А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Оборотная сторона Луны в их власти. Главным образом, у Иоанны.
– Иоанна, может, ты как-нибудь по порядку расскажешь?
Я запротестовала.
– По порядку исключено, у меня нет начала. Закончить смогу, но начинает пусть Метя.
– Я как раз начала-то и не знаю, от меня все скрыли!
– Могу вам рассказать, потому что по чистой случайности я знаю начало, – вмешалась Мария. – Но я понятия не имела, что тут есть еще и продолжение.
– Я уже и вовсе перестаю понимать, – решительно сказала Гонората, – вы выступайте по очереди, в хронологическом порядке. Ты на самом деле знаешь, откуда взялась эта афера?
– Оказывается, знаю, но сама не осознавала, что знаю. Мне даже в голову не приходило. Погоди, вот съем еще кусочек, тогда расскажу.
Блюда, приготовленные Гоноратой, отличались одним свойством: невозможно было перестать их есть. Пока они еще оставались на столе, всякая беседа спотыкалась и хромала. К счастью, баранину Метя частично сожрал вчера, поэтому оставалось ее только-только на шестерых гостей. В уничтожении тефтелек я приняла живейшее участие, поскольку сама мечтала поскорее услышать начало.
– Я знала одну такую бабу, – наконец сказала Мария. – Вы все ее знали, такая черненькая, Лялька ее звали. Муж ее был сыном одного такого крупного чиновника, дай ему Бог всего самого наискверного в жизни. Один из исключительных сволочей. И муж этот самый включился в это дело. Конечный тогда еще ездил, Глебовский был жокеем, а Кушнерук уже старался… У него страшные связи были в МВД…
– У этого мужа или Кушнерука? – уточнила Гонората.
– У мужа. Лялька эта с ним развелась и поливала его на каждом шагу, от нее я и знаю, что он шантажировал кого попало. Они начали все это свинство с придерживанием лошадей, но тогда никто за это не платил, они только шантажом брали. Репа был главным заводилой, тогда он еще сам скакал, вот и держал в руках всю организацию. Потом этот Лялькин муж навсегда уехал, а его отец сдох, не могу даже сказать, что умер. Вот я и думала, что все закончилось. Оказалось, что нет.
– Совсем даже нет, потому что остался Василь, – подхватил Метя. – Василь – из тех же самых кругов. Если бы я только знал, что второе имя Гени Подвальского – Василиуш, я бы знал все. Подвальский – такой незаметный клоп, он потихоньку взял власть.
– А какое отношение к этому имеет Малиновский?
– Как это! Малиновский занимается лошадьми, от начала до конца! И представьте себе, что Василь обговаривал с Малиновским всю лошадиную политику, ведь Малиновский стопроцентный лошадник! Василь от него все про лошадей перенял, родословные, шансы на успех, форму, заезды, тренеров, сравнительные качества… Малиновский же все это назубок знает! От него Василь знал, на кого он может рассчитывать, а на кого нет. Малиновский знает, какие лошади бегут хорошо на длинные дистанции, какие на короткие, какие любят влажный мягкий турф, какие – жесткий, он производителей лучше знает, чем себя самого, а на основе этих знаний Василь мог править бал как хотел! Когда все раскрылось, Малиновский чуть копыта не отбросил, потому что ему и в голову не приходило, что Василь – это Подвальский!
– И что? Так он все организовал?
– Кто что организовал?
– Подвальский!
– Организовал он все очень даже красиво, – включилась я, потому что эти сведения у меня были уже два дня. – С двух сторон. У него и букмекеры были на крючке, и ломжинская мафия. Потому как мафия тоже не святая, понятное дело. Он страшно много знал и про них и про Репу, а этого конюшего сам к нему всунул. Репа со своим конюшим сразу подружился, у него хватило мозгов сообразить, что лучше сотрудничать, чем воевать.
– Мне даже странно, что все ему так легко удавалось. Что-то уж слишком легко, а?
