На следующий день демонстративно конфисковал нарды. Не фиг, в рабочее время, бездельничать. И на юродливые вопли Сержа, что время это его, Сержа, законное, сэкономленное на справлении естественных нужд, не отреагировал.
— Ты кассету-то принес? — спросил Лео.
— Да принес-принес. В камере хранения она. Обратно пойдем, напомни, чтобы отдал. И охота тебе хрень всякую слушать. Все-таки, нет в тебе, Лео, правильности. Учишь тебя, учишь.
— Ну давай-давай, порассуждай, — Лео вытащил еще одну сигарету.
— И порассуждаю. — Серж снова закурил. — Понты одни сплошные. Ну да, играет мужик хорошо, спору нет. А только драйва в этом нет.
— Это у Васьки-то драйва нет?! А у кого он, в таком случае есть?
— Да у кого угодно? А у Васьки нет. Но нет, вы носитесь с ним, как с писаной торбой. Травой в своем «Сайгоне» обкуритесь, колес обожретесь и претесь, хрен знает от чего.
— Ты же раньше сам от него перся.
— Так-то раньше было. Раньше он и играл иначе. А потом говно стал лабать.
— Ты не врубаешься! У него период другой пошел.
— Какой еще «период»? Периоды у баб бывает. Понимаешь, коли взялся играть рок — так играй рок, я не тяни нищего за яйца. А этот? Струну дернет и стоит, трясется весь, как марал на водопое, того и гляди обкончается на боты. Ни ритма, ни музыки — вообще ни хрена. Вот «ДДТ», к примеру, тебе нравится?
— Ну.
— Баранки гну. А «КИНО»?
— И «КИНО», пожалуй, тоже, — согласился Лео.
Так как же тебе, дураку, при этом может Васька нравиться? Сто, двести, триста раз я тебе говорил и еще повторю: ни хрена ты, Лео, в музыке не рубишь… Во, гляди, какой тараканище здоровенный. Фока, кажись.
— Нет, это Никифор, — Лео подошел поближе.
— Сам ты Никифор. Говорю тебе, это Фока. У него один ус длиннее.
— А и впрямь Фока. Слушай, давай потом нажремся, как свиньи.
Это была игра, в которую увлеченно играли Серж с Лео — давать клички самым откормленным тараканам. Клички давали не любые — а лишь по именам византийских императоров и полководцев. А самым легендарным тараканом был Фока. Фоку не брали никакие травли. Появлялся он редко, но, что самое удивительное — обязательно к премиальным. Вот и сегодня. Видать, решили вознаградить тружеников интенсификации за проявленное благородство. Шутка ли — когда сроки поджимают — взять и отправить ключевое звено ГАП, любимое, можно сказать детище, в радиоактивный ад. А может просто, чтобы рты заткнуть.
— Ладно, — Серж щелчком отправил недокуренную сигарету в писсуар. — Хорош тут отираться. Пойдем пожрем, обеденый перерыв через пять минут.
— Пошли, — согласился Лео.
Путь в столовую лежал долиной, промеж двух гор — Медной и Бронзовой. Неподалеку высился Аллюминиевый пик. На север от него тянулся Стальной кряж. Если идти вдоль него, сразу забрав вправо от Аллюминиевого пика — аккурат к столовой и выйдешь. И время сэкономишь пару минут, меньше нужно будет в очереди стоять. Идти можно спокойно — лавин на Стальном кряже не бывает, стальные стружки — они намертво друг за дружку держатся.
— Ой, — изумился вдруг Лео. — А это что еще за Колумб на Малой Арнаутской?
На вершине Бронзовой горы широко расставив ноги и засунув руки в карманы мягких, только что вошедших в моду «теплых штанов», высился моложавый, толстый мужчина и с хозяйским видом озирал территорию завода.
— Так это новый замдиректора, — сказал всезнающий Серж. — Классный мужик. У меня дружок есть в профкоме, он с ним пил. Зашибись, говорит. Влезает в него, как в железнодорожную цистерну. И в музыке рубит. Слышал, кстати, вроде этот, — Серж кивнул на фигуру наверху, — всерьез хочет концерт Григоровича у нас устроить.
— Да ну, — не поверил Лео. — У завода башлей не хватит на Григоровича.
— Этот найдет, — убежденно сказал Серж. — У него все схвачено. Вишь как стоит, блин. Прям как Христос над Рио-де-Жанейро.
— Тот руки разводит, а этот в карманах держит, — возразил Лео.
