В половине восьмого забежал врач и констатировал отсутствие серьезных повреждений. Мои часы как пациента были сочтены. На всякий случай он предложил повторить рентгеноскопию. Я воспротивился, но вопрос был согласован с моей женой.
Время, в течение которого я расхаживал, ощупывая ушибы и едва фиксируя телевизионную чушь, показалось вечностью.
Успокаивала надежда, что в палату не заглянут коллеги или Мордехай и не увидят меня в дурацком больничном халате.
Не так легко найти в городе разбитую машину почти сразу после аварии. Розыски я начал по телефону. Одна половина указанных в справочнике номеров дорожных служб не отвечала. Другая вежливыми голосами извещала, что никаких сведений о моем “лексусе” не имеет. Раннее утро, мерзкая погода, пятница – кому охота утруждаться наведением справок? Кроме владельца рухляди, разумеется.
Большую часть поврежденных машин перетаскивали в отстойник на Рэско-роуд, в северо-восточной части города, о чем я узнал у дежурной по центральному полицейскому участку, решив в отчаянии набирать номера наугад. Существовали и другие площадки, а еще, как мне сообщили, есть шанс, что моя машина стоит на эвакуационной платформе.
Платформы принадлежали частникам – это, по словам дежурной, когда-то работавшей в дорожной полиции и знавшей, что говорит, почти всегда вызывало массу проблем.
В девять часов я позвонил Мордехаю, моему новому источнику информации о жизни улицы. Рассказав о случившемся, объяснил, что хотя говорю из госпиталя, но нахожусь в прекрасной форме, и попросил его совета. Кое-какие соображения у Мордехая по поводу “лексуса” нашлись.
Затем я набрал номер Полли.
– Ты не придешь? – Голос у нее чуть дрогнул.
– Я в госпитале, Полли, если ты не расслышала.
Молчание в трубке подтвердило мои опасения. Похоже, в данный момент в конференц-зале вокруг стола, на котором стоят кувшины с пуншем и огромный торт, толкутся человек пятьдесят моих сослуживцев. В кратких поминальных тостах звучат слова прощания с безвременно ушедшим товарищем, которого всем будет так не хватать. На подобных мероприятиях мне доводилось бывать, впечатление они производили наитягчайшее. От мысли принять участие в собственных похоронах я отказался с самого начала.
– Когда тебя выпустят? – спросила Полли.
– Думаю, завтра, – соврал я, предполагая обрести свободу до полудня – с благословения заботливого персонала или без оного.
Повисло молчание. Порезать на куски торт, разлить по кувшинам пунш, протереть бокалы – справится ли она?
– Мне очень жаль, – наконец отвлеклась от размышлений Полли.
* * *
– Мне тоже. Кто-нибудь меня спрашивал?
– Нет. Пока, во всяком случае.
– Хорошо. Расскажи обо всем Рудольфу, передай, что я свяжусь с ним попозже. Мне пора. Врачи говорят, нужны дополнительные анализы.
* * *
Так завершилась моя когда-то столь много обещавшая карьера в “Дрейк энд Суини”. Проводы, как я и рассчитывал, прошли без меня. В тридцать два года я оказался абсолютно независим от пут корпоративного холопства – и от денег. Передо мной открылся беспредельный простор для жизни по велению совести, и если бы каждый вдох не разламывал ребра, я считал бы себя счастливейшим из смертных.
В начале двенадцатого возникла Клер. В коридоре у дверей палаты она поговорила с врачами. Из профессиональной лексики я уловил лишь маловразумительные термины.
Консилиум вынес вердикт. Я переоделся в чистый костюм, привезенный Клер.
По дороге домой мы молчали. Ни о каком примирении не могло быть и речи. С чего вдруг заурядному дорожному происшествию менять естественный ход событий? Клер действовала как друг и врач, и только.
Она приготовила томатный суп, уложила меня на диван, снабдила пилюлями и отправилась на работу. Похлебав суп, я позвонил Мордехаю. Ничего нового о машине он не сказал.
Я раскрыл газету на разделе объявлений и принялся обзванивать агентов и конторы по сдаче жилья, затем вызвал по телефону такси и принял горячий душ.