– Конечно, легко. Он использовал всякие глупости. В первую очередь эту идиотскую систему премий. Даже один миллион больше двухсот тысяч, а что говорить о трех, четырех или девяти… Ты же, наверное, знаешь, что персонал получает только проценты? Вот и отлично: тренер пять процентов, жокеи два с половиной. Два с половиной процента от пятнадцати миллионов – посчитай сама, сколько это будет.. – – Это триста семьдесят пять тысяч, – немедленно сказала Гонората.
– А Василь предлагал в девять раз больше. Платил-то не он, а ломжинцы, жалко ему, что ли? Он планировал заезды, понимаешь, он заранее знал, что не должно прийти, а из остальных умел выбирать тех, которые выигрывают. Я раньше все удивлялась, откуда это у него такой талант на выигрыши, но теперь, как услышала, что от Малиновского, больше и не удивляюсь. Неглупый он тип, хотя и паразит. Сам не показывался, действовал через Фигата, через конюшего Репы да еще через одного такого, у которого дальше были свои посредники. А конюший Репы, в свою очередь, караулил посредников ломжинской мафии. В полиции лежит не то телефонная книга, не то перепись населения – столько людей было в это замешано. Фамилий я не запоминала, зачем мне это, но расшифровали всех. Он сам заботился о том, чтобы этим, ломжинским, подсказывали самых дурацких лошадей…
– Почему? Зачем ему было это нужно?
– Во-первых, они ставили еще и в кассах и тем самым поднимали выигрыш, а во-вторых, он делал это для букмекеров, чтобы оставить их на крючке. Хорошие отношения с Василем давали им прибыль. Он просто-таки процветал, пока не споткнулся на Дерчике.
– Вот-вот, именно! Зачем они этого Дерчика убили?
– Не зачем убили, а почему. Дерчик чувствовал себя ущемленным. Он не получал денег за то, что придерживал лошадей, даже ломжинская мафия не желала ему платить, потому что известно было, как он ездит… Да и удачи у него не было, вы только вспомните, стоило Глебовскому посадить его хоть на самого распрекрасного фаворита, как тут же находился кто-то, кто Дерчика обгонял. Если Дерчик выигрывал три раза в год, так можно было считать, что год не зря пропал. Поэтому он не получал денег, не выигрывал, вот и решил отомстить. Выследил всю организацию и сделал фотографии. Это он умел. На них даже Подвальский пойман при конфиденциальном разговоре с Фигатом и с конюшим Репы, все встречи, контакты и передачи денег. Достаточно бы одних снимков, чтобы с ними хоть что-нибудь сделать, хотя у уголовного кодекса на такое фантазии не хватило. Но директор мог отобрать у них пропуска и прогнать с ипподрома. А шантаж – штука наказуемая. Дерчик пообещал, что снимки распространит по свету с комментариями, если ему не заплатят. На переговоры выслали того амбала, только вот амбал утверждает, что по телефону Василь велел ему Дерчика утихомирить как следует. Он клянется и божится, что этого Дерчика только немного прижал, а тот со страху помер. Снимки амбал забрал, но пленки не нашел. Это, конечно, никакой не киллер, просто чересчур старательный кретин.
– А Василь что?
– Он отрицает все телефонные звонки, естественно. Амбала, дескать, вообще не знает.
– И про него в самом деле никто не знал?
– Только узкий круг, потому что конспирировался он изо всех сил. Они даже не знали, где он живет. Все деловые встречи он проводил в доме своей сестры, пани Антчаковой. Туда ему привозили деньги. Наше счастье, что со вторым убийством он сглупил собственноручно.
– ао втором убийстве Метя ничего не говорил…
– Потому что второе убийство – это уже вторая сторона Луны, дорогая жена, – оправдывался Метя.
Гонората посмотрела на него с таким упреком и глубоким негодованием, что Я как можно скорее подхватила нить повествования.
– Василь был настолько неглуп, что поддерживал лошадиные контакты всесторонне, поэтому на конезаводах тоже бывал и людей знал…
– Он ведь был референтом по экспорту лошадей, – напомнил Метя.
– И это ему надо сказать спасибо за то, что мы продали лучших коней? – живо заинтересовалась Мария.
– В том числе…
– Говори, что дальше! Может, окажется наконец, что с ним случилось что-нибудь плохое, а то я лопну со злости!
