Нас как раз обогнал большой «фиат», у которого, сдаётся, были противотуманные фары.
— Мать, лети за ним стервятником! Грех упускать такую возможность! — посоветовал сын.
Я дала по газам и помчалась за «фиатом» со скоростью сто двадцать пять. Он, не доезжая Ченстоховы, свернул в сторону, но я уже приспособилась к скорости. Неслась вперёд самостоятельно и сообщала детям, что именно вижу перед собой (следует деликатно заметить, что при плохой видимости у меня случаются обманы зрения). Огромное дерево росло посередине шоссе. Виадук одной стороной опирался на шоссе. Все встречные машины летели по моей полосе, а не по своей. Я рассматривала эти очаровательные виды и неслась по-прежнему со скоростью сто двадцать пять, и представьте, на детей это не произвело никакого впечатления!
Правда, если учесть, что один мой знакомый видел перед собой монаха гигантского роста, марширующего по шоссе перед машиной, на какой бы скорости он ни ехал, со мной было ещё не так плохо. В половине девятого мы уже были дома.
Следующую поездку — в Пардубице — мы совершили все вместе.
Мой сын, серьёзно отнёсшийся к сравнению лужи и океана, в финансовом отношении уже совершенно не зависел от меня. Мы договорились: он платит в Польше, а я за границами отечества. В то время я как раз огребла неимоверное количество чешских крон за «Леся».
Чуть раньше меня осчастливили сверх всякой меры — «Лесь» вышел в Братиславе огромным тиражом в качестве завлекательного приложения к подписке на книги идеологического содержания, и я могла позволить себе любые траты. Тем более, что совершённый на бегах идиотский поступок взывал о мести.
Происходившее на беговой дорожке я добросовестно и честно изложила в книге «Бега». Абсолютно так все и было. Проклятую чужую программу мне действительно подсовывали пять раз, от чего я пришла в ярость, вместо того, чтобы в ней разобраться и сделать соответствующие выводы. У меня и в самом деле хватило бы денег, чтобы поставить на всех означенных в ней лошадей. Ну, ничего не поделаешь: кого Господь Бог хочет покарать, как известно, лишает разума…
Всех перипетий личного характера не стану вспоминать, от этого худо становится. Марек и Ежи не выносили друг друга, и, хотя старались не демонстрировать своих чувств, то и дело возникали дурацкие недоразумения. Утихомиривать их, заставлять избегать конфликтов — все это у меня уже в печёнках сидело.
Ну, и опять вижу — тема завела меня слишком далеко и пора вернуться назад, на несколько немалых шагов. Катаклизм в моем доме и свадьба Роберта — события потрясающие, хоть и разной природы — произошли раньше…
* * *
На месте вулканизационной мастерской и всяких полуразрушенных сараев построили высотный дом, изменив тем самым водный баланс всего района. Мой дом дал трещину.
Точнее говоря, он начал отходить от соседнего строения, с которым имел общую стену. Такой стены в принципе-то быть не должно. Каждый дом имеет собственную стену, поставленную на собственный фундамент. Отсутствие такой стены, подозреваю, украденной ещё до войны или в сорок шестом году, при движении грунта привело к тому, что здания отошли друг от друга.
Строение всегда даёт трещину сверху, поэтому курьёзнее всего выглядел чердак. А ведь сразу под ним — моя квартира. Перекрытие вылезало из поперечной стены, а с улицы и со двора расширялась трещина. Через трещину не только лил дождь, любой ветер вметал в комнату мусор со двора. Справилась я с этим бедствием так: позатыкала трещину паклей, и по квартире циркулировал свежий воздух без всяких нежелательных примесей.
