Он схватил свой дубильный вал (это такая здоровая круглая дубина была, которой отец кожи выкатывал) и бросился на моряков. Одному из них он нанёс такой ужасный удар этим валом по голове, что, если бы не твёрдая треуголка, едва ли этому моряку пришлось когда-нибудь ещё ругаться. Бедняга как стоял, так и шлёпнулся на камни, которыми был выложен двор. Товарищ его сейчас же обнажил рапиру и хотел было заколоть отца, но родитель мой был не только силён, но и ловок. Он отпрыгнул в сторону и треснул своей дубиной моряка по вытянутой руке. Рука, точно табачная трубка, переломилась.
Дело это наделало много шума, ибо как раз в это время лгуны Отс, Бедло и Карстерз мутили народ, распуская слухи о заговорах и о восстании. Все так и ждали бунта. Вот все и заговорили о недовольном властями дубильщике из Хэванта, который одному верному слуге Его Королевского Величества голову проломил, а другому перешиб руку.
По делу было произведено следствие, и, конечно, оказалось, что никакой государственной измены тут не было. Офицеры признались, что ссору начали они, а не отец. Судьи поэтому не обнаружили большой строгости и обязали его соблюдать мир и спокойствие в течение шести месяцев под угрозой наказания.
Я нарочно вам рассказал эти два случая. Из них вы можете видеть, какой тогда религиозный дух господствовал. Мой отец был не один такой, все люди Кромвеля были похожи на него. Это были серьёзные, религиозные люди, суровые до жестокости. Во многих отношениях они были похожи более на фанатиков-сарацин, чем на последователей Христа. Эти сарацины ведь верят в то, что можно распространять религию огнём и мечом.
Но в ваших предках, дети, были и хорошие качества. Вели они себя хорошо и чисто и сами добросовестно исполняли все то, к исполнению чего хотели насильно принудить других. Правда, были между пуританами и плохие люди. Для этих религия служила ширмами, за которыми они прятали своё честолюбие. Другим такой человек проповедует, что надо, дескать, делать так и атак, а сам живёт кое-как и о законе Божием не помышляет. Да, были и такие, но что же делать, дети, лицемеры и ханжи пристраиваются ко всякому, даже самому хорошему делу.
Важно то, что большинство «святых» (так они сами себя называли) были трезвые и богобоязненные люди. Когда республиканская армия была распущена, солдаты рассеялись по всей стране и занялись кто торговлей, а кто ремеслом; и все отрасли труда, за которые брались солдаты Кромвеля, начали процветать. Вот у нас теперь много в Англии богатых торговых домов, а спросите-ка хорошенько: кто все эти дела завёл? Последите и увидите, что начало положено солдатом Кромвеля или Айретона.
Но нужно, дети, чтобы вы поняли как следует характер своего прадеда. Я вам расскажу про него ещё одну историю, и вы увидите, что это был за серьёзный и искренний человек. Пускай он был суровым и даже жестоким, дело не в этом, а в том, что он всегда поступал по совести. Жизнь у него не расходилась с верой.
Мне было тогда лет двенадцать. Братьям моим Осии и Эфраиму было девять и восемь лет, а сестра Руфь была совсем маленькая: ей было четыре года.
За несколько дней перед происшествием в нашем селе жил некоторое время какой-то проповедник, принадлежавший к независимым. Останавливался он в нашем доме и говорил проповеди. На отца эти проповеди произвели очень сильное впечатление, и после ухода проповедника он стал какой-то задумчивый и рассеянный.
И вот однажды ночью отец нас, детей, будит и говорит, чтобы мы шли вниз. Мы поспешно оделись и пошли вслед за ним в кухню, а там уже мать сидит и сестру Руфь на руках держит. Гляжу я на матушку и вижу, что она чем-то перепугана — бледная такая сидит.
