Мать у тебя дура, а ты все умеешь, спец этакий! Доска валяется без дела. И кто тут дурак, а кто спец?
Самолюбие ребёнка было задето, и когда во время ремонта пришлось выдрать из стены костыли, образовалась трещина, а в прихожей посыпалась штукатурка.
Затем, наверное, по инерции, хотя и после большого перерыва, Роберт смастерил деревянный кухонный столик — чудо, а не столик. Мой энтузиазм и польза от такой чудной вещи, к сожалению, длились недолго. Опять-таки во время ремонта к столику рабочий класс привинтил свой инструмент и резал паркет для всего дома. Столик не выдержал. В тогдашней неразберихе мы не отнеслись к нему с должным уважением. Роберт оскорбился и отказался его чинить, хотя само приспособление для резки паркетин восхищало его безгранично.
Ну а высшее мастерство он показал лишь в собственной квартире с этими полками и шкафчиками…
Но про все свадьбы моих детей одним заходом не рассказать. Самое время переключиться на Советский Союз.
* * *
Начинать придётся со вступления, длинного и разветвлённого, ибо предысторией русского путешествия в какой-то мере послужил цикл авторских встреч. Рассказа об этих встречах мне до сих пор удавалось избежать, я охотно избегала бы и дальше, да, похоже, не выйдет. Такие встречи пробуждают у меня весьма противоречивые чувства. Хотела я их скрыть, дабы не разочаровывать моих читателей окончательно, но волей-неволей придётся рассказать…
Ладно уж, выложу все откровенно. С одной стороны, такие встречи — это допинг, инспирация, повод для гордости, стимул для творчества; человеческий интерес, симпатия, доброжелательность поддерживают автора, — словом, лишь самые приятные эмоции. А с другой, честно признаюсь, я предпочла бы дорожные работы…
Писатели знают, но читатели могут и не знать, посему объясняю, отчего эта работа столь непомерно тяжела, естественно, если к ней относиться серьёзно. Всякий раз в таком индивидуальном импровизированном выступлении, по меньшей мере полуторачасовом, сперва надлежит посмотреть, кто сидит в зале, молниеносно оценить аудиторию и сориентироваться, что её заинтересует и что понравится. Затем найти возможно более занимательную форму. Если кто-нибудь не поймёт, о чем я толкую, пусть попробует сам.
На авторских встречах разница в подготовке слушателей не имеет границ. Однажды меня неожиданно послали в две восьмилетние школы для окрестных деревень на Замойщизне. В физкультурном зале, где эхо повторяло каждое слово и ничего не удавалось расслышать, сидела группа детей, ни разу в жизни не прочитавших книги. Не о моих книгах речь, что там мои, — вообще ни одной книги. И мне вменялось в обязанность пробудить у них интерес к чтению. Так вот: этой благородной миссии врагу не пожелаю…
Правда, возвращаясь из одной школы, я удостоилась весьма интересной встречи политического характера. Тамошний партийный секретарь, будучи в лёгком подпитии и рыдая мне в жилетку, произнёс целую речь, которую я в сокращённом виде и передаю.
— …На что крестьянам деньги, у каждого миллион в банке, миллион — под матрасом. Представления не имеют, что с ними делать, пропить и то не удастся. А вот сто тысяч тонн зёрна сгноили. Пшеницу везём из Канады, хотя своей хватило бы на пол-Европы, да кто её будет перелопачивать? Крестьянин и пальцем не пошевелит — неохота ему, — а пшеница лежит и гниёт, потому как элеваторов нету! Заводов в Катовице понастроили, черт бы их побрал, вместо того чтоб элеваторы строить. Двадцать тонн вручную веять ещё куда ни шло, а сотни тысяч?.. Вроде бы государство купило, да ведь пропадает добро. Ни хранилищ, ни веялок, все гниёт, у людей руки опускаются…
Вышеприведённый фрагмент очень прошу запомнить.