Опасность не угрожала: перекрытия опирались на продольные стены, из поперечных они могли вылезать сколько угодно, мне на голову все равно ничего не рухнет, самое большее — установится непосредственный контакт с соседями. Раздражал только щебень, обильным потоком низвергающийся в квартиру. Я даже требовала от администрации что-нибудь предпринять, прекрасно понимая, сколь это безнадёжно, — что они могли сделать? Вообще-то полагалось бы снизить квартплату, да подобные радикальные меры не укладывались в возможности ни администрации, ни нашего государственного строя. Пакет со щебнем я водрузила на стол пани администраторше исключительно для собственного удовольствия, а вовсе не в надежде на результат.
Однако наступил некий революционный перелом, и после десяти лет колебаний, страусовой политики и противоречивых решений было принято великое постановление о генеральном ремонте всего здания — фасада и флигеля — с подключением центрального отопления и горячей воды.
Мне как раз попало в руки официальное письмо, где я объясняю причины несоблюдения мной договорного срока сдачи книги «Колодцы предков». Охотно цитирую:
"…с самого начала текущего года в моем доме идёт генеральный ремонт. На разных этажах постоянно работают по меньшей мере два пневматических бура (не говоря уже о других удовольствиях), а посему условия труда у меня практически отсутствуют. На многочисленные просьбы о временной квартире как в управлении жилыми зданиями, так и в районном жилищном отделе мне предложили переехать в так называемую времянку, лишённую элементарных санитарных удобств. Общая уборная и душ в коридоре, то есть условия, близкие к условиям проживания индивидов, нежелательных в столице. Я не совершила никакого преступления, чтобы терпеть такое наказание, а посему отказалась от переселения.
…ремонт идёт уже в моей квартире, я нахожусь в эпицентре циклона. Пребываю в нем и поныне, ибо всецело завишу от продвижения строительных работ…
…между прочим сообщаю: в предлагаемой времянке водятся клопы".
Между нами говоря, в мою квартиру ремонт вторгся в самый последний момент и исключительно потому, что у меня всегда легко устанавливалось взаимопонимание с созидающим рабочим классом.
Хуже ладилось взаимопонимание с собой, сдаётся, я в тот момент уже в конец ошалела и сотворила несусветную глупость.
Соседей рядом не было — аккурат перед разгулом ремонтной оргии они успели переехать в кооперативную квартиру, и помещение пустовало. Бригадир предложил мне его в качестве склада для мебели (апартаменты невелики, всего одна комната). Это предложение я получила неожиданно, дома мы находились вдвоём с Робертом и в бешеном темпе начали переносить мебель.
Возможно, нам помогал кто-то посторонний, а возможно, мы все проделали сами. Во всяком случае, первым переехал шкаф со всей одеждой, мы поставили его дверцами к стене. Наверняка в тот момент я вообще ни о чем не думала, потому как сообрази я хоть что-нибудь, не лишила бы себя всего гардероба напрочь. Почти на три месяца я осталась в одной юбке и в одном свитерке, все остальное оказалось недоступным. Мало того, что шкаф стоял задом, его ещё заставили другой мебелью, кое-как, нагромождённой друг на друга без малейшего рационального осмысления. Ухищрения, каких нам стоило потом пробираться через этот бардак к нужным вещам, превосходят всякое воображение.
Вот таким манером я начала жить, можно сказать, на строительной площадке, отчего сразу помолодела лет на двадцать. В ремонтных работах я приняла живое участие, отчасти по собственной инициативе, отчасти по принуждению. Естественно, в строительную вакханалию включился и Марек, безжалостно искоренявший любое ничегонеделанье. Да я и сама считала: все равно деваться некуда, так лучше уж что-нибудь делать, дабы ускорить работы.
В уборке строительного мусора я участвовала лично на пару с рабочим, разбиравшим печи, и мы оба отличались большим рационализмом. Он сперва вываливал щебень из ванночки за окно, после чего высовывался и орал:
— Эй там, поберегись!!!
А я обходилась без ора. Лишь высовывала голову, проверяя, не угодила ли в кого ненароком. И в самом деле разок удалось. Двое типов заговорились аккурат под моим окном. Но ущерба их здоровью я не нанесла, ибо высыпала сажу.