– Так я же и говорю! Гонсовского он знал, его дочку Монику и ее тетку тоже. При какой-то оказии с ним столкнулся тот убитый позже Завейчик, а у Завейчика на бизнес всегда был хороший нюх. Василь сразу для него запах деньгами. Он понятия не имел, чем Василь занимается, и, как заявляет Карчак, решил докопаться. Можно сказать, Завейчик его выслеживал, вычислил всех его помощников, начиная от Фигата и кончая всякими примитивами, и наконец расшифровал Гарцапского. Что-то он сумел подслушать, а что именно, никто не знает и никогда не узнает. Во всяком случае, Завейчик поставил два триплета на лошадей, на которых должен был скакать Дерчик. Он только все не мог понять, кто такой Василь, но непременно хотел завязать с ним непосредственные контакты. Наконец, добрался он до Василя, караулил его у дома Антчаков, Гарцапский сообразил, что надо бы сообщить Василю, но не знал, что будет дальше. Теперь-то он мечется, на коленях клянется-божится, что верил будто бы в то, что Василь с Завейчиком смогут прийти к соглашению. Василь велел ему заговорить с Завейчиком и сказать, чтобы тот и дальше ждал на Аргентинской. Гарцапский считал, что Василь примет его в долю и так далее, о преступных намерениях якобы не имел ни малейшего понятия, упаси Бог. Может быть, Василь приперся на Саскую Кемпу и сел в машину Завейчика так, что почти никто его не видел. Завейчик, фраер, даже обрадовался, что так все складывается, а потом – убийство. Василь одурманил его газом, наверняка они где-то останавливались, а потом привез его домой, завернувшись в одеяло Моники Гонсовской, чтобы нигде никаких следов не оставлять.
Доволок его до квартиры, сосед подумал, что Завейчик пьян, а к тому, который его волок, присматриваться не стал, потому что уже стало темно. В квартире Завейчика Василь разок хозяина шарахнул – и каюк. Закрыл двери и пошел спокойно прочь. Его после чуть кондрашка не хватил, когда оказалось, что у тетки нашелся блокнот Завейчика.
– А откуда он узнал?
– Тетка лично сообщала всем знакомым, потому что она не из тех, кто глубоко скрывает свои чувства. Кто-то из знакомых сказал про это Василю. Но по испорченному телефону все получилось не так, как было на самом деле, поэтому Василь с утречка пораньше примчался, готов был убить Монику, чтобы снова не оставлять следов за собой. То есть дело было вовсе не в Монике, он думал, что наткнется на тетку. Наверняка бы ему это удалось, если бы не тот слесарь, то есть домоуправ, который пришел кран чинить.
– Видите, после первого мокрого дела он так все это полюбил, что сразу начал рваться на второе, – наставительно сказал Метя.
Гонората потребовала подробностей, я все рассказала. Мы согласились, что Монике Гонсовской покровительствовало Провидение, потому что слесарь мог опоздать на минутку – и ее не было бы в живых. Гонората с сомнением посмотрела на свой цветущий амариллис, который был на подоконнике.
– Совсем сдурел этот Василь, – решительно высказалась она.
– Может быть, он нервничал так, что крыша поехала, – согласилась я. – Может, Дерчику на самом деле полагался только мордобой, а потом, когда выяснилось, что его убили, Василь впал в панику.
– Ни во что он не впадал, – энергично возразил Метя. – Правда, самолично он мокрую работу пока не делал, но никого не пожалел. Два-три человека ему поперек дороги встали, так он всем отомстил. Одного такого ограбили неизвестные, побили при этом и потом ему сказали, что если он хоть словечко кому скажет, так хуже будет, это Василь его предупреждает. Даю вам слово, что никто не знал, кто такой Василь!
– Завейчик его подозревал. Своим личным шифром он в блокноте наметил на эту роль троих. В том числе Подвальского. Из трех человек не так уж и трудно выбрать.
Гонората качала толовой.
– Просто в голове не укладывается, что он так здорово умел все хранить в тайне.
– Потому что не был дураком, – объяснил Метя. – Паразит-то он, верно, паразит, но умственно неплохо развитый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41