Девушка Ёлка всегда должна находиться в поле зрения Сардика, иначе ему будет плохо.
Иначе он не сможет дышать и умрет.
Сейчас он еще может дышать, но все равно – умирает.
Ведь боль, которая навалилась на Сардика, совершенно незнакома ему – в отличие от голоса, принадлежащего Ёлке. Эта боль – острая, невыносимая, разгорающаяся все ярче – идет снизу, разъедая кости, точнее – осколки костей. И только руки еще слушаются Сардика: ими он и отводит от лица вспучившийся шар подушки безопасности. Красные полосы на белой ткани смотрятся очень выразительно, Сардик даже залюбовался на секунду таким яростным, таким агрессивным кармином, а ведь это его собственная кровь!
– Что же ты наделал?..
– Все в порядке, не волнуйся. Все в порядке. Ничего не в порядке, боль поднимается все выше и выше, без труда захватывая новые участки тела, больше всего Сардику хочется кричать, вопить, плакать от боли, но он не сделает этого. Он не слизняк.
– Помоги мне…
– У меня не получится тебя вытащить. Ты слишком тяжелый.
Она не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. Кажется, она не очень пострадала, несколько царапин на лице не в счет. И она, в отличие от Сардика, может двигаться.
– Откроешь мою дверь? – спрашивает он.
– Постараюсь. Если ее не заклинило…
Она может двигаться, какое счастье! Да нет, она отлично двигается: вся боль досталась Сардику, обойдя Ёлку стороной. Сардик находит в этом высшую справедливость:
любимые не должны страдать.
С дверью все тоже складывается как нельзя лучше: ее не заклинило, она болтается на одной петле, пропуская в салон ночной воздух – и никогда еще он не был таким влажным, таким желанным. Девушка Ёлка обхватывает Сардика за плечи, тянет на себя и тут же останавливается:
– Не стоит этого делать. Вдруг тебе станет хуже? Дождемся «скорой»… дождемся кого-нибудь…
– Нет. Никого мы не будем дожидаться…
Если бы не боль, Сардик был бы абсолютно счастлив: она не собирается его бросать! А могла бы, учитывая все то, что произошло до аварии. Свершилось, Господи!.. С ним решил остаться не кто-то абстрактный, не покойная мать писателя Борхеса, не писчебумажная иностранка Холли Голайтли и не те женщины, которые едва замечали его, а… а… Самая прекрасная, самая любимая девушка на свете, угонщица, клептоманка, ангелочек, чудо. И значит, нужно оставаться счастливым, несмотря на боль. Несмотря на смерть, ее возможность тоже не исключена.
Он счастлив, да будет так!..
Абсолютно счастливый Сардик упирается окровавленными ладонями в асфальт и сползает вниз, на землю.
– Боже мой… твои ноги…
– Не нужно на них смотреть, милая… все в порядке.
Вряд ли от ног Сардика осталось хоть что-то вразумительное, кроме боли. Но он разберется с ними позже; или всемогущие врачи со «скорой», или всемогущая смерть разберутся с ними позже. Главное сейчас – не потерять сознание, удержать ситуацию под контролем.
– Я люблю тебя, – шепчет Сардик, почти касаясь губами асфальта. – Полюбил тебя с первого взгляда, такое иногда случается.
– Я не слышу, что ты говоришь…
Он не успокоится до тех пор, пока Ёлка его не услышит. Держа в голове одну эту мысль, ухватившись за нее, как за край бобового стебля, который обязательно вынесет его к небесам, Сардик переворачивается на спину:
– Я люблю тебя.
– У тебя шок…
– Я люблю тебя… Ты слышала, что я сказал? Повтори.
– Ты сказал, что любишь меня.
– Все правильно.
Кажется, она плачет. И как было бы здорово, если бы она плакала из-за него! Это сделало бы и без того абсолютно счастливого Сардика еще более счастливым.
– С тобой все в порядке? Ты не ранена? Цела?..
– Я цела. Не переживай.
– Ты помнишь, что я сказал тебе?
– Что ты любишь меня.
– Все правильно. А теперь… Уходи.
– Куда?
– Уходи отсюда. Не хочу, чтобы ты была здесь. Ты ведь понимаешь…
– Нет.
– Понимаешь. – Сардику кажется, что он повысил голос, но вряд ли смена интонации так заметна – в его-то положении! – Я во всем виноват, я втравил тебя в эту историю… Если бы не я – с тобой бы никогда не случилось такого.