Мусора вообще оказалось гигантское количество. Ведь у нас не только проводили центральное отопление, но и меняли всю опалубку. Какое-то время мы жили без стен, с прекрасным видом на город. Локализация спальных мест менялась изо дня в день, однажды вечером — я уже засыпала — вернувшийся Роберт долго ходил по квартире и бормотал:
— Куда, к чёртовой матери, подевалась моя кровать?..
Диван-кровать найти было действительно трудно: его втиснули между моим топчаном и стеной под окном, да ещё заслонили большой древесно-стружечной плитой, которая согнулась и образовала как бы туннель, куда надлежало вползать от изножья. На следующий день все это уже перетащили в другое место и чем-то заложили. Ежи целую неделю проспал ногами в комнате, головой в прихожей, а я постоянно возлежала на топчане, водружённом точно посередине комнаты. На каком-то таинственном подиуме, не помню уже из чего составленном. На лежбище своё я пробиралась по столику. В общем, для полноты картины не хватало лишь больших погребальных свечей вокруг.
Работы велись стабильно с самого начала. Рабочий класс начинал в семь утра, отрабатывал своё и в пятнадцать тридцать удалялся. В шестнадцать тридцать приступал к работе Марек и — увы! — я. Моя бывшая профессия оказалась неоценимой.
Сперва я спасла кафель в ванной. Ремонт в принципе делался за счёт государства, но за некоторые излишества жильцы платили сами. К этим излишествам относились, например, умывальники. Я испокон веков не пользовалась раковиной в ванной — труба в стене лопнула давно, текло к соседям под нами, а посему водопроводную трубу замуровали навечно. Я привыкла умываться над ванной. Теперь мне даже трудно пользоваться умывальником, не залив водой всего помещения, а мои дети в умывальнике тоже не нуждались. Поэтому я отказалась его покупать. Водопроводчики решили: денег пожалела.
Когда дошла очередь до трубы с горячей водой и появилась необходимость сбить кафель, к моему предложению провести трубу в стене повыше кафеля они отнеслись не слишком благосклонно. Я настаивала, зная досконально: чёртов кафель положен на цемент номер 450 — такой используют при строительстве мостов — и не уцелеет ни одна плитка.
— Пойдёте вот здесь, — я показала рукой. — Здесь, над кафелем, и спуститесь прямо к крану. Отбить придётся всего две плитки.
Водопроводчик задумался.
— Это нам невыгодно, — решительно заявил он.
— Понятно. А за сколько выгодно? Он снова подумал.
— Тыща, — объявил он, насторожённо ожидая, как отреагирует моя скупость.
Скупость отступила без колебаний, я согласилась на названную сумму, что в бригаде возбудило явное удивление. А я сообщила им к тому же: отдельно плачу за качество. В результате пролетариев охватил энтузиазм, и они сделали все как надо, добротно. Стоил мой каприз тысячу триста злотых.
Когда в свою очередь пришли вентиляторщики и потребовали пробить в ванной две дыры, одну выше, а другую в кафеле, я сразу спросила, за сколько им выгодно подвести вентиляцию к старым трубам, оставшимся от печей. Они попытались убедить меня: старые трубы-де идут рядом, а надо в ванной…
— Вы мне тут арапа не заправляйте, — бесцеремонно пресекла я спор, ведь ремонт был почти закончен. — Пойдёте себе с первого этажа на второй наискосок, а со второго на чердак. Тут и говорить не о чем.
— О, пани понимает в нашем деле? — удивился мастер. — Может, пани строитель?
— Строитель.
— Ну, тогда ладно…
В результате за триста моих кровных они пошли долбить каналы в бетонных балках у соседей внизу. Соседям без разницы, потому как они выехали. К тому же их квартира все ещё представляла собой сплошные кучи щебня.
А самый пикантный анекдот заключался в том, что великий проект ремонта не предусматривал ликвидации щели. Пани проектировщица, можно сказать моя коллега по бывшей профессии, явно дала маху — вообще не осмотрела объект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Мать, лети за ним стервятником! Грех упускать такую возможность! — посоветовал сын.
