На пятое утро за окном засияло солнце. Спустившись к завтраку, Дейнтри увидела Деверилла, одетого в костюм для верховой езды, и сердце ее радостно забилось.
— Я знал, что вы придете, — заметил он.
— И сколько вы ждете?
— Два часа.
— Неправда!
— Ну, тогда час. Однако я знал, что жду не напрасно, и приказал оседлать двух лошадей.
— Я тоже попросила оседлать лошадь, но только для себя, разумеется.
— Думаете, вам понравится ваша лошадь?
Дейнтри знала, что для нее, как всегда, оседлают тихую, спокойную лошадку, а вот Девериллу выберут сильную, норовистую. Правда, в этом были свои преимущества: не придется терпеть присутствия грума, который начнет охать и ахать:
— Вы прекрасная наездница, хотя и женщина.
Подобные похвалы никогда не льстили самолюбию девушки.
Сегодня Дейнтри специально поднялась так рано, надеясь пуститься галопом, а не трусить вместе с дамами. Поэтому предложение Деверилла пришлось ей по душе.
— Я очень вам признательна, сэр, — улыбнулась она.
— Вот и отлично. Я тоже думаю, что заслужил вашу признательность.
Глава 10
Солнце отражалось в голубой воде Плимутской гавани и слепило глаза. Молодые люди медленно ехали по берегу, наслаждаясь ясным утром. Воздух был настолько чист, что они отчетливо видели не только маяк Эддистоун, но и французский берег. Легкий бриз играл волосами Дейнтри, а солнце ласкало ее кожу. Белые кудрявые облака казались трепещущими на ветру легкими муслиновыми платьями.
Молодые люди некоторое время ехали молча, наслаждаясь свежим морским воздухом, криками чаек, стуком копыт, шепотом волн. Позади следовал грум, которого пришлось взять ради соблюдения приличий.
Склоны скал утопали в зарослях вереска, нещадно избитого дождем и высушенного холодным осенним солнцем. Но, как доказательство торжества жизни над смертью, сквозь тусклую пожухлую траву проглядывали яркие желтые цветы. Справа тянулись великолепные сады Маунт-Эджком, за ними виднелся лес, из которого доносилось пение неунывающих птиц и стрекотание обманутых теплым солнцем цикад.
Дейнтри поражалась спокойствию своего спутника. Похоже, ему даже нравилось молчать. Ей же хотелось чем-нибудь поразить Деверилла, и она лихорадочно обдумывала различные варианты ответов, стараясь казаться остроумной. Раньше Дейнтри совершенно не волновало, как к ней относятся другие люди. Однако с Девериллом все обстояло иначе. Она боялась разонравиться ему и до смерти желала произвести на него благоприятное впечатление.
Словно угадав ее мысли, Деверилл посмотрел на нее и тепло улыбнулся. Дейнтри даже вздрогнула от неожиданности. Господи, какие у него удивительные золотистые глаза1 Такие глаза бывают только у священников и мудрецов, которым хочется раскрыть душу и поведать о своих самых сокровенных желаниях. Если бы Дейнтри не знала, что мужчинам верить нельзя, она бы непременно разоткровенничалась с ним.
— Интересно, о чем вы думаете? — наконец нарушил молчание Деверилл.
— Я думаю о том, сэр, какой могла бы быть жизнь, если бы каждый откровенно, не заботясь о последствиях, высказывал свои мысли.
— Почему бы не попробовать сделать это прямо сейчас?
— Я вовсе не это имела в виду, — улыбнулась Дейнтри. — Но согласитесь, как было бы хорошо, если бы люди могли смело высказывать свое мнение, не опасаясь, что их поднимут на смех или станут презирать.
Деверилл снова погрузился в молчание, и Дейнтри уже заволновалась, не оскорбила ли она его подобным заявлением. Возможно, сейчас он перебирает в памяти их разговоры, анализируя каждое свое слово и размышляя, где допустил оплошность. Когда ее опасения переросли в уверенность, Деверилл произнес:
— Люди часто доверяют друг другу секреты. Вам же, судя по всему, нечего скрывать. Вы всегда открыто высказываете свою точку зрения, порой даже не тратя времени на обдумывание.
Дейнтри даже растерялась, пораженная его спокойным тоном. Она не знала, как воспринимать сказанное — как комплимент или как оскорбление, — но решила пока не выяснять это.