— Вот-вот, — обрадовался Серж, — И я об том. Тот, который над Рио-де-Жанейро — он все раздать хочет, а этот — хрен. Все — в карманы.
Ихтиандр-Куйбышев еще не очень хорошо изучил топографию завода. Судя по всему, те два парня внизу шли из участка гибкого автоматического производства. Ихтиандр посмотрел на часы. Обеденный перерыв. В столовую идут, выходит. А где же здесь столовая-то, черт бы все это подрал? Куйбышев знал где находится главное -административное здание, бухгалтерию, гараж, литейный цех, но разобраться в лабиринте заводских построек еще не успел. Жрать хотелось.
Ихтиандр-Куйбышев посмотрел вниз. Ребята явно о нем говорят. Интересно, что же они говорят? Хотя — какая разница? Явно, в столовую намыливаются.
Ихтиандр-Куйбышев сошел с Бронзовой горы.
— День добрый, — сказал Ихтиандр-Куйбышев обращаясь к Лео.
— Здравстуйте, — осторожно ответил тот.
— В столовую? — весело спросил Ихтиандр-Куйбышев.
— Ну, — сказал Серж.
— Ребята, с ходу — анекдот. Стоят на горе, — Ихтиандр-Куйбышев махнул рукой в сторону Бронзовой горы. — Стоят на горе два бычка — молодой и старый. А внизу — стадо телок.
— Эх, — выдохнул Серж. — Телок бы…
— Не перебивай, — сказал Лео. — Продолжайте пожалуйста.
— Стадо телок, — кивнул Ихтиандр-Куйбышев и взглядом обласкал еще и Медную гору. Какие перспективы…
— Молодой бычок и говорит старому, — продолжил он. — Пойдем, мол, в темпе, говорит, трахнем вон ту, белую. Старый молчит. Пойдем, говорит молодой, быстренько трахнем вон ту, тогда, пятнистую. Старый молчит. Пойдем, наконец взъярившись, мычит молодой, хотя бы ту, рыженькую стремительным домкратом оприходуем.
Ихтиандр-Куйбышев сделал короткую паузу.
— Ну и? — не выдержал Серж.
— Ну… Баранки гну, — ухмыльнулся Ихтиандр-Куйбышев, новый замдиректора завода. — Старый подумал, помолчал, рогом поводил… Сейчас, говорит, мы с тобой спустимся с горы без лишней спешки и трахнем все стадо.
Лео громко расхохотался, а Серж просто хмыкнул и внимательно посмотрел на новоиспеченного замдиректора.
— Вы, простите, кто? — спросил он на всякий случай, хотя заранее знал ответ.
— Я новый замдиректора этого, — Ихтиандр-Куйбышев обвел взглядом Бронзовую, Медную и Железную горы, Аллюминиевый пик, Стальной кряж, — этого предприятия. А вы кто?
— Лео, — сказал Лео, протягивая руку новому начальству.
— Серж.
— Куйбышев, — широко улыбаясь сказал Ихтиандр. — Мне кажется, парни, мы с вами сработаемся.
— Очень может быть, — осторожно заметил Серж. — А всероссийский староста вам, случайно, не родственник?
— Да что там — старосты? Какого хрена нам о старостах думать тут, да, парни? — весело вскричал Куйбышев. — Где тут у вас кормят?
— А вы не знаете? — изумился Лео.
— Все недосуг было, — гаркнул Ихтиандр. — Не до сук. Дела, ребята… Работы — море. Запустили тут у вас производство. Надо выгребать как-то. День и ночь в кабинете, покушать некогда… Ну, ничего. С такими орлами, — он хлопнул хайрастого Лео по плечу. Лео вздрогнул. — С такими орлами мы горы свернем. Ведите меня, юноши, ведите в харчевню вашу.
А в делах плотских на этом заводе начальство толк понимало, думал Ихтиандр-Куйбышев, сидя после очень даже недурственной трапезы у себя в кабинете. Да, сущий заповедник зубров. А еще не верят, что в этой стране деньги под ногами валяются. Гибкое автоматическое производство — это, конечно, чушь. Год-два пройдет — никто и не вспомнит. А вот основные цеха — это Клондайк. Если перепрофилировать по-грамотному. Цветмет — за бугор. Оттуда — комплектуюшие. Здесь — сборка. Грамотные ребята есть, эти за меня, точнее, за бабки от меня — за них зубами держаться будут. Остальные — остальных в шею. Балласт. Зубров — в первую очередь. И крутиться — оч-чень быстро крутиться. Потому как лафа эта не вечная. Года три-четыре от силы есть, чтобы подняться, раскрутиться и свернуться. Грек так и рекомендовал. Года три-четыре, в неразберихе, которая уже начинается. А дальше — новое дело. Оно и правильно. Как там у Ивана Ефремова в «Туманности Андромеды»: пообщался по Великому Кольцу, жирком пооброс — пора на подводные рудники, кайлом в акваланге махать, пузыри пускать. А оттуда — еще куда-нибудь.
