Если мы обнаружим сигнал СЕТИ...
– Когда мы обнаружим сигнал СЕТИ...
– Да, безусловно. Когда мы обнаружим сигнал СЕТИ, все переключится с поиска на анализ. Тогда нам придется сделать выбор. Если мы используем Невод для расшифровки, мы теряем секретность. Если мы не используем Невод и остаемся заэкранированными, мы ограничиваем наши компьютерные возможности.
– Это не ваша компетенция. Когда придет время, я приму соответствующее решение. А вы просто позаботьтесь о том, чтобы у меня была копия технических условий по экранированию. – Бестон повернулся к женщине всего в паре кресел от Милли. – Зеттер. Есть успехи?
У женщины была тонкая лисья мордочка с острым носиком. Должно быть, она прибыла с опозданием, причем очень тихо, поскольку Милли по прибытии внимательно изучила всех, находившихся в помещении.
Зеттер – имя? фамилия? – даже и не подумала встать, а лишь медленно, как-то по-змеиному покачала головой. Милли при этом был представлен только ее профиль.
– Четыре часа тому назад ничего не было. Затем я получила донесение от...
– Никаких имен. Правила вам известны.
– Я и не собиралась никого называть. – Женщина возмущенно фыркнула. – Четыре часа тому назад я получила донесение от нашего источника в Л-5. «Цербер» усиливает секретность по всем фронтам.
– Разумеется. Ублюдок не меньше нашего об утечках беспокоится. Удастся что-нибудь подглядеть?
– Еще рано говорить. Возможно одно слабое звено – человек, не аппаратура.
– Даже лучше. Машину не купишь. Сколько?
– Пока не знаю. Дороговато. Но вы получите то, за что заплатите.
– Или меньше. Еще раз свяжитесь с нашим источником. Скажите ему, что нам не нужна общая информация. Если это не методы расшифровки... – Джек Бестон прервался на середине фразы. Его зеленые глаза, до той поры будто бы таращившиеся в никуда, вдруг впились в Милли. – Вы, там, в заднем ряду. Чем это вы там, черт возьми, занимаетесь?
Это был прямой вопрос – как раз из таких, на какие Ханна Краусс велела ей отвечать. Но Милли его не поняла. Она просто окаменела.
– Кто такая? – рявкнул Бестон. – Имя-фамилия?
– Мильтон Ву.
– Мильтон? – Людоед принялся разглядывать ее тело. – Что это еще, к едреней фене, за имя? Вы не мужчина.
– Не мужчина. – Милли, как не раз случалось с поры ее тринадцатилетия, застыдилась своих слишком больших грудей. – Мильтон – мое настоящее имя, мне его при рождении дали. Но все зовут меня Милли.
– Она новенькая. Всего шесть дней, как прибыла. – Ханна Краусс попыталась отвлечь гнев Джека Бестона. Не вышло.
– Мне насрать в полете, если она даже всего шесть минут, как прибыла. И я не с вами, Краусс, разговариваю. – Людоед указал Милли прямо в пах. – Это что такое?
Он имел в виду записную табличку. Он должен был иметь в виду записную табличку. Они ведь уже определили, что она женщина. Милли почувствовала, что краснеет.
– Я подумала, мне следует делать заметки. Мне еще нужно многому научиться.
– Это точно. Скажите мне вот что, Милли Ву. Мы сейчас находимся в безопасности, под экраном, так что никаких электромагнитных сигналов не проходит?
– Нет, сэр. То есть, мне так не кажется.
– А я вам скажу. Мы в безопасности не находимся. Вы там на этой ерунде писали?
– Да, сэр. Просто заметки делала. Загогульки. В форме сжатых постнотаций.
– Которые при сохранении конвертируются в слова. Электромагнитным образом конвертируются. – Джек Бестон повернулся к женщине справа от Милли. – Зеттер? У вас включено?
– Да. – Она расстегнула куртку, пригляделась к чему-то внутри и сморщила тонкий носик. – У нее тоже. Я ловлю и записываю. Не интерпретирую, но обработать будет несложно. Когда мы не под экраном, радиус приема составляет по меньшей мере пять километров.
– Что с таким же успехом можно считать бесконечностью. Оглянитесь вокруг, Милли Ву. Видите вы, чтобы здесь кто-нибудь электронные заметки делал?
