Спросите у самого Румбольда, он сам скажет.
— Там был ещё майор Эльфинстон.
— Хвастун и дурак! — воскликнул Саксон.
— А сэр Джон Кохран?
— Большой льстец с длинным языком, но работу любит и глуп, — ответил солдат. — Да, этот поход был с самого начала осуждён на неуспех. Во главе экспедиции стояли самые неподходящие люди. Я все это предвидел, но все-таки надеялся. Я думал, что отряд Арджиля сумеет пробраться в горную страну, где живут эти бродяги, что без панталон ходят. С этими бродягами он мог бы долгое время держаться против королевских войск. Так вы говорите, что они все попали в плен? Это урок нам, это предостережение. Монмауз и его советники должны действовать более энергично. Они должны поражать врага в самое сердце, а не отделываться пустяками. Пуще же всего не стоит медлить, а то мы попадём в такое же положение, как Арджиль и Румбольд. Скажите, зачем они промешкали два дня в Аксминстере? Ведь теперь нам каждый час дорог. Что это за порядок такой? Разобьёт Монмауз маленький отряд милиции и радуется. Валандается в одном городе сорок восемь часов да благодарственные молебны служит. А враг-то не дремлет. Черчилль и Фивершам, как мне это хорошо известно, двигаются на запад со всеми силами. Голландских гренадеров у короля больше, чем крыс на чердаке.
— Вы правы, полковник Саксон, — ответил мэр. — Подождите, король скоро прибудет сюда, и я надеюсь, что будут нужны советы настоящих воинов; после ухода Флетчера при короле не осталось ни одного человека, который знал бы на практике военное дело.
— Так-так! — задумчиво произнёс Саксон. — Теперь после гибели Арджиля нам придётся меряться силами со всей армией Иакова. Нам надо рассчитывать только на себя.
— Верно, мы должны рассчитывать только на себя и на правоту дела, за которое стоим. Ну а вам, молодые люди, как понравились эти вести? Небось вам и вино после них показалось кислым? Может быть, вы хотите отступить от знамени Господа?
— Уж раз начали дело, надо его делать до конца, — ответил я.
— И я поступлю так же, как Михей Кларк, — добавил Рувим Локарби.
Сэр же Гервасий произнёс:
— Мне, господа, решительно все равно. Воевать очень интересно, кроме же того, я нахожусь в хорошем обществе и поэтому доволен.
— В таком случае, — сказал мэр, — вернёмся каждый к своей работе. Надо все приготовить к прибытию короля. Надеюсь, господа, что вы мне сделаете честь и поселитесь в моем смиренном жилище?
— К сожалению я не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, — ответил Саксон, — в военное время я веду неправильную жизнь, ухожу из дома и возвращаюсь, как придётся — то рано, то поздно. Я буду жить в гостинице. Еда там, правда, неважная, но у меня вкусы самые скромные. Чёрное пиво там найдётся, тринидадский табак — тоже, а больше мне ничего и не нужно.
Мэр стал упрашивать Саксона поселиться у него, но тот упёрся. Что касается нас троих, мы приняли с радостью предложение доброго фабриканта и поселились под его гостеприимным кровом.
Глава XIX
Ночное происшествие
После я узнал, что Децимус Саксон не принял приглашения Стефана Таймвеля по соображениям дипломатического характера. Мэр был твёрдый и последовательный пресвитерианин, и Саксон боялся близостью с ним скомпрометировать себя в глазах индепендентов и других крайних сектантов. Да, дети мои, Саксон был чрезвычайно хитрый и лукавый человек. Всегда он держал себя таким образом, что сектанты его любили и считали своим вождём. Вёл он себя так потому, что был уверен в том, что в конце концов возьмут верх крайние элементы. Им-то он и старался угождать. Однажды он высказался совершенно откровенно в разговоре со мной.
— Фанатизм, — сказал он мне однажды, — означает ревность к делу; ревность к делу порождает трудолюбие, а трудолюбие есть главный источник силы.
И, основываясь на этом, Саксон строил свои планы.
Прежде всего Саксон позаботился о том, чтобы доказать всем, что он отличный воин.
