кучка ампул лежала на песке нетронутая. Взглянув вверх, он увидел Триса и Коффина на поверхности. Трис оттолкнулся и исчез в лодке.
Сандерс разжал кулак и взглянул на предмет, лежащий у него на ладони. Это была золотая фигурка распятого Христа, высотой в пять дюймов. Ногтями на руках и ногах служили красные драгоценные камни, глаза были голубыми. Сандерс перевернул фигурку и увидел выгравированные на основании креста буквы “Е. F.”.
Трис наклонился над краем борта, в то время как Коффин перевязывал марлей его израненную руку.
Сандерс поднялся на платформу и снял маску.
– Ну что, плохо?
– Нет. Спасибо милостивому Иисусу за эту перчатку. Главная проблема с этими ублюдками – не подхватить инфекцию.
– Вы наложили что-нибудь на рану?
– Да. Сульфамид. Забудьте об этом. Что вы нашли? Сандерс перелез через перекладину и подал Трису распятие.
Трис осмотрел его, заметил инициалы, затем отодвинул его на несколько дюймов от глаз.
– Бог мой, да это произведение искусства.
Гейл тоже наклонилась, стараясь не помешать Коффину, и вгляделась в фигурку.
– Она прекрасна.
– Она более чем прекрасна. Видите рубины на руках и ногах? Испанцы почти никогда не использовали рубины. Они любили изумруды – зеленый цвет представлял инквизицию. Они спорили о рубинах около ста лет, если не больше. И начали использовать их позже, в начале восемнадцатого столетия, но только для короля. Другая особенность – здесь нет креплений.
– Креплений?
– Устройств, скрепляющих все части вместе. Она не было отлита целиком, в то время не существовало необходимой техники. А здесь нет никаких штифтов, гвоздей или шпеньков. Это как китайская головоломка: множество деталей, которые подходят друг к другу и держатся только в том случае, если вы собираете их в правильном порядке. Поглядите поближе: видите тончайшие линии в толщину человеческого волоса там, где соединяются детали? Наш друг Е. F. был или очень богат, или очень дорог тому, кто очень богат.
Коффин разорвал конец бинта на две полоски и завязал их узлом.
Трис согнул ладонь и невольно скривился.
– Неловкий идиот!
– Может быть, нужно обратиться к доктору? – спросила Гейл.
– Только если начнется гангрена. Трис оттолкнулся от планшира и выпрямился. Он поднял перевязанную руку и сказал Сандерсу:
– Видимо, вы не единственный тупой сукин сын на этом судне. Если бы это был Перси, сейчас он бы уже дожевывал мою шею.
– Я уже об этом подумал, – заметил Сандерс.
– Адам, – сказал Трис, – вы с Давидом спуститесь за последними ампулами и аппаратом. Устроим себе отдых до темноты.
– Ты собираешься нырять снова? – спросил Коффин. – С такой рукой?
Трис кивнул.
– Пойду домой и напялю что-нибудь, чтобы не мочить руку. Это единственное, что можно еще сделать сегодня, и к тому же это поможет держать аппарат.
Они набрали еще три мешка ампул, подняли якорь и пересекли рифы, чтобы высадить Коффина на берег.
– Я могу остаться, если хочешь, – сказал Коффин Трису. – Вы не сможете упрятать стекло в пещеру, когда у девушки болит голова, а у тебя – рука.
– Нет. Отдохни. Я позвоню Кевину, и он поможет.
– Кевин! Ты доверяешь ему?
– Да. Он может снять монеты с глаз мертвеца, но он хорошо относится ко мне.
– Тебе так кажется?
– Не начинай еще и ты. Достаточно с меня и того, что я должен беспокоиться о старине Дэвиде, который сердится на меня всякий раз, когда я не так дыхну. – Трис заметил, что Сандерс услышал его реплику, и улыбнулся. – Извини. Ты становишься лучше с каждым днем, в этом я уверен.
Трис остановил лодку ярдах в пятидесяти от пляжа.
– Ну вот, Адам. Не хотелось бы оставлять ее в полосе прибоя.
– Нет проблем. – Коффин поглядел на волны. – Все еще дует довольно здорово.
– Да, но он переменил направление на западное. Будет прекрасный вечер для погружения.
– В какое время?
– Давайте в семь. На этот раз будем пунктуальны.
– Хорошо.
