И через это спать я отправилась почти под утро.
На заре кузен с кузиной наконец уехали, и в доме воцарилось спокойствие.
Далее в записках панны Доминики кровавые события последних дней постепенно вытеснялись будничными заботами домоправительницы. Пан Ромиш фигурировал в них все чаще и наконец, по прошествии года, ясно заявил о своих брачных намерениях. Очень возможно, что панна Доминика и закрыла бы глаза на такой страшный мезальянс, если бы жених в промежутке между предложением руки и сердца и получением от любимой решительного ответа вдруг стремительно не пошел на попятный. По всей вероятности, панна Доминика горько пожалела о том, что не тут же сказала «да», проявила свойственную скромной девице сдержанность, сыгравшую роковую роль. Не могла же девушка из хорошей семьи сразу ответить согласием на предложение молодого человека, попросила время подумать, а тот, наверное, обиделся…
Вскоре выяснилось, что дело было вовсе не в обиде. Пан Ромиш, человек в уезде новый, всего три года как приехавший из центра, был введен в заблуждение сплетнями провинциальных кумушек и собственным начальством. Он был уверен, что проживающая в Блендове панна Блендовская, представительница старинного шляхетского рода, располагает немалым приданым. Выяснилось, однако, что у девушки не было ничего, кроме ее должности домоправительницы, колечка, доставшегося от матери, и скромных накоплений за десять лет службы. Вот жених и отступился от благородной, но бедной невесты, возможно даже с сожалением, и предметом своих ухаживаний сделал дочку мельника. Та никаким благородным происхождением похвастаться не могла, зато была богаче панны Доминики ровно в двести раз. Последняя мужественно перенесла удар. Этому помогло убеждение в том, что поступить так жениха заставило отчаяние, ведь ее ответ он наверняка понял как отказ. Долгие годы панна Доминика горько себя упрекала…
* * *
Завещание Матильды, покинувшей сей бренный мир через два месяца после смерти супруга, было вскрыто в 1935 году.
Все в нем было ясным и понятным, пока читавшие не дошли до имущества, завещанного самой старшей правнучке. Как блендовское поместье, так и дневник в шкатулке привели в смятение и наследников, и исполнителей воли покойной. Поместье имелось, ничего не скажешь, и даже находилось в неплохом состоянии, а вот дневник обнаружить не удалось. А насчет поместья завещательница не уточнила, переходит ли оно к старшей правнучке целиком, со всеми коровами, лошадьми, гектарами пахотных земель, леса и рыбным прудом, или же правнучке полагается лишь сам дом с садом, а все остальное – прочим родичам. Учитывая, что, отписывая Пляцувку старшему сыну Томашу, Матильда четко обозначила «со всем, что в ней находится», а здесь вместо инструкций красовалась огромнейшая клякса, появились сомнения даже насчет обстановки барского дома, ведь имелись в нем весьма дорогие китайские вазы, в библиотеке – старинные рукописные книги, а на стенах гостиной и кабинета висели какие-то потемневшие портреты, тоже наверняка старинные и имевшие свою цену. Так они тоже предназначались правнучке или как?
А тут еще, будто этой путаницы было мало, и с самими правнучками дело осложнилось. У Дороты, старшей дочери Ханны и внучки Матильды, было две дочки, Хелена и Юстина, и старшей было в ту пору – а дело происходило в межвоенное двадцатилетие – двадцать лет. Более легкомысленного существа свет не видел! В средствах семья не нуждалась, вот и путешествовала девица по Европе в свое удовольствие. Сопровождала ее младшая сестрица Юстина и, приличия ради, тетушка Барбара, к тому времени уже овдовевшая и бездетная дочь Томаша, сына Матильды… Трудно описать, сколько хлопот и неприятностей причиняла своим близким ветреная Хелена! Это по ее вине все три не смогли прибыть на похороны бабки Матильды, не присутствовали при вскрытии завещания, а все потому, что на Ривьере Хелена имела несчастье познакомиться с неким французским графом и влюбилась в него по уши. Ни о каком браке и речи быть не могло, поскольку граф, хоть и настоящий, был гол как сокол, к тому же оказался аферистом и мошенником, вдобавок страшно невезучим. Везучий давно бы при его художествах обогатился, этот же лишь глубже погрязал в нищете. Все благородное семейство дружно возмутилось и потребовало, чтобы Хелена выбила из головы глупую блажь, та уперлась – полюбила по гроб жизни. Ну и оказалось, в самом деле – по гроб. В рамках протеста против морального на нее давления строптивая девица выпила целую бутылку концентрированной настойки арники, и ее не удалось спасти. Перед смертью Хелена призналась: думала, настойка разбавлена, хотела лишь попугать родных, а умирать и не собиралась. Признание в ошибке позволило похоронить несчастную в освященной земле.