Для этого он стал работать, причём старался, чтобы все его труды видели. Военное учение шло у нас с утра до полудня, затем после краткого отдыха мы опять принимались за муштру и кончали её только вечером. В конце концов это занятие нам страшно надоело. Добрые граждане Таунтона были от нас в восторге. Они говорили, что лучше Вельдширского полка Саксона нет во всей Англии, но это, конечно, было преувеличением. Нам приходилось сделать очень много дел в очень короткое время. Не только наши солдаты были неопытны, но и нам, офицерам, было нужно учиться командовать. Мы с рвением занимались всем этим. Труды наши не оставались без награды. Наши солдаты с каждым днём становились лучше. У них стала замечаться военная выправка, и своим оружием они уже хорошо владели.
По мере того как мы преуспевали, полк наш рос в численном отношении. Прельщаемые воинственной внешностью наших пуритан, новички то и дело просили о зачислении их в Вельдширский полк. Мы брали только избранных, но даже несмотря на это полк быстро увеличивался. Моя рота настолько разрослась, что её пришлось разделить на две половины. То же самое произошло с ротами моих товарищей. Вместо трехсот наш полк насчитывал теперь четыреста пятьдесят человек. Вид наш полк имел хороший, и все нас осыпали похвалами.
Однажды поздно вечером я медленно ехал верхом в дом мэстера Таймвеля. Вдруг ко мне подскакал Рувим и стал звать меня назад. Он прибавил, что я увижу нечто достойное внимания. Настроение у меня было неподходящее для того, чтобы смеяться или шутить, но я повернул Ковенанта назад, и мы поехали по Высокой улице, направляясь в предместье, называемое Шоттерном. Рувим подъехал к длинному строению, похожему на сарай, и сказал мне:
— Загляни-ка в окно!
Внутренность сарая представляла из себя одну огромную залу. Прежде здесь был склад шерсти, но теперь товара не было. Вся зала была освещена свечами и фонарями. О.ко-ло стен сидели и лежали много людей. В них я узнал солдат своей роты и роты Рувима. Одни из них курили, другие молились, третьи чистили оружие. Посередине залы стояли скамейки, на которых сидели верхом друг за другом все сто мушкетёров, состоящих под командою сэра Гервасия Джерома; каждый из них был занят плетением косы товарища, сидящего впереди. Вдоль скамеек ходил мальчик с горшком жира и тонкими верёвочками. Работа шла чрезвычайно оживлённо. Сам сэр Гервасий сидел на куче шерсти. В руках у него виднелся горшок с мукой… Все заплетённые косы сэр Гервасий внимательно оглядывал в свой лорнет и, если находил работу удовлетворительной, то собственноручно пудрил косу мукой. Делал он это так сосредоточенно и благоговейно, точно церковную службу правил. Наш друг был серьёзен в самой высшей степени. Ни один повар, приготовляющий изысканное блюдо, не мог бы быть таким важным и сосредоточенным, как он. Подняв голову вверх, сэр Гервасий увидал в окне наши улыбающиеся лица, но был слишком занят своим делом, чтобы с нами разговаривать. Мы постояли несколько минут и медленно поехали назад.
В городе уже царили покой и тишина. Жители Таунтона рано ложатся спать, и на улицах нам попадались только редкие прохожие. Медленно мы двигались по молчаливым улицам, и подковы наших коней гулко стучали по камням мостовой. Вели мы с Рувимом, как и подобает молодым людям, какую-то пустячную беседу. Месяц на небе ярко сиял, обливая своими лучами пустынные улицы. Дома с остроконечными крышами и колокольнями церквей отбрасывали странные, причудливые тени. Вот и двор мэстера Таймвеля. Я сошёл с лошади и стал её рассёдлывать, но Рувим, прельщённый красотой ночи, двинулся далее, к городским воротам.
Я уже кончал свою работу и убирал седло, как вдруг с улицы послышался крик и стук оружия. Я услышал голос Рувима. Он звал меня на помощь. Обнажив меч, я выбежал на улицу. Недалеко у ворот, посреди улицы, ярко освещённой лучами месяца, я увидал широкую фигуру моего приятеля. Он прыгал из стороны в сторону, обнаруживая необыкновенное проворство, и наносил удары трём-четырём людям, которые на него нападали. На земле лежала человеческая фигура, а позади Рувима стояла его лошадь. Она топала ногами и ржала, словно тревожась о своём хозяине.
