Храбро сражайтесь за правое дело!
Господь — Ты мой надёжный щит!
Ты слуг своих спасаешь правых.
Господь от смерти защитит,
Спасёт тебя от ран кровавых.
И сердце верное твоё
Пусть силы грешных не боится!
Блеснёт архангела копьё,
И дело гордых разорится.
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело!
Вот ещё себя грех сильным мнит
И правду дерзко попирает.
Бог силу грешных сокрушит.
И солнце правды засияет.
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело!
Саксон уже умолк, а преподобный Иисус Петтигрью продолжал, размахивать своими длинными руками и без конца повторял припев к гимну. Бесконечно длинная вереница шедших за нами крестьян вторила пастору.
— Весьма этот гимн душеспасителен, — произнёс Саксон.
Глядя на него, я негодовал, а Рувим и сэр Гервасий удивлялись. Дело в том, что Саксон усвоил себе опять ту же манеру, которую он пускал в ход, гостя у моего отца. Говорил он в благочестивом тоне и гнусавым голосом, наподобие пуритан.
— Да, весьма-весьма сей гимн душеспасителен! — повторил снова Саксон. — Пропетый на поле битвы, он укрепляет и воодушевляет.
— Верно, верно! — подтвердил священник. — Ох, сэр, если ваши товарищи так же благочестивы, как вы, то вы вчетвером стоите целой уланской бригады.
Эти слова пастора вызвали шумные одобрения пуритан, а пастор между тем продолжал:
— Вы, сэр, как я слышал, постигли всю военную науку, и я потому с удовольствием передам вам начальствование сим малым отрядом верных. Командуйте, пока мы не доедем до лагеря.
— Что же, — ответил спокойно Децимус Саксон. — Это хорошо; пора, давно пора этим людям поступить под руководство настоящего солдата, — ваше предложение, мистер Петтигрью, подоспело в самый раз. Кажется, мои глаза меня не обманывают. Вон на том горном склоне я вижу блеск сабель и лат. Наши благочестивые упражнения привлекли к нам неприятеля.
Глава XV
Стычка с королевскими драгунами
Рядом с дорогой, по которой двигались мы и разношёрстная толпа наших сторонников, вилась другая боковая дорога. Шла она по склону заросшей лесом горы. Гора тянулась на расстоянии четверти мили, а затем начиналась лощина, переходившая в другую гору.
Вот на вершине-то этой дальней горы росла группа деревьев. Из-за этих деревьев и сверкала сталь, обнаружившая присутствие вооружённых людей.
На дороге у подошвы горы виднелось совершенно явственно несколько всадников. Фигуры их отчётливо вырисовывались на горизонте.
Общий вид местности, живописный и чудный, говорил о царстве мира и невозмутимого спокойствия. Склоняющееся к западу солнце золотило своими лучами землю, там и сям виднелись деревенские колокольни и башни замков; трудно было поверить тому, что на эту чудную долину спускается грозовая туча войны, готовая разразиться громами и молниями.
Крестьяне поняли, что очутились в опасном положении. Между беглецами, едущими с запада на восток, поднялась тревога. Женщины выли, дети плакали. Пешие припустились бежать во весь дух, едущие на подводах подгоняли лошадей, стремясь убраться поскорее подальше от места предполагаемой стычки. Суматоха поднялась невообразимая; слышались дикие пронзительные крики, стук колёс, хлопанье бичей. Иногда раздавался оглушительный треск; это тяжело нагруженная телега валилась в канаву.
Среди этого отчаянного гвалта резко раздавался громовой голос нашего вождя, который отдавал приказания и старался привести отряд в порядок.
А из-за леса на горе раздались резкие звуки военных рогов, и по склону горы стала спускаться по направлению к нам конная рота.
Паника ещё увеличилась; находясь в середине бегущих, мы с трудом сохраняли порядок..
— Остановите эту подводу, Кларк! — громко крикнул Саксон, указывая саблей на старый фургон, который был навьючен разной рухлядью и медленно двигался, запряжённый двумя ордами.
Я исполнил этот приказ, а Саксон тем временем набросился на другой такой же фургон и схватил лошадей под уздцы.
