Леня вздохнул и вошел в калитку. Валентина появилась минут через десять. Она надела длинную юбку в бурую клетку и серую старушечью кофту. Леня не удивился, если бы она повязала голову платком, но нет, бывшая секретарша ограничилась тем, что зачесала волосы гладко и стянула их черной шелковой лентой. Глаза ее были опущены долу, губы скорбно сжаты, а на лице вместо косметики было постное выражение, как у монахини.
«Эк ее разбирает, – расстроился Леня, – в старых джинсах и то лучше была».
– Дорогая Валентина Васильевна, – начал он официальным голосом, – только вы одна можете мне помочь!
– Присядьте, – перебила его Валентина, – может, хотите кофе? Или чаю? Или компоту? Я компот сварила. Из сухофруктов.
Леня вспомнил, что последний раз ел компот из сухофруктов лет двадцать назад в пионерском лагере. Нельзя сказать, чтобы он сохранил о том компоте теплые воспоминания, поэтому сейчас решил согласиться на кофе. Валентина кивнула и надолго скрылась в кухне. Леня, ожидая ее, извелся на неудобном диване с валиками, он даже вспомнил, что такой диван был у его бабушки и назывался он оттоманкой.
Наконец появилась Валентина, путаясь в длинной юбке. В руках у нее был жостовский поднос, а на нем две чашки кофе и тарелка с какими-то невообразимыми загогулинами.
– Это хворост, – она выдавила из себя улыбку, – угощайтесь.
Леня подумал, что лучше бы она не улыбалась, потому что от этого лицо ее не становилось моложе. От такой улыбки хотелось завыть, как по покойнику. Еще мелькнула мысль, что зря он не взял Лолу, возможно, при ней Валентина вела бы себя несколько иначе. В сердцах он откусил кусок загогулины. Она отдавала горелым подсолнечным маслом. Леня едва не подавился и только неимоверным усилием воли удержался, чтобы не выплюнуть чертов хворост обратно на тарелку. Кажется, настоящий хворост, тот, что собирают в лесу, и то был бы приятнее на вкус.
Леня нервно мешал ложечкой в чашке с кофе и поглядывал на хозяйку.
«Если снять этот балахон, – думал он, – и стереть с лица выражение несбывшейся надежды да подкрасить ее немножко, будет вполне нормальная баба. Вроде все на месте у нее – нос не длинный, глаза не навыкате, рот не до ушей, отчего же нужно так себя портить? Черт ли поймет этих женщин! А Лолка еще меня к ней ревновала…»
Маркиз невольно улыбнулся и храбро отпил большой глоток кофе. После несъедобного хвороста он не особо обольщался насчет кофе, но действительность превзошла все его ожидания. Кофе оказался прегадостным, на вкус он отдавал сушеными клопами.
Маркиз немедленно пришел в недоумение. Какой начальник станет держать секретаршу, если она не умеет сварить приличный кофе? Он подумал даже, что, возможно, директора НПО «Мезон» никто не убивал, он сам умер, попробовав в очередной раз эту бурду. Совершенно непонятно, за что покойный директор держал на работе Валентину. Конечно, она была ему очень предана и патологически аккуратна. А может, он просто не любил кофе…
– Хотите еще кофе? – встрепенулась Валентина.
– Нет-нет! – вскричал Леня и заговорил сердито: – Послушайте, у меня очень мало времени. Если хотите мне помочь, отвечайте, не отвлекаясь. Вы знаете такого – Анатолия Уточкина?
– Толю? – удивилась Валентина. – Конечно знаю. Он работал в банке охранником, его туда Алексей Иванович устроил.
– Это с какой радости?
– А они родственники, – пояснила Валентина, – точнее, Толик – родственник его жены.
– Этой? – удивился Леня. – Аллы Леонидовны?
– Да нет, – Валентина помрачнела, – это вторая жена, а первая умерла давно… Но Алексей был очень порядочным человеком, он поддерживал Толика, вот на работу устроил охранником…
– По вашим рассказам получается, что покойный Казаркин пользовался в банке влиянием, – задумчиво сказал Леня, – я, конечно, не имею в виду устройство племянника на работу. Это мелочь, он мог просто попросить, ему бы не отказали. Вы говорили, он в тот вечер хотел серьезно поговорить с Поздняковым, стало быть, управляющий прислушивался к его мнению?
