Без перерывов и выходных...
– Нормальный... – повторил Кирилл. Он все еще цеплялся за дверную ручку, но не мог открыть замок, не мог толкнуть дверь, не мог выйти, не мог оставить Лику одну. У него и вправду был здесь интерес – он не врал. – Нормальный... – Голова с утра соображала со скрипом, но все же мысли в конце концов выстроились в нужной последовательности. И Кирилл понял, что главное тут не слово "нормальный". Главное слово – "план".
– По какому еще плану? – спросил Кирилл. – Какой еще может быть план? Откуда кто-то может знать, что у тебя на попе татуировка работы Тевосяна? Ты же не давала об этом объявления в газетах? Ты не позировала для "Плейбоя"? Откуда тогда? Этот убийца, он что, видит сквозь одежду? Он узнал про Алену, про Молочкова, про ту женщину – откуда?!
– Откуда? – эхом повторила Лика. Ее распахнутые вопрошающие глаза, полные испуга и веры в Кирилла одновременно, – они врезались в его память. Он мог в этот момент ввернуть что-нибудь ехидное насчет Ликиных умственных способностей и насчет ее обещания во всем опережать Кирилла... Он мог, но ради этих чистых глаз он не стал этого делать. Он выпустил наружу вертевшийся на языке ответ.
– Это Тевосян, – сказал Кирилл. – Это только он знал всех людей, кого он осчастливил татуировками.
– Он мертв, – напомнила Лика. – Он мертв еще с зимы. То ли с января, то ли с февраля...
– Значит, – рассудил Кирилл, – это кто-то из близких к нему людей. Тот, кому Тевосян мог все рассказать. Или тот, кто присутствовал при нанесении татуировок. Например – жена, любовница, ученик... Вот здесь и нужно искать.
– Молочков считал себя другом Тевосяна, – сказала Лика. – Но Молочкова больше нет. Не уверена, что у Тиграна была жена... А любовниц у него было слишком много.
Она сказала только это: "любовниц у него было слишком много", ничего не добавила, не покраснела, не вздохнула многозначительно... Это было бы лишним. Кирилл и без того понял, что одной из любовниц Тиграна была Лика.
Странное ощущение – ненавидеть покойника. Кирилл его испытал.
Глава 4
До дома Кирилл в этот день так и не добрался – милый разговор по душам с Ликой настолько выбил его из колеи, что, выбравшись наконец из ее квартиры, он направился не к себе, а на работу. Ничем, кроме как кратковременным помешательством, это назвать было нельзя. Кирилл на деревянных ногах вышел из подъезда, увидел на бордюре перед домом все того же мрачного бомжа, деловито рывшегося в своих огромных полиэтиленовых пакетах, сплюнул и потащился на расправу к Бородину.
Кирилл знал, что выглядит не слишком хорошо. Но Бородин почему-то выглядел еще хуже – в первую очередь из-за темных мешков под глазами и цвета самих глаз. Цвет был красный, будто подполковник по странному капризу вставил себе контактные линзы.
– Ты что, офонарел? – поприветствовал Бородин Кирилла, но не зло, а скорее равнодушно-обреченно. – Тебя в прокуратуре с утра ждали, а ты их продинамил. Не надо их лишний раз злить, они и так злые...
– Леонид Сергеевич, – Кирилл попытался посмотреть подполковнику в глаза, но не сумел – Бородин упорно уходил в сторону. – Вы меня сейчас выслушаете?
– По поводу?
– По поводу убийства в Пушкинском сквере.
– Ты опять скажешь, что это маньяк-убийца, – без энтузиазма произнес Бородин. – Я не хочу про это слушать. К тому же ты отстранен от этого дела. И от всех других тоже. Чего тебе неймется? Гулял бы с девчонками да на рыбалку ездил, пока время свободное есть...
– Рановато для рыбалки, разве нет? – для поддержания разговора сказал Кирилл.
– Для рыбалки никогда не рано, – нравоучительно сказал Бородин, тряся указательным пальцем. – Главное – взять все необходимое. Ящик. А лучше – два.
Кирилл понял, что подполковник слегка принял на грудь. Ключи в дверце сейфа подтвердили эту догадку.
– Я хочу кое-что сказать. – Кирилл не был уверен в том, что это надо делать, но раз уж зашел...
