— Говорили, что тот участвовал в программе очень долго. А это означает, что он общался со множеством детей.
— И вы работаете в этом направлении, так?
— Мы выяснили все только утром. Пока больше сказать нечего.
Бэкус кивнул и, приложив к палец к губам, на мгновение задумался.
— Брасс, — сказал он, — что ты об этом думаешь? Какой может оказаться психопатология?
— Дети проходят почти во всех делах. Как и детективы убойных отделов. Но мы пока не определили, на что именно указывает нам преступник. Считаю, выяснением нужно заняться максимально энергично.
— Тед, Стив, нужны ли вам еще люди?
— Думаю, группа вполне укомплектована. У нас в Тампе, в управлении, все хотят поучаствовать в расследовании. Если кто и понадобится, разберемся на месте.
— Отлично. Кстати, вы разговаривали с матерью мальчика относительно его отношений с Белтраном?
— Мы пытаемся найти ее или сестру мальчика. Увы, прошло три года. Надеемся, сможем выйти на них завтра, после встречи с людьми из «Лучших друзей».
— Хорошо. Что у нас в Балтиморе? Шейла!
— Да, сэр. Большую часть дня проверяли данные местных копов. Мы поговорили с Бледшоу. Такая же теория у него была относительно дела Поли Амхерст. С самого начала он искал охотника за детьми. Женщина работала учительницей. Оба, Бледшоу и Маккэффри, полагали, что она могла столкнуться с подонком на территории школы и из-за этого оказалась похищенной, задушенной и изуродованной так, словно на ней выместили неудовлетворенность в «настоящем деле».
— Кто сказал, что это обязательно насильник? — спросила Рейчел. — Он может быть взломщиком, наркодилером, вообще кем угодно.
— В тот день у Поли Амхерст перерыв выпал на третий урок. Полиция опросила каждого из находившихся во дворе детей. Много противоречащих друг другу рассказов, однако человек пять вспомнили мужчину, стоявшего возле ограды. Волосы светлые, вьющиеся, в очках. Белый. Похоже, Бред не так уж сильно промахнулся в своем описании Родерика Эшера. И еще одно: у мужчины была фотокамера. Правда, ее заметили не все.
— Спасибо, Шейла. Что еще?
— В одной из вещественных улик, найденных на трупе, обнаружили волос. Вьющийся, светлого оттенка. Натуральный цвет оказался рыжеватым. На сегодня это все. Завтра будем работать опять с Бледшоу.
— Ясно. Чикаго?
Остальные доклады не принесли ничего стоящего в смысле идентификации или пополнения базы данных на Поэта. В основном агенты перепроверяли информацию, собранную местными полицейскими, не находя ничего нового. Даже из Денвера пришли данные, почти не отличавшиеся от прежних. Лишь в самом конце своего телефонного сообщения агент сказал, что изучение перчаток, надетых на руки брата, показало единственное пятнышко крови на меховой отделке правой перчатки. Агент спросил, не передумал ли я позвонить Райли и узнать ее отношение к возможной эксгумации. Я не сразу ответил, слишком уж погрузившись в раздумья о следах применения гипноза и о том, какими были последние минуты брата. Когда меня окликнули снова, я сказал, что позвоню утром.
Как бы мельком, вдогонку основной информации, агент сообщил, что переправил образцы из полости рта Шона в лабораторию Квонтико.
— Образцы превосходно сохранились, и мы уже вряд ли получим результаты лучшие, чем есть.
— И что там? — спросил Бэкус, избегая моего взгляда.
— Исключительно следы от выстрела. Ничего больше.
Даже не знаю, что почувствовал, услышав его слова. Вероятно, облегчение, однако это не было доказательством того, что там произошло или не произошло на самом деле. Шон мертв, а я в ловушке, пытаясь представить его последние минуты.
Я решил освободиться, сосредоточившись на новом сеансе конференц-связи. Бэкус просил Брасс дать свежую информацию об изучении жертв, а я пропустил почти весь доклад.
