А теперь подумайте, какую выгоду это сулит. Можно назначать любую цену, потому что несчастные с радостью отдадут за такое лекарство все. Подумайте о спасенных жизнях, о предотвращенных преступлениях, о сохраненных семьях, о миллиардах долларов, сэкономленных на реабилитации наркоманов. Чем больше хозяева фармакологических фирм думали о том, какие доходы может принести тарван, тем быстрее им хотелось выбросить его на рынок. Но, как вы справедливо заметили, требовались подопытные особи.
Пейс сделал паузу, отпил кофе, потом продолжил:
– И тут они начали делать ошибки. Были выбраны три места – Мехико, Сингапур и Белград, – достаточно удаленные от фармкомитета США. Под видом некой не имеющей четких контуров международной благотворительной организации основали реабилитационные клиники закрытого типа, где сохранялся полный контроль над наркоманами. Собрали самых безнадежных и стали испытывать тарван, не ставя об этом в известность пациентов. Тем было, в сущности, все равно, поскольку лечили и содержали их бесплатно.
– Лаборатории с подопытными человеческими существами, – заметил Клей. История становилась все интереснее, «пожарный» Макс был явно талантливым рассказчиком.
– Именно так, – подхватил он. – Лаборатории, недоступные для американской правоохранительной системы. И американской прессы. И американской юрисдикции. Это был блестящий план. И препарат прекрасно себя показал. Через месяц после начала приема тяга к наркотикам заметно ослабевала. Через два – пациенты счастливо избавлялись от нее вообще, а через три они уже не боялись вернуться к своей обычной жизни – только без наркотиков. Результаты наблюдений заносились в журнал, там фиксировалось все: диета, упражнения, терапия, даже разговоры. Мой клиент приставил к каждому пациенту минимум одного медработника, а ведь каждая клиника насчитывала по сто коек. Через три месяца пациентов отпустили на волю, взяв слово, что они время от времени будут приходить за своей дозой тарвана. Девяносто процентов не вернулись к старому. Девяносто! И только два процента снова начали принимать наркотики.
– А что с оставшимися восемью процентами?
– Вот в них-то и таилась проблема, однако мой клиент и представить не мог, насколько серьезной она окажется. Так или иначе, все три центра были заполнены, и за восемнадцать месяцев курс лечения тарваном прошли тысяча человек. Результаты превзошли ожидания. Мой клиент уже уловил запах многомиллиардной прибыли. Конкурентов не было. Ни у одной другой компании не наблюдалось сколько-нибудь серьезных успехов в научно-исследовательской работе по созданию препаратов против наркозависимости. Большинство несколько лет назад прекратили даже попытки.
– А следующая ошибка?
После недолгой паузы Макс признался:
– Их было слишком много.
Раздался звонок, принесли обед. Официант вкатил сервировочный столик и минут пять суетился, расставляя блюда. Клей все это время стоял у окна, глубоко задумавшись, устремив взгляд на колонну Вашингтона, но ничего не видя. Макс щедро вознаградил официанта и наконец выпроводил его за дверь.
– Вы голодны? – спросил он Клея.
– Нет, продолжайте, – ответил тот и, сняв куртку, снова сел. – Полагаю, вы приближаетесь к самой интересной части своей истории.
– Это как посмотреть. Следующая ошибка состояла в том, что действо было перенесено на местную почву. И тут начинается самое неприятное. Изучив карту, мой клиент выбрал на ней еще три точки: одну на Кавказе, одну в Латинской Америке, одну в Азии. Требовалась еще одна – в Африке.
– Африканцев полно в округе Колумбия.
– Вот так же решил и мой клиент.
– Признайтесь, что все это сказки.
– Один раз я вам действительно солгал, мистер Картер. Но я ведь обещал, что больше лгать не буду.
Клей медленно встал и снова подошел к окну. Макс внимательно за ним наблюдал. Обед стыл, но никого это не волновало. Время словно замерло.
Обернувшись наконец, Клей прямо спросил:
– Текила?
