Ему больше не нужно было думать, не нужно метаться по городу в поисках денег. За него все продумали, ему нужно только послушно исполнить приказы того страшного человека – и все будет хорошо…
И тут же он понял, что ничего не будет хорошо.
Он понял, что после того, как он все сделает, его наверняка убьют, потому что никому не нужен свидетель. Для того его и нашли, для того и обработали с таким беспощадным искусством, чтобы использовать и тут же выкинуть, как это всегда делают с отработанным материалом.
Он поднялся к себе, выпил холодной ржавой воды из чайника.
Зубы стучали о край стакана.
Лег, попробовал заснуть – но сон, как и все последние дни, не шел.
Он мучительно размышлял, что делать, как выбраться из ловушки, в которую его загнали – и ничего не приходило в голову.
Наконец утром он не то чтобы заснул, но впал в какое-то тяжелое забытье.
Перед ним появилась Алла Леонидовна. Она была в узких золотых очках и говорила тихим, хриплым мужским голосом:
– Когда ты, наконец, от нас отвяжешься? Когда ты поймешь, что жизнь тебе не по карману, что ты давно уже должен умереть? Запиши на кассету свои похороны, только не забудь стереть отпечатки пальцев! Прошло уже столько лет, что никто не станет заводить уголовного дела по факту твоей смерти!
Проснулся Толя в холодном поту.
Он поднялся, принял холодный душ, чтобы прийти в себя.
При свете дня ночное происшествие показалось нереальным, ему показалось, что человек в золотых очках приснился ему.
Но натягивая джинсы, выронил из кармана листок бумаги.
Там был аккуратный столбик цифр – перечень номеров видеокамер, которые интересуют того человека… того страшного человека.
Нет, ничего ему не приснилось!
Вечером, когда Толя пришел на дежурство в банк, Серега Швецов, которого он заменил, взглянул на сменщика с насмешливым удивлением и спросил:
– Ты че, Толян, с большого перепоя? Морда у тебя, как будто тебе пора к Николаю Иванычу!
– Что еще за Николай Иваныч? – спросил Толя, у которого с юмором в этот день было явно слабовато.
– Патологоанатом! – хохотнул Швецов.
– Типун тебе на язык! – Толя не на шутку разозлился. – Приболел просто малость, простудился, наверное…
– Ну да, – не унимался Серега, – птичья болезнь – перепел!
Уточкин посмотрел на приятеля так мрачно, что у того пропала охота шутить, и он отправился домой, напоследок покрутив пальцем у виска.
Помещение банка понемногу опустело. Только управляющий все еще сидел у себя в кабинете, да непосредственный Толин начальник, заместитель управляющего по безопасности проверял в кассовом зале новую бельгийскую охранную систему.
Убедившись, что никого из начальства поблизости нет, Уточкин вставил в один из магнитофонов системы видеонаблюдения полученную от лощеного бандита микрокассету. При этом он переключил изображение на вход в банк.
Именно в это время на улице перед дверью появилась женщина. Она нажала на кнопку звонка и при этом подняла лицо. Толя изумленно уставился на экран монитора: он узнал позднюю посетительницу, это была Алла Леонидовна.
«Какого черта ей нужно?» – подумал Анатолий.
Перед входом сидел другой дежурный, он связался с управляющим и впустил Казаркину. Женщина, цокая каблучками, пробежала мимо охранного поста и скрылась в кабинете управляющего.
«Что ей здесь нужно? – снова подумал Толя. – Наверняка прибежала к Позднякову, чтобы настучать на меня и добиться моего увольнения! Сука, проклятая жадная сука! Готова на любую подлость, только бы никто не претендовал на ее деньги! Только этого мне не хватало! Если меня выгонят сейчас, я не успею сделать то, чего от меня требуют бандиты, и тогда мне крышка!»
Он вскочил. Нервы были настолько напряжены, настолько взвинчены, что просто невозможно было оставаться на одном месте. Толя вышел с поста, чтобы пройти по коридорам – в его обязанности все равно входило осматривать каждый час подотчетный участок.
В коридорах было пусто, тускло горело дежурное освещение. Войдя в тот коридор, который связывал банк с дирекцией «Мезона», Анатолий увидел впереди приближающуюся мужскую фигуру.