– Ты не прав…
– Прав. Уходи. Я все сделаю как нужно. Никто не узнает о тебе…
– Но…
– Уходи… Уходи быстрее!
Больше всего Сардик боится, что Ёлка не послушает его, останется: ангелы – они такие. Любопытные, как дети. Они всегда дочитывают книги, и досматривают фильмы, и досматривают жизни – каким бы печальным ни выглядел финал.
Но Ёлка – не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. И неизвестно, что еще ей придется пережить, если она останется с ним.
– Уходи.
– Я никогда тебя не забуду, – говорит она, склоняясь над его лицом и целуя его в губы. – Никогда тебя не забуду. Никогда.
Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров.
Страница 143. Тринадцатая строчка снизу.
Это все из-за боли, заполонившей безжизненное тело Сардика и подбирающейся к мозгу. Боль стирает грань между реальностью и небытием, и теперь уже непонятно, кто произнес убойную и немного театральную фразу про моряков – Ёлка или сам Сардик. А может, она просто разлита во влажном воздухе?.. В сумраке ночи, секунду назад поглотившем девушку, которая полностью изменила жизнь Сардика.
Гаро был прав, и где он сейчас, чудное растеньице Гаро?..
Хорошо, если в Китакюсю (префектура Фукуока), рядом с доброй девушкой-японкой, ставшей еще добрее от бус из сердолика. Только теперь Сардик понимает, как важно быть рядом с любимыми, или просто думать о них не переставая, или защищать их от напастей и невзгод, которые иногда случаются в жизни. Он больше не сопротивляется боли, плывет по ее волнам, холодным, спокойным и мертвенно-прекрасным.
И пока еще хватает сил и брезжит сознание, Сардик думает о Гаро (и об ангеле), о ненаписанных картинах(и об ангеле). О наполненном водой до краев городе Санкт-Петербурге (и об ангеле). И о так и не сваренном какао (и об ангеле), и еще – о коте (и об ангеле). Конечно, об ангеле с буддистской косичкой, подпрыгивающей в такт шагам, -
о ком же еще?..
Йоруба
***
…Главная прелесть Джей-Джея состоит в том, что он таков, каков есть.
При встрече с девушками он представляется не секретным агентом, и не начинающим писателем, и не охотником за черепами, и не водолазом, и не профессиональным путешественником. И даже не завсегдатаем кенийского сафари, что легко проверяется – стоит только девушке сказать а вы не покажете мне свои трофеи? Нет, Джей-Джею не нужны неприятности, неловкие ситуации и кривые ухмылки за спиной – поэтому он всегда говорит правду.
Меня зовут Джей-Джей, и я составитель ребусов – вот и вся правда, вот и все представление.
На такое клюнет не каждая, блондинки отпадают сразу, поскольку в ребусах они несильны. Но Джей-Джей не слишком-то горюет о блондинках, это – всего лишь цвет волос, не более. К тому же опытным путем и людьми гораздо более авторитетными, чем Джей-Джей, установлено: блондинки в природе почти не встречаются. Не собственно натуральные блондинки (таких навалом в родной стране Джей-Джея – Норвегии – и соседних скандинавских странах), а блондинки типа Мэрилин Монро.
Все хотят выглядеть как Мэрилин; все хотят, чтобы их любили, как любили когда-то Мэрилин; все хотят стать мифом, как стала мифом Мэрилин. Вот только никто не хочет повторить ее судьбу, а это все равно что жить в президентских апартаментах пятизвездочного отеля, не платя за это ни копейки.
Такого не бывает, служба безопасности в отелях класса люкс всегда на высоте. И улизнуть, не заплатив ни копейки, вряд ли получится.
Счет должен быть закрыт полностью, включая пункт «пользование баром».
Потому-то Мэрилин одна-единственная, как там ей живется – на небесах?
При всем этом Мэрилин никогда не была любимицей Джей-Джея и не выступала последним номером в дивертисменте его ночных грез. И дело здесь не в Мэрилин, а в самом Джей-Джее. Хотя ему и не чужды мечтания, как любому нормальному человеку, – толком помечтать перед сном не удается. Джей-Джей засыпает сразу же, как только голова касается подушки.
И это тоже часть правды о нем. Справедливости ради, до обнародования данной части дело доходит далеко не всегда.
Что еще рассказывает девушкам Джей-Джей?
Он составитель ребусов и ведет еженедельную колонку развлечений в одном не очень популярном журнале. Это раз.
В свободное от составления ребусов время он работает корректором в одном не очень популярном non-fiction издательстве. Это два.