Макс кивнул и подтвердил:
– Да.
– Уошед Портер?
– Да.
Прошла минута. Скрестив руки на груди и прислонившись к стене, Клей смотрел на Макса, у которого заметно напряглись все мускулы, потом сказал:
– Продолжайте.
– С восемью процентами пациентов что-то происходит, – сказал Макс. – Мой клиент не может ответить, что и как служит толчком и даже кто находится в группе риска. Но тарван побуждает этих людей убивать. Причем без всяких причин. Через сто дней после начата приема что-то щелкает в голове и появляется непреодолимое желание пролить кровь. Независимо от того, совершали эти люди насилие прежде или нет. Возраст, расовая принадлежность, пол не имеют никакого значения.
– Выходит, было восемьдесят жертв?
– По меньшей мере. Из трущоб Мехико трудно получить достоверную информацию.
– А сколько здесь, в округе Колумбия?
Это был первый вопрос, заставивший Макса поежиться.
– Об этом поговорим через несколько минут. Позвольте мне закончить рассказ. Сядьте, пожалуйста. Мне неприятно задирать голову, когда я говорю.
Клей сел.
– Следующей ошибкой было попытаться перехитрить фармкомитет.
– Да уж.
– У моего клиента в этом городе много влиятельных друзей. Испытанный метод профилактики: покупать политиков на деньги комитетов политических действий [6], нанимать на работу их жен, подруг и бывших помощников – словом, обычные пакости, которые делаются с помощью больших денег. Была заключена сделка с участием шишек из Белого дома, госдепа, министерства экономики, ФБР, кое-каких других ведомств – разумеется, никто никаких бумаг не подписывал. Деньги не переходили из рук в руки; никто не давал взяток. Мой клиент просто сумел убедить достаточное количество людей в том, что тарван способен спасти мир, если его удастся испытать еще в одной лаборатории. Поскольку на получение лицензии фармкомитета требуется от двух до трех лет, а в Белом доме нашлись радетели за более быстрое внедрение препарата, сделка состоялась. Большие люди, чьих имен никто никогда не узнает, изыскали способ тайно задействовать тарван в нескольких тщательно отобранных реабилитационных клиниках федерального подчинения, расположенных в округе Колумбия. Если бы результат оказался положительным, Белый дом и некоторые влиятельные персоны оказали бы массированное давление на Комитет по фармакологии с целью скорейшего получения санкции на использование препарата.
– В процессе заключения сделки ваш клиент уже знал об этих восьми процентах?
– Не уверен. Мой клиент не открыл мне всего и никогда не откроет. Да я и не задаю лишних вопросов. Однако могу предположить, что тогда ему еще не было известно о вероятности побочного действия препарата. В противном случае риск был бы чересчур велик. Все произошло слишком быстро, мистер Картер.
– Теперь можете называть меня Клеем.
– Спасибо, Клей.
– Не за что.
– Я упомянул – никто не давал никаких взяток. Опять же так сказал мне мой клиент. Но будем реалистами. Вероятный доход от тарвана за предстоящие десять лет фирма оценила в тридцать миллиардов долларов. Чистую прибыль, заметьте. За тот же период тарван позволил бы сэкономить на налогах около ста миллиардов. Совершенно очевидно, что некоторая часть денег где-то в цепочке будет переходить из рук в руки.
– Все это уже в прошлом?
– О да. Препарат изъяли отовсюду шесть дней назад. Прекрасные клиники в Мехико, Сингапуре и Белграде закрыли в одну ночь, а весь их милый медперсонал исчез, как сонм привидений. Обо всех экспериментах забыли напрочь. Бумаги уничтожили. Мой клиент никогда в жизни не слышал ни о каком тарване. И мы бы хотели, чтобы все так и осталось.
– Чувствую, мой выход.
– Только если вы сами согласитесь. Откажетесь – у меня на примете есть другой адвокат.
– Откажусь от чего?