— Меня воспитали в духе свободы, чтобы я могла открыто выражать свои желания. Однако это вовсе не означает, что к моим словам прислушиваются, а мое мнение уважают. Когда я обращаюсь к отцу, брату или Джеффри, обычно меня просят повторить еще раз, потому что не считают нужным слушать мои слова. Знаете, как это обидно?
Деверилл покачал головой.
— Нет, не знаю. Меня редко просят повторить сказанное.
— Вот именно это я и имела в виду! — торжествующе воскликнула Дейнтри. — Люди вынуждены вас слушать во избежание неприятных последствий. Если же мой отец не станет прислушиваться к моим словам, какие его могут ожидать неприятности?
Деверилл лишь усмехнулся в ответ.
— Но это вовсе не смешно! — взорвалась Дейнтри.
— Я вовсе не хотел вас обидеть. Просто вы преувеличиваете трудности и, кстати, жалуетесь не тому человеку. Что-то не припомню, чтобы я просил вас повторить сказанное.
Понимая правоту собеседника и не желая продолжать становившуюся опасной дискуссию, Дейнтри сменила тему разговора:
— Вы абсолютно правы, и я прошу у вас прощения за обвинения в том, чего вы не делали. Кстати, вам удалось что-нибудь узнать о вражде между нашими семьями?
— Нет, но не потому что не пытался это сделать, — ничуть не удивившись столь резкому переходу, ответил Деверилл. — Я покопался в семейном архиве, попытался расспросить отца, однако он отказался со мной разговаривать, дав понять, что моя настойчивость вызовет его раздражение. Признаться, я еще никогда не злил отца.
— Боже, неужели вы боитесь его?
Деверилл снисходительно усмехнулся.
— Вы не знакомы с моим отцом. Смею вас уверить: я его не боюсь, просто стараюсь не раздражать.
— Все это звенья одной цепи, — задумчиво произнесла Дейнтри. — Мы часто говорим, не думая о последствиях, которые потом обрушиваются на нас подобно неумолимой волне. И мы уже не знаем, как исправить ошибку.
— А вы действительно хотите этого? — осторожно поинтересовался Деверилл.
— Конечно, — кивнула Дейнтри, но заметив нежность в глазах спутника, торопливо добавила: — Очень неудобно быть в ссоре с соседом. Трудно покончить с враждой, если неизвестны ее причины. Продолжать же эту ссору просто глупо.
— Согласен. Мне кажется, наши уважаемые родители сами не имеют ни малейшего понятия о первопричине, ибо не в состоянии толком объяснить своим отпрыскам, с чего все это началось. Вы спрашивали у Сен-Меррина?
— Разумеется, но отец ничего не сказал мне. Тетя Офелия, которая знала и мою и вашу бабушку, отказывается больше говорить на эту тему.
— Кстати, она знакома с нашими дедами?
— Разве вы забыли? В свое время они предложили ей руку и сердце.
— Ваша тетя ведет дневник? — спросил Деверилл. — Кажется, вчера, когда мы обсуждали погоду, она упомянула о наличии такового.
— Да, ведет.
— В таком случае, возможно, леди Офелия позволит вам взглянуть на него или сама прочитает его вслух?
— Но зачем?
— Возможно, там есть упоминание о какой-нибудь давней ссоре.
— Тетя ясно дала понять, что ничего не знает о причинах вражды.
— Все произошло очень давно, — принялся терпеливо объяснять Деверилл. — Леди Офелия находится уже в преклонном возрасте. Она могла просто-напросто забыть об этом.
Дейнтри рассмеялась.
— Извините, я не хотела вас обидеть, но вы плохо знаете мою тетю. Дожив до преклонного возраста, она, тем не менее, сохранила ясность ума и прекрасную память.
— Понимаю. Вы преподали мне еще один урок. Признаться, мой брат Джек и отец в свое время не всегда прислушивались к моему мнению, зачастую попросту игнорируя его. Я поверил в себя лишь после того, как Джек закончил Итон и мной стало некому понукать. В армии мое положение укрепилось еще больше — мне доверили командование людьми. С тех пор меня давно никто так деликатно, но твердо, не ставил на место.
