ее лицо, как мне показалось, не носило никаких признаков вмешательства биоскульптора. Должен заметить, что мерфийцы вообще рослый и красивый народ, по большей части с серыми и синими глазами, что подтверждает их происхождение от русских и скандинавов. Есть, разумеется, примеси и другой крови, но без компьютера “Цирцеи” я не мог детально восстановить их генеалогию. Вместо этого, любуясь своей Электрой, я принялся гадать насчет ее возраста, но тут любая из версий могла оказаться ошибочной – в наше время все женщины выглядят юными девами не старше двадцати четырех. Очень немногие соглашаются выбрать более зрелый возраст, откладывая процедуру КР на три-четыре года; и я, пожалуй, не встречал за последнее тысячелетие ни одной привлекательной особы, которая выглядела бы лет на тридцать. Женщина есть женщина; ни Бог, ни дьявол, ни гнет теократии или иного авторитарного режима не заставят ее отказаться от вечной чарующей юности.
Итак, спектакль шел к концу, а я прикидывал, сколько драгоценного металла могу предложить за это красочное действо. В его нелепости таилось своеобразное очарование, способное привлечь даже тех, кто был лучше знаком с Шекспиром и Достоевским, нежели автор этой пьесы; я не сомневался, что сумею продать запись на доброй дюжине миров. Наконец я решил, что нужно предложить сто граммов золота и согласиться после торговли на сто пятьдесят – разумеется, если голографическая запись будет хорошей.
На этом мои мерфийские развлечения закончились, и я отбыл к своему катеру, а затем – на “Цирцею”, где отобедал в привычном и совсем не угнетавшем меня одиночестве.
* * *
Утром следующего дня мы (Гарконом Жоффреем снова сели за стол переговоров. После того как вопрос с “Гамрестом” был решен (я выторговал запись за сто тридцать граммов), Жоффрей произнес:
– Капитан, в свой прошлый визит вы удостоили меня доверием, рассказав о первых веках вашей жизни. Я взял на себя смелость сравнить эту историю с немногими записями, что сохранились на Мерфи и посвящены тем давним временам. Хвала Господу, теперь я смог дополнить и уточнить их! Однако… Он смолк, и я поощрил его легким кивком. Как выяснилось, аппетит приходит во время еды: Жоффрей хотел узнать побольше о моих приключениях, и в частности, о том, чем я занимался, покинув Землю.
– Записи утверждают, – сказал он, – что вы отправились с Земли на
Пенелопу, а потом странствовали среди звезд целое тысячелетие – разумеется, в планетарном измерении. Зачем? Ведь вы, я полагаю, были уже богатым человеком?
– Все относительно, почтенный аркон. Я ведь говорил вам, что занялся модернизацией “Цирцеи”, сменив первым делом реактор? – Дождавшись кивка Жоффрея, я решил, что могу продолжать:
– Так вот, реактором дело не ограничилось. Я приобрел новый корабельный компьютер класса “Гений” и кучу программ к нему – собственно, этот компьютер и сделался тем существом, которое я называю Цирцеей. Еще мне были нужны многофункциональные автономные роботы самых новейших моделей, оборудование для мастерских, сырье, запчасти и инструменты. Уйму хлопот доставили мои оранжереи и теплицы – ведь это важнейшая часть корабля, связанная с системами жизнеобеспечения, регенерации воздуха и так далее. Новые тканевые культуры, животные и растительные, тоже обошлись мне в копеечку – все они подверглись процедуре КР и стали фактически бессмертными. Кроме того, я запасся первоклассным медицинским оборудованием и теперь, если нужно, могу клонировать любой орган и трансплантировать его, не покидая корабля. Мои роботы составляют первоклассную хирургическую команду – не хуже, чем в ведущих земных клиниках.