А отец обратился к нам и говорит таким глубоким, благоговейным голосом:
— Соберитесь вместе и встаньте около меня, дети мои, дабы предстать нам вместе перед Престолом. Царство Божие у дверей. Знайте, мои возлюбленные, что в сию самую ночь мы увидим Его во всей Его славе и ангелов и архангелов вокруг Него. Придёт он в третьем часу, и вот, дети мои, близится к нам сей третий час.
— Дорогой Джо, — произнесла ласково успокоительным тоном моя мать, — напрасно ты пугаешь себя и детей. Если Сын Человеческий в самом деле придёт сегодня, то не все ли равно, где мы его встретим — в кухне или в комнатах?
— Молчи, женщина, — сурово ответил отец. — Разве не Он сам сказал, что придёт как тать в нощи, и не должны ли мы посему ожидать Его? Соединимся же в молении и плаче и будем просить Его, чтобы Он сопричислил нас к лику тех, кто одет в брачные одеяния. Возблагодарим Бога за то, что Он научал нас быть бдительными в ожидании Его пришествия. О, великий Боже, взгляни на сие малое стадо и помилуй его, не смешай сие малое количество пшеницы с плевелами, осуждёнными на сожжение. О, милосердный Отец! Призри на сию мою жену и не вменяй ей в грех её эрастианизма. Она женщина, бренный сосуд, она не могла сбросить с себя цепей антихриста, в коих родилась. Воззри, Боже, и на сих моих малых детей — Михея, Осию, Эфраима и Руфь. Все они носят имена твоих верных слуг, живших в древние времена, дай им, Боже, стать в сию ночь одесную Тебя.
Произнося эти горячие молитвенные слова, отец лежал, распростершись на полу, и дёргался, точно в судорогах. Мы, малолетние дети, дрожали от страха и жались к матери. Корчащаяся на полу при тусклом свете масляной лампы фигура приводила нас в ужас. И вдруг во мраке ночи раздался бой часов на нашей новой сельской колокольне. Час, о котором говорил отец, настал.
Отец быстро вскочил и, бросившись к окну, устремил дикий, полный ожидания взор на звёздное небо, не знаю, что на него тут повлияло: может быть, по причине сильного умственного возбуждения ему представилось что-нибудь или же он был потрясён тем, что его ожидания не сбылись, но только он поднял руки кверху, издал хриплый стон и упал наземь. Все тело его корчилось от судорог, а на губах клубилась белая пена.
Более часа моя бедная мать и я хлопотали около него, стараясь привести его в чувство. Маленькие дети забились в угол и хныкали. Отец наконец пришёл в себя, поднялся, шатаясь, на ноги и кротко, прерывисто приказал нам идти спать
Об этом случае отец нам после никогда не говорил. Он даже не объяснил, почему.он с такой уверенностью ждал в ту ночь второго пришествия Христова. Мне, однако, удалось узнать после, что гостивший у нас проповедник принадлежал к секте «пятого царства», ожидавшей в недалёком будущем конца мира. Несомненно, что слова этого проповедника и повлияли на отца. Сперва зародилась мысль, а огневая натура докончила остальное.
Таков-то был ваш прадед кирасир Джо. Я нарочно рассказал вам эти случаи из его жизни. По делам человека легче узнаешь, чем по словам. Вместо того, чтобы пускаться в рассуждения о дедушке, я вам описал его, и вы теперь знаете, что это был за человек. Предположите, что я сказал бы вам только, что его религиозные взгляды отличались суровостью, доходящей до жестокости. Эти мои слова произвели бы на вас очень слабое впечатление, но я поступил иначе. Я рассказал вам об его схватке на дубильном дворе с флотскими офицерами и о том, как он дожидался ночью второго пришествия. Судите же теперь сами, как искренна и велика была у него вера и как далеко она иногда его заводила.
В домашней жизни прадед ваш был хороший дельный человек, очень честный и щедрый. Уважали его решительно все, но любили немногие, так как он был строгим и суровым отцом, за шалости и за все, что ему казалось дурным, он нас наказывал без пощады.