Коффин вылез из мокрого костюма и нырнул в воду.
На обратном пути в Сент-Дэвидс Дэвид и Гейл считали ампулы. Она уже разложила их в сто пластиковых мешочков, по пятьдесят штук в каждом, но оставалось еще в два или в три раза большее количество – они лежали на скамейках, были завернуты в полотенце, заполняли ржавую раковину. Чтобы не разбить ампулы, Трис не прибавлял скорость, позволяя лодке тащиться в перекатывающихся волнах.
Они считали и упаковывали ампулы еще полтора часа после того, как Трис поставил “Корсар” носом в док.
Когда они развязали последний мешок, Сандерс сказал:
– Ну вот, двадцать три тысячи двести семьдесят.
– Значит, в целом примерно двадцать восемь тысяч. – Трис поглядел на кипы пластиковых мешочков на палубе. – Компания по производству пластиковых мешков обогатится за наш счет.
Гейл сделала расчеты в уме.
– При такой скорости, даже если мы будем поднимать по пятьдесят тысяч в день, нам потребуется еще девять или десять дней работы.
– Да, и этого времени у нас нет.
* * *
После ленча Трис вышел из дома и спустился с холма. Гейл стояла у раковины, перемывая посуду. Сандерс подошел к ней сзади, обнял ее за талию и потерся губами о ее шею.
– У него уйдет не менее двадцати минут на спуск и возвращение, – сказал он. – Мы можем многое успеть за двадцать минут.
Она прильнула к нему:
– Ты так думаешь?
– Пошли.
Он взял ее за руку и повел в спальню.
Они ласкали друг друга со спокойной, нежной страстью. Когда все кончилось, Гейл увидела, что глаза Дэвида увлажнились.
– В чем дело? – спросила Гейл.
– Ни в чем.
– Тогда почему ты плачешь?
– Я не плачу.
– Хорошо, ты не плачешь. Почему же у тебя мокрые глаза?
Сандерс начал было отрицать, что у него мокрые глаза, но потом перекатился на спину и сказал:
– Я думал, как я счастлив... и как бы это было, если бы ты умерла и я знал, что никогда снова не буду держать тебя в объятиях. Я думаю, как же он может жить со всем этим.
Гейл дотронулась до его губ:
– Наверное, ты жил бы воспоминаниями.
Они услышали, как открылась дверь в кухню. Сандерс встал с кровати и натянул плавки.
На кухне вместе с Трисом стоял Кевин. Его огромный коричневый живот свисал над тесноватыми шортами, закрывая их почти полностью. Из другой одежды на нем была лишь пара пыльных старых коричневых ботинок с загнутыми носами, без шнурков. Взгляд его излучал сильнейшее отвращение ко всему окружающему.
Трис похлопал Кевина по мясистому плечу и сказал Сандерсу:
– Он не может дождаться, когда настанет время погрузить весь этот жир в соленую воду. Настоящий морской конек. Когда состоялось твое последнее погружение, Кевин? В пятьдесят пять, так, что ли?
Кевин проворчал что-то весьма мрачно. Они пошли по тропинке к причалу. Когда Кевин увидел ампулы в лодке, глаза его расширились.
– Дьявол, – сказал он, – это все?
– Нет. Это то, что мы пока успели найти. Там осталась еще чертова прорва.
– Сколько?
– Кто знает? – сказал Трис, посмеиваясь. – Здесь все зависит от тебя. – Он включил компрессор.
Сандерс надел свой водолазный костюм, липкий и холодный.
– А что там с твоим другом внизу – Перси?
– Он, вероятно, спит в своей норке. Но ты все равно можешь бросить ему рыбешку.
Сандерс поглядел на забинтованную руку Триса.
– Я не должен скармливать ее из собственных рук, не так ли?
– Нет, просто накрой ею отверстие или положи рядом. Он учует запах.
Сандерсу с Кевином потребовалось два часа, чтобы поместить ампулы в пещеру. Сандерс замерз и устал, но на Кевина, на котором не было ничего, кроме купального костюма и пояса с тяжестями, – ни водолазного костюма, ни ластов, – казалось, совершенно не действовали ни вода, ни работа.
Ухватившись за платформу и отдыхая на поверхности несколько минут перед тем, как взобраться в лодку, Сандерс увидел, как Кевин взял последний мешок с ампулами у Триса и, не говоря ни слова, погрузился снова.