Как видите, друг мой, – я бросил взгляд на Жоффрея, – мне удалось с толком потратить свое богатство. Но траты есть траты, и вскоре я сел на мель, хоть каждый из поставщиков не скупился на скидки для Торговца со Звезд. Пришлось снова заняться извозом и подыскивать арматоров… Собственно, я сделал всем заинтересованным лицам такое же предложение, как когда-то на Логресе: я беру их товар, реализую в колониях, а прибыль мы делим пополам. Но земляне оказались много сговорчивей логресцев…
О том периоде я вспоминаю одновременно с удовольствием и с чувством некоторой неловкости – товар мне предлагали за сущие гроши. Мои объяснения, что я не являюсь Санта-Клаусом и не раздаю подарков колонистам, никто не принял всерьез; их приписывали моей скромности, моему благородству, моему бескорыстию, наконец. Однако мои поставщики бескорыстием не отличались, и в какой-то момент я понял, что сделался центром гигантской рекламной шумихи. Пожалуй, суть происходящего лучше всего выразил глава одной из крупнейших фирм по производству нейроклипов – устройств, позволявших погружаться в виртуальную реальность и переживать во сне самые невероятные приключения.
– Вы возьмете наши нейроклипы, – сказал он, – и сделаете их недосягаемым эталоном для десятков миров, для Пенелопы и Эдема, Исса и Камелота, Арморики и Трантора. А затем вы отправитесь с ними на Окраину, к Сан-Брендану, Шангри-Ла и Перну… Вы возьмете их, и это послужит доказательством, что наши нейроклипы – лучшие в Солнечной системе! Как вы думаете, во сколько обошлась бы мне такая рекламная кампания, если действовать традиционным путем?.. А потому не говорите со мной о деньгах! Я не собираюсь подкупать вас, но я не настолько жаден, чтобы требовать плату за несколько рекламных образцов!
Когда я пересказал Жоффрею эту речь, на его лице промелькнула бледная тень улыбки, а потом он заметил, что на Мерфи такого рода бизнес мне не угрожает. Несомненно, он был прав; теократй раздают даром лишь благословения. Покинув Землю, я направился к Пенелопе, первому миру, который был открыт и назван мной, а затем совершил тысячелетнее турне в галактических просторах, заселенных моими беспокойными сородичами. В те времена я еще не искал свой Парадиз, я всего лишь осваивал профессию, которой занимаюсь до сих пор. Нам было хорошо вдвоем, мне и “Цирцее”; миры мелькали перед нами подобно вспышкам стробоскопа, разделенным промежутками темноты, в компьютерных банках накапливалась масса полезных сведений, а торговля шла лучше некуда – любой товар приносил десятикратную прибыль. Но постепенно я начал понимать, что космический торговец никогда не станет поистине богатым, хотя и бедность ему не грозит. Предположим, у меня завелся бы лишний капитал – и как прикажете с ним обойтись? Чтоб деньги работали, их надо вложить в промышленность какого-нибудь перспективного мира, то есть доверить чужим рукам, банку или финансовой компании, лет этак на триста-четыреста – поскольку раньше я не свижусь со своими должниками. За этот срок может случиться что угодно: банки лопнут, компании прогорят, война или революция позволит власть имущим экспроприировать мои сбережения, и в результате я останусь с носом. Нет, спейстрейдер все свое должен возить с собой! Он живет в комфорте, но никогда не будет владеть алмазными россыпями, нефтяными приисками и сотней дворцов на пяти материках; ему принадлежит только корабль и груз в корабельных трюмах. Зато он свободен, как свет далекой галактики, миллионолетия пронизывающий тьму! Свободен и одинок…
Мы вернулись к теме одиночества, и аркон Жоффрей, помявшись, сделал наконец свое предложение:
– Во время прошлой встречи я намекал, сэр, что вы, быть может, нуждаетесь в женском обществе. Отчего бы вам не взять супругу с Мерфи? Если хотите, даже нескольких…
Я расхохотался. Боюсь, мой смех мог показаться ему обидным.
– Наверняка вы не ждете, что я заведу гарем и осяду на Мерфи?