У отца и пословицы-то, касающиеся детей, были самые немилостливые. «Хлопот с детьми много, а радости мало» — говорил он или же сравнивал сыновей с закормленными щенками, которые «лаять не станут».
Этой суровостью отец уравновешивал влияние матери, которая любила нас и баловала; он ни под каким видом не дозволял нам играть в триктрак или плясать на лужайке вместе с другими детьми в субботу вечером.
Мать моя — царство ей небесное — умеряла это суровое воспитание, которое нам давал отец. На отца она имела очень большое влияние. Бывало, он сердит или нахмурится, а она подойдёт к нему, скажет слово или же погладит по руке, — отец сразу и просветлеет.
Мать вышла из епископальной семьи и так твёрдо держалась за свою религию, что о совращении её в другую веру нечего было и помышлять. Кажется, было время, когда супруг её подолгу спорил с нею о религии, доказывая, что епископалисты заражены арминианской ересью, но все уговоры моего отца оказались напрасными. Он оставил наконец матушку с её верованиями в покое и заговаривал об этом предмете только в чрезвычайно редких случаях.
Но несмотря на свои епископальные верования, мать исповедовала политические убеждения партии вигов и считала себя вправе критиковать образ действий короля, которым виги были недовольны.
Пятьдесят лет тому назад все женщины были отличными хозяйками, но даже и среди них матушка занимала одно из первых мест. Глядя на опрятную внешность матушки, на её чистенькие рукавички, белоснежное платье, нельзя было догадаться, как много и усердно она работает. Дом наш содержался в чистоте и порядке; бывало, нигде пылинки не найдёшь. Матушка умела делать разные лекарства, пластыри, глазную примочку, порошки. Она варила варенье, приготовляла разные укрепляющие средства; абрикосовый ликёр и вишнёвая настойка у нас были удивительные, славилась также матушка своим уменьем приготовлять померанцевый цвет. Всем этим она занималась в надлежащее время, и все у неё выходило очень хорошо.
Медицинские познания матушки признавались всеми, и жители села и окрестных деревень обращались к ней гораздо чаще, чем к докторам Джекену и Порбруку, у которых была своя аптека. Над аптекой в виде вывески висела серебряная корона. Мать мою любили и уважали все — и богатые, и бедные, и надо сказать, что она вполне заслужила эту любовь и уважение.
Такими были отец и мать мои в то время, когда я был ребёнком. О себе говорить не стану. Вы узнаете, каков был я, из той самой истории, которую теперь я вам рассказываю. Мои братья и сестры были крепкие, загорелые деревенские ребятишки, которые были не прочь пошалить, но в то же время побаивались строгого родителя. Служанку нашу звали Мартой. Вот и вся обстановка, в которой я провёл ту пору жизни, когда гибкая и восприимчивая детская душа вырабатывает определённый характер. В следующий раз я вам расскажу о том, как на меня влияла эта обстановка. Вы не скучайте, дети, я ведь не для забавы вам все это рассказываю, а имею в виду принести вам пользу. Узнав, как я прожил жизнь, вы поймёте, что такое значит жизнь, извлечёте для себя полезный урок.
Глава II
Как я поступил в школу и вышел из неё
Я вам рассказал, внучки, в какой обстановке прошла моя молодость, и вам станет понятно, почему мой юный ум с самых ранних пор обратился к вопросам веры. Мать и отец придерживались различных религиозных воззрений. Старый солдат — пуританин доказывал, что в Библии заключается все, что нужно для спасения души. Отец признавал, что люди, одарённые мудростью, могут объяснить Писание своим ближним, но в то же время отрицал за этими проповедниками какие-либо права и преимущества; тем более они не имели, по его мнению, права объединяться в особый класс и называть себя священниками и епископами, требовать от своих ближних послушания. Отец находил этот порядок нехорошим и унизительным. Не может простой человек быть посредником между человеком и Творцом. Отец любил обличать пышных сановников церкви, которые ездят, развалясь в каретах, в свои храмы для проповеди учения Того, Кто ходил, босой и бесприютный, по стране своей, проповедуя истину людям. К епископам отец был очень недоброжелателен.