Уровня слушателей и читателей детально разбирать не стану, хватит, к примеру, Союза писателей. Там всякое бывало. Однажды в каком-то клубе я увидела взрослых молодых мужчин и поразилась: подобный контингент гораздо больше ценит выпивку и смазливых девиц, нежели пищу духовную. Встреча состоялась, меня даже неплохо приняли, в конце я попросила задавать вопросы. Воспользовались. Вопрос был один: каков будет результат матча?
Оказывается, они ждали в этом клубе передачи футбольного матча Польша — Аргентина или, может, Польша — ещё кто-нибудь. Мою болтовню выслушали, почему не послушать. Когда человеку приходится ждать, ему все едино…
— Четыре — один в нашу пользу, — не задумываясь, с апломбом ответила я.
Мужики засмеялись, оценив шутку. А результат таки оказался, как я и предсказала, надеюсь, снискав немалое уважение. Честно признаюсь — это был эффект полной случайности и идеального отсутствия мысли.
Один раз столкнулась я с великим счастьем, а встреча состоялась в каком-то кафе. Общеизвестно, что в подобных встречах очень помогают вопросы читателей, даже если задаётся один и тот же вопрос. Так вот, там один читатель поинтересовался с самого начала, нельзя ли задать несколько вопросов. Я обрадовалась: ради Бога, задавайте! У читателя их оказалось записано на листочке сорок два, и вся встреча прошла в ответах. Слушатели переключили внимание с меня на него: гораздо больше моих ответов их интересовало то, о чем он ещё спросит. Право же, это была самая лёгкая встреча за всю мою карьеру.
Но в основном речь пойдёт не о встречах, а об одной поездке. Начинала я со Скаржиско-Каменна, после него предстояло ещё несколько встреч, этакое большое турне. Ехала я себе спокойно, навстречу промчался огромный самосвал, и я вдруг перестала видеть. Резко затормозила, не поняв поначалу, что случилось: по лобовому стеклу расползлись мелкие трещины. Марек выдавил стекло наружу, я опять увидела свет.
— Камень из грузовика, — решил он. — Наверное, перегружен доверху…
Скрипнув зубами в приступе ярости, я, не говоря ни слова, развернулась и догнала самосвал через две минуты, вероятно, побив все рекорды и возможности «фольксвагена». Я перекрыла ему дорогу и заставила остановиться.
Разговаривал Марек — я не могла произнести ни одного нормального слова. Я прислонилась к капоту и закурила, глядя на шофёра горгоной.
Шофёр молодой, симпатичный, производил хорошее впечатление. Явно порядочный человек, он принял дело близко к сердцу, клялся, что не перегружен, да и груз сыпучий, мы сами можем убедиться. Если ударило, значит, из-под колёса, а уж за это он не отвечает. Марек проверил, парень говорил правду, стрельнуло из-под колёса.
Я подавила в себе желание разорвать парня на куски. Только неизвестно, как выйти из положения: у меня десяток назначенных встреч, первая через два часа. Если сейчас я вернусь в Варшаву, сорву всю программу
Решили ехать без стекла. Погода хорошая, до Скаржиско-Каменна я добралась вовремя. Правда, выглядела грязнее, чем обычно, но этого никто не заметил. В подарок нам дали огромный кусок плексигласа, и пока я выступала, Марек его вмонтировал — привязал верёвкой и заверил, что выдержит.
И действительно, все триста пятьдесят километров разъездов плексиглас выдержал, и я забыла бы о нем напрочь, если бы не свистело в щели. Но под конец я даже привыкла к свисту и мчалась с любимой скоростью — сто пять километров. Плексиглас не дрогнул. И у нас родилась идея брать его с собой в путешествия про запас
Именно тем летом мы собрались в Советский Союз. Сперва в Киев, затем в Крым, а там посмотрим. Плексиглас решили забрать с собой в качестве защитного слоя, ведь черт его знает, что на этих русских дорогах творится.
Стекло я вставила, а в русском посольстве оправдались слова Марека. На базе литовского сыра и тонко нарезанных копчёностей мы получили частные визы с фотографиями, с разрешением пересечь границу в любом месте, без всяких строго обозначенных трасс и ночлегов, без ограничений во времени. А в довершение счастья — без очереди, хотя в коридорах посольства дожидалась вполне солидная очередь.