— Таким образом, мы лишаемся многих корреляций, — продолжала Брасс. — Оставив в стороне то, что, возможно, доказано во Флориде, я склоняюсь к выводу о случайном выборе. Друг друга жертвы не знали, никогда не встречались, пути их пересеклись случайно. Мы обнаружили, что четверо из них были на одном и том же семинаре, проходившем у нас в Квонтико четыре года назад, однако еще о двоих такого не скажешь, равно как нет данных и о том, общались ли на семинаре первые четверо. Все это не относится к Орсулаку из Феникса. Чтобы изучить его жизнь, у нас попросту не осталось времени.
— Если не существует никакой системы, то можем ли мы считать, что они стали жертвами преступника лишь потому, что расследовали первое убийство? — спросила Рейчел.
— Да, думаю, так.
— Тогда первое время убийца должен был оставаться поблизости и наблюдать, кто схватит приманку.
— И это правильно. Все подобные случаи, приманки, привлекали большое внимание прессы. Каждого из детективов сначала показывали по телевидению.
— Они не могли привлечь убийцу физически?
— Нет. Он лишь получал сведения. А детектив становился добычей. Пока нельзя отбросить и то, что после селекции жертвы он мог выделять одну или несколько черт, его привлекавших, желая осуществить свои фантазии позже. Это всегда возможно.
— Что еще за фантазии? — спросил я, пытаясь держаться, пока разговариваю с Брасс.
— Это Джек? Послушай, Джек, мы этого не знаем. В этом основной вопрос. Наш подход изначально был неверен в некотором смысле. Не зная смысла фантазий и мотивации преступника, мы ищем и гадаем, имея лишь их составные части. Мы даже не представляем, вокруг чего вращается его мир. Джек, он упал на нас с луны. Узнать мы все сможем, если однажды он не решит рассказать о случившемся сам.
Я кивнул. Внутри рождался новый вопрос. Я подождал, пока все выскажут свои идеи, и наконец задал его:
— Гм... агент Брасс... Ничего, если по имени, Доран?
— Да-а...
— Возможно, вы уже упоминали, и все же — при чем тут стихи? Есть ли у вас представление, для чего они служат?
— Да. Ясно, что они заведомо демонстративны. Мы заявили это вчера. Это подпись преступника. И хотя он очевидным образом стремится уйти от наказания, психология этих людей такова, что им необходимо оставить маленькое напоминание: «Эй вы, здесь был Я». Отсюда у этих стихов и растут ноги. В узком смысле у самой поэзии корреляция есть, и она понятна: все стихотворения о смерти. Их главная тема — смерть как портал, ведущий к иным понятиям или иным мирам. «Через бледную дверь» — по-моему, так звучала одна из выдержек. Чем это может оказаться? Возможно, Поэт считает, что он отправляет убитых им людей в лучший мир? Что он преобразует их сущность? Об этом нужно задуматься при более тщательном анализе его патологии. Однако мы опять приходим к нечеткости всех наших догадок. Задача напоминает мне поиск в заполненном доверху контейнере для мусора того, что наш преступник съел вчера за ужином. Мы не знаем, что именно он делает, и не узнаем, пока не сможем его найти.
— Брасс? Это Боб. Что скажешь о способе планирования этих убийств?
— Лучше я передам слово Бреду.
— Это Бред. Гм... мы склоняемся определить убийцу как сложный вариант гастролера. Да, он действительно использует всю территорию страны как холст, однако останавливается — иногда на неделю, иногда на месяцы. С позиций нашего изначального профилирования такое поведение необычно. Поэт — это не тот киллер, что жалит и убегает. Нанеся удар, он остается рядом. По нашему представлению, в эти периоды он наблюдает за настоящей жертвой. Изучает ее поведение в нюансах. Возможно, даже завязывает мимолетное знакомство. Здесь есть что поискать. Новые друзья или знакомые в жизни каждого из детективов. Возможно, новый сосед или приятель из ближайшего бара. Случай в Денвере подсказывает, что им может оказаться информатор. Возможно, он использует комбинированный подход.
— Что приводит к следующему по очередности шагу, — заметил Бэкус. — Уже после контакта.