— Я знаю, сэр, об умерших не принято говорить плохо: «О покойниках либо хорошо, либо вообще ничего». Но, судя по вашим словам, ваш брат не относился к числу хороших, добрых людей, — осторожно заметила Дейнтри.
— Действительно, понятие «доброта» совершенно не приемлемо к Джеку. Он был хорошим спортсменом и считал себя великим человеком, сущим дьяволом, особенно после получения отцом титула. Джек не мог дождаться, когда станет маркизом Жерво. Мне же и в голову не приходило, что я когда-нибудь окажусь в его шкуре. Признаться, я вовсе не уверен, что счастлив. С этого момента моя жизнь круто изменилась, и теперь перед вами совсем другой человек. — Деверилл выпрямился в седле. — Впереди ровная дорога. Может, пустим лошадей галопом?
Дейнтри тут же пришпорила коня и рванула вперед. Деверилл поначалу опешил, явно не ожидая такой прыти, но вскоре поравнялся с ней. Он снова напомнил ей, как и в первую встречу, кентавра, настолько уверенными и плавными были его движения. Воодушевление в глазах, счастливая улыбка, свободная посадка — все это говорило о том, что Деверилл так же, как сама Дейнтри, любит прогулки верхом.
Скакать галопом было легко и приятно, однако вскоре показался лес, уже раздетый осенью. Солнечные лучи; пробиваясь сквозь голые кроны, освещали усыпанную опавшей листвой влажную землю, грязь, мокрые серые стволы. Дейнтри пришлось натянуть поводья и пригнуться, чтобы проехать под низко нависшими ветвями деревьев. Через несколько минут они углубились в лес. Воздух здесь казался холоднее и чище. Достаточно твердая дорога позволяла не уменьшать скорость, а также давала возможность ехать бок о бок.
У ручья молодые люди придержали лошадей. Дейнтри собиралась войти в воду, но в это время заметила двух лебедей, плававших на залитой солнцем поверхности заводи, и натянула поводья. Изящные птицы то вытягивали стройные шеи, то сгибали их и опускали в воду. Они напоминали чувственных танцоров. Очарованная красотой этих движений, Дейнтри наблюдала за птицами, забыв обо всем на свете.
Между тем танец продолжался. Лебеди ласкали друг друга, переплетали длинные шеи, затем самец опустился сверху на самку, оседлав» ее. Когда все закончилось, птицы привстали над водой и, вытянув шеи, снова предались ласкам.
— Меня всегда восхищало, как лебеди любят друг друга, — прошептала Дейнтри. — Удивительно, после спаривания они не теряют интереса к партнеру. Другие птицы тут же улетают прочь.
— Люди тоже, — сдавленно произнес Деверилл, не сводя с нее пылающих глаз.
— Лебеди спариваются для жизни, для продолжения рода, — залившись румянцем, ответила Дейнтри.
— Правда?
— Да. — Она облизнула внезапно пересохшие губы.
В этот момент грум деликатно кашлянул, напоминая о своем присутствии, и Деверилл, опомнившись, спокойно заметил:
— Несмотря на теплую солнечную погоду, чувствуется осень. О чем думают эти лебеди, спариваясь в середине октября?
— Тетя Офелия называет это привязанностью, доказательством преданности и любви. У нас в Таском-парке есть несколько лебедей, которые спариваются в июле, августе, сентябре. А эти, вы видите, даже в октябре…
— Вижу, — торопливо проговорил Деверилл, направляя жеребца в воду, затем бросил через плечо: — Вы действительно удивительная девушка.
— Чепуха, я самая обыкновенная, — пожала плечами Дейнтри, следуя за ним.
Деверилл весело сверкнул глазами.
— Обычная девушка, увидев эту сцену, немедленно бы покраснела, начала молоть чепуху и предложила побыстрее уехать.
— Наверное, вы правы, — задумчиво проговорила Дейнтри. — Многие сочли бы мое поведение неприличным. Еще бы — наблюдать за спариванием лебедей в присутствии холостого мужчины. Но поверьте, тетя Офелия нашла бы это вполне нормальным.
— Разве вы ничего не знаете о приличиях, леди Дейнтри? — Деверилл едва сдерживал улыбку.
— Разумеется, знаю. Я просто не понимаю, почему считается верхом неприличия наблюдать за столь обычным природным явлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52