Милли огляделась. В ответ – нейтральные взоры, если не считать скорбно поджатых губ Ханны. «Извини, – словно бы говорила она. – Мне следовало тебя предупредить».
– Нет, сэр.
– И не увидите. Здесь объект максимальной секретности. Мы не позволяем никому получать сведения о нашей работе. Мы должны стать первыми, кто поймает и расшифрует сигнал со звезд, и ничто не должно нас остановить. Понимаете?
– Да, сэр. – Милли с великой опаской добавила: – Я хочу быть в составе группы, которая первой добьется цели. Вот почему я прибыла именно сюда.
– И чертовски правильно сделали. Умеете вы писать вручную, на бумаге?
– Да, сэр, умею. – Слава Всевышнему за дядюшку Эдгара и его настойчивость в связи с необходимостью для Милли старомодного образования.
– Тогда, если вы хотите делать заметки, вы будете делать их именно так. Передайте мне эту штуковину.
Он взял записную табличку и небрежным жестом стер оттуда все – включая то, что Милли записала для себя о географии и функционировании станции Л-4 «Аргус».
– Если хотите записывать, – повторил Бестон, – пишите на бумаге.
– Да, сэр. – Он уже отворачивался, когда Милли добавила: – Но на табличке запись непрерывная. А что мне делать с бумажными заметками?
Людоед резко к ней развернулся.
– Выучивайте их или переносите информацию в файл под экраном. В любом случае первоначальные заметки должны уничтожаться. Жгите их, жуйте, глотайте, суйте в задницу – мне безразлично. Просто избавляйтесь от них – и по-быстрому. Я даю вам только один шанс, Милли Ву. Второго вы не получите.
И он опять отвернулся.
– Польдиш. Вчера был крайний срок для анализа «перспективных паттернов». Ничего такого я у себя на столе не увидел.
Польдиш, жирный и краснолицый, сделался совсем пунцовым.
– Они не вполне закончены. Видите ли, из-за отвлечения ресурсов моей группы на защиту от Невода...
– За все ваши причины я левого яичка вонючей крысы не дам. Если какую-то часть работы не удается закончить вовремя, вы говорите мне об этом до, а не после, Польдиш. Жопа вы конская. Я с вами отдельно поговорю.
«Отдельно поговорю, – подумала Милли. – Но сперва я должен публично тебя унизить, да еще с такими животными метафорами». Тем временем Ханна повернулась к Милли и, когда никто не смотрел, быстро ей подмигнула. Похоже, она хотела сказать: «Вот видишь, не так все и страшно». Милли сомневалась, что она с этим согласна. Разве ради этого она покинула Ганимед? Ради этого она сдала свое трехлетнее чемпионство в Сети Головоломок и отказалась от шанса перейти с уровня Подмастерий на уровень Мастеров? Если так, то она как пить дать с ума сошла.
– Поговорим после, – одними губами шепнула ей Ханна.
Джек Бестон воистину был нанимателем равных возможностей. Милли точно не считала, но судя по всему, до конца собрания все присутствующие подверглись персональному разносу с обильным использованием животных метафор. С Ханны сняли стружку за то, что она не сумела устроить новому члену персонала надлежащий инструктаж. Даже Зеттер, которая, похоже, совсем не имела то ли имени, то ли фамилии, удостоилась сопоставления с безрогой козой за неспособность вовремя просканировать помещение на предмет электронных устройств и устранить записную табличку Милли еще до ее включения. На безрогую козу от Бестона женщина ничего не ответила, но ее острая мордочка побледнела, а темные глаза посулили Людоеду мучительную смерть.
– Ничего-ничего, – сказала Ханна, уводя Милли после собрания. – Вполне нормальный старт для недельной работы. Пойдем посмотрим, не цепляют ли чего-то нового наши датчики.
– Он просто ублюдок.
– Конечно, ублюдок. Но я бы не советовала тебе так говорить. Это слово здесь зарезервировано для знаменитого главы проекта «Цербер», что в юпитерианской точке Л-5.
– Сидя на собрании, я как раз думала, что лучше бы я туда, а не на станцию «Аргус» устроилась.
– Не слишком удачная мысль. Там было бы не лучше. Вообще-то Филип Ублюдок похитрей и пообходительней Джека Людоеда, но я слышала, что в совместной работе он еще худшее дерьмо.