Я бросился, крича и размахивая мечом, к сражающимся. Нападающие юркнули в переулок и побежали. Только один из них, высокий, жилистый человек, с остервенением накинулся на Рувима. Он наносил ему удары, крича:
— Вот тебе, проклятый, не суйся не в своё дело! И, подбегая к Рувиму, я с ужасом увидал, что шпага незнакомца вонзилась в грудь моего товарища. Рувим раскинул руки вверх и упал наземь. Нападающий скрылся в тёмном переулке, который вёл к реке.
— Боже мой, какое несчастье! — воскликнул я, становясь на колени перед распростёртым на земле приятелем. — Ты ранен, Рувим?
Рувим, отдуваясь как кузнечный мех, ответствовал:
— Рану он нанёс в воздух. Только башку немного зашиб я, падая, вот и все. Помоги-ка мне встать.
Я обрадовался, и помогая Рувиму встать, воскликнул:
— Очень рад, что ты цел и невредим, мне показалось, что негодяй тебя поранил.
— Ну, ранить меня так же легко, как краба с толстой раковиной. Спасибо сэру Иакову Клансингу из Сапеллабейского замка и Солсберийской равнины. Их рапиры только слегка оцарапали мои латы. Но что случилось с девушкой?
— С девушкой? — спросил я изумлённо.
— Ну да, я ведь её-то и защищал. Эти ночные бродяги пристали к ней, а я вступился. Гляди, она встаёт. Это они бросили её в то время на землю, как я на них напал.
— Как ваше здоровье, мисс? — спросил я поднявшуюся с земли женщину. Она была молода и грациозна. — Надеюсь, что вы не ушиблись? — добавил я.
— Нет, сэр, — ответила она приятным голосом, — я не ушиблась и обязана своим спасением храбрости вашего друга и милости Бога, который разрушает злые умыслы людей. Храбрый и благородный человек радуется, если ему удастся защитить слабую женщину, но знайте, сэр, что вы спасли девушку, которую вы знаете.
И она открыла лицо и взглянула на нас.
— Боже мой! Да это мисс Таймвель! — воскликнул я вне себя от изумления.
— Теперь пойдёмте домой, да поскорее! — произнесла девушка. — Соседи встревожены, и я боюсь, что пойдут сплетни. Уйдёмте поскорее.
В самом деле, окна стали отворяться, тревожные голоса спрашивали, что случилось. Мы поспешили домой. И действительно, скоро на месте происшествия появились люди с фонарями, началась беготня, появились сторожа. Но мы, пробираясь в тени домов, ушли благополучно и скоро очутились во дворе дома мэра.
— Надеюсь, сэр, что вы не ранены? — спросила Руфь моего товарища.
С момента, как девушка открыла лицо, Рувим не говорил ни слова. Выражение его лица было какое-то особенное. Он был похож на человека, который увидел очень хороший сон и боится проснуться; прошло несколько секунд, прежде чем он сумел ответить:
— Нет, я не ранен, но нам, мистрисс, очень хотелось бы знать, кто эти бродяги и где их искать? Девушка погрозила пальцем и ответила:
— Ну нет, это оставьте, лучше это дело совсем бросить. А что касается этих людей, то я не могу наверное сказать, кто они такие. Я ходила проведать вдову Клатворзей. Она больна перемежающейся лихорадкой. Засиделась я у ней, а вот на обратном пути и подверглась нападению. Кто их знает? Может быть, это политические противники моего дедушки. Нападение на меня, по всей вероятности, было сделано, чтобы отомстить ему. Но я хочу ещё раз злоупотребить вашей добротой. Скажите, господа, вы мне не откажете в одной просьбе?
Положив руки на рукоятки мечей, мы поклялись, что готовы исполнить все её желания.
— Я вас прошу оставить этих людей в покое, — произнесла девушка, — пускай их Бог судит! А кроме того, не говорите, пожалуйста, дедушке ничего. Он очень раздражительный и всякий пустяк выводит его из себя, и это несмотря на его престарелый возраст. Я вовсе не хочу отвлекать его внимание на ничтожное происшествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Там был ещё майор Эльфинстон.
