— С друзьями своими знакомит? — не удержался Огурцов.
— Саша… Ты мне кто? Муж? Или папа? Что ты хочешь от меня услышать?
«Я хочу услышать… Что я хочу услышать? Что я самый лучший из всех ее мужчин? Что она хотела бы жить со мной? Чушь. С Веркой так же было. Тоже — любовь до гроба. С первого взгляда… И что? Ничего. Поздно, Огурец. Проехали. Шел бы ты домой».
— Мы с тобой еще увидимся?
— Как хочешь.
— А ты как хочешь?
— Мне с тобой интересно. Ты, кстати. так и не рассказал, что ты сейчас делаешь.
— Я? Пишу новое произведение. Роман века.
— О чем же?
— Обо всем. О тебе, в частности.
— Обо мне?
Глаша села на постели.
— Интересно. Ты же меня сегодня в первый раз увидел. Точнее, заметил. Что же ты обо мне можешь написать?
— Там есть девушка, очень на тебя похожая. И ее, представляешь, тоже зовут Глашей. Я как услышал твое имя, так и опух сразу. И внешне… Получается, что я все время о тебе думал, представляешь?
— Бывает, — покачав головой ответила Глаша. — Всякое бывает. Так что же там, в романе твоем?
— Там все… Знаешь, я ведь раньше детективы писал.
— Знаю. Читала кое-что.
— И как тебе?
— Нормально. Вполне. Даже занимательно.
— Вот… Занимательно. И деньги шли хорошие… Поднялся на этом деле. А потом так достало. Вот, решил написать книгу о Ленине.
— О ком?!
Глаша хихикнула и повалилась на спину.
— О Ленине. Только не так, как все совки писали. А так, что там и мы фигурируем…
— Мы — это кто?
— Мы. Мои друзья, все, короче говоря, кого я знаю. Или знал. Книга о времени. Время — оно относительно… Для меня многие из тех, кого уже нет, они более реальны, чем те, кто рядом ходит… Вот об этом. Но сложно, мне сейчас, честно говоря, лень в теорию вдаваться.
— Конечно, — сказала Глаша. — Лень. А мне на работу вечером сегодня — мне не лень. Нереальный ты, Саша. Все вы…
— Кто это — «мы»?
— А вот, как ты сказал — ты и твои друзья. Нереальные — у вас мир отдельный, свой, который с реальным миром почти не пересекается. Вы в нем и живете, ничего не замечаете из того, что рядом с вами происходит. Я же в этом клубе много кого видела. И писателей, и артистов, и музыкантов… Совершенно параллельное существование. Мне с вами скучно бы было. Я бы ни с кем из вас жить не смогла.
— Да почему же — нереальный? Что ты знаешь-то обо всем этом? Это самая настоящая реальность и есть. Там такие люди, в шоу-бизнесе… Такие бабки крутятся… Там людей могут замочить в два счета. Или — звездой сделать в неделю. Я столько историй могу рассказать, ты с ума сойдешь. И все они реальны. По-настоящему. Ты меня удивляешь, Глаша. Надо же такое сказать — «нереальный». Хм…
Огурцов вдруг понял, что вся его сегодняшняя злость была вызвана той самой мыслью, которую неожиданно озвучила официантка из клуба «Зомби» по имени Глаша. Он не мог, не хотел себе признаться в том, что последнее время подсознательно ощущал то, о чем сейчас услышал от девушки, с которой провел ночь — ощущал полную нереальность собственного существования.
— Мне тоже лень в теорию вдаваться, как и тебе, Сашенька. Но я — реальный человек. Это вы умеете деньги из воздуха делать, а я — нет. Я своим горбом зарабатываю себе на хлеб и сыну своему… А вы — нет, я ничего плохого сказать не хочу… Писатели должны писать, певцы — петь… Только у вас все не так. Вы словно фантомы. Словно призраки какие-то. И чувства ваши — на девяносто процентов выдумка. Вы заигрались, ушли в свою тусовку, заперлись в ней. А вне тусовки вы беспомощны, даже не как дети, а как… Как… Чуть что — спиваетесь, в наркоту падаете, еще что-нибудь с вами происходит. Мужики, вроде взрослые, сильные. А истеричные, как бабы. Слава вам нужна. Слава, популярность, внимание… Ты вот про Мишу спрашивал. Миша — он сильный мужик. За это я его и люблю по-своему. На него опереться можно. А на кого из вас можно опереться? Вот ты бы на его месте — истерику мне бы закатил, стал бы с балкона бросаться, самоубийство разыгрывать — как же, его девушка трахается с кем-то там…
— Так ты его девушка?