Любил Игорь Куйбышев советскую фантастику. Особый прикол в ней находил. И не в новой, не в Стругацких — хотя и в них тоже — а в старой. В Ефремове том же, в Беляеве, который человека-амфибию воспел.
***
У Спаса-на-Крови каяк, в котором плыли Маркиза и Лео, чуть не перевернули. Тот самый давнишний катер со здоровенным обломом и ляльками. Впрочем, обломов было теперь двое. Расплодиться что ли успели. Второй был как две капли воды похож на первого. Или это так показалось в темноте.
В ярко освещенном кабаке напротив оглушающе ревела попса, далеко разносясь по округе. Одно время Лео каждую ночь проходил вон там, мимо решеток Александровского сада: вечерами халтурил, возвращался к разводке мостов. Кабак этот слышен был еще с Марсова поля. Здесь, возле собора он всегда воспринимался как что-то особенно непотребное. По крайней мере Лео это так казалось. Хотя религиозным человеком Лео не был.
А кабак был неистребим. В каком году он открылся. Лет пять уже. Или шесть. Место уж больно завлекательное. Все иностранцы, как только Спас увидят, кипятком начинают писать. А тут тебе и посидеть-оттянуться. С видом на историческую достопримечательность.
Внизу, на воде звуки музыки приобретали какое-то странное какафоническое звучание. Вверху мерцали золотом лики, устремленные на кабак.
Над головами слышались голоса, звуки шагов. Хлопнула дверца машины…
Катер появился будто из неоткуда. Странно, что ни Лео, ни Маркиза его не услышали. Просто их вдруг оглушил рев мотора, а вслед за этим брезентовую посудину завалило набок. В нос ударило выхлопом. Лео инстинктивно навалился на другой борт, удерживая равновесие. Верткое суденышко плясало на взбаламученной воде.
— Козлы!!! — он с ненавистью посмотрел вслед удаляющемуся катеру.
Сверху, с набережной донеслись смешки.
Маркиза, которая не обратила на происшедшее ни малейшего внимания, неотрывно глядя вверх, на лики, вдруг зябко передернулась.
— Все, — резко сказала она Лео, возвращаясь к действительности, — хорош херней маяться. Пошли на Неву. Заколебало тут говно месить!
Избывая злость от пережитого, Лео яростно греб, смотря как медленно уплывает похожий на игрушку собор. Маркиза сидела теперь нахохлившись, погруженная в свои думы.
На Неве дул ветер. Небо на востоке уже светлело. Дыбились пролеты разведенных мостов. По реке волокла свое длинное тулово здоровенная баржа.
— Ну что, — нарушил молчание Лео. — Тут?
Маркиза огляделась.
— Нет, давай лучше там… Хотя… Нет, здесь тоже хорошо.
Каяк по имени «Каюк» медленно покачивался на волнах. Баржа уползла за Троицкий мост. Было удивительно тихо. Лишь вода поплескивала в днище.
— Странно, — проговорила Маркиза, — а почему чаек нет.
— Может спят, — предположил Лео, доставая «баян»
— Какое «спят». Их тут на рассвете всегда до дури.
— Так еще не рассвет.
Глава 4.
Огни небольшого города.
— Здесь у нас Зал оплодотворения.
О. Хаксли.
— Ты, тряпка, вымоченная в портвейне, заткнись!
Голос Отрадного, тысячекратно усиленный и размноженный реверберацией упал на темный зал дворца культуры, как падает платок, брошенный усталым хозяином на клетку с разверещавшимся попугаем. Голос Отрадного мгновенно заставил замолчать нескольких разбушевавшихся на балконе молодых людей. Голос Отрадного, высокий, пронзительный, известный всей стране голос разнесся по закулисью, залетел в служебный буфет и отдался эхом в гардеробе.
— Чего это он? — спросил Леков, ставя на стол бутылку пива. В буфете было почти пусто — за соседним столиком сидели две девчонки лет девятнадцати, в углу стояли трое молодых людей комсомольско-кегебешного вида, покуривали, посматривали по сторонам.