Не менее строго он относился и к низшему духовенству; он говорил, что епископальные священники смотрят сквозь пальцы на пороки своего начальства, которое за то делится с ними своими объедками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Дело это наделало много шума, ибо как раз в это время лгуны Отс, Бедло и Карстерз мутили народ, распуская слухи о заговорах и о восстании. Все так и ждали бунта. Вот все и заговорили о недовольном властями дубильщике из Хэванта, который одному верному слуге Его Королевского Величества голову проломил, а другому перешиб руку.
По делу было произведено следствие, и, конечно, оказалось, что никакой государственной измены тут не было. Офицеры признались, что ссору начали они, а не отец. Судьи поэтому не обнаружили большой строгости и обязали его соблюдать мир и спокойствие в течение шести месяцев под угрозой наказания.
Я нарочно вам рассказал эти два случая. Из них вы можете видеть, какой тогда религиозный дух господствовал. Мой отец был не один такой, все люди Кромвеля были похожи на него. Это были серьёзные, религиозные люди, суровые до жестокости. Во многих отношениях они были похожи более на фанатиков-сарацин, чем на последователей Христа. Эти сарацины ведь верят в то, что можно распространять религию огнём и мечом.
Но в ваших предках, дети, были и хорошие качества. Вели они себя хорошо и чисто и сами добросовестно исполняли все то, к исполнению чего хотели насильно принудить других. Правда, были между пуританами и плохие люди. Для этих религия служила ширмами, за которыми они прятали своё честолюбие. Другим такой человек проповедует, что надо, дескать, делать так и атак, а сам живёт кое-как и о законе Божием не помышляет. Да, были и такие, но что же делать, дети, лицемеры и ханжи пристраиваются ко всякому, даже самому хорошему делу.
Важно то, что большинство «святых» (так они сами себя называли) были трезвые и богобоязненные люди. Когда республиканская армия была распущена, солдаты рассеялись по всей стране и занялись кто торговлей, а кто ремеслом; и все отрасли труда, за которые брались солдаты Кромвеля, начали процветать. Вот у нас теперь много в Англии богатых торговых домов, а спросите-ка хорошенько: кто все эти дела завёл? Последите и увидите, что начало положено солдатом Кромвеля или Айретона.
Но нужно, дети, чтобы вы поняли как следует характер своего прадеда. Я вам расскажу про него ещё одну историю, и вы увидите, что это был за серьёзный и искренний человек. Пускай он был суровым и даже жестоким, дело не в этом, а в том, что он всегда поступал по совести. Жизнь у него не расходилась с верой.
Мне было тогда лет двенадцать. Братьям моим Осии и Эфраиму было девять и восемь лет, а сестра Руфь была совсем маленькая: ей было четыре года.
За несколько дней перед происшествием в нашем селе жил некоторое время какой-то проповедник, принадлежавший к независимым. Останавливался он в нашем доме и говорил проповеди. На отца эти проповеди произвели очень сильное впечатление, и после ухода проповедника он стал какой-то задумчивый и рассеянный.
И вот однажды ночью отец нас, детей, будит и говорит, чтобы мы шли вниз. Мы поспешно оделись и пошли вслед за ним в кухню, а там уже мать сидит и сестру Руфь на руках держит. Гляжу я на матушку и вижу, что она чем-то перепугана — бледная такая сидит.
А отец обратился к нам и говорит таким глубоким, благоговейным голосом:
— Соберитесь вместе и встаньте около меня, дети мои, дабы предстать нам вместе перед Престолом. Царство Божие у дверей. Знайте, мои возлюбленные, что в сию самую ночь мы увидим Его во всей Его славе и ангелов и архангелов вокруг Него. Придёт он в третьем часу, и вот, дети мои, близится к нам сей третий час.