И сразу же возникла проблема – так получила Хелена прабабкино наследство или нет? Если получила, ее наследниками являются родители и младшая сестра Юстина, а если нет, наследство автоматически переходит– интересно, кому же оно переходит? Всему благородному семейству или следующей в очереди самой старшей правнучке Матильды? А тогда опять же Юстине, она выступает вроде бы в двойной роли.
Дело разрешили полюбовно. Дорота и ее супруг, родители Юстины, отказались от претензий на наследство в пользу дочери, остальные же члены семейства хоть и надулись, но волю Матильды уважили, тем более что, к счастью, от бедности не страдали. Пожелала Матильда отписать Блендово старшей правнучке, не назвав ее по имени, ладно, пусть будет старшая правнучка. Взамен Юстина, девица не в пример старшей сестре разумная, сама добровольно отреклась в пользу родичей от всех дополнительных богатств в лице упомянутых уже коров, коней, пруда и гектаров пахотных земель, согласившись лишь на дом с садом.
Оставшееся до второй мировой войны время прошло в поисках затерявшегося прабабкиного дневника.
Деньги в банке, знаменитые гарнитуры, поместья с угодьями – все оказалось в порядке и было роздано наследникам. Не нашли лишь дневника в шкатулке, и никто не знал, где его искать. Обшарили Глухов, Блендов и Пляцувку, в барских домах перерыли библиотеки, бумаги в секретерах и комодиках Матильды, платяные шкафы и сундуки со старьем на чердаках. Ошалев от поисков, наследники тупо всматривались в лица на портретах прабабушки и прадедушки, пытаясь в неподвижных чертах уловить какой-то намек на то, где же находится тайник, но напрасно. Дневника нигде не было.
Обнаружили его в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте. Он попался под руку глуховской служанке, когда та полезла в погреб за квашеной капустой. Долгие годы какой-то тяжелый железный ящик использовался в хозяйстве в качестве гнета при закваске. Железяка эта лучше камня исполняла свою функцию, потому что ровно придавливала обе половинки деревянного круга, которым прикрывали бочку. Кто приспособил шкатулку с дневником для этих целей, сама Матильда или уже после ее смерти, – так и не выяснили. Теперь же служанка, наслушавшаяся о поисках, набрав капусты, вылезла из погреба и сообщила случившейся в кухне барыне:
– Слыхала я, тут ровно с ума посходили, по всем углам какой-то короб или ящик ищут, а в погребе, на капусте, аккурат такая железная штука стоит. Не та ли, случаем?
Барыней оказалась сноха Томаша, жена его сына Людвика, потому что Глухов Томаш передал во владение сыну. Был этот Людвик большой любитель и знаток лошадей, ими и занимался, а дом целиком оставался на его жене. И надо сказать, супруга Людвика выказала себя намного глупее служанки. Когда служанка заявилась в кухню с капустой и с сообщением о таинственном железном ларце в погребе, барыню только капуста заинтересовала – подойдет ли для бигоса, который как раз собирались готовить.
Барыня лично опробовала капусту, долго жевала и наконец решила:
– Хороша, подойдет.
– Еще бы не подойти! – обиделась кухарка. – Небось завсегда сама за девками присматриваю, как капусту рубят. – И, в свою очередь продемонстрировав умственное превосходство над барыней, обратилась к служанке: – Ты что там в подвале нашла? Принеси, покажи милостивой пани, пусть она сама скажет, то или нет по всему дому ищут.