– Я думал, он не любит воду. А он просто машина. – Он ненавидит воду, – сказал Трис, – но вы задаете ему работу, и тут он становится машиной. Если мне предстоит тяжелая спасательная работа, я беру в помощники именно его, у него мощность не менее десяти лошадиных сил и столько жира, что он никогда не мерзнет. Он, некоторым образом, представляет парадокс: жаден адски, но столь угрюм, что не может работать с людьми, которые имеют деньги, чтобы расплачиваться с ним.
– Вы платите ему за это?
– Да. Он запрашивает сто долларов, я предлагаю двадцать, и мы соглашаемся на пятидесяти.
– Неплохой заработок?
– Нет, но он очень доволен. Я мог бы нанять разных идиотов за пятерку в час, но у них та же работа займет целый день, затем они уходят пить за свои успехи и болтать на весь остров о том, чем они заняты. Кроме того, у Кевина нет здесь большого выбора работ.
Сандерс взобрался на лодку и расстегнул молнию на своем водолазном костюме. Его руки и грудь покрывала гусиная кожа.
– Поднимитесь и примите душ, – сказал Трис. – Мы с Кевином все закончим.
Сандерс поежился.
– Да, пойду, пожалуй.
Трис взял водолазный жакет Сандерса и повесил его на угол крыши дока:
– Солнце высушит и прогреет его до вечера.
Прогулка на холм немного согрела Сандерса, но он все еще дрожал, когда подходил к дому. Он налил себе виски и взял стакан с собой в душ.
Когда Сандерс закончил мыться, он пошел в спальню. Проходя мимо, он заметил, что Трис в кухне. Дэвид тихо, чтобы не будить Гейл, открыл дверь в спальню, натянул брюки и положил в карман бумажник.
Трис сидел за кухонным столом со стаканом рома справа, пачкой газет слева и золотым распятием прямо перед собой.
Сандерс плеснул себе еще виски.
– Сколько вы сказали? Пятьдесят?
– Да.
Сандерс вынул из бумажника две десятки и пятерку и положил деньги на стол:
– Наша доля.
Трис изучил банкноты и сказал:
– Все верно. – Он дотронулся пальцем до распятия. – Вы нашли это и еще чертову уйму всего, вот ваша доля.
– Сколько оно стоит?
Сандерс не имел ни малейшего представления о цене испанского золота. Одного золота там было, возможно, семь или восемь унций, может быть, на тысячу двести долларов. Камни были крошечными.
– Ориентировочно? Если мы хотим продать его, если мы сможем его продать, если у нас будет открытый рынок, то ориентировочно – сто тысяч долларов.
– Господи боже! – Рука Сандерса дрогнула, и он расплескал виски по столу.
– Не торопитесь их растрачивать, потому что скорее всего вы никогда их не увидите. Прежде чем мы получим хоть фартинг, мы должны вытащить все наверх, оценить, доложить обо всем чертову правительству, решить, хотим мы продать все или часть, торговаться с подонками, что займет целые месяцы, и тогда, может быть...
– Все же сто тысяч! Чем определяется цена?
– В основном, вознаграждением, и это еще одна проблема. Величину вознаграждения установить трудно, это вещь субъективная. Какова цена мастерства? – Трис положил распятие себе на ладонь. – Черт подери, эти датские евреи были настоящими искусниками!
– Датские евреи? Я думал, что эта вещь из Южной Америки.
– Так и есть. Но большинство вещей тонкой ювелирной работы по заказу королевских семей делалось датскими евреями, их нанимали испанцы и отправляли на кораблях в Новый Свет. Испанцы и индейцы не могли выполнять работы такого уровня. Кроме того, вы платите за происхождение. Но при этом необходимо выяснить это чертово происхождение.
– Почему?
– Как я уже говорил вам прежде, ребята производят эти вещи сплошь и рядом и выдают их за испанские. Вы должны доказать, по-настоящему доказать их происхождение. – Трис хлопнул рукой по стопке бумаг. – Поэтому нужно опять копаться в этих окаянных документах.
– Е. F. – это имя, правильно?
Трис взглянул на Сандерса так, как будто тот произнес фразу, свидетельствующую о его необычайной глупости. Сандерс вспыхнул.
– Я имел в виду... это отличается от букв “D. G.” на монетах.