Водителя звали Леон. Сидя рядом с ним в машине, я старался не стонать, когда колесо попадало в выбоину.
Приличная квартира была мне не по карману, значит, требовалось найти такую, что отвечала хотя бы моим представлениям о безопасности. Мы остановились у газетного киоска, я взял с прилавка пару бесплатных брошюрок о городском рынке жилья.
По мнению водителя, неплохим местом был квартал Адамс-Морган, к северу от Дюпон-сёркл. Правда, предупредил Леон, месяцев через шесть ситуация может измениться.
Район этот я знал и проезжал по нему много раз, но мне и в голову не приходило пройтись по его улицам.
Вокруг стояли довольно уютные дома, построенные в начале века и до сих пор явно обитаемые. В барах и клубах, несмотря на дневное время, сидели посетители. Леон сообщил, что неподалеку находятся самые модные рестораны.
Однако в двух метрах от квартала начинался другой мир.
Обывателю следовало держать ухо востро. Уж если на подступах к Капитолийскому холму грабят сенаторов, то тут о безопасности можно забыть.
Через рытвину, по размерам превосходившую нашу машину, мы благополучно перелетели. Приземление оказалось для меня настолько болезненным, что я не выдержал и громко застонал. Леон пришел в ужас. Я был вынужден рассказать ему, как провел вчерашнюю ночь. Он сбросил скорость и решительно взял меня под свою опеку.
С его помощью я медленно поднялся по лестнице дома, бывшего первым в нашем списке. Квартира оказалась довольно запущенной; от ковра на полу воняло кошачьей мочой. В недвусмысленных выражениях Леон дал управляющему понять, что предлагать подобное жилье белому человеку – занятие гнусное.
По следующему адресу нам пришлось вознестись на пятый этаж. Я едва не задохнулся. Лифта не было, как, впрочем, и отопления. Леон вежливо поблагодарил хозяйку мансарды.
И третья попытка тоже привела нас под крышу. Четыре этажа, зато с маленьким и чистым лифтом. Дом на Вайоминг-авеню, чуть в стороне от Коннектикут. Пятьсот пятьдесят в месяц. Я сразу согласился – даже не переступив порог будущего жилья. Боль не оставила времени на раздумья. С досадой вспоминая о лежащих на кухонном столе таблетках, я готов был согласиться на что угодно.
Мансарда состояла из трех комнатушек со скошенными потолками. Краны в ванной, к моему удивлению, не подтекали, а из окон краешком открывалась улица.
– Берем, – сказал Леон управляющему, когда я начал сползать по стенке на пол.
В маленьком кабинете на первом этаже я торопливо прочитал и подписал условия договора, выписал чек на месяц вперед, оставил залог.
Клер хотела, чтобы к концу недели я выехал. Что ж, так оно и будет.
Если Леон и недоумевал, что заставило меня сменить престижный Джорджтаун на вашингтонский чердак, то виду не показывал. Он был своего рода профессионал, как и я.
Подвезя меня к дому, Леон без колебаний обещал подождать, пока я отлежусь и соберусь с силами для новых подвигов.
Из навеянной пилюлями дремы меня вывел телефонный звонок.
– Алло.
– А мне казалось, ты в госпитале. – Слышно было как из-за тридевяти земель, но я узнал голос Рудольфа.
– Я был там. – Язык еле ворочался. – А теперь я здесь.
Что ты хочешь сказать?
– Нам не хватало тебя сегодня.
О да! Спектакль с пуншем.
– Я не собирался попадать в автокатастрофу, Рудольф.
Будь снисходителен и прости меня, пожалуйста.
– Было много народу. Люди хотели проститься.
– Пусть черкнут пару строк и перешлют по факсу.
– Паршиво себя чувствуешь, а?
– Да, Рудольф.
– Тебя лечат?
– Хочешь присоединиться?
– Прости. Видишь ли, час назад ко мне заходил Брэйден Ченс, сказал, ты ему срочно нужен. Странно, не правда ли?
Я встрепенулся:
– Нужен зачем?
– Это не прозвучало. Но он разыскивает тебя.
– Скажи, меня нет.
– Уже. Прости за беспокойство. Загляни как-нибудь. И помни: у тебя остались друзья.