– От сделки, Клей, от сделки. На сегодняшний день пять человек в D.C. убиты лицами, принимавшими тарван. Еще один – первая жертва Уошеда Портера – находится в коме. Итого шесть. Мы знаем, кто они, как погибли, кто их убил, – словом, знаем все. Мы хотим, чтобы вы взялись представлять их семьи. Вы от их имени предъявите иски, мы заплатим деньги, и все закончится быстро, тихо и мирно, без всяких судебных разбирательств, без какой бы то ни было огласки, без единого отпечатка пальца.
– А почему они должны согласиться нанять меня?
– Эти люди понятия не имеют, что сами могут возбудить дело в суде. Насколько им известно, их родные стали жертвами неспровоцированного уличного насилия. Здесь это в порядке вещей. Ваше чадо получает пулю от уличного бандита, вы его хороните, бандита арестовывают, назначается суд, и вы надеетесь лишь, что виновного продержат за решеткой до конца жизни. Но вам и в голову не приходит самому обратиться в суд. Кого преследовать? Уличного бандита? Даже самый голодный адвокат не возьмется за подобное дело. А вас они наймут потому, что вы пойдете к ним и скажете, что они могут возбудить дело, а вы можете добыть для каждого из них четыре миллиона долларов в результате быстрого и абсолютно конфиденциального соглашения сторон.
– Четыре миллиона, – повторил Клей, не решив пока, много это или мало.
– Да, мы рискуем, Клей. Если о тарване пронюхает какой-нибудь адвокат, а должен вам сказать, что пока вы первый и единственный, кому довелось учуять его запах, то суд вполне вероятен. Теперь представьте себе, что этим адвокатом окажется закаленный боевой жеребец, который здесь, в D.C., без труда поведет за собой жюри, состоящее сплошь из черных.
– Легко…
– Вот именно, легко. Допустим, что этот адвокат найдет достоверные доказательства. Возможно, какие-нибудь не уничтоженные записи. Еще вероятней, что кто-нибудь из сотрудников моего клиента окажется болтуном. Суд наверняка встанет на сторону семьи убитого. Вердикт могут вынести по максимуму. Но что хуже всего, по крайней мере для моего клиента, – огласка будет иметь катастрофические последствия. Акции компании обесценятся. Словом, Клей, представьте себе худшее, что только можете, и это сбудется. Поверьте, мои клиенты тоже это понимают. Они совершили нечто дурное, признают это и хотят исправить ошибку. Но они также стараются свести к минимуму свои потери.
– Четыре миллиона – выгодная сделка.
– И да и нет. Возьмем Рамона Памфри. Ему было двадцать два года, на своей почасовой работе он имел шесть тысяч долларов в год. Если он в соответствии со средним сроком жизни по стране прожил бы еще пятьдесят три года, при годовом заработке, вдвое превышающем минимальную зарплату, экономический эквивалент его жизни, исчисленный в сегодняшних долларах, составил бы около полумиллиона долларов. Вот его цена.
– Добиться компенсаций было бы несложно.
– Как посмотреть. Это дело очень трудно доказать, Клей, поскольку нет никаких письменных улик. В тех папках, которые вы вчера просматривали, ничего нет. Наставники из реабилитационного лагеря и «Клин-Стрите» понятия не имели, что за препарат давали своим подопечным. В фармкомитете о тарване ничего не слышали. Мой клиент отвалит миллиард на адвокатов, экспертов и всех, кто понадобится, чтобы защитить его. Процесс обернется настоящей бойней, потому что мой клиент очень виновен!
– Шестью четыре – двадцать четыре миллиона.
– Добавьте десять, предназначенные адвокату.
– Десять миллионов?
– Да, таково условие сделки, Клей. Вы получите десять миллионов.
– Шутите.
– Я абсолютно серьезен. Итак, всего тридцать четыре миллиона. Чек могу выписать прямо сейчас.
– Мне нужно прогуляться.
– А как же обед?
– Спасибо, нет.