— Хвастун и дурак! — воскликнул Саксон.
— А сэр Джон Кохран?
— Большой льстец с длинным языком, но работу любит и глуп, — ответил солдат. — Да, этот поход был с самого начала осуждён на неуспех. Во главе экспедиции стояли самые неподходящие люди. Я все это предвидел, но все-таки надеялся. Я думал, что отряд Арджиля сумеет пробраться в горную страну, где живут эти бродяги, что без панталон ходят. С этими бродягами он мог бы долгое время держаться против королевских войск. Так вы говорите, что они все попали в плен? Это урок нам, это предостережение. Монмауз и его советники должны действовать более энергично. Они должны поражать врага в самое сердце, а не отделываться пустяками. Пуще же всего не стоит медлить, а то мы попадём в такое же положение, как Арджиль и Румбольд. Скажите, зачем они промешкали два дня в Аксминстере? Ведь теперь нам каждый час дорог. Что это за порядок такой? Разобьёт Монмауз маленький отряд милиции и радуется. Валандается в одном городе сорок восемь часов да благодарственные молебны служит. А враг-то не дремлет. Черчилль и Фивершам, как мне это хорошо известно, двигаются на запад со всеми силами. Голландских гренадеров у короля больше, чем крыс на чердаке.
— Вы правы, полковник Саксон, — ответил мэр. — Подождите, король скоро прибудет сюда, и я надеюсь, что будут нужны советы настоящих воинов; после ухода Флетчера при короле не осталось ни одного человека, который знал бы на практике военное дело.
— Так-так! — задумчиво произнёс Саксон. — Теперь после гибели Арджиля нам придётся меряться силами со всей армией Иакова. Нам надо рассчитывать только на себя.
— Верно, мы должны рассчитывать только на себя и на правоту дела, за которое стоим. Ну а вам, молодые люди, как понравились эти вести? Небось вам и вино после них показалось кислым? Может быть, вы хотите отступить от знамени Господа?
— Уж раз начали дело, надо его делать до конца, — ответил я.
— И я поступлю так же, как Михей Кларк, — добавил Рувим Локарби.
Сэр же Гервасий произнёс:
— Мне, господа, решительно все равно. Воевать очень интересно, кроме же того, я нахожусь в хорошем обществе и поэтому доволен.
— В таком случае, — сказал мэр, — вернёмся каждый к своей работе. Надо все приготовить к прибытию короля. Надеюсь, господа, что вы мне сделаете честь и поселитесь в моем смиренном жилище?
— К сожалению я не могу воспользоваться вашим любезным приглашением, — ответил Саксон, — в военное время я веду неправильную жизнь, ухожу из дома и возвращаюсь, как придётся — то рано, то поздно. Я буду жить в гостинице. Еда там, правда, неважная, но у меня вкусы самые скромные. Чёрное пиво там найдётся, тринидадский табак — тоже, а больше мне ничего и не нужно.
Мэр стал упрашивать Саксона поселиться у него, но тот упёрся. Что касается нас троих, мы приняли с радостью предложение доброго фабриканта и поселились под его гостеприимным кровом.
Глава XIX
Ночное происшествие
После я узнал, что Децимус Саксон не принял приглашения Стефана Таймвеля по соображениям дипломатического характера. Мэр был твёрдый и последовательный пресвитерианин, и Саксон боялся близостью с ним скомпрометировать себя в глазах индепендентов и других крайних сектантов. Да, дети мои, Саксон был чрезвычайно хитрый и лукавый человек. Всегда он держал себя таким образом, что сектанты его любили и считали своим вождём. Вёл он себя так потому, что был уверен в том, что в конце концов возьмут верх крайние элементы. Им-то он и старался угождать. Однажды он высказался совершенно откровенно в разговоре со мной.
— Фанатизм, — сказал он мне однажды, — означает ревность к делу; ревность к делу порождает трудолюбие, а трудолюбие есть главный источник силы.
И, основываясь на этом, Саксон строил свои планы.
Прежде всего Саксон позаботился о том, чтобы доказать всем, что он отличный воин.
