Концертный зал располагался ниже, в первом этаже и, пожалуй, самой большой находкой дизайнеров и строителей была отличная звукоизоляция — если кому-то не нравилась группа, играющая на первом этаже, он спокойно мог подняться на второй и мгновенно забыть о том, что творится внизу.
Огурцов, заплатив охраннику несколько червонцев, сразу прошел в зал и через десять минут уже сидел в верхнем кафе.
Группа была в точности такой, какой он представлял ее себе еще не слыша, собственно, музыки, а исходя из рассказов приятелей. Безголосые девчонки, бубнящие убогие, часто игнорирующие правила русского языка тексты, примитивные гармонии, отсутствие мелодий и слабое исполнение. Все это, впрочем, было в современной отечественной музыке в порядке вещей и такого рода коллективы пользовались большой популярностью.
В кафе было получше. Из нескольких задрапированных колонок, развешанных по стенам доносилась музыка. Тоже, не бог весть что, но, все-таки, мелодия, игра, качество европейское. Эрик Клэптон — поздний.
Огурцов тяжело вздохнул, посмотрел с завистью на сидящих за соседними столиками девушек — в первую очередь, потом — на юношей — все они пили пиво, коньяк или элементарную водку и заказал себе кофе.
«Хорошо бы сейчас нажраться,» — подумал он, прихлебывая «Эспрессо». — «Вон с той девушкой, длинноногой. Нажраться, начать анекдоты рассказывать, за бока ее хватать. А потом — к ней поехать. Или, собственно, в гостиницу. Денег на гостиницу хватит. Почему нет? Да только у нее наверняка дома папа с мамой, в гостиницу она с незнакомым мужчиной потасканного вида не пойдет, а мне пить нельзя. В бильярд, что ли, попробовать. Да ну его на хрен».
— Позволите компанию составить?
Низкорослый, плечистый мужичок с очень ухоженным лицом, отличной стрижкой, распространяющий вокруг себя запах хорошего одеколона, вырос рядом со столиком Огурцова. Одет был мужичок в традиционный для бизнесменов и бандитов средней руки просторный черный костюм, белую сорочку и ботинки, почему-то из крокодиловой кожи. Ботинки никак не вязались с общим обликом странного господина. Огурцов быстро прикинул, что обувка эта стоит на порядок дороже, чем весь гардероб коренастого.
— Ради Бога, — лениво ответил он и отвернулся.
— Винцом не угостишь? — вдруг спросил мужичок, присевший напротив Огурцова.
— Что?
Саша удивленно повернул голову и уставился на странного соседа.
— Винца, говорю, не нальешь, бригадир?
Мужичок улыбался. Огурцов никогда не любил банальных фраз вроде «он улыбался, но глаза его оставались холодными». Ничего похожего. Человек, если улыбается — то улыбается всем лицом. Он может быть злобным типом, может радоваться несчастью другого, но если он радуется — то радуется. От души. А если «глаза оставались холодными» — то он и не улыбается вовсе. Так просто — рожи корчит.
Сосед Огурцова улыбался. Искренне.
— Я не понял. Это вы мне?
— Огурец, слушай, короткая же у тебя память.
— Я, право, — забормотал Огурцов. — Я, честно говоря… Напомните пожалуйста. Извините…
— «Ленфильм» помишь?
— Ну…
Огурцов начал судорожно перебирать в памяти лица знакомых режиссеров, актеров, светотехников, гримеров — несть числа лицам, которые он перевидал, пока трудился на киностудии.
— Э-э-э…
— Троллейбус-то забыл наш?
— Миша Кошмар!
— Михаил Васильевич, — корректно поправил его Миша Кошмар. — Ну, наконец-то.
— Господи… ты изменился, Миша… Прости, Михаил Васильевич.
Огурцов вдруг почувствовал себя неуютно.
— Да и ты, Огурец, заматерел слегка. Был-то полным сопляком. А в людях вообще не разбирался. Сейчас, не знаю — может, насобачился… Хотя — вряд ли. Такому не учат. Такое либо есть у человека внутри, либо нет. И ни зона этого не даст, ни война, ничто.
— Да-да, — неопределенно протянул Огурцов. — А ты… То есть, вы, как сейчас?
— Что это — «как»?
— Ну, где работаете? Чем занимаетесь?
— Чем занимаюсь? Троллейбусы впариваю разным козлам, — ответил Миша Кошмар и вытащил из кармана пачку «Кента». — А если серьезно, то контора у меня.