– А я не хочу тебя слушать, – ответил Бородин и покосился в сторону сейфа.
– Диана Шверник, журналистка, писавшая о литературе и искусстве в несколько городских газет, была убита в кабине лифта. Не в своем доме. Ее туда, очевидно, заманили. Ей отсекли руку и добили выстрелом в голову.
– Я бы сначала выстрелил в голову, – буркнул Бородин. – Чтобы не орала.
– Точно, – кивнул Кирилл. – Башка с утра не варит.
– А у меня, думаешь, варит? – пожаловался Бородин и снова посмотрел на сейф. – Ну и что там с этой Дианой?
– Убийство схоже с убийством Елены Ждановой в Пушкинском сквере. Шверник убили на территории тринадцатого отделения...
– Ну и что? У них есть какие-то наработки? Мы можем сложить свои данные с ихними?
– Практически... – Кирилл задумался. – Практически у них нет наработок.
– То есть складывать нечего, – подытожил Бородин. – Это ты мне хотел сказать?
Только сейчас до Кирилла дошло, что к двум убийствам он не может добавить третье – возможно, Молочкова до сих пор не обнаружили, и уж наверняка информация о его убийстве еще не попала в ориентировки. Кирилл не мог поставить в своем рассказе в своей версии третью опору, а с двумя она неизбежно рассыпалась на куски.
– Павел Сергеевич, просто послушайте меня. Я ничего от вас не требую...
– Еще бы! – не сдержался Бородин.
– Эти убийства схожи еще кое в чем. У Дианы Шверник и у Елены Ждановой на теле были татуировки, выполненные художником Тиграном Тевосяном. После убийств были отсечены именно те части тел, где располагались татуировки. Тевосян – известный художник... И не исключено, что целью убийств было завладеть...
– Кусками кожи с наколками? – Бородин как-то странно посмотрел на Кирилла. – Ты что, после "Алмаза" не слезаешь с порошка?
– Я вообще не упо...
– Ты хотел высказаться? Ты высказался. Я тебя послушал. А потом я забыл все, что ты мне сказал. Потому что я пьян. И потому что все это бредятина. Я и слыхом не слыхивал про такого художника – Тевосяна! А ты говоришь – из-за него людей режут! Бред, бред и еще раз бред. Съездил бы ты лучше на рыбалку, Кирилл, развеялся...
– Я сказал вам то, что хотел сказать. – Кирилл поднялся со стула. – Я ничего от вас не требую, никаких действий... Просто запомните, может, пригодится. И еще – раз я отстранен от всех дел, то вы не несете ответственности за все, что я буду делать в свободное время.
– Что это ты еще будешь делать? – насторожился Бородин.
– Чем меньше вы будете знать, тем меньше с вас можно спросить, – сказал Кирилл, уже стоя в дверях. – А лучше и вправду забыть все, что я наговорил про татуировки.
Кирилл вышел из кабинета. Бородин облегченно вздохнул и потянулся к сейфу...
Около семи вечера Бородин засобирался домой, но перед этим обошел отделение хозяйской, хоть и не очень твердой, походкой. У пульта дежурного он задержался, чтобы громко и требовательно спросить:
– Ну как в городе? Все под контролем?
– На нашей территории тихо, – сказал дежурный. – Так, пьяная поножовщина, наркоман вены перерезал...
– Себе или еще кому?
– Себе. Четыре кражи, две раскрыты по горячим следам... А соседям не повезло – директора ювелирного магазина зарезали.
– Да что ты говоришь... – равнодушно проговорил Бородин, медленно отчаливая от дежурки к своему кабинету.
– Собаку его сторожевую застрелили, а самого не просто зарезали, а еще и кусок кожи содрали... – дежурный автоматически вещал это, держа перед руками распечатку, а потом добавил уже от себя: – Кажется, у нас недавно что-то похожее было...
Бородин уже никуда не двигался. Он застыл на месте и оглядывался по сторонам.
– Кирилл? – неуверенно позвал он. – Кирилл?
Иванова не было в здании ОВД уже несколько часов. Бородин огорченно развел руками и пошел к себе, но по пути наткнулся на неожиданное препятствие в лице невысокого человека в ватнике, пахнущем бензином.
– Это что? – удивился Бородин.