— Дорогой Джо, — произнесла ласково успокоительным тоном моя мать, — напрасно ты пугаешь себя и детей. Если Сын Человеческий в самом деле придёт сегодня, то не все ли равно, где мы его встретим — в кухне или в комнатах?
— Молчи, женщина, — сурово ответил отец. — Разве не Он сам сказал, что придёт как тать в нощи, и не должны ли мы посему ожидать Его? Соединимся же в молении и плаче и будем просить Его, чтобы Он сопричислил нас к лику тех, кто одет в брачные одеяния. Возблагодарим Бога за то, что Он научал нас быть бдительными в ожидании Его пришествия. О, великий Боже, взгляни на сие малое стадо и помилуй его, не смешай сие малое количество пшеницы с плевелами, осуждёнными на сожжение. О, милосердный Отец! Призри на сию мою жену и не вменяй ей в грех её эрастианизма. Она женщина, бренный сосуд, она не могла сбросить с себя цепей антихриста, в коих родилась. Воззри, Боже, и на сих моих малых детей — Михея, Осию, Эфраима и Руфь. Все они носят имена твоих верных слуг, живших в древние времена, дай им, Боже, стать в сию ночь одесную Тебя.
Произнося эти горячие молитвенные слова, отец лежал, распростершись на полу, и дёргался, точно в судорогах. Мы, малолетние дети, дрожали от страха и жались к матери. Корчащаяся на полу при тусклом свете масляной лампы фигура приводила нас в ужас. И вдруг во мраке ночи раздался бой часов на нашей новой сельской колокольне. Час, о котором говорил отец, настал.
Отец быстро вскочил и, бросившись к окну, устремил дикий, полный ожидания взор на звёздное небо, не знаю, что на него тут повлияло: может быть, по причине сильного умственного возбуждения ему представилось что-нибудь или же он был потрясён тем, что его ожидания не сбылись, но только он поднял руки кверху, издал хриплый стон и упал наземь. Все тело его корчилось от судорог, а на губах клубилась белая пена.
Более часа моя бедная мать и я хлопотали около него, стараясь привести его в чувство. Маленькие дети забились в угол и хныкали. Отец наконец пришёл в себя, поднялся, шатаясь, на ноги и кротко, прерывисто приказал нам идти спать
Об этом случае отец нам после никогда не говорил. Он даже не объяснил, почему.он с такой уверенностью ждал в ту ночь второго пришествия Христова. Мне, однако, удалось узнать после, что гостивший у нас проповедник принадлежал к секте «пятого царства», ожидавшей в недалёком будущем конца мира. Несомненно, что слова этого проповедника и повлияли на отца. Сперва зародилась мысль, а огневая натура докончила остальное.
Таков-то был ваш прадед кирасир Джо. Я нарочно рассказал вам эти случаи из его жизни. По делам человека легче узнаешь, чем по словам. Вместо того, чтобы пускаться в рассуждения о дедушке, я вам описал его, и вы теперь знаете, что это был за человек. Предположите, что я сказал бы вам только, что его религиозные взгляды отличались суровостью, доходящей до жестокости. Эти мои слова произвели бы на вас очень слабое впечатление, но я поступил иначе. Я рассказал вам об его схватке на дубильном дворе с флотскими офицерами и о том, как он дожидался ночью второго пришествия. Судите же теперь сами, как искренна и велика была у него вера и как далеко она иногда его заводила.
В домашней жизни прадед ваш был хороший дельный человек, очень честный и щедрый. Уважали его решительно все, но любили немногие, так как он был строгим и суровым отцом, за шалости и за все, что ему казалось дурным, он нас наказывал без пощады.
У отца и пословицы-то, касающиеся детей, были самые немилостливые. «Хлопот с детьми много, а радости мало» — говорил он или же сравнивал сыновей с закормленными щенками, которые «лаять не станут».
Этой суровостью отец уравновешивал влияние матери, которая любила нас и баловала; он ни под каким видом не дозволял нам играть в триктрак или плясать на лужайке вместе с другими детьми в субботу вечером.