– Спасибо, Рудольф.
Сунув таблетки в карман, я спустился вниз. Леон клевал носом на переднем сиденье. Мы тронулись в путь. Я достал мобильник и набрал номер Мордехая. Грин разыскал-таки отчет о происшествии: “лексус” должен находиться на стоянке авторемонтной станции “Хандли тоуинг”. Я попробовал дозвониться на станцию. Бесполезно. Работал автоответчик. Я не удивился. Гололедица, на дорогах черт-те что, все ремонтные машины и буксиры заняты. Наконец около трех часов дня трубку снял механик, но и он мне ничем не помог.
“Хандли тоуинг” Леон отыскал на Седьмой улице. В лучшие времена заведение являлось нормальной заправкой с комплексом дополнительных услуг. Теперь остался гараж, несколько буксировочных машин, стоянка для старых автомобилей и сдаваемый в аренду трейлер. Окна конторы были забраны частой металлической решеткой. Леон постарался подъехать как можно ближе к входной двери.
– Защити меня в случае чего, – сказал я, с трудом выбираясь из машины.
Дверь на мощной пружине так ударила в левое плечо, что я согнулся от боли, тем не менее успел поймать усмешку механика, одетого в замасленный комбинезон.
* * *
Я объяснил причину своего появления. Парень закопошился в стопке квитанций. Из-за стены слышался перемежаемый проклятиями негромкий мужской говор – похоже, там играли в кости, взбадриваясь то ли крэком, то ли виски.
– Ее забрала полиция, – глядя в бумаги, сообщил парень.
– Зачем, по-вашему?
– Не представляю. Какое-нибудь преступление?
– Преступление было, но моя машина не имеет к нему никакого отношения.
Механик поднял на меня рассеянный взор. Ему хватало собственных проблем.
– Вы не знаете, где она может находиться? – Я надеялся подкупить его вежливостью.
– Обычно они тащат добычу на Джорджия-авеню, это к северу от Говард, там у них площадка.
– А сколько в городе таких площадок?
– Да уж точно не одна. – Парень пожал плечами и скрылся в соседней комнате.
Наученный горьким опытом, я осторожно открыл и прикрыл дверь, направляясь к машине.
Было почти темно, когда мы обнаружили огромную, в половину городского квартала, стоянку, обнесенную высоким забором из колючей проволоки. Створки металлических ворот украшала массивная цепь. Капельки дождя тускло поблескивали на проволоке.
Мы с Леоном напряженно всматривались в изувеченные корпуса.
– Вот он! – Я ткнул пальцем в сторону небольшого навеса, возле которого, почти напротив нас, стоял мой “лексус”. Левое крыло напоминало раздавленную яичную скорлупу, бампер отсутствовал, капот скособочился.
– Да ты, приятель, счастливо отделался, – заметил Леон.
Метрах в пяти от “лексуса” мы увидели “ягуар” – плоская, как блин, крыша и ни единого целого стекла.
Под навесом располагалось нечто вроде будки, неосвещенной и, похоже, запертой. Метрах в пятидесяти от нас группа крепких парней бросала в нашу сторону косые взгляды.
– Поехали, – сказал я.
Леон привез меня в аэропорт – единственное, по-моему, место в городе, где можно было взять машину напрокат.
* * *
После дотошного медицинского осмотра Клер заставила меня выпить таблетку.
– Я думала, ты хочешь отдохнуть.
– Пробовал, ничего не вышло. Умираю с голоду.
* * *
Последний в нашей супружеской жизни ужин оказался братом-близнецом первого: был приготовлен чужими руками.
За кухонным столом мы дожидались, пока на плите подогреется купленная в китайском ресторанчике еда. Клер выглядела обеспокоенной, выяснить, почему и насколько, не представлялось возможным. Я известил ее, что в соответствии с полученными от страховой компании инструкциями взял машину напрокат.
– Имя Гектор Палма тебе о чем-нибудь говорит? – спросила Клер, когда трапеза подходила к концу.
Я едва не поперхнулся.
– Да.
– Он звонил примерно час назад. Сказал, ему нужно срочно встретиться с тобой. Кто это?