— Ведите сюда эти подводы! — скомандовал Саксон. Он был спокоен и хладнокровен; было сейчас же видно, что этот человек давно привык к военному делу.
Мы поставили фургоны на указанное вождём место.
— Образуйте постромки!
Сразу же появилась дюжина ножей. Лошади, освобождённые от фургонов, понеслись в поле. Саксон соскочил с лошади и стал помогать крестьянам, которые поставили подводы поперёк дороги. Такие же две телеги были поставлены в Пятидесяти ядрах позади. Это было сделано на тот случай, если конная гвардия двинется через поле и атакует нас с тыла. План защиты Саксоном был составлен быстро и так же быстро приведён в исполнение. Не прошло и нескольких минут с начала тревоги, как мы были уже все во всеоружии. Фронт и тыл были защищены высокими баррикадами, и в этой импровизированной крепости находилось не менее полутораста человек.
— Много ли у нас огнестрельного оружия? — спросил поспешно Саксон.
— Самое большое дюжина пистолетов, — ответил старый пуританин, которого товарищи называли почему-то «Уповающим на Бога Вильямсом», — да вот ещё у кучера Джона Родвеля есть мушкетон. Есть ещё среди нас тут двое благочестивых людей из Хонджерфорда. Они охотниками в замке служили, ну, значит, и принесли с собой свои ружья. Да вот они сами, сэр, зовут их Мильманами. Это Вад Мильман, а это Нат Мильман.
Я увидел двух коренастых, бородатых крестьян, которые поспешно заряжали свои длинноствольные мушкеты.
— Двое хороших стрелков стоят целого скверно стреляющего батальона, — произнёс наш начальник и, обратившись к Вату и Нату, скомандовал: — Полезайте-ка под телегу, приятели. Мушкеты кладите на спицы колёс, но не стреляйте прежде, чем сыны Велиала приблизятся к вам на расстояние, равное трём пикам.
— Мы с братом в бегущую лань с двухсот шагов попадаем, — сказал один из Мильманов, — жизнь наша в руках Господа, но, прежде чем умереть, мы двух, по крайней мере, из этих наёмных мясников на тот свет отправим. Уж за это я вам ручаюсь.
— Да, мы их будем убивать с таким же удовольствием, как убивали куниц и диких кошек, — сказал другой Мильман, ныряя под телегу, — иди за мной, братец Ват, теперь мы находимся на охоте Господа. Черви, оскверняющие виноградник Божий, ползут к нам. Истребим их.
— Все, у кого есть пистолеты, пусть становятся на телеги, — продолжал командовать Саксон и стал привязывать свою лошадь к забору. Мы последовали его примеру.
— Вы, Кларк, вместе с сэром Гервасием защищайте правый фланг, а вы, Локарби, идите на левый помогать мистеру Пегтигрью. А вы, остальные, становитесь позади с каменьями в руках. Если враги прорвутся через баррикаду, рубите косами лошадей. Как он с лошади-то свалится, ты с ним легко управишься! Поняли?
Крестьяне ответили на эту речь глухим рокотом угрюмого одобрения. Было очевидно, что они готовы драться не на живот, а на смерть. Кое-где раздавались благочестивые восклицания. Некоторые читали молитвы, другие пели гимны.
У всех крестьян оказалось домодельное оружие, которое они и извлекали из-под своих блуз на свет Божий. У десяти-двенадцати лиц оказались пистолеты, но они были старые и заржавленные. И глядеть-то на эти пистолеты было страшно. Такое оружие тому, кто его употребляет, опаснее, чем тому, против кого оно направлено.
У большинства были серпы, косы, цепи, полупики и молотки, остальные были вооружены длинными ножами и дубовыми толстыми палками. Как ни первобытно это оружие, но история показывает, что в руках людей, преисполненных религиозного фанатизма, эти орудия представляют собой страшную силу. Нужно было только взглянуть на суровые, спокойные лица этих людей, на их глаза, в которых светился восторг ожидания, чтобы понять, что эти люди не уступят ни численному превосходству, ни страшному оружию и дисциплине.