– Не могу принести! – возразила служанка. – Как я капусту без гнета оставлю?
– Камень какой найди да положь, большое дело!
– Недосуг мне, сами же приказали индюшек скубать.
Жена Людвика вполуха слушала перебранку прислуги, но наконец и до нее дошло.
– Минутку, вы о чем? В подвале какой-то ящик обнаружился?
– Ну да, большой, железный, в самый раз круг на бочке прижимать, – подтвердила служанка, а кухарка от себя добавила:
– А тут и господа, и вся прислуга уже, почитай, четыре года ищут какую-то железную коробку, вроде как покойная пани, да будет ей земля пухом, в своем завещании ее помянула.
Глупая барыня была шокирована.
– Где это видано – дневником вашей покойной барыни капусту придавливать? Что за люди, за всем хозяйский глаз нужен! Да не забудь грибы замочить, что в бигос положишь, а железный ящик, так и быть, как камнем заменишь, наверх принеси. Индюшек ощипанных и вымытых на лед положи, пусть мясо помягче станет.
Уже вовсю шла подготовка к свадьбе Юстины, из-за дневника прабабки считавшейся в роду самой главной правнучкой, а потому свадьбу решили играть в Глухове, фамильном гнезде предков. Небольшой помещичий дом в Косьмине, как и апартаменты родителей невесты на Новом Свете в Варшаве, представлялись недостаточно репрезентативными. Отец Юстины, потомственный дворянин, продав земли предков и став директором банка, занимал скромную квартирку всего в девять комнат, где никак невозможно было сыграть свадьбу, достойную его дочери. В двух гостиных с трудом помещалось шестьдесят пар гостей, а в столовой и того меньше – больше сорока штук за стол и не втиснуть.
Жена Людвика, носившая звучное имя Гортензия, была столь красива, что красота заменяла ей все остальное, в том числе и ум. Правда, она оказалась прекрасной хозяйкой и вот теперь с наслаждением принялась за подготовку к свадьбе племянницы. О железном ящике вспомнила лишь в тот момент, когда невесту обряжали в подвенечный наряд. Глядя на изящную фигурку перед зеркалом, вокруг которой суетились горничные, подружки невесты, тетки и собственная мать, Гортензия озабоченно произнесла:
– Сумеешь ли ты поставить свой Блендов на нужную ногу? Твой жених, может, и важное лицо, а все не мешает иметь собственное поместье, как следует обустроенное. Хотя, скажу тебе, дорогая, вести хозяйство такой крест Господень, что врагу не пожелаю. Сколько сил стоило мне прислугу вымуштровать, да и то… Взять хоть тот же бигос на твою свадьбу. Не прикрикни я на дуру кухарку, остались бы твои гости без бигоса. Вообрази, моя милая, вместо того чтобы немедленно стряпней заняться, кухарка предпочла железные ящики разглядывать…
– Какие ящики? – рассеянно поинтересовалась тетка Барбара.
– Да не знаю, какой-то тяжелый железный ящик, им прижимали капусту с незапамятных времен. И Марцыся туда же, вспомнилось им, что по всему дому ищут шкатулку с дневником бабки Матильды…
– Что? – резко отвернулась от зеркала невеста, старшая правнучка, особа заинтересованная. Незакрепленная белая вуаль взлетела легким облачком, тут же раздались женские вскрикивания.
– Что «что»? – не поняла Гортензия.
– Тетя, повторите, что вы только что сказали! – потребовала Юстина.
– Деточка, да стой же смирно, дай фату приколоть! – жалобно попросила дочку Дорота.
Тетка Гортензия в подробностях рассказала о тяжелом железном ящике, который много лет служит гнетом для бочек с капустой.
Тут и у тетки Барбары вывалились из рук волны кружев.
– Пятый год все мы ищем дневник бабки, ей завещанный, – злым голосом произнесла она, кивнув на невесту, – наконец он нашелся, пусть даже в капусте, да ты о нем позабыла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
На заре кузен с кузиной наконец уехали, и в доме воцарилось спокойствие.