– Тогда они друг друга стоят. Им бы вместе работать.
– Когда-то они работали вместе. Насколько я слышала, это было идеальное сочетание. Филип, предельно подлый и пронырливый, лучше в теории, а у Джека перевес, когда дело до разработки детекторной аппаратуры доходит. Но Джек на два года младше Филипа, а знаешь, как это у братьев бывает. Филип с малолетства привык Джеком командовать, но когда Джеку стукнуло девятнадцать, он такого уже потерпеть не смог.
– И решил все это удовольствие по тарелкам разлить?
– Возможно. Но ты сейчас возмущена из-за того, как он с тобой обошелся. Пусть это тебя не раздражает. Разве ты не слышала, как он со всеми разговаривает?
– Мне наплевать. Ни у кого нет права так разговаривать с людьми.
– Джек считает, что у него есть такое право.
Они уже входили в главный зал, где проводился прием сигнала и первоначальное сканирование. На пороге Ханна помедлила.
– Подожди, Милли. Там нас смогут услышать, а я хочу сказать тебе кое-что наедине. На вид ты достаточно молода, чтобы сойти за сущего ребенка со свежим личиком, но это тебя не спасет. Джек Бестон находит тебя привлекательной – да-да, это так, и не спорь. Я знаю все признаки. А насколько я могу судить, две главные страсти в его жизни – это поиск внеземного разума и обольщение новеньких сотрудниц. Ты, конечно, можешь запросто отказаться...
– Я дьявольски запросто откажусь!
– ...но Джек не очень легко принимает слово «нет» за ответ. Кроме того, если ты найдешь его привлекательным и с ним переспишь, ты вскоре выяснишь, что никаких дополнительных внепостельных привилегий это не дает. От Джека Бестона особых милостей не жди. Когда дело дойдет до работы, он опять будет Людоедом.
– Ты все это доподлинно знаешь?
Уголки сверхподвижного рта Ханны за долю секунды приподнялись и опустились.
– Поверь мне, Милли, я знаю. И не трудись говорить, что я поступала глупо. Потому что я так не считаю. Здесь особо нечем заняться помимо работы, а ДБ не держит обид, когда все кончается. И я тоже. Я просто советую тебе быть внимательнее. Ручаюсь, он сегодня же явится почву зондировать. Продолжай его ненавидеть, и все будет замечательно. А вот если ты почувствуешь симпатию к дьяволу, считай, что ты в беде.
Ханна не дала ей шанса на дальнейшие расспросы и быстро прошла в огромный куб главного зала. Поначалу Милли за ней не последовала, поскольку уже там бывала. Но затем ей снова захотелось ощутить священный трепет, покалывание благоговейных иголочек, поднимающееся вдоль позвоночника прямиком в задний мозг.
Ибо в этом зале было то самое, что так ее манило. Здесь сливались тридцать четыре миллиарда отдельных сигналов, отобранных из узких частей спектра нейтрино и электромагнитной энергии, из всех небесных секторов. Здесь эти мириады сигналов просеивались, сортировались и проверялись на предмет аномалий, что стояли особняком, отклонений, которые так и взывали: «Посмотри на меня, посмотри! Я послание со звезд!»
Шесть лет тому назад, когда ей стукнуло семнадцать, Милли столкнулась с другим посланием, тем, что возникло на самой заре СЕТИ. Полтора столетия тому назад Фрэнк Дрейк послал своим коллегам набор нулей и единиц, предлагая им этот набор расшифровать. Никому их них этого сделать не удалось.
А вот Милли удалось. От первичных факторов набора цифр она продвинулась сначала к картинке, затем к интерпретации. И ее нынешнее присутствие в главном зале станции «Аргус» имело прямую связь с эмоциональным порывом того дня. Там была развилка на ее личной дороге, момент, когда радостная перспектива стать Мастером Сети Головоломок померкла перед вызовом, таящемся в послании со звезд.
Правда, никакого гарантированного сигнала здесь не было, но на его месте оказалось почти бесконечное множество возможных. Распределительная система наблюдения вокруг станции Л-4 «Аргус» по-прежнему разрабатывала древнюю скважину ранних исследователей – участок между спектральными линиями нейтрального водорода и гидроксильного радикала, куда добавлялась зона резонансного захвата нейтрино, регион, о котором на заре СЕТИ никто даже и не мечтал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Когда мы обнаружим сигнал СЕТИ...
