялись чем-то более выгодным для себя, чтобы ваши знания и таланты смогли раскрыться в полной мере.
— Беда в том, — с горечью сказал Эйнсли, — что я в последнее время не читал объявлений о найме на работу. Видно, теперь придется.
— Не придется, — улыбнулся Фигерас. — Эти разговоры потому и возникли, что некая сторонняя организация уже вошла в контакт с нашим начальником, мэром и, вероятно, другими влиятельными лицами. Этой организации вы очень нужны, и потому, как я понимаю, они готовы предложить весьма выгодные условия.
— И что же это за организация? — спросил заинтригованный Эйнсли.
— Короче говоря, нам звонил председатель попечительского совета университета Южной Флориды, — Фигерас заглянул в бумажку на своем столе, — доктор Хартли Аллардайс. Вы согласны встретиться с ним?
Воистину жизнь полна неожиданностей, подумал Эйнсли и сказал:
— Похоже, мне только и остается, что согласиться.
Глава 6
— Быть может, это вас удивит, доктор Эйнсли, — сказал Хартли Аллардайс, — но в нашем университете было много разговоров о вас, с тех пор как о ваших талантах и вашем прошлом стало известно.
— Да, это меня действительно удивляет, — кивнул Эйнсли. — Меня вообще почти все удивляет в последнее время.
Со времени его разговора с Марком Фигерасом прошло три дня. Эйнсли и Аллардайс встретились за ужином в городском клубе в центре Майами. Эйнсли было странно слышать обращение “доктор”. Нет, с формальной точки зрения все было правильно, просто много лет никто к нему так не обращался, а он сам, даже еще будучи священником, избегал прибавлять к своей фамилии ученое звание. Впрочем, в нынешних обстоятельствах…
Разговорчивый доктор Аллардайс между тем продолжал:
— Публика обожает героев, которые живут по соседству. Всегда обожала. И вы превратились для всех в героя, потому что сумели раскрыть череду ужасных преступлений. Но особенно важно, что вы смогли это сделать чисто интеллектуальным путем, используя свою научную эрудицию. Вот почему вами так восхищаются в университетском мире. Я, кстати, не исключение.
Помимо воли Эйнсли улыбнулся и пробормотал слова благодарности.
Аллардайс невозмутимо продолжал:
— Вы оказались в лучах славы как нельзя более вовремя — для меня, для тех, кого я представляю, и, надеюсь, для вас самого.
Хартли Аллардайс был мужчиной весьма представительной внешности: седой, с красивыми чертами лица, бронзовым загаром, уверенными манерами и ослепительной улыбкой. Он родился в богатой семье и сумел приумножить свои капиталы во главе международной инвестиционной компании, обогатив при этом и других. Проблемы образования были второй его страстью — отсюда и общественный пост, который он занимал в университете Южной Флориды.
— Я уже шестой год председательствую в попечительском совете, — пояснил он. — И с самого начала моей мечтой было ввести в программу курс лекций по сравнительной истории религий. Само собой, что у нас есть факультет философии и религии, но сравнительным анализом на нем занимаются куда меньше, чем мне хотелось бы.
Аллардайс сделал паузу, потому что официант принес им основное блюдо, заказанное к ужину — баранье филе под беарнским соусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81