– Работает у нас в фирме, помощник компаньона. Сегодня утром я должен был разбирать с ним незаконченное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Время, в течение которого я расхаживал, ощупывая ушибы и едва фиксируя телевизионную чушь, показалось вечностью.
Успокаивала надежда, что в палату не заглянут коллеги или Мордехай и не увидят меня в дурацком больничном халате.
Не так легко найти в городе разбитую машину почти сразу после аварии. Розыски я начал по телефону. Одна половина указанных в справочнике номеров дорожных служб не отвечала. Другая вежливыми голосами извещала, что никаких сведений о моем “лексусе” не имеет. Раннее утро, мерзкая погода, пятница – кому охота утруждаться наведением справок? Кроме владельца рухляди, разумеется.
Большую часть поврежденных машин перетаскивали в отстойник на Рэско-роуд, в северо-восточной части города, о чем я узнал у дежурной по центральному полицейскому участку, решив в отчаянии набирать номера наугад. Существовали и другие площадки, а еще, как мне сообщили, есть шанс, что моя машина стоит на эвакуационной платформе.
Платформы принадлежали частникам – это, по словам дежурной, когда-то работавшей в дорожной полиции и знавшей, что говорит, почти всегда вызывало массу проблем.
В девять часов я позвонил Мордехаю, моему новому источнику информации о жизни улицы. Рассказав о случившемся, объяснил, что хотя говорю из госпиталя, но нахожусь в прекрасной форме, и попросил его совета. Кое-какие соображения у Мордехая по поводу “лексуса” нашлись.
Затем я набрал номер Полли.
– Ты не придешь? – Голос у нее чуть дрогнул.
– Я в госпитале, Полли, если ты не расслышала.
Молчание в трубке подтвердило мои опасения. Похоже, в данный момент в конференц-зале вокруг стола, на котором стоят кувшины с пуншем и огромный торт, толкутся человек пятьдесят моих сослуживцев. В кратких поминальных тостах звучат слова прощания с безвременно ушедшим товарищем, которого всем будет так не хватать. На подобных мероприятиях мне доводилось бывать, впечатление они производили наитягчайшее. От мысли принять участие в собственных похоронах я отказался с самого начала.
– Когда тебя выпустят? – спросила Полли.
– Думаю, завтра, – соврал я, предполагая обрести свободу до полудня – с благословения заботливого персонала или без оного.
Повисло молчание. Порезать на куски торт, разлить по кувшинам пунш, протереть бокалы – справится ли она?
– Мне очень жаль, – наконец отвлеклась от размышлений Полли.
* * *
– Мне тоже. Кто-нибудь меня спрашивал?
– Нет. Пока, во всяком случае.
– Хорошо. Расскажи обо всем Рудольфу, передай, что я свяжусь с ним попозже. Мне пора. Врачи говорят, нужны дополнительные анализы.
* * *
Так завершилась моя когда-то столь много обещавшая карьера в “Дрейк энд Суини”. Проводы, как я и рассчитывал, прошли без меня. В тридцать два года я оказался абсолютно независим от пут корпоративного холопства – и от денег. Передо мной открылся беспредельный простор для жизни по велению совести, и если бы каждый вдох не разламывал ребра, я считал бы себя счастливейшим из смертных.
В начале двенадцатого возникла Клер. В коридоре у дверей палаты она поговорила с врачами. Из профессиональной лексики я уловил лишь маловразумительные термины.
Консилиум вынес вердикт. Я переоделся в чистый костюм, привезенный Клер.
По дороге домой мы молчали. Ни о каком примирении не могло быть и речи. С чего вдруг заурядному дорожному происшествию менять естественный ход событий? Клер действовала как друг и врач, и только.
Она приготовила томатный суп, уложила меня на диван, снабдила пилюлями и отправилась на работу. Похлебав суп, я позвонил Мордехаю. Ничего нового о машине он не сказал.
Я раскрыл газету на разделе объявлений и принялся обзванивать агентов и конторы по сдаче жилья, затем вызвал по телефону такси и принял горячий душ.
Водителя звали Леон. Сидя рядом с ним в машине, я старался не стонать, когда колесо попадало в выбоину.