Понять, в чем дело, я не поняла, но визу взяла. Через Советский Союз я уже однажды проезжала, по пути в Болгарию, трассой на Залещики, и некоторое представление о таможенном произволе имела. У меня отобрали лимоны, а одни мои знакомые, направляясь в ту же сторону, сидели у границы и на костре варили вкрутую шестьдесят яиц, ибо сырые яйца ввозить запрещалось. Так что я уже была опытная.
Само собой, предварительно я позвонила Елене и осведомилась, что привезти. Елена пожелала два распятия и двадцать крестиков, по её определению «наперсных». И от кого-то из посольства надо взять партитуры для её отца: «Verbum nobile», «Страшный двор», «Графиню» и ещё что-то — толстую пачку, элегантно завёрнутую в газету. Пачку я положила в багажник, распятия запихнула в чемодан, а «наперсные» крестики положила в сумочку.
Кроме того, я везла с собой «Леся» на словацком, с рисунками Яна Мейсснера, и по сравнению с совершенно прелестными картинками текст совсем терялся. Книгу я взяла, дабы обосновать выезд через Ужгород и визит в Братиславу. Естественно, мне и в голову не пришло, каким бесценным сокровищем окажется моя книга.
Контроль на русской границе осуществлялся обычно тремя таможенниками. Один разговаривал с жертвой и проверял документы, второй рылся в багаже, а третий стоял рядом и ждал, когда у контролируемого в глазах мелькнёт беспокойство. На меня такой метод не произвёл ровным счётом никакого впечатления по простой причине: запаковав вещи, я начисто забывала, что и где находится. А посему у меня в глазах ничего не мелькнуло.
На вопрос о фруктах я сразу ответила — нет! Никаких фруктов! Однажды у меня их уже отобрали, больше не рискую. Хорошо, а что ещё я везу? Мне не принадлежали партитуры, я их показала: похоже музыкальными талантами таможенник не отличался, он смотрел на ноты с большим сомнением и явно колебался, что с этим шпионским шифром делать. Второй открыл чемодан, взглянул на платье, под которым покоились распятия, открыл сумочку, сунул туда нос. Я смотрела на него с величайшим удовлетворением — в сумочке у меня тот ещё хламовник; распятия и крестики вообще вылетели из памяти. Разозлилась я лишь на глупые вопросы, почему у меня нет валютной книжки и зачем мне в Словакию. Я показала «Леся», объяснив: в Словакии намечены деловые встречи — мне предстоит получить гонорар.
И тут наступил конец таможенному контролю. Таможенник пригласил пятерых коллег. Все рассматривали рисунки Мейсснера и хохотали, мои чемоданы их больше не волновали. Оставили в покое даже партитуры, вернули книжку и разрешили ехать, пожелав счастливого пути.
Вскоре я узнала: предметы культового назначения категорически запрещены к ввозу, и я совершила страшное преступление, ни сном ни духом о том не ведая. По закону, кажется, в лучшем случае нас вообще бы не впустили, а в худшем — отправили бы в Сибирь. Об усекновении головы на месте речи не шло.
До Киева ехать порядочно, мы оголодали и решили по пути перекусить. Встретилась чайная. Прекрасно, чай чаем, а может, и поесть дадут. Народ сидел со стаканами, содержимое коих меня очень удивило. Такой чай?.. Цвета соломы, прямо как в польской деревне, а ведь сколько мы начитались про русские самовары и роскошный крепкий и ароматный чай! Что за странные перемены?..
Вместо чая стаканами пили самогон.
Нам дали мясо с картошкой. Картофель ещё удалось сжевать, а вот мясо явно никакие зубы не возьмут; сперва следовало дать его собаке, посмотреть, разгрызёт ли, а потом уж пробовать самому.
За очерёдность событий не поручусь, случилось столько всего, что лишь дневник путешествия как-то мог бы все упорядочить. Начала я, сдаётся, с открытия тайн.
Густые шпалеры высокой растительности вдоль шоссе вызывали раздражение. Едешь словно в коридоре, отсутствие пространства по обеим сторонам вполне способно вогнать в клаустрофобию. Нам пришло было в голову: может, специально посадили, чтобы паршивый шпион не исхитрился фотографировать во время езды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Самолюбие ребёнка было задето, и когда во время ремонта пришлось выдрать из стены костыли, образовалась трещина, а в прихожей посыпалась штукатурка.