– Да, это имя. А здесь у меня хранятся имена всего испанского дворянства конца семнадцатого и начала восемнадцатого столетий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Сандерс разжал кулак и взглянул на предмет, лежащий у него на ладони. Это была золотая фигурка распятого Христа, высотой в пять дюймов. Ногтями на руках и ногах служили красные драгоценные камни, глаза были голубыми. Сандерс перевернул фигурку и увидел выгравированные на основании креста буквы “Е. F.”.
Трис наклонился над краем борта, в то время как Коффин перевязывал марлей его израненную руку.
Сандерс поднялся на платформу и снял маску.
– Ну что, плохо?
– Нет. Спасибо милостивому Иисусу за эту перчатку. Главная проблема с этими ублюдками – не подхватить инфекцию.
– Вы наложили что-нибудь на рану?
– Да. Сульфамид. Забудьте об этом. Что вы нашли? Сандерс перелез через перекладину и подал Трису распятие.
Трис осмотрел его, заметил инициалы, затем отодвинул его на несколько дюймов от глаз.
– Бог мой, да это произведение искусства.
Гейл тоже наклонилась, стараясь не помешать Коффину, и вгляделась в фигурку.
– Она прекрасна.
– Она более чем прекрасна. Видите рубины на руках и ногах? Испанцы почти никогда не использовали рубины. Они любили изумруды – зеленый цвет представлял инквизицию. Они спорили о рубинах около ста лет, если не больше. И начали использовать их позже, в начале восемнадцатого столетия, но только для короля. Другая особенность – здесь нет креплений.
– Креплений?
– Устройств, скрепляющих все части вместе. Она не было отлита целиком, в то время не существовало необходимой техники. А здесь нет никаких штифтов, гвоздей или шпеньков. Это как китайская головоломка: множество деталей, которые подходят друг к другу и держатся только в том случае, если вы собираете их в правильном порядке. Поглядите поближе: видите тончайшие линии в толщину человеческого волоса там, где соединяются детали? Наш друг Е. F. был или очень богат, или очень дорог тому, кто очень богат.
Коффин разорвал конец бинта на две полоски и завязал их узлом.
Трис согнул ладонь и невольно скривился.
– Неловкий идиот!
– Может быть, нужно обратиться к доктору? – спросила Гейл.
– Только если начнется гангрена. Трис оттолкнулся от планшира и выпрямился. Он поднял перевязанную руку и сказал Сандерсу:
– Видимо, вы не единственный тупой сукин сын на этом судне. Если бы это был Перси, сейчас он бы уже дожевывал мою шею.
– Я уже об этом подумал, – заметил Сандерс.
– Адам, – сказал Трис, – вы с Давидом спуститесь за последними ампулами и аппаратом. Устроим себе отдых до темноты.
– Ты собираешься нырять снова? – спросил Коффин. – С такой рукой?
Трис кивнул.
– Пойду домой и напялю что-нибудь, чтобы не мочить руку. Это единственное, что можно еще сделать сегодня, и к тому же это поможет держать аппарат.
Они набрали еще три мешка ампул, подняли якорь и пересекли рифы, чтобы высадить Коффина на берег.
– Я могу остаться, если хочешь, – сказал Коффин Трису. – Вы не сможете упрятать стекло в пещеру, когда у девушки болит голова, а у тебя – рука.
– Нет. Отдохни. Я позвоню Кевину, и он поможет.
– Кевин! Ты доверяешь ему?
– Да. Он может снять монеты с глаз мертвеца, но он хорошо относится ко мне.
– Тебе так кажется?
– Не начинай еще и ты. Достаточно с меня и того, что я должен беспокоиться о старине Дэвиде, который сердится на меня всякий раз, когда я не так дыхну. – Трис заметил, что Сандерс услышал его реплику, и улыбнулся. – Извини. Ты становишься лучше с каждым днем, в этом я уверен.
Трис остановил лодку ярдах в пятидесяти от пляжа.
– Ну вот, Адам. Не хотелось бы оставлять ее в полосе прибоя.
– Нет проблем. – Коффин поглядел на волны. – Все еще дует довольно здорово.
– Да, но он переменил направление на западное. Будет прекрасный вечер для погружения.
– В какое время?
– Давайте в семь. На этот раз будем пунктуальны.
– Хорошо.
Коффин вылез из мокрого костюма и нырнул в воду.