– Мы недостойны подобной чести, – перекрестившись, пробормотал аркон. – Я имел в виду совсем другое: вам предоставят возможность выбрать женщину – или женщин – из некоторого числа… гмм… особо упорных инакомыслящих. Я даже могу гарантировать их невинность – как обязательное условие сделки. Причем без всяких дополнительных оплат с вашей стороны!
Челюсть у меня отвисла. Кажется, этот Божий человек пытался всучить мне невольницу – или невольниц! Впрочем, чему удивляться: я знавал миры, где работорговля считалась самой обычной практикой и срок рабства исчисляли от нескольких лет до нескольких веков. Вспомнить хотя бы Регоса и Землю Лета… Да, не везде вечная жизнь почиталась благословением!
Переварив новость и собравшись с силами, я поинтересовался:
– Эти инакомыслящие… ваши диссиденты… Кто они такие?
– Жалкая горстка мужчин и женщин, упорно повторяющих прежние ошибки, – откликнулся Жоффрей. – Но Святой Арконат милостив к ним. Они содержатся в специальных заведениях, где их поят и кормят, и немалое число слуг Божьих днем и ночью печется об их грешных душах… Но все тщетно! Упрямцы погрязли в заблуждениях, и мы в нашем несчастном мире вынуждены тратить на них драгоценные ресурсы, не получая ничего взамен – даже благодарности! И потому, отчаявшись, мы решили, что истинно верующие Мерфи могли бы извлечь хоть какую-то выгоду из их бесполезного существования… – Тут елейный тон Жоффрея сменился деловым, и он быстро закончил:
– Вы можете получить любое количество женщин, одну, двух или пятьдесят, ценою два килограмма платины за голову. Вот так-то! Аркон Жоффрей умел часами ходить вокруг да около щекотливых тем, но в нужное время его формулировки сделали бы честь любому коммерсанту. Все ясно и четко: отвешивай металл, получай рабыню!
Мысленно пожелав, чтобы земля поглотила его со всем Святым Арконатом, я протянул:
– Необычное предложение… особенно если учесть, что оно исходит от духовного лица… Скажите, почтеннейший, мне положена оптовая скидка? И как вы определили цену? Почему два килограмма, а не пятьдесят? Почему не тонна?
Аркон слегка поморщился:
– Мне известно, что оптовые скидки – краеугольный камень коммерции.
Однако, капитан, греховно применять это правило, когда речь идет о человеческих душах – пусть нечестивых и погрязших в опасных заблуждениях. Что же касается цены, то ее установили путем тщательных подсчетов. Два килограмма платины – таков эквивалент полного содержания инакомыслящей особы на протяжении полувека. Сделав быстрый подсчет, я прикинул, что эти особы половину столетия могли купаться в молоке и носить туалеты из кристаллошелка. Правда, Арконат еще заботился и об их душах… Видимо, такие услуги расценивались по самому высокому тарифу.
– Скажите, – спросил я, – в чем именно заключалось инакомыслие этих женщин и их неповиновение властям? Они склонны к антисоциальным поступкам? К воровству, проституции, мошенничеству, обману? Они истязали детей и животных? Летали на помеле и распутничали с дьяволом? Пропагандировали сексуальные извращения?
Жоффрей с испуганным видом перекрестился:
– Что вы, что вы, капитан! Во имя Господа Высочайшего! Подобные грехи мы безжалостно искоренили еще лет двадцать назад… Но эти особы повинны почти в таких же тяжких преступлениях. Одни из них не пожелали принять с любовью назначенного им супруга, другие отвергали труд, к которому призвала их Святая Базилика, третьи требовали возврата к порядкам, царившим до Удара Молота… А главное – их упорство, их дьявольское упорство! Они не поддаются убеждениям и не внимают слову Божьих слуг!
Я кивнул и перевел взгляд с физиономии аркона на висевший рядом с ним огромный крест. Лицо распятого Иисуса было полно скорби, и я разделял это чувство.