— Вот, видишь, тебя уже зацепило. Уже глазки расширились. Могла бы тебе и не говорить… Нет, Саша, я не его девушка. Мы с ним просто дружим. Потому что я — тоже сильная. А он силу уважает. И тебя сильным считает. Хотя… Он в людях очень хорошо разбирается. Может быть, уже и не считает.
— Ты меня не знаешь совсем, — сказал Огурцов. — Почему ты думаешь, что я — истеричный слабак?
— Не знаю… Может быть, я и ошибаюсь. Только, я повторяю — навидалась я вашего брата на своем веку.
— Спиваемся мы, значит… Зато весь остальной народ не спивается. — ехидно заметил Огурцов, чтобы только что-нибудь сказать…
— Ладно, Саша… Давай не будем об этом. Иди ко мне.
«Провокаторша, — подумал Огурцов, залезая под одеяло и целуя глашины губы. — Настоящая провокаторша.».
— Так мы увидимся еще, — успел спросить он перед тем, как снова погрузиться в неистовую нирвану. — Глаша? Увидимся?
— Ты мне роман свой принеси почитать, ладно? Вот этот. Который про Ленина.
— Конечно. Только он еще не написан.
— А когда…
— Вот я его в данный момент и заканчиваю, — сказал Огурцов. — Вот сейчас… Сейчас…
Глава 6.
Презентация
Самая большая трагедия моей жизни — это смерть Анны Карениной.
С. Довлатов.
— Вставайте, приехали.
Огурцов открыл глаза. Он лежал на аккуратно застеленной полке, на хрустящем от крахмала белье. На столике перед ним стояли три нераскупоренные бутылки коньяка, две картонные пачки с дорогим соком, на блюдечке горка ломтиков копченой колбасы, на другом блюдечке — угнездился крепенький пупырчатый лимон с синим лейблом на крутом бочке. Огурцов пошевелился, поднял голову и увидел, что он лежит на неразобранной постели не просто в костюме и пальто, но и в ботинках. Вот так нынче ездят в Москву известные писатели.
— Очухался? — приветливо спросил его неизветный мужчина.
— Если проснулся в ботинках, значит вечер удался, — вяло пошутил Огурцов.
Неизвестный мужчина хохотнул.
— Да уж, у тебя-то, точно. Я, признаться, завидую. Сам-то я на подшивке… Ну ладно, сосед, удачи тебе.
В принципе, Огурцов мог бы вспомнить, кто этот добрый человек, но вспоминать было лень. Дверь купе аукнула, щелкнула задвижкой и неизвестный сосед навсегда исчез из жизни видного писателя Огурцова.
Он посмотрел в окно. По перрону шли люди с отвратительно озабоченными или, что еще хуже, — с тошнотворно-радостными лицами. Некоторые же были просто омерзительно беззаботны. Огурцов открыл бутылку, сделал большой глоток из горлышка, вздрогнул от ужаса перед наступающим днем, потянулся к колбасе и, поняв, что не хочет ее, взял лимон и отрыз от него приличный кусок.
Сумка валялась под столиком. Огурцов сунул в нее две непочатые бутылки, взял в руку начатую и вальяжно вышел из купе.
— Всего доброго, — стараясь улыбнуться, сказал он чудовищно некрасивой женщине в убогой форме железнодорожницы. Та не ответила, но сделала такую гримасу, словно собиралсь смачно плюнуть себе под ноги.
«Ни одного приятного лица, — думал Огурцов, уверенно шагая по перрону. — Одни уроды. Хоть, вот на этого грузчика посмотреть… Квазимодо… И погода мерзейшая. И вокзал — гадость одна, архитектора расстрелял бы… Асфальт замусорен. Лотки книжные с дерьмом всяким…».
Он остановился у одного из лотков, за которым стоял продавец с лицом и взглядом удава.
«Это что такое, — подумал Огурцов, глядя на сверкающую целлофанированную обложку с изображением четвертованного брюнета, судя по виду, иностранца. — Что за чушь?»…
— Дайте эту, — неожиданно для себя сказал он продавцу — удаву, ежась не то от мелкого холодного дождика, не то от похмелья.
— «Швейцарский излом»? — спросил продавец. Огурцов внимательно посмотрел на него и понял, что перед ним стоит не продавец, а продавщица.