— Да, как обычно, — лениво ответил Огурец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Ты кассету-то принес? — спросил Лео.
— Да принес-принес. В камере хранения она. Обратно пойдем, напомни, чтобы отдал. И охота тебе хрень всякую слушать. Все-таки, нет в тебе, Лео, правильности. Учишь тебя, учишь.
— Ну давай-давай, порассуждай, — Лео вытащил еще одну сигарету.
— И порассуждаю. — Серж снова закурил. — Понты одни сплошные. Ну да, играет мужик хорошо, спору нет. А только драйва в этом нет.
— Это у Васьки-то драйва нет?! А у кого он, в таком случае есть?
— Да у кого угодно? А у Васьки нет. Но нет, вы носитесь с ним, как с писаной торбой. Травой в своем «Сайгоне» обкуритесь, колес обожретесь и претесь, хрен знает от чего.
— Ты же раньше сам от него перся.
— Так-то раньше было. Раньше он и играл иначе. А потом говно стал лабать.
— Ты не врубаешься! У него период другой пошел.
— Какой еще «период»? Периоды у баб бывает. Понимаешь, коли взялся играть рок — так играй рок, я не тяни нищего за яйца. А этот? Струну дернет и стоит, трясется весь, как марал на водопое, того и гляди обкончается на боты. Ни ритма, ни музыки — вообще ни хрена. Вот «ДДТ», к примеру, тебе нравится?
— Ну.
— Баранки гну. А «КИНО»?
— И «КИНО», пожалуй, тоже, — согласился Лео.
Так как же тебе, дураку, при этом может Васька нравиться? Сто, двести, триста раз я тебе говорил и еще повторю: ни хрена ты, Лео, в музыке не рубишь… Во, гляди, какой тараканище здоровенный. Фока, кажись.
— Нет, это Никифор, — Лео подошел поближе.
— Сам ты Никифор. Говорю тебе, это Фока. У него один ус длиннее.
— А и впрямь Фока. Слушай, давай потом нажремся, как свиньи.
Это была игра, в которую увлеченно играли Серж с Лео — давать клички самым откормленным тараканам. Клички давали не любые — а лишь по именам византийских императоров и полководцев. А самым легендарным тараканом был Фока. Фоку не брали никакие травли. Появлялся он редко, но, что самое удивительное — обязательно к премиальным. Вот и сегодня. Видать, решили вознаградить тружеников интенсификации за проявленное благородство. Шутка ли — когда сроки поджимают — взять и отправить ключевое звено ГАП, любимое, можно сказать детище, в радиоактивный ад. А может просто, чтобы рты заткнуть.
— Ладно, — Серж щелчком отправил недокуренную сигарету в писсуар. — Хорош тут отираться. Пойдем пожрем, обеденый перерыв через пять минут.
— Пошли, — согласился Лео.
Путь в столовую лежал долиной, промеж двух гор — Медной и Бронзовой. Неподалеку высился Аллюминиевый пик. На север от него тянулся Стальной кряж. Если идти вдоль него, сразу забрав вправо от Аллюминиевого пика — аккурат к столовой и выйдешь. И время сэкономишь пару минут, меньше нужно будет в очереди стоять. Идти можно спокойно — лавин на Стальном кряже не бывает, стальные стружки — они намертво друг за дружку держатся.
— Ой, — изумился вдруг Лео. — А это что еще за Колумб на Малой Арнаутской?
На вершине Бронзовой горы широко расставив ноги и засунув руки в карманы мягких, только что вошедших в моду «теплых штанов», высился моложавый, толстый мужчина и с хозяйским видом озирал территорию завода.
— Так это новый замдиректора, — сказал всезнающий Серж. — Классный мужик. У меня дружок есть в профкоме, он с ним пил. Зашибись, говорит. Влезает в него, как в железнодорожную цистерну. И в музыке рубит. Слышал, кстати, вроде этот, — Серж кивнул на фигуру наверху, — всерьез хочет концерт Григоровича у нас устроить.
— Да ну, — не поверил Лео. — У завода башлей не хватит на Григоровича.
— Этот найдет, — убежденно сказал Серж. — У него все схвачено. Вишь как стоит, блин. Прям как Христос над Рио-де-Жанейро.
— Тот руки разводит, а этот в карманах держит, — возразил Лео.
— Вот-вот, — обрадовался Серж, — И я об том. Тот, который над Рио-де-Жанейро — он все раздать хочет, а этот — хрен. Все — в карманы.