Я дала по газам и помчалась за «фиатом» со скоростью сто двадцать пять. Он, не доезжая Ченстоховы, свернул в сторону, но я уже приспособилась к скорости. Неслась вперёд самостоятельно и сообщала детям, что именно вижу перед собой (следует деликатно заметить, что при плохой видимости у меня случаются обманы зрения). Огромное дерево росло посередине шоссе. Виадук одной стороной опирался на шоссе. Все встречные машины летели по моей полосе, а не по своей. Я рассматривала эти очаровательные виды и неслась по-прежнему со скоростью сто двадцать пять, и представьте, на детей это не произвело никакого впечатления!
Правда, если учесть, что один мой знакомый видел перед собой монаха гигантского роста, марширующего по шоссе перед машиной, на какой бы скорости он ни ехал, со мной было ещё не так плохо. В половине девятого мы уже были дома.
Следующую поездку — в Пардубице — мы совершили все вместе.
Мой сын, серьёзно отнёсшийся к сравнению лужи и океана, в финансовом отношении уже совершенно не зависел от меня. Мы договорились: он платит в Польше, а я за границами отечества. В то время я как раз огребла неимоверное количество чешских крон за «Леся».
Чуть раньше меня осчастливили сверх всякой меры — «Лесь» вышел в Братиславе огромным тиражом в качестве завлекательного приложения к подписке на книги идеологического содержания, и я могла позволить себе любые траты. Тем более, что совершённый на бегах идиотский поступок взывал о мести.
Происходившее на беговой дорожке я добросовестно и честно изложила в книге «Бега». Абсолютно так все и было. Проклятую чужую программу мне действительно подсовывали пять раз, от чего я пришла в ярость, вместо того, чтобы в ней разобраться и сделать соответствующие выводы. У меня и в самом деле хватило бы денег, чтобы поставить на всех означенных в ней лошадей. Ну, ничего не поделаешь: кого Господь Бог хочет покарать, как известно, лишает разума…
Всех перипетий личного характера не стану вспоминать, от этого худо становится. Марек и Ежи не выносили друг друга, и, хотя старались не демонстрировать своих чувств, то и дело возникали дурацкие недоразумения. Утихомиривать их, заставлять избегать конфликтов — все это у меня уже в печёнках сидело.
Ну, и опять вижу — тема завела меня слишком далеко и пора вернуться назад, на несколько немалых шагов. Катаклизм в моем доме и свадьба Роберта — события потрясающие, хоть и разной природы — произошли раньше…
* * *
На месте вулканизационной мастерской и всяких полуразрушенных сараев построили высотный дом, изменив тем самым водный баланс всего района. Мой дом дал трещину.
Точнее говоря, он начал отходить от соседнего строения, с которым имел общую стену. Такой стены в принципе-то быть не должно. Каждый дом имеет собственную стену, поставленную на собственный фундамент. Отсутствие такой стены, подозреваю, украденной ещё до войны или в сорок шестом году, при движении грунта привело к тому, что здания отошли друг от друга.
Строение всегда даёт трещину сверху, поэтому курьёзнее всего выглядел чердак. А ведь сразу под ним — моя квартира. Перекрытие вылезало из поперечной стены, а с улицы и со двора расширялась трещина. Через трещину не только лил дождь, любой ветер вметал в комнату мусор со двора. Справилась я с этим бедствием так: позатыкала трещину паклей, и по квартире циркулировал свежий воздух без всяких нежелательных примесей.
Опасность не угрожала: перекрытия опирались на продольные стены, из поперечных они могли вылезать сколько угодно, мне на голову все равно ничего не рухнет, самое большее — установится непосредственный контакт с соседями. Раздражал только щебень, обильным потоком низвергающийся в квартиру. Я даже требовала от администрации что-нибудь предпринять, прекрасно понимая, сколь это безнадёжно, — что они могли сделать? Вообще-то полагалось бы снизить квартплату, да подобные радикальные меры не укладывались в возможности ни администрации, ни нашего государственного строя. Пакет со щебнем я водрузила на стол пани администраторше исключительно для собственного удовольствия, а вовсе не в надежде на результат.