– Дело в том, что банк выбрал наше здание не случайно, – медленно сказала Валентина, – Алексей Иванович ведь с давних пор был директором «Мезона», еще до перестройки. Владлен Степанович Иконников, директор банка, не нашего филиала, а собственно банка, так вот, этот Иконников много лет работал в Министерстве приборостроения, курировал наш «Мезон». И Алексей Иванович был с ним в большой дружбе.
– Стало быть, когда понадобилось здание в нашем городе для филиала банка, Иконников вспомнил старого приятеля, – докончил Леня, – старые связи очень прочные.
«Понятно теперь, отчего Поздняков так всполошился, когда узнал, что кассета едет в Москву. Владлен Степанович Иконников был очень привязан к старому другу и не простил бы его убийце, – сообразил Маркиз, – ну а теперь продолжим…»
Леня вытащил фотографию, которую взял в квартире Уточкина.
– Это он?
– Разумеется, – Валентина пожала плечами, – откуда у вас эта фотография? С ним что-то случилось? Кстати, я припоминаю, Толика не было на похоронах Алексея Ивановича…
– Никого это не удивило? – строго спросил Маркиз.
– А никто не знает, что они родственники, то есть бывшие, через первую жену. А я была в таком состоянии, что даже не вспомнила про Толика. Вы себе не представляете, как я потрясена смертью Алексея Ивановича! – В голосе Валентины Маркиз уловил слезу и очень рассердился.
Редко какой мужчина спокойно может наблюдать, как плачет женщина. Если это близкий человек, то можно его утешить – поцеловать, погладить по голове, некоторые дамы в таком состоянии очень благосклонно реагируют на подарки. В конце концов, можно пообещать купить жене или любовнице очередную шубу.
Но Валентинин случай был не из таких, и Леня разозлился. Он снова пожалел, что не взял с собой Лолу. Уж она сумела бы встряхнуть эту кулему! Она бы живо заставила Валентину снять жуткую старушечью кофту и стереть с лица постное выражение!
– Слушайте, возьмите себя в руки! – сказал Леня. – У меня мало времени. И приободритесь, наконец, что вы, так и собираетесь сидеть здесь и лить слезы?
– Вы сами меня сюда привезли! – Валентина все-таки всхлипнула.
– Ну вы скажите еще, что зря я вас спас, что лучше было бы, если бы вы отравились газом! – вспылил Маркиз. – Забыться и заснуть! Умереть на могиле любимого человека!
– Ну это уж вы через край хватили… – пробормотала Валентина.
– Вот и я о том же! – обрадовался Леня. – Я видел вас в саду, вы вполне сносно выглядели и даже пели. Передо мной-то не нужно изображать безутешную вдову. И вы не вдова, и я не свекровь!
– У меня свекрови никогда не было, – вздохнула Валентина.
– И радуйтесь, – посоветовал Леня, – немного потеряли! А мне дайте компоту, чтобы кофе запить.
Валентина не стала спорить. Компот против ожидания оказался вкусным. Леня выпил, вспомнил пионерское детство и даже попросил еще. Валентина между тем рассказала ему вполне связно, что первая жена Алексея Ивановича давно умерла, а мать ее еще жива и живет в Ленинградской области в деревне Петровская Горка. Да, именно ее дом изображен на снимке. Толик Уточкин приходится ей внуком и, надо думать, изредка бабушку навещает. Деревня маленькая, домов двадцать пять, живут там одни старики, но место очень красивое, недалеко Череменецкий монастырь. Она, Валентина, потому об этом знает, что ей Алексей Иванович рассказывал. Он с бывшей тещей отношений не разрывал, каждое лето ездил хотя бы на несколько дней к ней в деревню, потому что на Череменецком озере очень хорошая рыбалка. И денег старухе подбрасывал иногда, потому что Алексей Иванович очень порядочный человек… был…
И Валентина снова прослезилась.
– Как зовут эту старуху? – поспешно спросил Леня, пока она окончательно не разревелась.
– Уточкина Анна Петровна, – тотчас ответила Валентина.
Леня поскорей распрощался, условившись, что будет держать Валентину в курсе событий. Путь его лежал в Лужский район, в деревню Петровская Горка.