Глава 9
Не замечая ничего вокруг, Клей медленно брел вдоль ограды Белого дома. Затерявшись на минуту в группе голландских туристов, щелкающих фотоаппаратами и ожидающих, что вот-вот появится президент и помашет им рукой, он пересек Лафайет-парк, в дневное время свободный от бездомных бродяг, вышел на Фаррагат-сквер, устроился на скамейке и, не ощущая вкуса, съел холодный сандвич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Пейс сделал паузу, отпил кофе, потом продолжил:
– И тут они начали делать ошибки. Были выбраны три места – Мехико, Сингапур и Белград, – достаточно удаленные от фармкомитета США. Под видом некой не имеющей четких контуров международной благотворительной организации основали реабилитационные клиники закрытого типа, где сохранялся полный контроль над наркоманами. Собрали самых безнадежных и стали испытывать тарван, не ставя об этом в известность пациентов. Тем было, в сущности, все равно, поскольку лечили и содержали их бесплатно.
– Лаборатории с подопытными человеческими существами, – заметил Клей. История становилась все интереснее, «пожарный» Макс был явно талантливым рассказчиком.
– Именно так, – подхватил он. – Лаборатории, недоступные для американской правоохранительной системы. И американской прессы. И американской юрисдикции. Это был блестящий план. И препарат прекрасно себя показал. Через месяц после начала приема тяга к наркотикам заметно ослабевала. Через два – пациенты счастливо избавлялись от нее вообще, а через три они уже не боялись вернуться к своей обычной жизни – только без наркотиков. Результаты наблюдений заносились в журнал, там фиксировалось все: диета, упражнения, терапия, даже разговоры. Мой клиент приставил к каждому пациенту минимум одного медработника, а ведь каждая клиника насчитывала по сто коек. Через три месяца пациентов отпустили на волю, взяв слово, что они время от времени будут приходить за своей дозой тарвана. Девяносто процентов не вернулись к старому. Девяносто! И только два процента снова начали принимать наркотики.
– А что с оставшимися восемью процентами?
– Вот в них-то и таилась проблема, однако мой клиент и представить не мог, насколько серьезной она окажется. Так или иначе, все три центра были заполнены, и за восемнадцать месяцев курс лечения тарваном прошли тысяча человек. Результаты превзошли ожидания. Мой клиент уже уловил запах многомиллиардной прибыли. Конкурентов не было. Ни у одной другой компании не наблюдалось сколько-нибудь серьезных успехов в научно-исследовательской работе по созданию препаратов против наркозависимости. Большинство несколько лет назад прекратили даже попытки.
– А следующая ошибка?
После недолгой паузы Макс признался:
– Их было слишком много.
Раздался звонок, принесли обед. Официант вкатил сервировочный столик и минут пять суетился, расставляя блюда. Клей все это время стоял у окна, глубоко задумавшись, устремив взгляд на колонну Вашингтона, но ничего не видя. Макс щедро вознаградил официанта и наконец выпроводил его за дверь.
– Вы голодны? – спросил он Клея.
– Нет, продолжайте, – ответил тот и, сняв куртку, снова сел. – Полагаю, вы приближаетесь к самой интересной части своей истории.
– Это как посмотреть. Следующая ошибка состояла в том, что действо было перенесено на местную почву. И тут начинается самое неприятное. Изучив карту, мой клиент выбрал на ней еще три точки: одну на Кавказе, одну в Латинской Америке, одну в Азии. Требовалась еще одна – в Африке.
– Африканцев полно в округе Колумбия.
– Вот так же решил и мой клиент.
– Признайтесь, что все это сказки.
– Один раз я вам действительно солгал, мистер Картер. Но я ведь обещал, что больше лгать не буду.
Клей медленно встал и снова подошел к окну. Макс внимательно за ним наблюдал. Обед стыл, но никого это не волновало. Время словно замерло.
Обернувшись наконец, Клей прямо спросил:
– Текила?
Макс кивнул и подтвердил:
– Да.
– Уошед Портер?
– Да.
Прошла минута. Скрестив руки на груди и прислонившись к стене, Клей смотрел на Макса, у которого заметно напряглись все мускулы, потом сказал:
– Продолжайте.