Однако наступил некий революционный перелом, и после десяти лет колебаний, страусовой политики и противоречивых решений было принято великое постановление о генеральном ремонте всего здания — фасада и флигеля — с подключением центрального отопления и горячей воды.
Мне как раз попало в руки официальное письмо, где я объясняю причины несоблюдения мной договорного срока сдачи книги «Колодцы предков». Охотно цитирую:
"…с самого начала текущего года в моем доме идёт генеральный ремонт. На разных этажах постоянно работают по меньшей мере два пневматических бура (не говоря уже о других удовольствиях), а посему условия труда у меня практически отсутствуют. На многочисленные просьбы о временной квартире как в управлении жилыми зданиями, так и в районном жилищном отделе мне предложили переехать в так называемую времянку, лишённую элементарных санитарных удобств. Общая уборная и душ в коридоре, то есть условия, близкие к условиям проживания индивидов, нежелательных в столице. Я не совершила никакого преступления, чтобы терпеть такое наказание, а посему отказалась от переселения.
…ремонт идёт уже в моей квартире, я нахожусь в эпицентре циклона. Пребываю в нем и поныне, ибо всецело завишу от продвижения строительных работ…
…между прочим сообщаю: в предлагаемой времянке водятся клопы".
Между нами говоря, в мою квартиру ремонт вторгся в самый последний момент и исключительно потому, что у меня всегда легко устанавливалось взаимопонимание с созидающим рабочим классом.
Хуже ладилось взаимопонимание с собой, сдаётся, я в тот момент уже в конец ошалела и сотворила несусветную глупость.
Соседей рядом не было — аккурат перед разгулом ремонтной оргии они успели переехать в кооперативную квартиру, и помещение пустовало. Бригадир предложил мне его в качестве склада для мебели (апартаменты невелики, всего одна комната). Это предложение я получила неожиданно, дома мы находились вдвоём с Робертом и в бешеном темпе начали переносить мебель.
Возможно, нам помогал кто-то посторонний, а возможно, мы все проделали сами. Во всяком случае, первым переехал шкаф со всей одеждой, мы поставили его дверцами к стене. Наверняка в тот момент я вообще ни о чем не думала, потому как сообрази я хоть что-нибудь, не лишила бы себя всего гардероба напрочь. Почти на три месяца я осталась в одной юбке и в одном свитерке, все остальное оказалось недоступным. Мало того, что шкаф стоял задом, его ещё заставили другой мебелью, кое-как, нагромождённой друг на друга без малейшего рационального осмысления. Ухищрения, каких нам стоило потом пробираться через этот бардак к нужным вещам, превосходят всякое воображение.
Вот таким манером я начала жить, можно сказать, на строительной площадке, отчего сразу помолодела лет на двадцать. В ремонтных работах я приняла живое участие, отчасти по собственной инициативе, отчасти по принуждению. Естественно, в строительную вакханалию включился и Марек, безжалостно искоренявший любое ничегонеделанье. Да я и сама считала: все равно деваться некуда, так лучше уж что-нибудь делать, дабы ускорить работы.
В уборке строительного мусора я участвовала лично на пару с рабочим, разбиравшим печи, и мы оба отличались большим рационализмом. Он сперва вываливал щебень из ванночки за окно, после чего высовывался и орал:
— Эй там, поберегись!!!
А я обходилась без ора. Лишь высовывала голову, проверяя, не угодила ли в кого ненароком. И в самом деле разок удалось. Двое типов заговорились аккурат под моим окном. Но ущерба их здоровью я не нанесла, ибо высыпала сажу.