– Кто здесь? – окликнул он, инстинктивно потянувшись к табельному оружию.
– Это я, Толик, я, Казаркин! – проговорил мужчина и поравнялся с дежурным светильником.
Теперь и Толя узнал своего дядю. Он подошел к нему, на секунду прикрыл глаза, и вдруг его захлестнула такая волна ненависти к той женщине, которая сидела сейчас в кабинете управляющего, к женщине, которая сломала его жизнь, лишив всех возможных перспектив, лишив будущего, перебежав черной кошкой между ним и дядей, а значит – между ним и обеспеченной, благополучной жизнью, а теперь еще и решила окончательно добить его, выгнать с этой работы в то время, когда для него это подобно смерти!
– Толя, что с тобой? – удивленно спросил Алексей Иванович. – У тебя такое лицо! Ты болен?
– Дядя Леша! – назвал Толя своего родственника так, как не называл многие годы. – Дядя Леша, это она убила Елену Сергеевну!
– Кто убил? Кого убила? – растерянно проговорил Казаркин. – Ничего не понимаю! О чем ты говоришь?
– Я говорю о Елене Сергеевне, – Толя уже не мог остановиться, – она не сама выбросилась из окна! То есть выбросилась она сама, но ей подменили лекарство! Специально, чтобы она потеряла контроль над собой! Это сделала Алла Леонидовна!
Лицо Казаркина побагровело. Он отступил на шаг и рявкнул:
– Ты не понимаешь, что такое ты говоришь! Как ты смеешь? Что ты можешь знать? Ты был тогда совсем ребенком!
– Да, я был ребенком! – выкрикнул Толя. – Но я все видел! Алла Леонидовна прибежала раньше милиции и первым делом бросилась в спальню. Там она подменила облатку с лекарством, но коробочка упала на пол, и она ее не заметила, а я потом подобрал! Она и сейчас у меня, эта коробочка. Хотите увидеть ее, хотите? Она так хотела выйти за вас замуж, что решила убить вашу жену!
– Проспись! – рявкнул Алексей Иванович и решительно зашагал по коридору к кабинету управляющего.
Толя остался один. Руки у него тряслись, как с похмелья, в голове звенело.
«Что я наделал? – думал он. – Зачем я все это сказал? Все равно он мне не поверит, и у меня будут только лишние неприятности…»
Он развернулся и побрел обратно к охранному посту.
Там он опустился в удобное вращающееся кресло и застыл, тупо уставившись в экран.
Жизнь дала трещину, да что там – она расползлась пополам, и никакими силами не скрепить ее заново. Как только ему казалось, что найден хоть какой-то выход – тут же этот выход оборачивался тупиком, еще более безнадежным, чем прежние. Едва он поверил, что спасет свою шкуру ценой предательства, выполнив требования бандитов и фактически сделавшись их соучастником, – как даже этот, грязный и ненадежный вариант оказывается недоступным, потому что сегодняшняя смена станет его последним рабочим днем. Алла Леонидовна добьется его увольнения, а Алексея Ивановича, единственного человека, на чью помощь Толя мог рассчитывать, он только что восстановил против себя…
Или это не так? Может быть, дядя все же поверил ему?
Толя вгляделся в экран, как будто хотел найти там ответ на свой вопрос, и вдруг увидел на нем движение.
Он встрепенулся, вспомнив о своих служебных обязанностях, и протер глаза.
Экран отображал тот коридор, который связывал банк с дирекцией «Мезона», тот самый коридор, где Толя только что столкнулся с Алексеем Ивановичем. В первый момент он решил, что Казаркин возвращается к себе в кабинет, но изображение чуть сместилось, и стала отчетливо видна вторая фигура. А самое главное, Толя увидел, что директор «Мезона» движется как-то странно, не переставляя ног…
Уточкин увеличил изображение, вгляделся в него и ахнул.
Алексей Иванович был или мертв, или без сознания, а второй человек, который был хуже виден, тащил его на себе…
Вот этот неизвестный со своей бесчувственной ношей подошел ближе к камере, поднял лицо… и Толя узнал в нем управляющего отделением банка Позднякова.