Мать моя — царство ей небесное — умеряла это суровое воспитание, которое нам давал отец. На отца она имела очень большое влияние. Бывало, он сердит или нахмурится, а она подойдёт к нему, скажет слово или же погладит по руке, — отец сразу и просветлеет.
Мать вышла из епископальной семьи и так твёрдо держалась за свою религию, что о совращении её в другую веру нечего было и помышлять. Кажется, было время, когда супруг её подолгу спорил с нею о религии, доказывая, что епископалисты заражены арминианской ересью, но все уговоры моего отца оказались напрасными. Он оставил наконец матушку с её верованиями в покое и заговаривал об этом предмете только в чрезвычайно редких случаях.
Но несмотря на свои епископальные верования, мать исповедовала политические убеждения партии вигов и считала себя вправе критиковать образ действий короля, которым виги были недовольны.
Пятьдесят лет тому назад все женщины были отличными хозяйками, но даже и среди них матушка занимала одно из первых мест. Глядя на опрятную внешность матушки, на её чистенькие рукавички, белоснежное платье, нельзя было догадаться, как много и усердно она работает. Дом наш содержался в чистоте и порядке; бывало, нигде пылинки не найдёшь. Матушка умела делать разные лекарства, пластыри, глазную примочку, порошки. Она варила варенье, приготовляла разные укрепляющие средства; абрикосовый ликёр и вишнёвая настойка у нас были удивительные, славилась также матушка своим уменьем приготовлять померанцевый цвет. Всем этим она занималась в надлежащее время, и все у неё выходило очень хорошо.
Медицинские познания матушки признавались всеми, и жители села и окрестных деревень обращались к ней гораздо чаще, чем к докторам Джекену и Порбруку, у которых была своя аптека. Над аптекой в виде вывески висела серебряная корона. Мать мою любили и уважали все — и богатые, и бедные, и надо сказать, что она вполне заслужила эту любовь и уважение.
Такими были отец и мать мои в то время, когда я был ребёнком. О себе говорить не стану. Вы узнаете, каков был я, из той самой истории, которую теперь я вам рассказываю. Мои братья и сестры были крепкие, загорелые деревенские ребятишки, которые были не прочь пошалить, но в то же время побаивались строгого родителя. Служанку нашу звали Мартой. Вот и вся обстановка, в которой я провёл ту пору жизни, когда гибкая и восприимчивая детская душа вырабатывает определённый характер. В следующий раз я вам расскажу о том, как на меня влияла эта обстановка. Вы не скучайте, дети, я ведь не для забавы вам все это рассказываю, а имею в виду принести вам пользу. Узнав, как я прожил жизнь, вы поймёте, что такое значит жизнь, извлечёте для себя полезный урок.
Глава II
Как я поступил в школу и вышел из неё
Я вам рассказал, внучки, в какой обстановке прошла моя молодость, и вам станет понятно, почему мой юный ум с самых ранних пор обратился к вопросам веры. Мать и отец придерживались различных религиозных воззрений. Старый солдат — пуританин доказывал, что в Библии заключается все, что нужно для спасения души. Отец признавал, что люди, одарённые мудростью, могут объяснить Писание своим ближним, но в то же время отрицал за этими проповедниками какие-либо права и преимущества; тем более они не имели, по его мнению, права объединяться в особый класс и называть себя священниками и епископами, требовать от своих ближних послушания. Отец находил этот порядок нехорошим и унизительным. Не может простой человек быть посредником между человеком и Творцом. Отец любил обличать пышных сановников церкви, которые ездят, развалясь в каретах, в свои храмы для проповеди учения Того, Кто ходил, босой и бесприютный, по стране своей, проповедуя истину людям. К епископам отец был очень недоброжелателен.
Не менее строго он относился и к низшему духовенству; он говорил, что епископальные священники смотрят сквозь пальцы на пороки своего начальства, которое за то делится с ними своими объедками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85