На обратном пути в Сент-Дэвидс Дэвид и Гейл считали ампулы. Она уже разложила их в сто пластиковых мешочков, по пятьдесят штук в каждом, но оставалось еще в два или в три раза большее количество – они лежали на скамейках, были завернуты в полотенце, заполняли ржавую раковину. Чтобы не разбить ампулы, Трис не прибавлял скорость, позволяя лодке тащиться в перекатывающихся волнах.
Они считали и упаковывали ампулы еще полтора часа после того, как Трис поставил “Корсар” носом в док.
Когда они развязали последний мешок, Сандерс сказал:
– Ну вот, двадцать три тысячи двести семьдесят.
– Значит, в целом примерно двадцать восемь тысяч. – Трис поглядел на кипы пластиковых мешочков на палубе. – Компания по производству пластиковых мешков обогатится за наш счет.
Гейл сделала расчеты в уме.
– При такой скорости, даже если мы будем поднимать по пятьдесят тысяч в день, нам потребуется еще девять или десять дней работы.
– Да, и этого времени у нас нет.
* * *
После ленча Трис вышел из дома и спустился с холма. Гейл стояла у раковины, перемывая посуду. Сандерс подошел к ней сзади, обнял ее за талию и потерся губами о ее шею.
– У него уйдет не менее двадцати минут на спуск и возвращение, – сказал он. – Мы можем многое успеть за двадцать минут.
Она прильнула к нему:
– Ты так думаешь?
– Пошли.
Он взял ее за руку и повел в спальню.
Они ласкали друг друга со спокойной, нежной страстью. Когда все кончилось, Гейл увидела, что глаза Дэвида увлажнились.
– В чем дело? – спросила Гейл.
– Ни в чем.
– Тогда почему ты плачешь?
– Я не плачу.
– Хорошо, ты не плачешь. Почему же у тебя мокрые глаза?
Сандерс начал было отрицать, что у него мокрые глаза, но потом перекатился на спину и сказал:
– Я думал, как я счастлив... и как бы это было, если бы ты умерла и я знал, что никогда снова не буду держать тебя в объятиях. Я думаю, как же он может жить со всем этим.
Гейл дотронулась до его губ:
– Наверное, ты жил бы воспоминаниями.
Они услышали, как открылась дверь в кухню. Сандерс встал с кровати и натянул плавки.
На кухне вместе с Трисом стоял Кевин. Его огромный коричневый живот свисал над тесноватыми шортами, закрывая их почти полностью. Из другой одежды на нем была лишь пара пыльных старых коричневых ботинок с загнутыми носами, без шнурков. Взгляд его излучал сильнейшее отвращение ко всему окружающему.
Трис похлопал Кевина по мясистому плечу и сказал Сандерсу:
– Он не может дождаться, когда настанет время погрузить весь этот жир в соленую воду. Настоящий морской конек. Когда состоялось твое последнее погружение, Кевин? В пятьдесят пять, так, что ли?
Кевин проворчал что-то весьма мрачно. Они пошли по тропинке к причалу. Когда Кевин увидел ампулы в лодке, глаза его расширились.
– Дьявол, – сказал он, – это все?
– Нет. Это то, что мы пока успели найти. Там осталась еще чертова прорва.
– Сколько?
– Кто знает? – сказал Трис, посмеиваясь. – Здесь все зависит от тебя. – Он включил компрессор.
Сандерс надел свой водолазный костюм, липкий и холодный.
– А что там с твоим другом внизу – Перси?
– Он, вероятно, спит в своей норке. Но ты все равно можешь бросить ему рыбешку.
Сандерс поглядел на забинтованную руку Триса.
– Я не должен скармливать ее из собственных рук, не так ли?
– Нет, просто накрой ею отверстие или положи рядом. Он учует запах.
Сандерсу с Кевином потребовалось два часа, чтобы поместить ампулы в пещеру. Сандерс замерз и устал, но на Кевина, на котором не было ничего, кроме купального костюма и пояса с тяжестями, – ни водолазного костюма, ни ластов, – казалось, совершенно не действовали ни вода, ни работа.
Ухватившись за платформу и отдыхая на поверхности несколько минут перед тем, как взобраться в лодку, Сандерс увидел, как Кевин взял последний мешок с ампулами у Триса и, не говоря ни слова, погрузился снова.