Ихтиандр-Куйбышев еще не очень хорошо изучил топографию завода. Судя по всему, те два парня внизу шли из участка гибкого автоматического производства. Ихтиандр посмотрел на часы. Обеденный перерыв. В столовую идут, выходит. А где же здесь столовая-то, черт бы все это подрал? Куйбышев знал где находится главное -административное здание, бухгалтерию, гараж, литейный цех, но разобраться в лабиринте заводских построек еще не успел. Жрать хотелось.
Ихтиандр-Куйбышев посмотрел вниз. Ребята явно о нем говорят. Интересно, что же они говорят? Хотя — какая разница? Явно, в столовую намыливаются.
Ихтиандр-Куйбышев сошел с Бронзовой горы.
— День добрый, — сказал Ихтиандр-Куйбышев обращаясь к Лео.
— Здравстуйте, — осторожно ответил тот.
— В столовую? — весело спросил Ихтиандр-Куйбышев.
— Ну, — сказал Серж.
— Ребята, с ходу — анекдот. Стоят на горе, — Ихтиандр-Куйбышев махнул рукой в сторону Бронзовой горы. — Стоят на горе два бычка — молодой и старый. А внизу — стадо телок.
— Эх, — выдохнул Серж. — Телок бы…
— Не перебивай, — сказал Лео. — Продолжайте пожалуйста.
— Стадо телок, — кивнул Ихтиандр-Куйбышев и взглядом обласкал еще и Медную гору. Какие перспективы…
— Молодой бычок и говорит старому, — продолжил он. — Пойдем, мол, в темпе, говорит, трахнем вон ту, белую. Старый молчит. Пойдем, говорит молодой, быстренько трахнем вон ту, тогда, пятнистую. Старый молчит. Пойдем, наконец взъярившись, мычит молодой, хотя бы ту, рыженькую стремительным домкратом оприходуем.
Ихтиандр-Куйбышев сделал короткую паузу.
— Ну и? — не выдержал Серж.
— Ну… Баранки гну, — ухмыльнулся Ихтиандр-Куйбышев, новый замдиректора завода. — Старый подумал, помолчал, рогом поводил… Сейчас, говорит, мы с тобой спустимся с горы без лишней спешки и трахнем все стадо.
Лео громко расхохотался, а Серж просто хмыкнул и внимательно посмотрел на новоиспеченного замдиректора.
— Вы, простите, кто? — спросил он на всякий случай, хотя заранее знал ответ.
— Я новый замдиректора этого, — Ихтиандр-Куйбышев обвел взглядом Бронзовую, Медную и Железную горы, Аллюминиевый пик, Стальной кряж, — этого предприятия. А вы кто?
— Лео, — сказал Лео, протягивая руку новому начальству.
— Серж.
— Куйбышев, — широко улыбаясь сказал Ихтиандр. — Мне кажется, парни, мы с вами сработаемся.
— Очень может быть, — осторожно заметил Серж. — А всероссийский староста вам, случайно, не родственник?
— Да что там — старосты? Какого хрена нам о старостах думать тут, да, парни? — весело вскричал Куйбышев. — Где тут у вас кормят?
— А вы не знаете? — изумился Лео.
— Все недосуг было, — гаркнул Ихтиандр. — Не до сук. Дела, ребята… Работы — море. Запустили тут у вас производство. Надо выгребать как-то. День и ночь в кабинете, покушать некогда… Ну, ничего. С такими орлами, — он хлопнул хайрастого Лео по плечу. Лео вздрогнул. — С такими орлами мы горы свернем. Ведите меня, юноши, ведите в харчевню вашу.
А в делах плотских на этом заводе начальство толк понимало, думал Ихтиандр-Куйбышев, сидя после очень даже недурственной трапезы у себя в кабинете. Да, сущий заповедник зубров. А еще не верят, что в этой стране деньги под ногами валяются. Гибкое автоматическое производство — это, конечно, чушь. Год-два пройдет — никто и не вспомнит. А вот основные цеха — это Клондайк. Если перепрофилировать по-грамотному. Цветмет — за бугор. Оттуда — комплектуюшие. Здесь — сборка. Грамотные ребята есть, эти за меня, точнее, за бабки от меня — за них зубами держаться будут. Остальные — остальных в шею. Балласт. Зубров — в первую очередь. И крутиться — оч-чень быстро крутиться. Потому как лафа эта не вечная. Года три-четыре от силы есть, чтобы подняться, раскрутиться и свернуться. Грек так и рекомендовал. Года три-четыре, в неразберихе, которая уже начинается. А дальше — новое дело. Оно и правильно. Как там у Ивана Ефремова в «Туманности Андромеды»: пообщался по Великому Кольцу, жирком пооброс — пора на подводные рудники, кайлом в акваланге махать, пузыри пускать. А оттуда — еще куда-нибудь.