Приличная квартира была мне не по карману, значит, требовалось найти такую, что отвечала хотя бы моим представлениям о безопасности. Мы остановились у газетного киоска, я взял с прилавка пару бесплатных брошюрок о городском рынке жилья.
По мнению водителя, неплохим местом был квартал Адамс-Морган, к северу от Дюпон-сёркл. Правда, предупредил Леон, месяцев через шесть ситуация может измениться.
Район этот я знал и проезжал по нему много раз, но мне и в голову не приходило пройтись по его улицам.
Вокруг стояли довольно уютные дома, построенные в начале века и до сих пор явно обитаемые. В барах и клубах, несмотря на дневное время, сидели посетители. Леон сообщил, что неподалеку находятся самые модные рестораны.
Однако в двух метрах от квартала начинался другой мир.
Обывателю следовало держать ухо востро. Уж если на подступах к Капитолийскому холму грабят сенаторов, то тут о безопасности можно забыть.
Через рытвину, по размерам превосходившую нашу машину, мы благополучно перелетели. Приземление оказалось для меня настолько болезненным, что я не выдержал и громко застонал. Леон пришел в ужас. Я был вынужден рассказать ему, как провел вчерашнюю ночь. Он сбросил скорость и решительно взял меня под свою опеку.
С его помощью я медленно поднялся по лестнице дома, бывшего первым в нашем списке. Квартира оказалась довольно запущенной; от ковра на полу воняло кошачьей мочой. В недвусмысленных выражениях Леон дал управляющему понять, что предлагать подобное жилье белому человеку – занятие гнусное.
По следующему адресу нам пришлось вознестись на пятый этаж. Я едва не задохнулся. Лифта не было, как, впрочем, и отопления. Леон вежливо поблагодарил хозяйку мансарды.
И третья попытка тоже привела нас под крышу. Четыре этажа, зато с маленьким и чистым лифтом. Дом на Вайоминг-авеню, чуть в стороне от Коннектикут. Пятьсот пятьдесят в месяц. Я сразу согласился – даже не переступив порог будущего жилья. Боль не оставила времени на раздумья. С досадой вспоминая о лежащих на кухонном столе таблетках, я готов был согласиться на что угодно.
Мансарда состояла из трех комнатушек со скошенными потолками. Краны в ванной, к моему удивлению, не подтекали, а из окон краешком открывалась улица.
– Берем, – сказал Леон управляющему, когда я начал сползать по стенке на пол.
В маленьком кабинете на первом этаже я торопливо прочитал и подписал условия договора, выписал чек на месяц вперед, оставил залог.
Клер хотела, чтобы к концу недели я выехал. Что ж, так оно и будет.
Если Леон и недоумевал, что заставило меня сменить престижный Джорджтаун на вашингтонский чердак, то виду не показывал. Он был своего рода профессионал, как и я.
Подвезя меня к дому, Леон без колебаний обещал подождать, пока я отлежусь и соберусь с силами для новых подвигов.
Из навеянной пилюлями дремы меня вывел телефонный звонок.
– Алло.
– А мне казалось, ты в госпитале. – Слышно было как из-за тридевяти земель, но я узнал голос Рудольфа.
– Я был там. – Язык еле ворочался. – А теперь я здесь.
Что ты хочешь сказать?
– Нам не хватало тебя сегодня.
О да! Спектакль с пуншем.
– Я не собирался попадать в автокатастрофу, Рудольф.
Будь снисходителен и прости меня, пожалуйста.
– Было много народу. Люди хотели проститься.
– Пусть черкнут пару строк и перешлют по факсу.
– Паршиво себя чувствуешь, а?
– Да, Рудольф.
– Тебя лечат?
– Хочешь присоединиться?
– Прости. Видишь ли, час назад ко мне заходил Брэйден Ченс, сказал, ты ему срочно нужен. Странно, не правда ли?
Я встрепенулся:
– Нужен зачем?
– Это не прозвучало. Но он разыскивает тебя.
– Скажи, меня нет.
– Уже. Прости за беспокойство. Загляни как-нибудь. И помни: у тебя остались друзья.
– Спасибо, Рудольф.