– Да, безусловно. Когда мы обнаружим сигнал СЕТИ, все переключится с поиска на анализ. Тогда нам придется сделать выбор. Если мы используем Невод для расшифровки, мы теряем секретность. Если мы не используем Невод и остаемся заэкранированными, мы ограничиваем наши компьютерные возможности.
– Это не ваша компетенция. Когда придет время, я приму соответствующее решение. А вы просто позаботьтесь о том, чтобы у меня была копия технических условий по экранированию. – Бестон повернулся к женщине всего в паре кресел от Милли. – Зеттер. Есть успехи?
У женщины была тонкая лисья мордочка с острым носиком. Должно быть, она прибыла с опозданием, причем очень тихо, поскольку Милли по прибытии внимательно изучила всех, находившихся в помещении.
Зеттер – имя? фамилия? – даже и не подумала встать, а лишь медленно, как-то по-змеиному покачала головой. Милли при этом был представлен только ее профиль.
– Четыре часа тому назад ничего не было. Затем я получила донесение от...
– Никаких имен. Правила вам известны.
– Я и не собиралась никого называть. – Женщина возмущенно фыркнула. – Четыре часа тому назад я получила донесение от нашего источника в Л-5. «Цербер» усиливает секретность по всем фронтам.
– Разумеется. Ублюдок не меньше нашего об утечках беспокоится. Удастся что-нибудь подглядеть?
– Еще рано говорить. Возможно одно слабое звено – человек, не аппаратура.
– Даже лучше. Машину не купишь. Сколько?
– Пока не знаю. Дороговато. Но вы получите то, за что заплатите.
– Или меньше. Еще раз свяжитесь с нашим источником. Скажите ему, что нам не нужна общая информация. Если это не методы расшифровки... – Джек Бестон прервался на середине фразы. Его зеленые глаза, до той поры будто бы таращившиеся в никуда, вдруг впились в Милли. – Вы, там, в заднем ряду. Чем это вы там, черт возьми, занимаетесь?
Это был прямой вопрос – как раз из таких, на какие Ханна Краусс велела ей отвечать. Но Милли его не поняла. Она просто окаменела.
– Кто такая? – рявкнул Бестон. – Имя-фамилия?
– Мильтон Ву.
– Мильтон? – Людоед принялся разглядывать ее тело. – Что это еще, к едреней фене, за имя? Вы не мужчина.
– Не мужчина. – Милли, как не раз случалось с поры ее тринадцатилетия, застыдилась своих слишком больших грудей. – Мильтон – мое настоящее имя, мне его при рождении дали. Но все зовут меня Милли.
– Она новенькая. Всего шесть дней, как прибыла. – Ханна Краусс попыталась отвлечь гнев Джека Бестона. Не вышло.
– Мне насрать в полете, если она даже всего шесть минут, как прибыла. И я не с вами, Краусс, разговариваю. – Людоед указал Милли прямо в пах. – Это что такое?
Он имел в виду записную табличку. Он должен был иметь в виду записную табличку. Они ведь уже определили, что она женщина. Милли почувствовала, что краснеет.
– Я подумала, мне следует делать заметки. Мне еще нужно многому научиться.
– Это точно. Скажите мне вот что, Милли Ву. Мы сейчас находимся в безопасности, под экраном, так что никаких электромагнитных сигналов не проходит?
– Нет, сэр. То есть, мне так не кажется.
– А я вам скажу. Мы в безопасности не находимся. Вы там на этой ерунде писали?
– Да, сэр. Просто заметки делала. Загогульки. В форме сжатых постнотаций.
– Которые при сохранении конвертируются в слова. Электромагнитным образом конвертируются. – Джек Бестон повернулся к женщине справа от Милли. – Зеттер? У вас включено?
– Да. – Она расстегнула куртку, пригляделась к чему-то внутри и сморщила тонкий носик. – У нее тоже. Я ловлю и записываю. Не интерпретирую, но обработать будет несложно. Когда мы не под экраном, радиус приема составляет по меньшей мере пять километров.
– Что с таким же успехом можно считать бесконечностью. Оглянитесь вокруг, Милли Ву. Видите вы, чтобы здесь кто-нибудь электронные заметки делал?