Для этого он стал работать, причём старался, чтобы все его труды видели. Военное учение шло у нас с утра до полудня, затем после краткого отдыха мы опять принимались за муштру и кончали её только вечером. В конце концов это занятие нам страшно надоело. Добрые граждане Таунтона были от нас в восторге. Они говорили, что лучше Вельдширского полка Саксона нет во всей Англии, но это, конечно, было преувеличением. Нам приходилось сделать очень много дел в очень короткое время. Не только наши солдаты были неопытны, но и нам, офицерам, было нужно учиться командовать. Мы с рвением занимались всем этим. Труды наши не оставались без награды. Наши солдаты с каждым днём становились лучше. У них стала замечаться военная выправка, и своим оружием они уже хорошо владели.
По мере того как мы преуспевали, полк наш рос в численном отношении. Прельщаемые воинственной внешностью наших пуритан, новички то и дело просили о зачислении их в Вельдширский полк. Мы брали только избранных, но даже несмотря на это полк быстро увеличивался. Моя рота настолько разрослась, что её пришлось разделить на две половины. То же самое произошло с ротами моих товарищей. Вместо трехсот наш полк насчитывал теперь четыреста пятьдесят человек. Вид наш полк имел хороший, и все нас осыпали похвалами.
Однажды поздно вечером я медленно ехал верхом в дом мэстера Таймвеля. Вдруг ко мне подскакал Рувим и стал звать меня назад. Он прибавил, что я увижу нечто достойное внимания. Настроение у меня было неподходящее для того, чтобы смеяться или шутить, но я повернул Ковенанта назад, и мы поехали по Высокой улице, направляясь в предместье, называемое Шоттерном. Рувим подъехал к длинному строению, похожему на сарай, и сказал мне:
— Загляни-ка в окно!
Внутренность сарая представляла из себя одну огромную залу. Прежде здесь был склад шерсти, но теперь товара не было. Вся зала была освещена свечами и фонарями. О.ко-ло стен сидели и лежали много людей. В них я узнал солдат своей роты и роты Рувима. Одни из них курили, другие молились, третьи чистили оружие. Посередине залы стояли скамейки, на которых сидели верхом друг за другом все сто мушкетёров, состоящих под командою сэра Гервасия Джерома; каждый из них был занят плетением косы товарища, сидящего впереди. Вдоль скамеек ходил мальчик с горшком жира и тонкими верёвочками. Работа шла чрезвычайно оживлённо. Сам сэр Гервасий сидел на куче шерсти. В руках у него виднелся горшок с мукой… Все заплетённые косы сэр Гервасий внимательно оглядывал в свой лорнет и, если находил работу удовлетворительной, то собственноручно пудрил косу мукой. Делал он это так сосредоточенно и благоговейно, точно церковную службу правил. Наш друг был серьёзен в самой высшей степени. Ни один повар, приготовляющий изысканное блюдо, не мог бы быть таким важным и сосредоточенным, как он. Подняв голову вверх, сэр Гервасий увидал в окне наши улыбающиеся лица, но был слишком занят своим делом, чтобы с нами разговаривать. Мы постояли несколько минут и медленно поехали назад.
В городе уже царили покой и тишина. Жители Таунтона рано ложатся спать, и на улицах нам попадались только редкие прохожие. Медленно мы двигались по молчаливым улицам, и подковы наших коней гулко стучали по камням мостовой. Вели мы с Рувимом, как и подобает молодым людям, какую-то пустячную беседу. Месяц на небе ярко сиял, обливая своими лучами пустынные улицы. Дома с остроконечными крышами и колокольнями церквей отбрасывали странные, причудливые тени. Вот и двор мэстера Таймвеля. Я сошёл с лошади и стал её рассёдлывать, но Рувим, прельщённый красотой ночи, двинулся далее, к городским воротам.
Я уже кончал свою работу и убирал седло, как вдруг с улицы послышался крик и стук оружия. Я услышал голос Рувима. Он звал меня на помощь. Обнажив меч, я выбежал на улицу. Недалеко у ворот, посреди улицы, ярко освещённой лучами месяца, я увидал широкую фигуру моего приятеля. Он прыгал из стороны в сторону, обнаруживая необыкновенное проворство, и наносил удары трём-четырём людям, которые на него нападали. На земле лежала человеческая фигура, а позади Рувима стояла его лошадь. Она топала ногами и ржала, словно тревожась о своём хозяине.