Однако, взглянув на часы, он понял, что сегодня, пожалуй, не успеет обернуться в оба конца. Даже если он быстро найдет дом Анны Петровны Уточкиной, вряд ли предложат ему там переночевать. Придется ехать завтра с утра.
Ухо хорошо знал Лолу и подобрал ей машину вполне в ее вкусе – бирюзовый «Фольксваген-гольф» с зелеными кожаными сиденьями.
Лола с удобством расположилась на водительском месте, усадила Пу И рядом с собой и бросила взгляд в зеркало.
То, что она увидела, потрясло ее до глубины души.
– Ужас! – прошептала Лола, покосившись на песика, – Пу И, не смотри на меня! Как я ужасно выгляжу! Эта жуткая куртка, отвратительный косматый парик, эта косметика – все это абсолютно не подходит к такой чудесной машине! И, кроме того, как я могу в таком виде следить за Аллой Леонидовной! Она – женщина ухоженная, за собой следит… не дай бог, попадусь ей на глаза – за кого она меня примет? В лучшем случае за торговку с вещевого рынка, а в худшем – за бомжиху!
Пу И тоненько тявкнул – должно быть, он хотел этим сказать, что Лола излишне строга к себе.
– И не убеждай меня, – сердито возразила песику Лола, – и, пожалуйста, не уговаривай! Я сама все отлично вижу! Нет, в таком виде я не могу появиться в приличном месте! Да еще этот ужасный сиреневый цвет! Он меня бледнит!
Она еще раз взглянула в зеркало и вздрогнула:
– Нет, это просто невозможно! Это какой-то кошмар! Конечно, Ленька готов выпустить меня в город в отрепьях! Да его воля – он бы вообще надел на меня паранджу! Нет, я просто обязана привести себя в приличный вид! А для этого мне необходимо наведаться в нашу квартиру… Я приведу себя в порядок и прихвачу кое-какие вещи, чтобы слежка прошла успешно.
Пу И снова подал голос, и Лоле показалось, что таким образом он выражает несогласие с ее решением.
– Вот ты как, – воскликнула она возмущенно, – ты спелся с Ленькой. Поешь… то есть лаешь с его голоса! Тебе безразличны мои нравственные страдания! Небось сам обожаешь красивые попонки, нарядные комбинезончики и дорогие ошейники с инкрустацией. Нет, ты как хочешь, а я поеду домой и приведу себя в порядок. Я уверена, что это совершенно безопасно, никто нас там не поджидает. Этот Ленька вечно преувеличивает опасность, чтобы убедить меня в своем неоспоримом мужском превосходстве. И ты, Пу И, спелся с ним из пресловутой мужской солидарности.
Пу И устыдился и прикрыл мордочку лапами.
Лола повернула ключ в зажигании, и бирюзовый «Фольксваген», как птица, полетел на Петроградскую сторону.
Возле дома по-прежнему красовалась бездонная траншея. Бульдозерист временно отсутствовал – должно быть, отправился обедать. Его могучая машина возвышалась на краю ямы, задрав к небу ковш и напоминая какое-то доисторическое чудовище. Лола поставила машину неподалеку на единственный свободный пятачок и проскользнула в парадную.
Консьержка, к счастью, отвернулась, чтобы заварить чай, который она пила не меньше двадцати раз за день. Лола стремительно промчалась мимо нее и влетела в свою квартиру.
Здесь она перевела дух, с отвращением избавилась от своей ужасной куртки и не менее ужасного парика и наконец попала в собственную горячо любимую ванную.
Только теперь она поняла, как ей хотелось сюда попасть! Нет, конечно, в той ее однокомнатной квартирке, где отсиживались они с Маркизом, ванная тоже была, но сравнивать эти две ванные было так же невозможно, как Букингемский дворец и одноэтажный щитовой домик в кооперативном садоводстве Девятой макаронной фабрики!
Все неопровержимые аргументы, приведенные во взволнованном разговоре с Пу И, служили Лоле только для того, чтобы попасть сюда, наполнить огромную ванну горячей водой и откупорить многочисленные, дивно пахнущие флаконы…
К сожалению, она не могла позволить себе понежиться в ароматной пене два-три часа, как ей хотелось бы, – вскоре под дверью заскулил Пу И, напоминая, что у них запланировано еще очень много дел, и Лола с сожалением поднялась из пены, как Афродита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70