– Похвально, что вы действуете лишь методом убеждения. – Мой голос дрогнул от скрытого гнева. – Я знаю, что во многих мирах инакомыслящих не переубеждают – они просто становятся жертвами психохирургических операций. Например, на Транае… В техническом смысле это высокоразвитый мир, но их общественные отношения в чем-то подобны вашим – они тоже верят в конечный триумф всеобщего счастья и добродетели над пороком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Итак, спектакль шел к концу, а я прикидывал, сколько драгоценного металла могу предложить за это красочное действо. В его нелепости таилось своеобразное очарование, способное привлечь даже тех, кто был лучше знаком с Шекспиром и Достоевским, нежели автор этой пьесы; я не сомневался, что сумею продать запись на доброй дюжине миров. Наконец я решил, что нужно предложить сто граммов золота и согласиться после торговли на сто пятьдесят – разумеется, если голографическая запись будет хорошей.
На этом мои мерфийские развлечения закончились, и я отбыл к своему катеру, а затем – на “Цирцею”, где отобедал в привычном и совсем не угнетавшем меня одиночестве.
* * *
Утром следующего дня мы (Гарконом Жоффреем снова сели за стол переговоров. После того как вопрос с “Гамрестом” был решен (я выторговал запись за сто тридцать граммов), Жоффрей произнес:
– Капитан, в свой прошлый визит вы удостоили меня доверием, рассказав о первых веках вашей жизни. Я взял на себя смелость сравнить эту историю с немногими записями, что сохранились на Мерфи и посвящены тем давним временам. Хвала Господу, теперь я смог дополнить и уточнить их! Однако… Он смолк, и я поощрил его легким кивком. Как выяснилось, аппетит приходит во время еды: Жоффрей хотел узнать побольше о моих приключениях, и в частности, о том, чем я занимался, покинув Землю.
– Записи утверждают, – сказал он, – что вы отправились с Земли на
Пенелопу, а потом странствовали среди звезд целое тысячелетие – разумеется, в планетарном измерении. Зачем? Ведь вы, я полагаю, были уже богатым человеком?
– Все относительно, почтенный аркон. Я ведь говорил вам, что занялся модернизацией “Цирцеи”, сменив первым делом реактор? – Дождавшись кивка Жоффрея, я решил, что могу продолжать:
– Так вот, реактором дело не ограничилось. Я приобрел новый корабельный компьютер класса “Гений” и кучу программ к нему – собственно, этот компьютер и сделался тем существом, которое я называю Цирцеей. Еще мне были нужны многофункциональные автономные роботы самых новейших моделей, оборудование для мастерских, сырье, запчасти и инструменты. Уйму хлопот доставили мои оранжереи и теплицы – ведь это важнейшая часть корабля, связанная с системами жизнеобеспечения, регенерации воздуха и так далее. Новые тканевые культуры, животные и растительные, тоже обошлись мне в копеечку – все они подверглись процедуре КР и стали фактически бессмертными. Кроме того, я запасся первоклассным медицинским оборудованием и теперь, если нужно, могу клонировать любой орган и трансплантировать его, не покидая корабля. Мои роботы составляют первоклассную хирургическую команду – не хуже, чем в ведущих земных клиниках.
Как видите, друг мой, – я бросил взгляд на Жоффрея, – мне удалось с толком потратить свое богатство. Но траты есть траты, и вскоре я сел на мель, хоть каждый из поставщиков не скупился на скидки для Торговца со Звезд. Пришлось снова заняться извозом и подыскивать арматоров… Собственно, я сделал всем заинтересованным лицам такое же предложение, как когда-то на Логресе: я беру их товар, реализую в колониях, а прибыль мы делим пополам. Но земляне оказались много сговорчивей логресцев…
О том периоде я вспоминаю одновременно с удовольствием и с чувством некоторой неловкости – товар мне предлагали за сущие гроши. Мои объяснения, что я не являюсь Санта-Клаусом и не раздаю подарков колонистам, никто не принял всерьез; их приписывали моей скромности, моему благородству, моему бескорыстию, наконец. Однако мои поставщики бескорыстием не отличались, и в какой-то момент я понял, что сделался центром гигантской рекламной шумихи. Пожалуй, суть происходящего лучше всего выразил глава одной из крупнейших фирм по производству нейроклипов – устройств, позволявших погружаться в виртуальную реальность и переживать во сне самые невероятные приключения.