Я бросился, крича и размахивая мечом, к сражающимся. Нападающие юркнули в переулок и побежали. Только один из них, высокий, жилистый человек, с остервенением накинулся на Рувима. Он наносил ему удары, крича:
— Вот тебе, проклятый, не суйся не в своё дело! И, подбегая к Рувиму, я с ужасом увидал, что шпага незнакомца вонзилась в грудь моего товарища. Рувим раскинул руки вверх и упал наземь. Нападающий скрылся в тёмном переулке, который вёл к реке.
— Боже мой, какое несчастье! — воскликнул я, становясь на колени перед распростёртым на земле приятелем. — Ты ранен, Рувим?
Рувим, отдуваясь как кузнечный мех, ответствовал:
— Рану он нанёс в воздух. Только башку немного зашиб я, падая, вот и все. Помоги-ка мне встать.
Я обрадовался, и помогая Рувиму встать, воскликнул:
— Очень рад, что ты цел и невредим, мне показалось, что негодяй тебя поранил.
— Ну, ранить меня так же легко, как краба с толстой раковиной. Спасибо сэру Иакову Клансингу из Сапеллабейского замка и Солсберийской равнины. Их рапиры только слегка оцарапали мои латы. Но что случилось с девушкой?
— С девушкой? — спросил я изумлённо.
— Ну да, я ведь её-то и защищал. Эти ночные бродяги пристали к ней, а я вступился. Гляди, она встаёт. Это они бросили её в то время на землю, как я на них напал.
— Как ваше здоровье, мисс? — спросил я поднявшуюся с земли женщину. Она была молода и грациозна. — Надеюсь, что вы не ушиблись? — добавил я.
— Нет, сэр, — ответила она приятным голосом, — я не ушиблась и обязана своим спасением храбрости вашего друга и милости Бога, который разрушает злые умыслы людей. Храбрый и благородный человек радуется, если ему удастся защитить слабую женщину, но знайте, сэр, что вы спасли девушку, которую вы знаете.
И она открыла лицо и взглянула на нас.
— Боже мой! Да это мисс Таймвель! — воскликнул я вне себя от изумления.
— Теперь пойдёмте домой, да поскорее! — произнесла девушка. — Соседи встревожены, и я боюсь, что пойдут сплетни. Уйдёмте поскорее.
В самом деле, окна стали отворяться, тревожные голоса спрашивали, что случилось. Мы поспешили домой. И действительно, скоро на месте происшествия появились люди с фонарями, началась беготня, появились сторожа. Но мы, пробираясь в тени домов, ушли благополучно и скоро очутились во дворе дома мэра.
— Надеюсь, сэр, что вы не ранены? — спросила Руфь моего товарища.
С момента, как девушка открыла лицо, Рувим не говорил ни слова. Выражение его лица было какое-то особенное. Он был похож на человека, который увидел очень хороший сон и боится проснуться; прошло несколько секунд, прежде чем он сумел ответить:
— Нет, я не ранен, но нам, мистрисс, очень хотелось бы знать, кто эти бродяги и где их искать? Девушка погрозила пальцем и ответила:
— Ну нет, это оставьте, лучше это дело совсем бросить. А что касается этих людей, то я не могу наверное сказать, кто они такие. Я ходила проведать вдову Клатворзей. Она больна перемежающейся лихорадкой. Засиделась я у ней, а вот на обратном пути и подверглась нападению. Кто их знает? Может быть, это политические противники моего дедушки. Нападение на меня, по всей вероятности, было сделано, чтобы отомстить ему. Но я хочу ещё раз злоупотребить вашей добротой. Скажите, господа, вы мне не откажете в одной просьбе?
Положив руки на рукоятки мечей, мы поклялись, что готовы исполнить все её желания.
— Я вас прошу оставить этих людей в покое, — произнесла девушка, — пускай их Бог судит! А кроме того, не говорите, пожалуйста, дедушке ничего. Он очень раздражительный и всякий пустяк выводит его из себя, и это несмотря на его престарелый возраст. Я вовсе не хочу отвлекать его внимание на ничтожное происшествие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85