— Клянусь мессой, что это великолепно! — прошептал сэр Гервасий. — За один такой час я готов отдать целый год придворной жизни. Старый пуританский бык нагнул голову и готовится поднять своего неприятеля на рога. Посмотрим, что станут делать господа, этого быка раздразнившие? Я ставлю все свои деньги на этих добрых мужиков.
— Это не такое дело, чтобы можно было заниматься пустыми пари, — сказал я сухо, мне не понравилось, что сэр Гервасий так легкомысленно болтает в такой торжественный момент.
— Ну, так я ставлю пять против четырех на солдат, — продолжал сэр Гервасий, — благоразумные игроки всегда действуют таким образом. Они ставят понемногу и на одного и на другого.
— Мы поставили на карту самих себя, — ответил я.
— Ах, черт возьми, а я и позабыл про это! — воскликнул сэр Гервасий, продолжая по своему обыкновению жевать зубочистку. — «Быть или не быть?» — как говорит Виль из Страфорда. Кинастон удивительно хорошо произносит эту фразу, но слушайте, колокольчик прозвенел, и занавес поднимается.
Пока мы устраивали свой лагерь, конная рота, — по-видимому, нам приходилось иметь дело только с этим отрядом, — пересекла боковую дорогу и выехала на большую. В роте было около девяноста всадников. Они были в треугольных шляпах, грудь покрыта сталью, рукава и перевязи — красного цвета. Перед нами были, очевидно, регулярные драгуны. Рота остановилась в четверти мили от нас. Вперёд выехали три офицера и начали между собой совещаться. После краткого совещания один. из офицеров дал шпоры лошади и помчался к нам. За ним в нескольких шагах ехал трубач, размахивая белым платком и трубя по временам в рожок.
— Это посланный едет для переговоров! — воскликнул Саксон, стоявший на телеге и наблюдавший за драгунами. — Ну, братья, нет у нас ни литавр, ни меди звенящей, но зато у нас есть голоса, дарованные нам Богом. Покажем же красным мундирам, что мы умеем петь.
И Саксон запел:
И сердце верное твоё
Пусть силы грешных не боится!
Блеснёт архангела копьё —
И дело гордых разорится.
А полтораста голосов могучим, дружным хором ответили:
Бог вам помощник! Боритесь смело!
Храбро сражайтесь за правое дело.
В эту минуту я понял, почему спартанцы считали лучшим генералом хромого певца Тиртея; крестьяне, и без того готовые к борьбе, ещё более ободрились при звуках собственных голосов. Воинственные слова старого гимна разбудили в них окончательно воинственный дух. И этот пыл охватил их настолько сильно, что они не могли даже докончить гимна и пение перешло в громкий вызывающий клич. Люди махали оружием и рвались вперёд, готовые разрушить устроенную ими же самими преграду и броситься навстречу неприятелю.
А тем временем к баррикаде подъехал молодой драгунский офицер, красивый молодой человек с лицом оливкого цвета. Он остановил свою красивую саврасую лошадь и повелительно поднял вверх руку, приглашая всех умолкнуть. Когда тишина водворилась, он крикнул:
— Кто вожак этого сборища?
— Обращайтесь ко мне, сэр, — ответил Саксон, стоя на телеге, — но помните, что ваш белый флаг защищает вас до поры, пока вы будете вести себя, как подобает. Враги должны быть вежливы. Говорите же, что хотите, и уезжайте.
Офицер насмешливо улыбнулся и ответил:
— Вежливость и почтение не воздаются бунтовщикам, которые подняли оружие против своего законного государя. Раз вы — командир этой сволочи, то я вас предупреждаю о следующем: вся эта компания должна разойтись во все стороны не позже пяти минут… — Он вынул изящные золотые часы из кармана и промолвил: — Если эти люди не разойдутся в течение этого времени, мы их атакуем и перерубим всех до единого.
— Господь защитит своих людей, — ответил Саксон при свирепом одобрении фанатиков. — Все ли ты сказал?
— Все, и этого тебе довольно, пресвитерианин и изменник! — крикнул Уорнет. — Слушайте вы все, безголовые глупцы… — И, поднявшись на стременах, он обратился к крестьянам и заговорил: — Что вы можете сделать с вашими карманными ножами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85