– Вы возьмете наши нейроклипы, – сказал он, – и сделаете их недосягаемым эталоном для десятков миров, для Пенелопы и Эдема, Исса и Камелота, Арморики и Трантора. А затем вы отправитесь с ними на Окраину, к Сан-Брендану, Шангри-Ла и Перну… Вы возьмете их, и это послужит доказательством, что наши нейроклипы – лучшие в Солнечной системе! Как вы думаете, во сколько обошлась бы мне такая рекламная кампания, если действовать традиционным путем?.. А потому не говорите со мной о деньгах! Я не собираюсь подкупать вас, но я не настолько жаден, чтобы требовать плату за несколько рекламных образцов!
Когда я пересказал Жоффрею эту речь, на его лице промелькнула бледная тень улыбки, а потом он заметил, что на Мерфи такого рода бизнес мне не угрожает. Несомненно, он был прав; теократй раздают даром лишь благословения. Покинув Землю, я направился к Пенелопе, первому миру, который был открыт и назван мной, а затем совершил тысячелетнее турне в галактических просторах, заселенных моими беспокойными сородичами. В те времена я еще не искал свой Парадиз, я всего лишь осваивал профессию, которой занимаюсь до сих пор. Нам было хорошо вдвоем, мне и “Цирцее”; миры мелькали перед нами подобно вспышкам стробоскопа, разделенным промежутками темноты, в компьютерных банках накапливалась масса полезных сведений, а торговля шла лучше некуда – любой товар приносил десятикратную прибыль. Но постепенно я начал понимать, что космический торговец никогда не станет поистине богатым, хотя и бедность ему не грозит. Предположим, у меня завелся бы лишний капитал – и как прикажете с ним обойтись? Чтоб деньги работали, их надо вложить в промышленность какого-нибудь перспективного мира, то есть доверить чужим рукам, банку или финансовой компании, лет этак на триста-четыреста – поскольку раньше я не свижусь со своими должниками. За этот срок может случиться что угодно: банки лопнут, компании прогорят, война или революция позволит власть имущим экспроприировать мои сбережения, и в результате я останусь с носом. Нет, спейстрейдер все свое должен возить с собой! Он живет в комфорте, но никогда не будет владеть алмазными россыпями, нефтяными приисками и сотней дворцов на пяти материках; ему принадлежит только корабль и груз в корабельных трюмах. Зато он свободен, как свет далекой галактики, миллионолетия пронизывающий тьму! Свободен и одинок…
Мы вернулись к теме одиночества, и аркон Жоффрей, помявшись, сделал наконец свое предложение:
– Во время прошлой встречи я намекал, сэр, что вы, быть может, нуждаетесь в женском обществе. Отчего бы вам не взять супругу с Мерфи? Если хотите, даже нескольких…
Я расхохотался. Боюсь, мой смех мог показаться ему обидным.
– Наверняка вы не ждете, что я заведу гарем и осяду на Мерфи?
– Мы недостойны подобной чести, – перекрестившись, пробормотал аркон. – Я имел в виду совсем другое: вам предоставят возможность выбрать женщину – или женщин – из некоторого числа… гмм… особо упорных инакомыслящих. Я даже могу гарантировать их невинность – как обязательное условие сделки. Причем без всяких дополнительных оплат с вашей стороны!