Милли огляделась. В ответ – нейтральные взоры, если не считать скорбно поджатых губ Ханны. «Извини, – словно бы говорила она. – Мне следовало тебя предупредить».
– Нет, сэр.
– И не увидите. Здесь объект максимальной секретности. Мы не позволяем никому получать сведения о нашей работе. Мы должны стать первыми, кто поймает и расшифрует сигнал со звезд, и ничто не должно нас остановить. Понимаете?
– Да, сэр. – Милли с великой опаской добавила: – Я хочу быть в составе группы, которая первой добьется цели. Вот почему я прибыла именно сюда.
– И чертовски правильно сделали. Умеете вы писать вручную, на бумаге?
– Да, сэр, умею. – Слава Всевышнему за дядюшку Эдгара и его настойчивость в связи с необходимостью для Милли старомодного образования.
– Тогда, если вы хотите делать заметки, вы будете делать их именно так. Передайте мне эту штуковину.
Он взял записную табличку и небрежным жестом стер оттуда все – включая то, что Милли записала для себя о географии и функционировании станции Л-4 «Аргус».
– Если хотите записывать, – повторил Бестон, – пишите на бумаге.
– Да, сэр. – Он уже отворачивался, когда Милли добавила: – Но на табличке запись непрерывная. А что мне делать с бумажными заметками?
Людоед резко к ней развернулся.
– Выучивайте их или переносите информацию в файл под экраном. В любом случае первоначальные заметки должны уничтожаться. Жгите их, жуйте, глотайте, суйте в задницу – мне безразлично. Просто избавляйтесь от них – и по-быстрому. Я даю вам только один шанс, Милли Ву. Второго вы не получите.
И он опять отвернулся.
– Польдиш. Вчера был крайний срок для анализа «перспективных паттернов». Ничего такого я у себя на столе не увидел.
Польдиш, жирный и краснолицый, сделался совсем пунцовым.
– Они не вполне закончены. Видите ли, из-за отвлечения ресурсов моей группы на защиту от Невода...
– За все ваши причины я левого яичка вонючей крысы не дам. Если какую-то часть работы не удается закончить вовремя, вы говорите мне об этом до, а не после, Польдиш. Жопа вы конская. Я с вами отдельно поговорю.
«Отдельно поговорю, – подумала Милли. – Но сперва я должен публично тебя унизить, да еще с такими животными метафорами». Тем временем Ханна повернулась к Милли и, когда никто не смотрел, быстро ей подмигнула. Похоже, она хотела сказать: «Вот видишь, не так все и страшно». Милли сомневалась, что она с этим согласна. Разве ради этого она покинула Ганимед? Ради этого она сдала свое трехлетнее чемпионство в Сети Головоломок и отказалась от шанса перейти с уровня Подмастерий на уровень Мастеров? Если так, то она как пить дать с ума сошла.
– Поговорим после, – одними губами шепнула ей Ханна.
Джек Бестон воистину был нанимателем равных возможностей. Милли точно не считала, но судя по всему, до конца собрания все присутствующие подверглись персональному разносу с обильным использованием животных метафор. С Ханны сняли стружку за то, что она не сумела устроить новому члену персонала надлежащий инструктаж. Даже Зеттер, которая, похоже, совсем не имела то ли имени, то ли фамилии, удостоилась сопоставления с безрогой козой за неспособность вовремя просканировать помещение на предмет электронных устройств и устранить записную табличку Милли еще до ее включения. На безрогую козу от Бестона женщина ничего не ответила, но ее острая мордочка побледнела, а темные глаза посулили Людоеду мучительную смерть.
– Ничего-ничего, – сказала Ханна, уводя Милли после собрания. – Вполне нормальный старт для недельной работы. Пойдем посмотрим, не цепляют ли чего-то нового наши датчики.
– Он просто ублюдок.
– Конечно, ублюдок. Но я бы не советовала тебе так говорить. Это слово здесь зарезервировано для знаменитого главы проекта «Цербер», что в юпитерианской точке Л-5.
– Сидя на собрании, я как раз думала, что лучше бы я туда, а не на станцию «Аргус» устроилась.
– Не слишком удачная мысль. Там было бы не лучше. Вообще-то Филип Ублюдок похитрей и пообходительней Джека Людоеда, но я слышала, что в совместной работе он еще худшее дерьмо.