И в то же время Сергей Петрович посмотрел прямо Толе в глаза. Охранник отшатнулся. Ему показалось, что он прочел во взгляде управляющего ненависть и угрозу… тут же он понял, что Поздняков не может видеть его, что он просто заметил камеру и понял, что попал на пленку.
Впрочем, это было почти так же опасно, как если бы управляющий действительно увидел Толю. Ему ничего не стоит выяснить, кто из сотрудников службы безопасности дежурит сегодня на посту охраны, а после этого за жизнь Уточкина никто не даст и медного гроша…
Неожиданно у себя за спиной Толя услышал шорох.
Он резко обернулся и увидел заместителя управляющего по безопасности Эдуарда Васильевича, отставного федерала с неуловимым взглядом маленьких, близко посаженных глаз и холодными руками. Эдуард ходил удивительно тихо и умел подкрадываться к людям совершенно неожиданно. За это да за фальшиво-ласковый голос подчиненные прозвали его Горлумом. Этот ласковый голос никого не обманывал – за ним чувствовалась безграничная жестокость, поговаривали даже, что именно из-за нее Эдуарда, довольно молодого еще человека, уволили из ФСБ.
И сейчас Горлум стоял за креслом Уточкина и не мигая смотрел на экран монитора.
Толя покрылся холодным потом.
Он вспомнил, что не успел вытащить из магнитофона бандитскую кассету, и подумал, что сейчас шеф сотрет его в порошок.
Однако Горлум, как ни странно, выглядел таким довольным, как будто только что выиграл в лотерею главный приз. Он не сводил глаз с экрана, облизывая тонкие губы.
– Вот какие дела, – проговорил наконец Эдуард Васильевич, не скрывая торжества, – рыба сама идет в сети! Да еще какая рыба!
Поздняков со своей страшной ношей прибавил шагу и вскоре исчез с экрана монитора.
Горлум протянул руку к магнитофону, вытащил из него кассету и с неожиданным уважительным интересом посмотрел на Уточкина.
– А ты, парень, не дурак… – Эдуард Васильевич спрятал кассету в карман и снова облизал губы, – мне умные люди нужны… молодец, сообразил поставить кассету на запись. Я тебя не забуду. На пару мы свалим Позднякова… в Москве его и так не любят, а с этой записью его песенка спета… Иконников его на куски порвет…
Вдруг глаза Горлума превратились в две холодные бездонные дыры, он прикоснулся к руке Уточкина своей холодной влажной рукой и прошептал с угрозой:
– Только чтобы никакой самодеятельности! С этой минуты дышать будешь только тогда, когда я разрешу! Будешь послушным – сделаю своей правой рукой, шаг в сторону – уничтожу!
Он развернулся и быстрыми бесшумными шагами выскользнул в коридор.
Толя брезгливо передернулся и вытер носовым платком руку, до которой дотронулся Горлум. Ему казалось, что от его прикосновения на коже осталась отвратительная скользкая слизь.
Толя еще несколько минут просидел перед экраном. Он нисколько не обольщался: Горлум для него и пальцем не шевельнет, больше того, шеф очень заинтересован в том, чтобы гнев Позднякова обрушился на рядового охранника, пока кассета не попала в Москву…
Толя понял, что сочтены даже не дни, а часы его жизни.
Он вскочил, огляделся по сторонам, как затравленный зверь, и бросился к выходу из банка. Внезапно он сообразил, куда нужно бежать, у него появилась цель, простая и ясная, как в детстве.
Толя ушел как можно дальше от банка и только тогда поймал частника, который отвез его на другой конец города. Там он поменял машину и, только окончательно запутав следы, сказал третьему по счету бомбисту, что ему нужно в Лугу. Тот не соглашался ехать в такую даль, но у Толи были при себе деньги – это были все его деньги, и их хватило, чтобы уговорить водителя.
Конечно, гробить машину на проселочных дорогах бомбист не согласился бы ни за какие деньги, и Толя пересидел до утра на лужском автовокзале. Утром он доехал на стареньком львовском автобусе до деревни Запечье, откуда через поля до Петровской Горки оставалось всего километров семь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70