Челюсть у меня отвисла. Кажется, этот Божий человек пытался всучить мне невольницу – или невольниц! Впрочем, чему удивляться: я знавал миры, где работорговля считалась самой обычной практикой и срок рабства исчисляли от нескольких лет до нескольких веков. Вспомнить хотя бы Регоса и Землю Лета… Да, не везде вечная жизнь почиталась благословением!
Переварив новость и собравшись с силами, я поинтересовался:
– Эти инакомыслящие… ваши диссиденты… Кто они такие?
– Жалкая горстка мужчин и женщин, упорно повторяющих прежние ошибки, – откликнулся Жоффрей. – Но Святой Арконат милостив к ним. Они содержатся в специальных заведениях, где их поят и кормят, и немалое число слуг Божьих днем и ночью печется об их грешных душах… Но все тщетно! Упрямцы погрязли в заблуждениях, и мы в нашем несчастном мире вынуждены тратить на них драгоценные ресурсы, не получая ничего взамен – даже благодарности! И потому, отчаявшись, мы решили, что истинно верующие Мерфи могли бы извлечь хоть какую-то выгоду из их бесполезного существования… – Тут елейный тон Жоффрея сменился деловым, и он быстро закончил:
– Вы можете получить любое количество женщин, одну, двух или пятьдесят, ценою два килограмма платины за голову. Вот так-то! Аркон Жоффрей умел часами ходить вокруг да около щекотливых тем, но в нужное время его формулировки сделали бы честь любому коммерсанту. Все ясно и четко: отвешивай металл, получай рабыню!
Мысленно пожелав, чтобы земля поглотила его со всем Святым Арконатом, я протянул:
– Необычное предложение… особенно если учесть, что оно исходит от духовного лица… Скажите, почтеннейший, мне положена оптовая скидка? И как вы определили цену? Почему два килограмма, а не пятьдесят? Почему не тонна?
Аркон слегка поморщился:
– Мне известно, что оптовые скидки – краеугольный камень коммерции.
Однако, капитан, греховно применять это правило, когда речь идет о человеческих душах – пусть нечестивых и погрязших в опасных заблуждениях. Что же касается цены, то ее установили путем тщательных подсчетов. Два килограмма платины – таков эквивалент полного содержания инакомыслящей особы на протяжении полувека. Сделав быстрый подсчет, я прикинул, что эти особы половину столетия могли купаться в молоке и носить туалеты из кристаллошелка. Правда, Арконат еще заботился и об их душах… Видимо, такие услуги расценивались по самому высокому тарифу.
– Скажите, – спросил я, – в чем именно заключалось инакомыслие этих женщин и их неповиновение властям? Они склонны к антисоциальным поступкам? К воровству, проституции, мошенничеству, обману? Они истязали детей и животных? Летали на помеле и распутничали с дьяволом? Пропагандировали сексуальные извращения?
Жоффрей с испуганным видом перекрестился:
– Что вы, что вы, капитан! Во имя Господа Высочайшего! Подобные грехи мы безжалостно искоренили еще лет двадцать назад… Но эти особы повинны почти в таких же тяжких преступлениях. Одни из них не пожелали принять с любовью назначенного им супруга, другие отвергали труд, к которому призвала их Святая Базилика, третьи требовали возврата к порядкам, царившим до Удара Молота… А главное – их упорство, их дьявольское упорство! Они не поддаются убеждениям и не внимают слову Божьих слуг!
Я кивнул и перевел взгляд с физиономии аркона на висевший рядом с ним огромный крест. Лицо распятого Иисуса было полно скорби, и я разделял это чувство.
– Похвально, что вы действуете лишь методом убеждения. – Мой голос дрогнул от скрытого гнева. – Я знаю, что во многих мирах инакомыслящих не переубеждают – они просто становятся жертвами психохирургических операций. Например, на Транае… В техническом смысле это высокоразвитый мир, но их общественные отношения в чем-то подобны вашим – они тоже верят в конечный триумф всеобщего счастья и добродетели над пороком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61