— Ну да… Излом…
— Вчера только поступила, — услужливо забормотал удав женского рода. — Я уже прочитала… Очень интересная книжка. Необычная такая…
— Хорошо, хорошо…
Огурцов сунул книгу в карман и, сделав еще один глоток из бутылки, двинулся к стоянке такси.
В номере гостиницы он допил бутылку и улегся на кровать. Что-то кольнуло в бок.
«Ах ты, как же я опять забыл…».
Огурцов встал и снял пальто. Из кармана выпала книжка с глянцевой обложкой.
«Четвертованный иностранец… Откуда же это?».
Болтинки он решил не снимать. Снова рухнул на кровать, открыл «Швейцарский излом» и углубился в чтение. Читал он, по привычке, быстро, время от времени морщился от корявой фразы, смачно матерился, когда дошел до последней страницы, вторая бутылка закончилась.
Книжка не понравилась Огурцову. Композиция — дерьмо, длинноты, зачем-то Ленин вместе со своим братом Сашей, какие-то Бухари, ни с того ни с сего Шаляпин затесался. Дешевая стилизация под пост-модернизм. Булгаков для бедных. Что-то смутно всплыло в его памяти, но вспоминать было лень. Огурцов встал, пошел и справил нужду, попутно бросив книжку в мусорную корзину. Заняться было решительно нечем. Посмотрев на часы, он понял, что до презентации, ради которой он, собственно, и приехал, еще куча времени. Открыл третью, решил допить, а дальше — целенаправленно трезветь. Нужно появиться на людях в более или менее вменяемом состоянии. Это тоже часть работы.
— … Вам открыть?
— Чего?
— Открыть, говорю?
— Слышь, мужик не задерживай.
Голос, прозвучавший за спиной Огурцова был веселым и лишенным привычной для подобного обращения агрессии и смутно знакомым.
Унылый осенний пейзаж. Новостройки. Амбразура ларька, из которой высовывается красная, в цыпках, рука продавщицы. В цыпочных, потрескавшихся пальцах — открытая бутылка пива.
— Спасибо, — стараясь сохранять достоинство, выдавил Огурцов и, повернувшись к тому, кто его только что поторопил, добавил, — Извините…
— Сдачу-то возьмешь? — насмешливо спросила продавщица. — Нам чужого не надо…
Огурцов вздрогнул и трясущейся рукой сгреб внушительную пачку купюр. Несколько из них упало в грязный снег, Огурцов заметил это и понял, что наклониться за ними он не в силах.
— Чего соришь? — снова спросили его из-за спины знакомым голосом. — Не иначе, большие бабки получил… Ладно, я подберу.
— Спасибо, — не оборачиваясь ответил Огурцов
«Большие бабки… Большие бабки…».
Он посмотрел на часы. До презентации оставался час.
«Ладно. Сейчас пива… И все. А где я?».
— А где я? — спросил он у продавщицы, но вместо лица увидел перед собой обширный, дышащий уютный домашним теплом зад, обтянутый синими шароварами. Дородная продавщица, пыхтя, копалась в своих ящиках и, спасибо, что не пукала от упоения любимой работой в лицо видного писателя.
— Держи свои бабки. Пиво с тебя, — сказал терпеливый покупатель за его спиной.
— Ага. Спасибо.
Огурцов, не глядя на соседа, по очереди принял из невидимой руки несколько смятых, мокрых бумажек, не считая, комком, запихнул их в карман пальто и шагнул в сторону, чтобы освобдить место у амбразуры неизвестному доброжелателю.
— Пиво-то возьми, — укоризненно напомнил тот.
— А… Спасибо.
Он взял с алюминиевого прилавка бутылку, отошел в сторону и огляделся.
— Ну что, поправимся? Видно, хорошо вчера погулял, да?
— Что?
— Хорошо погулял, говорю.
Рядом с Огурцовым стоял мужичок — среднего роста, в нейлоновой, дешевой куртке и турецких, с вещевого рынка, джинсах. В руке мужичок держал бутылку пива и неотрывно смотрел на своего визави.
— Слушай, а где я? — спросил Огурцов.
— Вот я и говорю, хорошо погулял. Бабки-то большие у тебя. Ты поосторожней тут… А где? Улица Космонавтов. Район лихой. Так что — гляди в оба. Повезло тебе, что на меня нарвался. Другой бы тебя тут прямо у ларя обул бы. Может, проводить? Тебе куда ехать-то?
— Мне в центр… А улица Космонавтов — это где?
— Это тут, — весело ответил мужичок. — До центра-то, в общем, недалеко. Ты только тачку возьми, а то в метро менты повяжут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56