Далее в записках панны Доминики кровавые события последних дней постепенно вытеснялись будничными заботами домоправительницы. Пан Ромиш фигурировал в них все чаще и наконец, по прошествии года, ясно заявил о своих брачных намерениях. Очень возможно, что панна Доминика и закрыла бы глаза на такой страшный мезальянс, если бы жених в промежутке между предложением руки и сердца и получением от любимой решительного ответа вдруг стремительно не пошел на попятный. По всей вероятности, панна Доминика горько пожалела о том, что не тут же сказала «да», проявила свойственную скромной девице сдержанность, сыгравшую роковую роль. Не могла же девушка из хорошей семьи сразу ответить согласием на предложение молодого человека, попросила время подумать, а тот, наверное, обиделся…
Вскоре выяснилось, что дело было вовсе не в обиде. Пан Ромиш, человек в уезде новый, всего три года как приехавший из центра, был введен в заблуждение сплетнями провинциальных кумушек и собственным начальством. Он был уверен, что проживающая в Блендове панна Блендовская, представительница старинного шляхетского рода, располагает немалым приданым. Выяснилось, однако, что у девушки не было ничего, кроме ее должности домоправительницы, колечка, доставшегося от матери, и скромных накоплений за десять лет службы. Вот жених и отступился от благородной, но бедной невесты, возможно даже с сожалением, и предметом своих ухаживаний сделал дочку мельника. Та никаким благородным происхождением похвастаться не могла, зато была богаче панны Доминики ровно в двести раз. Последняя мужественно перенесла удар. Этому помогло убеждение в том, что поступить так жениха заставило отчаяние, ведь ее ответ он наверняка понял как отказ. Долгие годы панна Доминика горько себя упрекала…
* * *
Завещание Матильды, покинувшей сей бренный мир через два месяца после смерти супруга, было вскрыто в 1935 году.
Все в нем было ясным и понятным, пока читавшие не дошли до имущества, завещанного самой старшей правнучке. Как блендовское поместье, так и дневник в шкатулке привели в смятение и наследников, и исполнителей воли покойной. Поместье имелось, ничего не скажешь, и даже находилось в неплохом состоянии, а вот дневник обнаружить не удалось. А насчет поместья завещательница не уточнила, переходит ли оно к старшей правнучке целиком, со всеми коровами, лошадьми, гектарами пахотных земель, леса и рыбным прудом, или же правнучке полагается лишь сам дом с садом, а все остальное – прочим родичам. Учитывая, что, отписывая Пляцувку старшему сыну Томашу, Матильда четко обозначила «со всем, что в ней находится», а здесь вместо инструкций красовалась огромнейшая клякса, появились сомнения даже насчет обстановки барского дома, ведь имелись в нем весьма дорогие китайские вазы, в библиотеке – старинные рукописные книги, а на стенах гостиной и кабинета висели какие-то потемневшие портреты, тоже наверняка старинные и имевшие свою цену. Так они тоже предназначались правнучке или как?
А тут еще, будто этой путаницы было мало, и с самими правнучками дело осложнилось. У Дороты, старшей дочери Ханны и внучки Матильды, было две дочки, Хелена и Юстина, и старшей было в ту пору – а дело происходило в межвоенное двадцатилетие – двадцать лет. Более легкомысленного существа свет не видел! В средствах семья не нуждалась, вот и путешествовала девица по Европе в свое удовольствие. Сопровождала ее младшая сестрица Юстина и, приличия ради, тетушка Барбара, к тому времени уже овдовевшая и бездетная дочь Томаша, сына Матильды… Трудно описать, сколько хлопот и неприятностей причиняла своим близким ветреная Хелена! Это по ее вине все три не смогли прибыть на похороны бабки Матильды, не присутствовали при вскрытии завещания, а все потому, что на Ривьере Хелена имела несчастье познакомиться с неким французским графом и влюбилась в него по уши. Ни о каком браке и речи быть не могло, поскольку граф, хоть и настоящий, был гол как сокол, к тому же оказался аферистом и мошенником, вдобавок страшно невезучим. Везучий давно бы при его художествах обогатился, этот же лишь глубже погрязал в нищете. Все благородное семейство дружно возмутилось и потребовало, чтобы Хелена выбила из головы глупую блажь, та уперлась – полюбила по гроб жизни. Ну и оказалось, в самом деле – по гроб. В рамках протеста против морального на нее давления строптивая девица выпила целую бутылку концентрированной настойки арники, и ее не удалось спасти. Перед смертью Хелена призналась: думала, настойка разбавлена, хотела лишь попугать родных, а умирать и не собиралась. Признание в ошибке позволило похоронить несчастную в освященной земле.