— И затем власть, — продолжал Хазелтон. — Каким образом получить контроль над ситуацией, когда подошел уже достаточно близко? Хорошо, предположим, вначале он применяет оружие, однако потом у него оказываются и другие средства. И как он сумел заставить шесть, а теперь даже семь, детективов записать стихотворные строки? Как смог избежать столкновения во всех без исключения случаях? Пока мы не имеем иного решения, кроме вероятного использования гипноза в сочетании с препаратом, взятым в доме у жертвы. Здесь из общего ряда выпадает смерть Макэвоя. Отставив его пока в сторону и взглянув на остальные случаи, мы обнаружим, что среди нас самих нет никого с пустой домашней аптечкой. И возможно, что нет ни одной, где бы не хранилось средство, обычное с виду, но подходящее для целей преступника. И нет сомнения, что одно из средств окажется эффективнее прочих. Весь вопрос в том, что Поэт использовал и что позволила задействовать сама жертва. На это стоит обратить внимание. Пока все.
— Так, значит, все, — подытожил Бэкус. — Есть вопросы?
Комната и телефоны молчали.
— Хорошо, спасибо всем, — сказал он, наклоняясь вперед к телефону. — Давайте работать. Теперь нужно именно это.
* * *
Вслед за Бэкусом и Томпсоном Рейчел и я направились в «Хайатт», где Матузак уже забронировал всем по комнате. Я зарегистрировался самостоятельно и заплатил за номер тоже сам. Бэкус просто оформил остальных и получил ключи. Платить будет, конечно, правительство. Однако все не так плохо: как агенту ФБР мне дали скидку. Благодаря куртке.
Рейчел и Томпсон ждали в холле, примыкавшем к коридору. Там мы договорились встретиться, чтобы перед ужином немного выпить. Когда Бэкус отдавал ключи, я услышал, как он назвал номер Рейчел, 321, и машинально запомнил три эти цифры.
Моя 317-я находилась недалеко от комнаты Рейчел, и в ожидании ночи мне вдруг захотелось, чтобы этой дистанции в четыре комнаты, лежавшей между нами, больше не было.
Проведя в общей компании всего полчаса, прошедших за светским разговором, Бэкус ушел, сославшись на отчет, необходимый для его встречи с Торсоном и Картером в аэропорту.
Уходя, он обещал увидеться с нами за ужином, после чего исчез в лифте. Спустя несколько минут Томпсон тоже откололся от компании, заявив, что хочет в деталях изучить заключение о смерти Орсулака.
— Джек, остались самые стойкие, ты и я, — заметила Рейчел, провожая Томпсона взглядом. — Идея насчет ужина тебя вдохновила?
— Не уверен. А тебя?
— Пока не задумывалась. Но я знаю, что нужно уже сейчас... Пожалуй, сначала приму горячую ванну.
Мы решили встретиться через часок и поужинать вместе. Поднимаясь на свой этаж в лифте, мы оба молчали, и я заметил, как между нами возникло ощутимое взаимное притяжение.
Уже в комнате я попытался выкинуть эти мысли из головы, включив компьютер и заняв себя скачиванием почты из Денвера. Однако писем не было, вернее, пришло только одно, от Грега Гленна. Он хотел знать, куда я пропал. Разумеется, я ответил, хотя вряд ли Гленн прочтет мое послание до утра понедельника.
Еще я отправил просьбу, адресованную Лори Прайн: поискать в базе данных любую информацию о Горации Гипнотизере. Меня интересовало любое упоминание об этом человеке за последние семь лет, особенно в изданиях Флориды. Попросив Лори отправлять информацию по мере поиска, я написал, что задание не слишком срочное.
Наконец, закончив дела, я надел купленные вещи и собрался идти на ужин. В запасе оставалось минут двадцать, и я задумался, не поискать ли аптечный киоск. Тут же представилась картина, как это будет выглядеть, если мы с Рейчел вдруг окажемся в одной постели: а вот, кстати, и презервативчик... Как-то не очень ловко получится. И я решил пустить дело на самотек.
* * *
— Ты не смотрел Си-эн-эн?
— Нет.
Я стоял в дверях ее комнаты. Она вернулась к кровати и присела, надевая туфли. Рейчел выглядела отдохнувшей, на ней были кремового цвета блузка и джинсы. Телевизор работал, и на экране показывали сюжет из Колорадо, про стрельбу в клинике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75