Сунув таблетки в карман, я спустился вниз. Леон клевал носом на переднем сиденье. Мы тронулись в путь. Я достал мобильник и набрал номер Мордехая. Грин разыскал-таки отчет о происшествии: “лексус” должен находиться на стоянке авторемонтной станции “Хандли тоуинг”. Я попробовал дозвониться на станцию. Бесполезно. Работал автоответчик. Я не удивился. Гололедица, на дорогах черт-те что, все ремонтные машины и буксиры заняты. Наконец около трех часов дня трубку снял механик, но и он мне ничем не помог.
“Хандли тоуинг” Леон отыскал на Седьмой улице. В лучшие времена заведение являлось нормальной заправкой с комплексом дополнительных услуг. Теперь остался гараж, несколько буксировочных машин, стоянка для старых автомобилей и сдаваемый в аренду трейлер. Окна конторы были забраны частой металлической решеткой. Леон постарался подъехать как можно ближе к входной двери.
– Защити меня в случае чего, – сказал я, с трудом выбираясь из машины.
Дверь на мощной пружине так ударила в левое плечо, что я согнулся от боли, тем не менее успел поймать усмешку механика, одетого в замасленный комбинезон.
* * *
Я объяснил причину своего появления. Парень закопошился в стопке квитанций. Из-за стены слышался перемежаемый проклятиями негромкий мужской говор – похоже, там играли в кости, взбадриваясь то ли крэком, то ли виски.
– Ее забрала полиция, – глядя в бумаги, сообщил парень.
– Зачем, по-вашему?
– Не представляю. Какое-нибудь преступление?
– Преступление было, но моя машина не имеет к нему никакого отношения.
Механик поднял на меня рассеянный взор. Ему хватало собственных проблем.
– Вы не знаете, где она может находиться? – Я надеялся подкупить его вежливостью.
– Обычно они тащат добычу на Джорджия-авеню, это к северу от Говард, там у них площадка.
– А сколько в городе таких площадок?
– Да уж точно не одна. – Парень пожал плечами и скрылся в соседней комнате.
Наученный горьким опытом, я осторожно открыл и прикрыл дверь, направляясь к машине.
Было почти темно, когда мы обнаружили огромную, в половину городского квартала, стоянку, обнесенную высоким забором из колючей проволоки. Створки металлических ворот украшала массивная цепь. Капельки дождя тускло поблескивали на проволоке.
Мы с Леоном напряженно всматривались в изувеченные корпуса.
– Вот он! – Я ткнул пальцем в сторону небольшого навеса, возле которого, почти напротив нас, стоял мой “лексус”. Левое крыло напоминало раздавленную яичную скорлупу, бампер отсутствовал, капот скособочился.
– Да ты, приятель, счастливо отделался, – заметил Леон.
Метрах в пяти от “лексуса” мы увидели “ягуар” – плоская, как блин, крыша и ни единого целого стекла.
Под навесом располагалось нечто вроде будки, неосвещенной и, похоже, запертой. Метрах в пятидесяти от нас группа крепких парней бросала в нашу сторону косые взгляды.
– Поехали, – сказал я.
Леон привез меня в аэропорт – единственное, по-моему, место в городе, где можно было взять машину напрокат.
* * *
После дотошного медицинского осмотра Клер заставила меня выпить таблетку.
– Я думала, ты хочешь отдохнуть.
– Пробовал, ничего не вышло. Умираю с голоду.
* * *
Последний в нашей супружеской жизни ужин оказался братом-близнецом первого: был приготовлен чужими руками.
За кухонным столом мы дожидались, пока на плите подогреется купленная в китайском ресторанчике еда. Клер выглядела обеспокоенной, выяснить, почему и насколько, не представлялось возможным. Я известил ее, что в соответствии с полученными от страховой компании инструкциями взял машину напрокат.
– Имя Гектор Палма тебе о чем-нибудь говорит? – спросила Клер, когда трапеза подходила к концу.
Я едва не поперхнулся.
– Да.
– Он звонил примерно час назад. Сказал, ему нужно срочно встретиться с тобой. Кто это?
– Работает у нас в фирме, помощник компаньона. Сегодня утром я должен был разбирать с ним незаконченное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47