— Контора? — Огурец еще сильнее ощутил уже почти физическое неудобство от присутствия этого неприятного ему гостя из прошлого. Явно криминальный тип. Мешает отдыхать. Нигде покоя нет — ни дома, ни в клубе… Только, разве, в «Катькином Садике». Да и то — покой относительный.
— Контора, — подтвердил Миша Кошмар. — А ты, я вижу, как был босяком, так и остался.
— Послушай, Миша…
— Михаил Васильевич, — снова улыбнувшись сказал Кошмар.
— Да. Конечно. Это все хорошо. Все замечательно. Я все помню, конечно. Только, Михаил Васильевич. Я сейчас не в настроении беседовать. Да?
Он постарался посмотреть на Кошмара так, как смотрели на врагов герои его романов — жестко, пристально, убедительно и т.д. и т.п.
Кошмар пожевал губами.
— Да… Другой бы кто так мне сказал — проблем бы огреб по самые «не могу». А тебя прощаю. Подельник, все-таки. Но ты не залупайся особенно, Огурец. А то, не ровен час, нахамишь незнакомому человеку и — пиши пропало. Ты же пишешь там чего-то? Как это называется?… Писатель — инженер человеческих душ. Точно?
— Ну…
Огурцов никак не мог с легкостью произнеси «вы» в отношении Миши Кошмара — бывшего беспаспотрного, затюканного и замороченного какими-то своими микроскопическими проблемами разнорабочего с «Ленфильма», мужичка на побегушках, которым помыкали все и вся.
— Ну, в общем… Так, по-разному.
— Ладно, не крути тут. Я все про тебя знаю.
— Да? В самом деле?
— В самом, в самом. Ну что, по водочке, писатель? Ты меня не бойся…
«А я и не боюсь», — хотел сказать Огурцов, но осекся. Понял, что, на самом деле, боится этого непредсказуемого персонажа, который, как снег на голову свалился за его столик. И, судя по всему — и по нынешнему виду Миши, и по тому, как легко он тогда, пятнадцать лет назад его, Огурцова, руками украл с киностудии троллейбус, он мужик далеко не простой. И что самое неприятное — опасный. Непредсказуемый. Черт его знает, в каком он сейчас статусе находится? Может быть, вообще, крутой бандит. А с крутыми бандитами Огурцов дела иметь не любил. И самих их, бандитов, тоже не любил очень сильно. Хотя и написал о них несколько книжек — книгами он сам никогда эти произведения не называл. «Мое личное средство против дефолта», — посмеиваясь говорил он приятелям и издателям, когда заходил разговор о его ранних детективных романах. Действительно, детективы помогли им с женой пережить трудное время, он даже получал денег гораздо больше, чем прежде, в благодатные и стабильные времена короткого додефолтного периода, когда казалось, что жизнь в стране наладилась, что люди начали зарабатывать деньги без мордобоев, стрельбы, когда ушел в прошлое грубый уличный рэкет, незаметно исчезли с улиц бритые парни в спортивных костюмах, когда начал расцветать шоу-бизнес и издательское дело, когда большинство из тех, кто хоть что-то мог и умел делать, увидели перед собой некую перспективу.
— Не бойся, — повторил Кошмар. — Я тебя случайно увидел. Память-то у меня на лица — будь здоров. Никогда не жаловался. Вот и решил со старым знакомым водочки выпить.
— Так я ведь не…
— Ой, только не надо, не надо. Я не мальчик тебе. Зашитый, что ли?
— Да нет, просто так…
— Просто так не бывает. Кодировался?
— Нет, говорю же… работы просто много, а я, как пить начинаю — так и все. Никакой работы.
— Ну, ты, просто меня удивляешь, бригадир. Помнишь, как на студии говорили — «Если водка мешает работе — брось!».
— Работу, — печально качая головой закончил Огурцов.
— Ну вот. Помнишь. Короче, давай, бригадир, за наш троллейбус. Я ведь с тобой его так и не обмыл.
«Конечно. На меня все повесил и свалил, — подумал Огурцов. — А если бы прихватили меня — сидел бы я сейчас в этом кабаке? Вся жизнь могла бы обломаться».
— Не думай о грустном, бригадир, — словно прочитав мысли Огурцова сказал Кошмар. — Давай бутылочку раскатаем.