– Это я, – сказал Львов, недавно поставивший галочку напротив цифры "один" в своем списке первоочередных дел. – Я только что подбил бабки по поджогу винного магазина. Подозреваемый в больнице, чистосердечное признание у меня в столе, – про два трупа Львов благоразумно упоминать не стал, чтобы не волновать подполковника.
– И что ты сейчас делаешь? – спросил Бородин, нюхая бензиново-дымовой коктейль, распространявшийся Львовым.
– Ничего, – сказал Львов, тем самым нарушив одну из главных заповедей в кодексе выживания подчиненного: "Никогда не говори "ничего" в ответ на вопрос начальника "Что ты сейчас делаешь?". Это чревато тем, что в следующую секунду у тебя появится много-много ненужных тебе дел".
– Ничего? – повторил Бородин. – Что ж... Это хорошо. Это... Зайдем ко мне.
Глава 5
Упитанный детина в "косухе" откровенно скучал перед маленьким телевизором, когда по узкой темной лестнице в подвал спустился Молчун. Детина не то чтобы заорал от восторга и кинулся навстречу, но по крайней мере убрал громкость телевизора, снял ноги со стула, повернулся к гостю и вопросительно поднял брови:
– Але?
Молчун ответил не сразу, он внимательно осмотрелся, ища подтверждение написанному на вывеске. А поскольку Молчун имел отдаленное представление о том ремесле, которым, судя по вывеске, занимался парень в "косухе", искал он долго. И в конце концов просто сказал, глядя на хозяина подвала:
– Наколки?
– Ага, – сказал парень. – Хочешь уколоться? Ну, в смысле набить тату.
– Нет, – Молчун покачал головой. Парень вздохнул и снова взялся за телевизионный пульт, нащупывая другой рукой пакет с чипсами.
– Я хочу кое-что показать, – сказал Молчун и достал из кармана записную книжку, а из книжки, в свою очередь, – снимок Милы.
– Покажи, – равнодушно бросил парень и взял фотографию. – Клевая телка, только сиськи маловаты. Но это на мой вкус. Ты че, эротической фотографией занимаешься?
– У нее на ногах наколки, – сказал Молчун.
– Это я сразу заметил... Ну и что?
– Я хочу, чтобы мне объяснили. Вон там надпись: "Сокровище на твоей коже".
– Вижу...
– С какой стати это – сокровище? – Молчун с трудом сдержался, чтобы не заорать. Сам себе этот вопрос он задавал уже сто раз, но ответа не было даже в намеке. – Я не спец по наколкам... Может, вы знаете? Что особенного в этой картинке?
– Особенного? – Парень поднес снимок к глазам, потом отодвинул его подальше. – Снимок слишком плохой, чтобы разглядеть в деталях... Но вроде бы ничего особенного. Приличная работа, хотя немножко небрежная.
– С какой стати это – сокровище? – Молчун навис над парнем в "косухе", и тот недоуменно уставился на странного гостя.
– Без понятия насчет сокровищ, – сказал он. – Девочка – да, девочка хороша...
– Ее убили, – сказал Молчун, глядя на хозяина тату-салона сверху вниз. – Убили из-за этой наколки. После того как убили – содрали наколку.
– Что... Вместе с кожей? – недоверчиво спросил парень в "косухе". – Ты не свистишь? Ты не свистишь, – сделал он вывод, заглянув в глаза Молчуна. – Но я на самом деле понятия не имею, что здесь такого... – Он снова уставился на снимок. – Хотя... Разве что это...
– Что? – Молчун согнулся над снимком, почти щека к щеке с парнем. – Где? Что?
– Ничего особенного, но... Понимаешь, сама эта картинка, она необычна. Ты знаешь, что тут наколото у нее на ляжках?
– Парень и девушка, – сказал Молчун, для верности глянув еще раз на снимок. – Голые.
– Это любовники, – сказал парень.
– Может быть, – не стал спорить Молчун. – Ну любовники, ну и что?
– Любовники с большой буквы, – сказал парень. – Это карта.
– Какая еще карта?
– Карта Таро, – парень поднял глаза на Молчуна и увидел там, что от его слов гость еще больше запутывается. Он вздохнул и приступил к объяснениям: – Есть такие карты. В них не играют, на них гадают. Семьдесят восемь карт в колоде, все с картинками. Эта картинка называется "Любовники".
– А что тут необычного? – продолжал удивляться Молчун.
– Да не принято как-то накалывать карты Таро на людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51