И сразу же возникла проблема – так получила Хелена прабабкино наследство или нет? Если получила, ее наследниками являются родители и младшая сестра Юстина, а если нет, наследство автоматически переходит– интересно, кому же оно переходит? Всему благородному семейству или следующей в очереди самой старшей правнучке Матильды? А тогда опять же Юстине, она выступает вроде бы в двойной роли.
Дело разрешили полюбовно. Дорота и ее супруг, родители Юстины, отказались от претензий на наследство в пользу дочери, остальные же члены семейства хоть и надулись, но волю Матильды уважили, тем более что, к счастью, от бедности не страдали. Пожелала Матильда отписать Блендово старшей правнучке, не назвав ее по имени, ладно, пусть будет старшая правнучка. Взамен Юстина, девица не в пример старшей сестре разумная, сама добровольно отреклась в пользу родичей от всех дополнительных богатств в лице упомянутых уже коров, коней, пруда и гектаров пахотных земель, согласившись лишь на дом с садом.
Оставшееся до второй мировой войны время прошло в поисках затерявшегося прабабкиного дневника.
Деньги в банке, знаменитые гарнитуры, поместья с угодьями – все оказалось в порядке и было роздано наследникам. Не нашли лишь дневника в шкатулке, и никто не знал, где его искать. Обшарили Глухов, Блендов и Пляцувку, в барских домах перерыли библиотеки, бумаги в секретерах и комодиках Матильды, платяные шкафы и сундуки со старьем на чердаках. Ошалев от поисков, наследники тупо всматривались в лица на портретах прабабушки и прадедушки, пытаясь в неподвижных чертах уловить какой-то намек на то, где же находится тайник, но напрасно. Дневника нигде не было.
Обнаружили его в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте. Он попался под руку глуховской служанке, когда та полезла в погреб за квашеной капустой. Долгие годы какой-то тяжелый железный ящик использовался в хозяйстве в качестве гнета при закваске. Железяка эта лучше камня исполняла свою функцию, потому что ровно придавливала обе половинки деревянного круга, которым прикрывали бочку. Кто приспособил шкатулку с дневником для этих целей, сама Матильда или уже после ее смерти, – так и не выяснили. Теперь же служанка, наслушавшаяся о поисках, набрав капусты, вылезла из погреба и сообщила случившейся в кухне барыне:
– Слыхала я, тут ровно с ума посходили, по всем углам какой-то короб или ящик ищут, а в погребе, на капусте, аккурат такая железная штука стоит. Не та ли, случаем?
Барыней оказалась сноха Томаша, жена его сына Людвика, потому что Глухов Томаш передал во владение сыну. Был этот Людвик большой любитель и знаток лошадей, ими и занимался, а дом целиком оставался на его жене. И надо сказать, супруга Людвика выказала себя намного глупее служанки. Когда служанка заявилась в кухню с капустой и с сообщением о таинственном железном ларце в погребе, барыню только капуста заинтересовала – подойдет ли для бигоса, который как раз собирались готовить.
Барыня лично опробовала капусту, долго жевала и наконец решила:
– Хороша, подойдет.
– Еще бы не подойти! – обиделась кухарка. – Небось завсегда сама за девками присматриваю, как капусту рубят. – И, в свою очередь продемонстрировав умственное превосходство над барыней, обратилась к служанке: – Ты что там в подвале нашла? Принеси, покажи милостивой пани, пусть она сама скажет, то или нет по всему дому ищут.