– С восемью процентами пациентов что-то происходит, – сказал Макс. – Мой клиент не может ответить, что и как служит толчком и даже кто находится в группе риска. Но тарван побуждает этих людей убивать. Причем без всяких причин. Через сто дней после начата приема что-то щелкает в голове и появляется непреодолимое желание пролить кровь. Независимо от того, совершали эти люди насилие прежде или нет. Возраст, расовая принадлежность, пол не имеют никакого значения.
– Выходит, было восемьдесят жертв?
– По меньшей мере. Из трущоб Мехико трудно получить достоверную информацию.
– А сколько здесь, в округе Колумбия?
Это был первый вопрос, заставивший Макса поежиться.
– Об этом поговорим через несколько минут. Позвольте мне закончить рассказ. Сядьте, пожалуйста. Мне неприятно задирать голову, когда я говорю.
Клей сел.
– Следующей ошибкой было попытаться перехитрить фармкомитет.
– Да уж.
– У моего клиента в этом городе много влиятельных друзей. Испытанный метод профилактики: покупать политиков на деньги комитетов политических действий [6], нанимать на работу их жен, подруг и бывших помощников – словом, обычные пакости, которые делаются с помощью больших денег. Была заключена сделка с участием шишек из Белого дома, госдепа, министерства экономики, ФБР, кое-каких других ведомств – разумеется, никто никаких бумаг не подписывал. Деньги не переходили из рук в руки; никто не давал взяток. Мой клиент просто сумел убедить достаточное количество людей в том, что тарван способен спасти мир, если его удастся испытать еще в одной лаборатории. Поскольку на получение лицензии фармкомитета требуется от двух до трех лет, а в Белом доме нашлись радетели за более быстрое внедрение препарата, сделка состоялась. Большие люди, чьих имен никто никогда не узнает, изыскали способ тайно задействовать тарван в нескольких тщательно отобранных реабилитационных клиниках федерального подчинения, расположенных в округе Колумбия. Если бы результат оказался положительным, Белый дом и некоторые влиятельные персоны оказали бы массированное давление на Комитет по фармакологии с целью скорейшего получения санкции на использование препарата.
– В процессе заключения сделки ваш клиент уже знал об этих восьми процентах?
– Не уверен. Мой клиент не открыл мне всего и никогда не откроет. Да я и не задаю лишних вопросов. Однако могу предположить, что тогда ему еще не было известно о вероятности побочного действия препарата. В противном случае риск был бы чересчур велик. Все произошло слишком быстро, мистер Картер.
– Теперь можете называть меня Клеем.
– Спасибо, Клей.
– Не за что.
– Я упомянул – никто не давал никаких взяток. Опять же так сказал мне мой клиент. Но будем реалистами. Вероятный доход от тарвана за предстоящие десять лет фирма оценила в тридцать миллиардов долларов. Чистую прибыль, заметьте. За тот же период тарван позволил бы сэкономить на налогах около ста миллиардов. Совершенно очевидно, что некоторая часть денег где-то в цепочке будет переходить из рук в руки.
– Все это уже в прошлом?
– О да. Препарат изъяли отовсюду шесть дней назад. Прекрасные клиники в Мехико, Сингапуре и Белграде закрыли в одну ночь, а весь их милый медперсонал исчез, как сонм привидений. Обо всех экспериментах забыли напрочь. Бумаги уничтожили. Мой клиент никогда в жизни не слышал ни о каком тарване. И мы бы хотели, чтобы все так и осталось.
– Чувствую, мой выход.
– Только если вы сами согласитесь. Откажетесь – у меня на примете есть другой адвокат.
– Откажусь от чего?
– От сделки, Клей, от сделки. На сегодняшний день пять человек в D.C. убиты лицами, принимавшими тарван. Еще один – первая жертва Уошеда Портера – находится в коме. Итого шесть. Мы знаем, кто они, как погибли, кто их убил, – словом, знаем все. Мы хотим, чтобы вы взялись представлять их семьи. Вы от их имени предъявите иски, мы заплатим деньги, и все закончится быстро, тихо и мирно, без всяких судебных разбирательств, без какой бы то ни было огласки, без единого отпечатка пальца.