Затем, наверное, по инерции, хотя и после большого перерыва, Роберт смастерил деревянный кухонный столик — чудо, а не столик. Мой энтузиазм и польза от такой чудной вещи, к сожалению, длились недолго. Опять-таки во время ремонта к столику рабочий класс привинтил свой инструмент и резал паркет для всего дома. Столик не выдержал. В тогдашней неразберихе мы не отнеслись к нему с должным уважением. Роберт оскорбился и отказался его чинить, хотя само приспособление для резки паркетин восхищало его безгранично.
Ну а высшее мастерство он показал лишь в собственной квартире с этими полками и шкафчиками…
Но про все свадьбы моих детей одним заходом не рассказать. Самое время переключиться на Советский Союз.
* * *
Начинать придётся со вступления, длинного и разветвлённого, ибо предысторией русского путешествия в какой-то мере послужил цикл авторских встреч. Рассказа об этих встречах мне до сих пор удавалось избежать, я охотно избегала бы и дальше, да, похоже, не выйдет. Такие встречи пробуждают у меня весьма противоречивые чувства. Хотела я их скрыть, дабы не разочаровывать моих читателей окончательно, но волей-неволей придётся рассказать…
Ладно уж, выложу все откровенно. С одной стороны, такие встречи — это допинг, инспирация, повод для гордости, стимул для творчества; человеческий интерес, симпатия, доброжелательность поддерживают автора, — словом, лишь самые приятные эмоции. А с другой, честно признаюсь, я предпочла бы дорожные работы…
Писатели знают, но читатели могут и не знать, посему объясняю, отчего эта работа столь непомерно тяжела, естественно, если к ней относиться серьёзно. Всякий раз в таком индивидуальном импровизированном выступлении, по меньшей мере полуторачасовом, сперва надлежит посмотреть, кто сидит в зале, молниеносно оценить аудиторию и сориентироваться, что её заинтересует и что понравится. Затем найти возможно более занимательную форму. Если кто-нибудь не поймёт, о чем я толкую, пусть попробует сам.
На авторских встречах разница в подготовке слушателей не имеет границ. Однажды меня неожиданно послали в две восьмилетние школы для окрестных деревень на Замойщизне. В физкультурном зале, где эхо повторяло каждое слово и ничего не удавалось расслышать, сидела группа детей, ни разу в жизни не прочитавших книги. Не о моих книгах речь, что там мои, — вообще ни одной книги. И мне вменялось в обязанность пробудить у них интерес к чтению. Так вот: этой благородной миссии врагу не пожелаю…
Правда, возвращаясь из одной школы, я удостоилась весьма интересной встречи политического характера. Тамошний партийный секретарь, будучи в лёгком подпитии и рыдая мне в жилетку, произнёс целую речь, которую я в сокращённом виде и передаю.
— …На что крестьянам деньги, у каждого миллион в банке, миллион — под матрасом. Представления не имеют, что с ними делать, пропить и то не удастся. А вот сто тысяч тонн зёрна сгноили. Пшеницу везём из Канады, хотя своей хватило бы на пол-Европы, да кто её будет перелопачивать? Крестьянин и пальцем не пошевелит — неохота ему, — а пшеница лежит и гниёт, потому как элеваторов нету! Заводов в Катовице понастроили, черт бы их побрал, вместо того чтоб элеваторы строить. Двадцать тонн вручную веять ещё куда ни шло, а сотни тысяч?.. Вроде бы государство купило, да ведь пропадает добро. Ни хранилищ, ни веялок, все гниёт, у людей руки опускаются…
Вышеприведённый фрагмент очень прошу запомнить.
Уровня слушателей и читателей детально разбирать не стану, хватит, к примеру, Союза писателей. Там всякое бывало. Однажды в каком-то клубе я увидела взрослых молодых мужчин и поразилась: подобный контингент гораздо больше ценит выпивку и смазливых девиц, нежели пищу духовную. Встреча состоялась, меня даже неплохо приняли, в конце я попросила задавать вопросы. Воспользовались. Вопрос был один: каков будет результат матча?