– Я думал, он не любит воду. А он просто машина. – Он ненавидит воду, – сказал Трис, – но вы задаете ему работу, и тут он становится машиной. Если мне предстоит тяжелая спасательная работа, я беру в помощники именно его, у него мощность не менее десяти лошадиных сил и столько жира, что он никогда не мерзнет. Он, некоторым образом, представляет парадокс: жаден адски, но столь угрюм, что не может работать с людьми, которые имеют деньги, чтобы расплачиваться с ним.
– Вы платите ему за это?
– Да. Он запрашивает сто долларов, я предлагаю двадцать, и мы соглашаемся на пятидесяти.
– Неплохой заработок?
– Нет, но он очень доволен. Я мог бы нанять разных идиотов за пятерку в час, но у них та же работа займет целый день, затем они уходят пить за свои успехи и болтать на весь остров о том, чем они заняты. Кроме того, у Кевина нет здесь большого выбора работ.
Сандерс взобрался на лодку и расстегнул молнию на своем водолазном костюме. Его руки и грудь покрывала гусиная кожа.
– Поднимитесь и примите душ, – сказал Трис. – Мы с Кевином все закончим.
Сандерс поежился.
– Да, пойду, пожалуй.
Трис взял водолазный жакет Сандерса и повесил его на угол крыши дока:
– Солнце высушит и прогреет его до вечера.
Прогулка на холм немного согрела Сандерса, но он все еще дрожал, когда подходил к дому. Он налил себе виски и взял стакан с собой в душ.
Когда Сандерс закончил мыться, он пошел в спальню. Проходя мимо, он заметил, что Трис в кухне. Дэвид тихо, чтобы не будить Гейл, открыл дверь в спальню, натянул брюки и положил в карман бумажник.
Трис сидел за кухонным столом со стаканом рома справа, пачкой газет слева и золотым распятием прямо перед собой.
Сандерс плеснул себе еще виски.
– Сколько вы сказали? Пятьдесят?
– Да.
Сандерс вынул из бумажника две десятки и пятерку и положил деньги на стол:
– Наша доля.
Трис изучил банкноты и сказал:
– Все верно. – Он дотронулся пальцем до распятия. – Вы нашли это и еще чертову уйму всего, вот ваша доля.
– Сколько оно стоит?
Сандерс не имел ни малейшего представления о цене испанского золота. Одного золота там было, возможно, семь или восемь унций, может быть, на тысячу двести долларов. Камни были крошечными.
– Ориентировочно? Если мы хотим продать его, если мы сможем его продать, если у нас будет открытый рынок, то ориентировочно – сто тысяч долларов.
– Господи боже! – Рука Сандерса дрогнула, и он расплескал виски по столу.
– Не торопитесь их растрачивать, потому что скорее всего вы никогда их не увидите. Прежде чем мы получим хоть фартинг, мы должны вытащить все наверх, оценить, доложить обо всем чертову правительству, решить, хотим мы продать все или часть, торговаться с подонками, что займет целые месяцы, и тогда, может быть...
– Все же сто тысяч! Чем определяется цена?
– В основном, вознаграждением, и это еще одна проблема. Величину вознаграждения установить трудно, это вещь субъективная. Какова цена мастерства? – Трис положил распятие себе на ладонь. – Черт подери, эти датские евреи были настоящими искусниками!
– Датские евреи? Я думал, что эта вещь из Южной Америки.
– Так и есть. Но большинство вещей тонкой ювелирной работы по заказу королевских семей делалось датскими евреями, их нанимали испанцы и отправляли на кораблях в Новый Свет. Испанцы и индейцы не могли выполнять работы такого уровня. Кроме того, вы платите за происхождение. Но при этом необходимо выяснить это чертово происхождение.
– Почему?
– Как я уже говорил вам прежде, ребята производят эти вещи сплошь и рядом и выдают их за испанские. Вы должны доказать, по-настоящему доказать их происхождение. – Трис хлопнул рукой по стопке бумаг. – Поэтому нужно опять копаться в этих окаянных документах.
– Е. F. – это имя, правильно?
Трис взглянул на Сандерса так, как будто тот произнес фразу, свидетельствующую о его необычайной глупости. Сандерс вспыхнул.
– Я имел в виду... это отличается от букв “D. G.” на монетах.
– Да, это имя. А здесь у меня хранятся имена всего испанского дворянства конца семнадцатого и начала восемнадцатого столетий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39