– А почему они должны согласиться нанять меня?
– Эти люди понятия не имеют, что сами могут возбудить дело в суде. Насколько им известно, их родные стали жертвами неспровоцированного уличного насилия. Здесь это в порядке вещей. Ваше чадо получает пулю от уличного бандита, вы его хороните, бандита арестовывают, назначается суд, и вы надеетесь лишь, что виновного продержат за решеткой до конца жизни. Но вам и в голову не приходит самому обратиться в суд. Кого преследовать? Уличного бандита? Даже самый голодный адвокат не возьмется за подобное дело. А вас они наймут потому, что вы пойдете к ним и скажете, что они могут возбудить дело, а вы можете добыть для каждого из них четыре миллиона долларов в результате быстрого и абсолютно конфиденциального соглашения сторон.
– Четыре миллиона, – повторил Клей, не решив пока, много это или мало.
– Да, мы рискуем, Клей. Если о тарване пронюхает какой-нибудь адвокат, а должен вам сказать, что пока вы первый и единственный, кому довелось учуять его запах, то суд вполне вероятен. Теперь представьте себе, что этим адвокатом окажется закаленный боевой жеребец, который здесь, в D.C., без труда поведет за собой жюри, состоящее сплошь из черных.
– Легко…
– Вот именно, легко. Допустим, что этот адвокат найдет достоверные доказательства. Возможно, какие-нибудь не уничтоженные записи. Еще вероятней, что кто-нибудь из сотрудников моего клиента окажется болтуном. Суд наверняка встанет на сторону семьи убитого. Вердикт могут вынести по максимуму. Но что хуже всего, по крайней мере для моего клиента, – огласка будет иметь катастрофические последствия. Акции компании обесценятся. Словом, Клей, представьте себе худшее, что только можете, и это сбудется. Поверьте, мои клиенты тоже это понимают. Они совершили нечто дурное, признают это и хотят исправить ошибку. Но они также стараются свести к минимуму свои потери.
– Четыре миллиона – выгодная сделка.
– И да и нет. Возьмем Рамона Памфри. Ему было двадцать два года, на своей почасовой работе он имел шесть тысяч долларов в год. Если он в соответствии со средним сроком жизни по стране прожил бы еще пятьдесят три года, при годовом заработке, вдвое превышающем минимальную зарплату, экономический эквивалент его жизни, исчисленный в сегодняшних долларах, составил бы около полумиллиона долларов. Вот его цена.
– Добиться компенсаций было бы несложно.
– Как посмотреть. Это дело очень трудно доказать, Клей, поскольку нет никаких письменных улик. В тех папках, которые вы вчера просматривали, ничего нет. Наставники из реабилитационного лагеря и «Клин-Стрите» понятия не имели, что за препарат давали своим подопечным. В фармкомитете о тарване ничего не слышали. Мой клиент отвалит миллиард на адвокатов, экспертов и всех, кто понадобится, чтобы защитить его. Процесс обернется настоящей бойней, потому что мой клиент очень виновен!
– Шестью четыре – двадцать четыре миллиона.
– Добавьте десять, предназначенные адвокату.
– Десять миллионов?
– Да, таково условие сделки, Клей. Вы получите десять миллионов.
– Шутите.
– Я абсолютно серьезен. Итак, всего тридцать четыре миллиона. Чек могу выписать прямо сейчас.
– Мне нужно прогуляться.
– А как же обед?
– Спасибо, нет.
Глава 9
Не замечая ничего вокруг, Клей медленно брел вдоль ограды Белого дома. Затерявшись на минуту в группе голландских туристов, щелкающих фотоаппаратами и ожидающих, что вот-вот появится президент и помашет им рукой, он пересек Лафайет-парк, в дневное время свободный от бездомных бродяг, вышел на Фаррагат-сквер, устроился на скамейке и, не ощущая вкуса, съел холодный сандвич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61