Оказывается, они ждали в этом клубе передачи футбольного матча Польша — Аргентина или, может, Польша — ещё кто-нибудь. Мою болтовню выслушали, почему не послушать. Когда человеку приходится ждать, ему все едино…
— Четыре — один в нашу пользу, — не задумываясь, с апломбом ответила я.
Мужики засмеялись, оценив шутку. А результат таки оказался, как я и предсказала, надеюсь, снискав немалое уважение. Честно признаюсь — это был эффект полной случайности и идеального отсутствия мысли.
Один раз столкнулась я с великим счастьем, а встреча состоялась в каком-то кафе. Общеизвестно, что в подобных встречах очень помогают вопросы читателей, даже если задаётся один и тот же вопрос. Так вот, там один читатель поинтересовался с самого начала, нельзя ли задать несколько вопросов. Я обрадовалась: ради Бога, задавайте! У читателя их оказалось записано на листочке сорок два, и вся встреча прошла в ответах. Слушатели переключили внимание с меня на него: гораздо больше моих ответов их интересовало то, о чем он ещё спросит. Право же, это была самая лёгкая встреча за всю мою карьеру.
Но в основном речь пойдёт не о встречах, а об одной поездке. Начинала я со Скаржиско-Каменна, после него предстояло ещё несколько встреч, этакое большое турне. Ехала я себе спокойно, навстречу промчался огромный самосвал, и я вдруг перестала видеть. Резко затормозила, не поняв поначалу, что случилось: по лобовому стеклу расползлись мелкие трещины. Марек выдавил стекло наружу, я опять увидела свет.
— Камень из грузовика, — решил он. — Наверное, перегружен доверху…
Скрипнув зубами в приступе ярости, я, не говоря ни слова, развернулась и догнала самосвал через две минуты, вероятно, побив все рекорды и возможности «фольксвагена». Я перекрыла ему дорогу и заставила остановиться.
Разговаривал Марек — я не могла произнести ни одного нормального слова. Я прислонилась к капоту и закурила, глядя на шофёра горгоной.
Шофёр молодой, симпатичный, производил хорошее впечатление. Явно порядочный человек, он принял дело близко к сердцу, клялся, что не перегружен, да и груз сыпучий, мы сами можем убедиться. Если ударило, значит, из-под колёса, а уж за это он не отвечает. Марек проверил, парень говорил правду, стрельнуло из-под колёса.
Я подавила в себе желание разорвать парня на куски. Только неизвестно, как выйти из положения: у меня десяток назначенных встреч, первая через два часа. Если сейчас я вернусь в Варшаву, сорву всю программу
Решили ехать без стекла. Погода хорошая, до Скаржиско-Каменна я добралась вовремя. Правда, выглядела грязнее, чем обычно, но этого никто не заметил. В подарок нам дали огромный кусок плексигласа, и пока я выступала, Марек его вмонтировал — привязал верёвкой и заверил, что выдержит.
И действительно, все триста пятьдесят километров разъездов плексиглас выдержал, и я забыла бы о нем напрочь, если бы не свистело в щели. Но под конец я даже привыкла к свисту и мчалась с любимой скоростью — сто пять километров. Плексиглас не дрогнул. И у нас родилась идея брать его с собой в путешествия про запас
Именно тем летом мы собрались в Советский Союз. Сперва в Киев, затем в Крым, а там посмотрим. Плексиглас решили забрать с собой в качестве защитного слоя, ведь черт его знает, что на этих русских дорогах творится.
Стекло я вставила, а в русском посольстве оправдались слова Марека. На базе литовского сыра и тонко нарезанных копчёностей мы получили частные визы с фотографиями, с разрешением пересечь границу в любом месте, без всяких строго обозначенных трасс и ночлегов, без ограничений во времени. А в довершение счастья — без очереди, хотя в коридорах посольства дожидалась вполне солидная очередь.