Мусора вообще оказалось гигантское количество. Ведь у нас не только проводили центральное отопление, но и меняли всю опалубку. Какое-то время мы жили без стен, с прекрасным видом на город. Локализация спальных мест менялась изо дня в день, однажды вечером — я уже засыпала — вернувшийся Роберт долго ходил по квартире и бормотал:
— Куда, к чёртовой матери, подевалась моя кровать?..
Диван-кровать найти было действительно трудно: его втиснули между моим топчаном и стеной под окном, да ещё заслонили большой древесно-стружечной плитой, которая согнулась и образовала как бы туннель, куда надлежало вползать от изножья. На следующий день все это уже перетащили в другое место и чем-то заложили. Ежи целую неделю проспал ногами в комнате, головой в прихожей, а я постоянно возлежала на топчане, водружённом точно посередине комнаты. На каком-то таинственном подиуме, не помню уже из чего составленном. На лежбище своё я пробиралась по столику. В общем, для полноты картины не хватало лишь больших погребальных свечей вокруг.
Работы велись стабильно с самого начала. Рабочий класс начинал в семь утра, отрабатывал своё и в пятнадцать тридцать удалялся. В шестнадцать тридцать приступал к работе Марек и — увы! — я. Моя бывшая профессия оказалась неоценимой.
Сперва я спасла кафель в ванной. Ремонт в принципе делался за счёт государства, но за некоторые излишества жильцы платили сами. К этим излишествам относились, например, умывальники. Я испокон веков не пользовалась раковиной в ванной — труба в стене лопнула давно, текло к соседям под нами, а посему водопроводную трубу замуровали навечно. Я привыкла умываться над ванной. Теперь мне даже трудно пользоваться умывальником, не залив водой всего помещения, а мои дети в умывальнике тоже не нуждались. Поэтому я отказалась его покупать. Водопроводчики решили: денег пожалела.
Когда дошла очередь до трубы с горячей водой и появилась необходимость сбить кафель, к моему предложению провести трубу в стене повыше кафеля они отнеслись не слишком благосклонно. Я настаивала, зная досконально: чёртов кафель положен на цемент номер 450 — такой используют при строительстве мостов — и не уцелеет ни одна плитка.
— Пойдёте вот здесь, — я показала рукой. — Здесь, над кафелем, и спуститесь прямо к крану. Отбить придётся всего две плитки.
Водопроводчик задумался.
— Это нам невыгодно, — решительно заявил он.
— Понятно. А за сколько выгодно? Он снова подумал.
— Тыща, — объявил он, насторожённо ожидая, как отреагирует моя скупость.
Скупость отступила без колебаний, я согласилась на названную сумму, что в бригаде возбудило явное удивление. А я сообщила им к тому же: отдельно плачу за качество. В результате пролетариев охватил энтузиазм, и они сделали все как надо, добротно. Стоил мой каприз тысячу триста злотых.
Когда в свою очередь пришли вентиляторщики и потребовали пробить в ванной две дыры, одну выше, а другую в кафеле, я сразу спросила, за сколько им выгодно подвести вентиляцию к старым трубам, оставшимся от печей. Они попытались убедить меня: старые трубы-де идут рядом, а надо в ванной…
— Вы мне тут арапа не заправляйте, — бесцеремонно пресекла я спор, ведь ремонт был почти закончен. — Пойдёте себе с первого этажа на второй наискосок, а со второго на чердак. Тут и говорить не о чем.
— О, пани понимает в нашем деле? — удивился мастер. — Может, пани строитель?
— Строитель.
— Ну, тогда ладно…
В результате за триста моих кровных они пошли долбить каналы в бетонных балках у соседей внизу. Соседям без разницы, потому как они выехали. К тому же их квартира все ещё представляла собой сплошные кучи щебня.
А самый пикантный анекдот заключался в том, что великий проект ремонта не предусматривал ликвидации щели. Пани проектировщица, можно сказать моя коллега по бывшей профессии, явно дала маху — вообще не осмотрела объект.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44