«Да что я, в самом деле? Дома — полный мрак, в голове пусто, жить не хочется… Из дому ушел… Миша этот ни с того ни с сего…».
— А давай, — сказал Огурцов. — Была — не была.
— Дело.
Кошмар махнул рукой и тут же перед столиком появилась высокая девушка в мини-юбке, которая вполне могла бы сойти за купальник. Кроме юбки на черноволосой, стриженной под мальчика официантке был так называемый «топик» — коротенькая маечка, заканчивающаяся сразу под увесистой, очень правильной формы и очень соблазнительной грудью.
«Ух ты, — пронеслось в голове Огурцова. — Может быть, этот Кошмар — он, действительно... Перст судьбы? Поворотный пункт в моей жизни? Сколько раз она уже менялась… И все время вот так — резко. Неожиданно и круто. И ничего со мной страшного не случилось. Все время вывозила нелегкая. Все, если разобраться, к лучшему складывалось.»
— Вот что, милая моя, — говорил Миша Кошмар. — Ты нам водочки принеси, самой хорошей. Ну, ты меня понимаешь.
— Конечно, Михаил Васильевич, — улыбнулась официантка.
«Так он тут свой человек, — удивился Огурцов. — Это и к лучшему. Если его тут знают, значит, все в порядке».
Он не мог мотивировать, откуда в его голове появился такой странный вывод, из каких предпосылок и логических выкладок, но, почему-то, был уверен в его справедливости.
— Ну и закусить там… Что у вас?
— Да все как всегда, Михаил Васильевич.
— Ну вот и давай, Глаша, неси как всегда.
«Глаша?» — вздрогнул Огурцов. — «Глаша…».
Что за мистика? Сначала Миша Кошмар, невесть откуда взявшийся, теперь — Глаша…
— Что, понравилась девочка?
— Да… То есть… Не в этом дело.
— Ох, бригадир, сложный ты стал человек. «Не в этом дело». В этом, милый, в этом. Проще надо быть и народ к тебе потянется. Какой с телкой может быть разговор? Либо понравилась, либо нет. Что еще?
Огурцов покачал головой. Конечно, не прост этот Миша Кошмар, ох, не прост. Но не объяснять же ему все.
— Ладно, не хочешь, не говори. А если понравилась, все-таки, скажи.
— Зачем? — быстро спросил Огурцов.
Кошмар хлопнул себя ладонями по коленям.
— Ну ты даешь… Видно, у вас, писателей, точно в головах полный бардак. Я, вообще-то, всегда так думал. Теперь убедился.
Бутылка «Родниковой» уже стояла на столе. Уже дымились жульены в блестящих металлических чашечках, уже матово блестели сочные с виду яблоки, груши, виноград в широкой низкой вазе, Кошмар уже наливал в рюмки, а Огурцов все никак не мог придти в себя.
«Эта ночь должна что-то значить. Не может она закончиться просто так».
— Давай, бригадир, за то, чтобы все у нас было.
Чокнулись.
Огурцов выпил — с опаской — несколько лет ничего крепче кефира ведь не употреблял.
Однако, водка прошла привычно, словно и не делал он долгой паузы, когда казалось ему, что и вкус водочный позабыл. Прошла и зажглась в животе горячей, светлой лампочкой с отражателем, поставленным таким образом, чтобы свет от этой лампочки был направлен в голову.
Кошмар сразу же налил по второй.
— Давай теперь за наш троллейбус. А, бригадир? У меня тогда трудный период в жизни был. Много денег должен был людям серьезным. И личные проблемы. В общем, пил, опустился… А деньги — знал, где взять, только время нужно было. Думаешь, я на этой студии работал за эту гребаную зарплату? Шухерился просто. Мимикрия — есть такое слово.
— Ну да, знаю.
— Конечно знаешь. Ты же писатель. Ты все должен знать. В общем, сваливать мне было нужно. Вычислили меня. А бабок не было — ну вообще. Я же не грабитель, не вор квартирный. Такими делами никогда не занимался. Вот, троллейбус наш мне и помог. Старт легкий дал. Выкарабкался, в общем. Ну, если бы не он, что-нибудь другое бы придумал. Так что давай за то, что помог ты мне тогда сильно. Вперед, бригадир!
— Вперед, — Огурцов чувствовал как все его тело становится легким, послушным, ловким и сильным.
— Я тебя случайно увидел, — повторил Кошмар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56