Понять, в чем дело, я не поняла, но визу взяла. Через Советский Союз я уже однажды проезжала, по пути в Болгарию, трассой на Залещики, и некоторое представление о таможенном произволе имела. У меня отобрали лимоны, а одни мои знакомые, направляясь в ту же сторону, сидели у границы и на костре варили вкрутую шестьдесят яиц, ибо сырые яйца ввозить запрещалось. Так что я уже была опытная.
Само собой, предварительно я позвонила Елене и осведомилась, что привезти. Елена пожелала два распятия и двадцать крестиков, по её определению «наперсных». И от кого-то из посольства надо взять партитуры для её отца: «Verbum nobile», «Страшный двор», «Графиню» и ещё что-то — толстую пачку, элегантно завёрнутую в газету. Пачку я положила в багажник, распятия запихнула в чемодан, а «наперсные» крестики положила в сумочку.
Кроме того, я везла с собой «Леся» на словацком, с рисунками Яна Мейсснера, и по сравнению с совершенно прелестными картинками текст совсем терялся. Книгу я взяла, дабы обосновать выезд через Ужгород и визит в Братиславу. Естественно, мне и в голову не пришло, каким бесценным сокровищем окажется моя книга.
Контроль на русской границе осуществлялся обычно тремя таможенниками. Один разговаривал с жертвой и проверял документы, второй рылся в багаже, а третий стоял рядом и ждал, когда у контролируемого в глазах мелькнёт беспокойство. На меня такой метод не произвёл ровным счётом никакого впечатления по простой причине: запаковав вещи, я начисто забывала, что и где находится. А посему у меня в глазах ничего не мелькнуло.
На вопрос о фруктах я сразу ответила — нет! Никаких фруктов! Однажды у меня их уже отобрали, больше не рискую. Хорошо, а что ещё я везу? Мне не принадлежали партитуры, я их показала: похоже музыкальными талантами таможенник не отличался, он смотрел на ноты с большим сомнением и явно колебался, что с этим шпионским шифром делать. Второй открыл чемодан, взглянул на платье, под которым покоились распятия, открыл сумочку, сунул туда нос. Я смотрела на него с величайшим удовлетворением — в сумочке у меня тот ещё хламовник; распятия и крестики вообще вылетели из памяти. Разозлилась я лишь на глупые вопросы, почему у меня нет валютной книжки и зачем мне в Словакию. Я показала «Леся», объяснив: в Словакии намечены деловые встречи — мне предстоит получить гонорар.
И тут наступил конец таможенному контролю. Таможенник пригласил пятерых коллег. Все рассматривали рисунки Мейсснера и хохотали, мои чемоданы их больше не волновали. Оставили в покое даже партитуры, вернули книжку и разрешили ехать, пожелав счастливого пути.
Вскоре я узнала: предметы культового назначения категорически запрещены к ввозу, и я совершила страшное преступление, ни сном ни духом о том не ведая. По закону, кажется, в лучшем случае нас вообще бы не впустили, а в худшем — отправили бы в Сибирь. Об усекновении головы на месте речи не шло.
До Киева ехать порядочно, мы оголодали и решили по пути перекусить. Встретилась чайная. Прекрасно, чай чаем, а может, и поесть дадут. Народ сидел со стаканами, содержимое коих меня очень удивило. Такой чай?.. Цвета соломы, прямо как в польской деревне, а ведь сколько мы начитались про русские самовары и роскошный крепкий и ароматный чай! Что за странные перемены?..
Вместо чая стаканами пили самогон.
Нам дали мясо с картошкой. Картофель ещё удалось сжевать, а вот мясо явно никакие зубы не возьмут; сперва следовало дать его собаке, посмотреть, разгрызёт ли, а потом уж пробовать самому.
За очерёдность событий не поручусь, случилось столько всего, что лишь дневник путешествия как-то мог бы все упорядочить. Начала я, сдаётся, с открытия тайн.
Густые шпалеры высокой растительности вдоль шоссе вызывали раздражение. Едешь словно в коридоре, отсутствие пространства по обеим сторонам вполне способно вогнать в клаустрофобию. Нам пришло было в голову: может, специально посадили, чтобы паршивый шпион не исхитрился фотографировать во время езды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44