– Тогда они друг друга стоят. Им бы вместе работать.
– Когда-то они работали вместе. Насколько я слышала, это было идеальное сочетание. Филип, предельно подлый и пронырливый, лучше в теории, а у Джека перевес, когда дело до разработки детекторной аппаратуры доходит. Но Джек на два года младше Филипа, а знаешь, как это у братьев бывает. Филип с малолетства привык Джеком командовать, но когда Джеку стукнуло девятнадцать, он такого уже потерпеть не смог.
– И решил все это удовольствие по тарелкам разлить?
– Возможно. Но ты сейчас возмущена из-за того, как он с тобой обошелся. Пусть это тебя не раздражает. Разве ты не слышала, как он со всеми разговаривает?
– Мне наплевать. Ни у кого нет права так разговаривать с людьми.
– Джек считает, что у него есть такое право.
Они уже входили в главный зал, где проводился прием сигнала и первоначальное сканирование. На пороге Ханна помедлила.
– Подожди, Милли. Там нас смогут услышать, а я хочу сказать тебе кое-что наедине. На вид ты достаточно молода, чтобы сойти за сущего ребенка со свежим личиком, но это тебя не спасет. Джек Бестон находит тебя привлекательной – да-да, это так, и не спорь. Я знаю все признаки. А насколько я могу судить, две главные страсти в его жизни – это поиск внеземного разума и обольщение новеньких сотрудниц. Ты, конечно, можешь запросто отказаться...
– Я дьявольски запросто откажусь!
– ...но Джек не очень легко принимает слово «нет» за ответ. Кроме того, если ты найдешь его привлекательным и с ним переспишь, ты вскоре выяснишь, что никаких дополнительных внепостельных привилегий это не дает. От Джека Бестона особых милостей не жди. Когда дело дойдет до работы, он опять будет Людоедом.
– Ты все это доподлинно знаешь?
Уголки сверхподвижного рта Ханны за долю секунды приподнялись и опустились.
– Поверь мне, Милли, я знаю. И не трудись говорить, что я поступала глупо. Потому что я так не считаю. Здесь особо нечем заняться помимо работы, а ДБ не держит обид, когда все кончается. И я тоже. Я просто советую тебе быть внимательнее. Ручаюсь, он сегодня же явится почву зондировать. Продолжай его ненавидеть, и все будет замечательно. А вот если ты почувствуешь симпатию к дьяволу, считай, что ты в беде.
Ханна не дала ей шанса на дальнейшие расспросы и быстро прошла в огромный куб главного зала. Поначалу Милли за ней не последовала, поскольку уже там бывала. Но затем ей снова захотелось ощутить священный трепет, покалывание благоговейных иголочек, поднимающееся вдоль позвоночника прямиком в задний мозг.
Ибо в этом зале было то самое, что так ее манило. Здесь сливались тридцать четыре миллиарда отдельных сигналов, отобранных из узких частей спектра нейтрино и электромагнитной энергии, из всех небесных секторов. Здесь эти мириады сигналов просеивались, сортировались и проверялись на предмет аномалий, что стояли особняком, отклонений, которые так и взывали: «Посмотри на меня, посмотри! Я послание со звезд!»
Шесть лет тому назад, когда ей стукнуло семнадцать, Милли столкнулась с другим посланием, тем, что возникло на самой заре СЕТИ. Полтора столетия тому назад Фрэнк Дрейк послал своим коллегам набор нулей и единиц, предлагая им этот набор расшифровать. Никому их них этого сделать не удалось.
А вот Милли удалось. От первичных факторов набора цифр она продвинулась сначала к картинке, затем к интерпретации. И ее нынешнее присутствие в главном зале станции «Аргус» имело прямую связь с эмоциональным порывом того дня. Там была развилка на ее личной дороге, момент, когда радостная перспектива стать Мастером Сети Головоломок померкла перед вызовом, таящемся в послании со звезд.
Правда, никакого гарантированного сигнала здесь не было, но на его месте оказалось почти бесконечное множество возможных. Распределительная система наблюдения вокруг станции Л-4 «Аргус» по-прежнему разрабатывала древнюю скважину ранних исследователей – участок между спектральными линиями нейтрального водорода и гидроксильного радикала, куда добавлялась зона резонансного захвата нейтрино, регион, о котором на заре СЕТИ никто даже и не мечтал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74