– Не могу принести! – возразила служанка. – Как я капусту без гнета оставлю?
– Камень какой найди да положь, большое дело!
– Недосуг мне, сами же приказали индюшек скубать.
Жена Людвика вполуха слушала перебранку прислуги, но наконец и до нее дошло.
– Минутку, вы о чем? В подвале какой-то ящик обнаружился?
– Ну да, большой, железный, в самый раз круг на бочке прижимать, – подтвердила служанка, а кухарка от себя добавила:
– А тут и господа, и вся прислуга уже, почитай, четыре года ищут какую-то железную коробку, вроде как покойная пани, да будет ей земля пухом, в своем завещании ее помянула.
Глупая барыня была шокирована.
– Где это видано – дневником вашей покойной барыни капусту придавливать? Что за люди, за всем хозяйский глаз нужен! Да не забудь грибы замочить, что в бигос положишь, а железный ящик, так и быть, как камнем заменишь, наверх принеси. Индюшек ощипанных и вымытых на лед положи, пусть мясо помягче станет.
Уже вовсю шла подготовка к свадьбе Юстины, из-за дневника прабабки считавшейся в роду самой главной правнучкой, а потому свадьбу решили играть в Глухове, фамильном гнезде предков. Небольшой помещичий дом в Косьмине, как и апартаменты родителей невесты на Новом Свете в Варшаве, представлялись недостаточно репрезентативными. Отец Юстины, потомственный дворянин, продав земли предков и став директором банка, занимал скромную квартирку всего в девять комнат, где никак невозможно было сыграть свадьбу, достойную его дочери. В двух гостиных с трудом помещалось шестьдесят пар гостей, а в столовой и того меньше – больше сорока штук за стол и не втиснуть.
Жена Людвика, носившая звучное имя Гортензия, была столь красива, что красота заменяла ей все остальное, в том числе и ум. Правда, она оказалась прекрасной хозяйкой и вот теперь с наслаждением принялась за подготовку к свадьбе племянницы. О железном ящике вспомнила лишь в тот момент, когда невесту обряжали в подвенечный наряд. Глядя на изящную фигурку перед зеркалом, вокруг которой суетились горничные, подружки невесты, тетки и собственная мать, Гортензия озабоченно произнесла:
– Сумеешь ли ты поставить свой Блендов на нужную ногу? Твой жених, может, и важное лицо, а все не мешает иметь собственное поместье, как следует обустроенное. Хотя, скажу тебе, дорогая, вести хозяйство такой крест Господень, что врагу не пожелаю. Сколько сил стоило мне прислугу вымуштровать, да и то… Взять хоть тот же бигос на твою свадьбу. Не прикрикни я на дуру кухарку, остались бы твои гости без бигоса. Вообрази, моя милая, вместо того чтобы немедленно стряпней заняться, кухарка предпочла железные ящики разглядывать…
– Какие ящики? – рассеянно поинтересовалась тетка Барбара.
– Да не знаю, какой-то тяжелый железный ящик, им прижимали капусту с незапамятных времен. И Марцыся туда же, вспомнилось им, что по всему дому ищут шкатулку с дневником бабки Матильды…
– Что? – резко отвернулась от зеркала невеста, старшая правнучка, особа заинтересованная. Незакрепленная белая вуаль взлетела легким облачком, тут же раздались женские вскрикивания.
– Что «что»? – не поняла Гортензия.
– Тетя, повторите, что вы только что сказали! – потребовала Юстина.
– Деточка, да стой же смирно, дай фату приколоть! – жалобно попросила дочку Дорота.
Тетка Гортензия в подробностях рассказала о тяжелом железном ящике, который много лет служит гнетом для бочек с капустой.
Тут и у тетки Барбары вывалились из рук волны кружев.
– Пятый год все мы ищем дневник бабки, ей завещанный, – злым голосом произнесла она, кивнув на невесту, – наконец он нашелся, пусть даже в капусте, да ты о нем позабыла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55