Любил Игорь Куйбышев советскую фантастику. Особый прикол в ней находил. И не в новой, не в Стругацких — хотя и в них тоже — а в старой. В Ефремове том же, в Беляеве, который человека-амфибию воспел.
***
У Спаса-на-Крови каяк, в котором плыли Маркиза и Лео, чуть не перевернули. Тот самый давнишний катер со здоровенным обломом и ляльками. Впрочем, обломов было теперь двое. Расплодиться что ли успели. Второй был как две капли воды похож на первого. Или это так показалось в темноте.
В ярко освещенном кабаке напротив оглушающе ревела попса, далеко разносясь по округе. Одно время Лео каждую ночь проходил вон там, мимо решеток Александровского сада: вечерами халтурил, возвращался к разводке мостов. Кабак этот слышен был еще с Марсова поля. Здесь, возле собора он всегда воспринимался как что-то особенно непотребное. По крайней мере Лео это так казалось. Хотя религиозным человеком Лео не был.
А кабак был неистребим. В каком году он открылся. Лет пять уже. Или шесть. Место уж больно завлекательное. Все иностранцы, как только Спас увидят, кипятком начинают писать. А тут тебе и посидеть-оттянуться. С видом на историческую достопримечательность.
Внизу, на воде звуки музыки приобретали какое-то странное какафоническое звучание. Вверху мерцали золотом лики, устремленные на кабак.
Над головами слышались голоса, звуки шагов. Хлопнула дверца машины…
Катер появился будто из неоткуда. Странно, что ни Лео, ни Маркиза его не услышали. Просто их вдруг оглушил рев мотора, а вслед за этим брезентовую посудину завалило набок. В нос ударило выхлопом. Лео инстинктивно навалился на другой борт, удерживая равновесие. Верткое суденышко плясало на взбаламученной воде.
— Козлы!!! — он с ненавистью посмотрел вслед удаляющемуся катеру.
Сверху, с набережной донеслись смешки.
Маркиза, которая не обратила на происшедшее ни малейшего внимания, неотрывно глядя вверх, на лики, вдруг зябко передернулась.
— Все, — резко сказала она Лео, возвращаясь к действительности, — хорош херней маяться. Пошли на Неву. Заколебало тут говно месить!
Избывая злость от пережитого, Лео яростно греб, смотря как медленно уплывает похожий на игрушку собор. Маркиза сидела теперь нахохлившись, погруженная в свои думы.
На Неве дул ветер. Небо на востоке уже светлело. Дыбились пролеты разведенных мостов. По реке волокла свое длинное тулово здоровенная баржа.
— Ну что, — нарушил молчание Лео. — Тут?
Маркиза огляделась.
— Нет, давай лучше там… Хотя… Нет, здесь тоже хорошо.
Каяк по имени «Каюк» медленно покачивался на волнах. Баржа уползла за Троицкий мост. Было удивительно тихо. Лишь вода поплескивала в днище.
— Странно, — проговорила Маркиза, — а почему чаек нет.
— Может спят, — предположил Лео, доставая «баян»
— Какое «спят». Их тут на рассвете всегда до дури.
— Так еще не рассвет.
Глава 4.
Огни небольшого города.
— Здесь у нас Зал оплодотворения.
О. Хаксли.
— Ты, тряпка, вымоченная в портвейне, заткнись!
Голос Отрадного, тысячекратно усиленный и размноженный реверберацией упал на темный зал дворца культуры, как падает платок, брошенный усталым хозяином на клетку с разверещавшимся попугаем. Голос Отрадного мгновенно заставил замолчать нескольких разбушевавшихся на балконе молодых людей. Голос Отрадного, высокий, пронзительный, известный всей стране голос разнесся по закулисью, залетел в служебный буфет и отдался эхом в гардеробе.
— Чего это он? — спросил Леков, ставя на стол бутылку пива. В буфете было почти пусто — за соседним столиком сидели две девчонки лет девятнадцати, в углу стояли трое молодых людей комсомольско-кегебешного вида, покуривали, посматривали по сторонам.
— Да, как обычно, — лениво ответил Огурец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56