Он не водит автомобиль. Это три.
Он любит кошек, но предпочитает наблюдать за ними издали. Это четыре.
Он никого не приглашает к себе. И сам неохотно отправляется в гости, убежденный в том, что лучшее место для встреч – нейтральная территория. Это пять.
На то, чтобы постричь ногти, у него уходит не больше двадцати секунд (результат, достойный книги рекордов Гиннесса). Это шесть.
Его родная стихия – иностранные языки. Желательно – максимально удаленные от норвежского. Джей-Джей основательно изучил несколько европейских и даже один африканский (йоруба). Это семь.
Семи позиций, характеризующих Джей-Джея, как правило, бывает достаточно, чтобы девушка фыркнула носом, изображая нерпу, недовольную деятельностью «Гринписа» – и удалилась в неизвестном направлении.
Раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, поспешное бегство девушек расстраивало его, выбивало из колеи на целый вечер. Вплоть до того момента, когда голова касалась подушки; и то верно – ничто не может противостоять здоровому сну, даже разочарование в любви.
На следующее же утро Джей-Джей просыпался отнюдь не разбитым и всеми покинутым, напротив – бодрым и веселым. Бодрая и веселая физиономия встречала его и в зеркале в ванной комнате. Сколько бы ни всматривался Джей-Джей в поверхность зеркала, он находил в ней то же, что и всегда: молодого человека приятной наружности (сначала двадцати, затем двадцати пяти и, наконец, тридцати лет). За прошедшее десятилетие в самом Джей-Джее ничего кардинальным образом не изменилось – те же светло-русые волосы средней жесткости, те же серые глаза с коричневыми крапинками вокруг радужной оболочки, тот же нос с небольшой горбинкой, тот же не слишком решительный подбородок.
С мира, окружающего Джей-Джея, совсем другой спрос: он-то как раз не стоит на месте, он постоянно обновляется. Он пережил несколько десятков локальных войн, несколько сотен террористических актов, несколько тысяч природных и техногенных катастроф, два глобальных расширения Евросоюза, расцвет и закат поп-групп «Roxette» и «Dr.Alban», распад Югославии, 11-е сентября, тотальное усыновление младенцев из неблагополучных стран звездами кино и шоу-бизнеса, смерть Рея Чарльза, Франсуазы Саган, папы римского и принцессы Дианы.
Больше всего Джей-Джей скорбит о Франсуазе Саган.
Франсуаза была писательницей. Это раз.
Франсуаза была хорошей писательницей. Это два.
А Джей-Джей с ума сходит от слов – любых, в любом наборе и в любой конфигурации. Это три.
Вот про что еще позабыл Джей-Джей в пылу своей вселенской скорби по Франсуазе: Интернет! За прошедшее десятилетие мир разжился Интернетом, стал использовать его на полную катушку. Вернее, не так: это Интернет завоевал мир, опутал (или лучше сказать – попутал) его, облапошил, обчистил, вынул всю мелочь из карманов – абсолютно всю, до последнего гроша. Даже на проезд в автобусе не оставил, подлец!..
Впрочем, до автобусов, равно как и всего остального транспорта, Джей-Джею нет никакого дела, он перемещается по городу на велосипеде.
Учитывая это обстоятельство, между Джей-Джеем и Интернетом не существует трений, их можно назвать друзьями. Добрыми друзьями. Именно в Интернете Джей-Джей нашел девушек, которые украсили его жизнь.
Всех девушек. Без исключения.
Это раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, он пытался подцепить их в местах, не слишком приспособленных для интеллектуального знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Иначе он не сможет дышать и умрет.
Сейчас он еще может дышать, но все равно – умирает.
Ведь боль, которая навалилась на Сардика, совершенно незнакома ему – в отличие от голоса, принадлежащего Ёлке. Эта боль – острая, невыносимая, разгорающаяся все ярче – идет снизу, разъедая кости, точнее – осколки костей. И только руки еще слушаются Сардика: ими он и отводит от лица вспучившийся шар подушки безопасности. Красные полосы на белой ткани смотрятся очень выразительно, Сардик даже залюбовался на секунду таким яростным, таким агрессивным кармином, а ведь это его собственная кровь!
– Что же ты наделал?..
– Все в порядке, не волнуйся. Все в порядке. Ничего не в порядке, боль поднимается все выше и выше, без труда захватывая новые участки тела, больше всего Сардику хочется кричать, вопить, плакать от боли, но он не сделает этого. Он не слизняк.
– Помоги мне…
– У меня не получится тебя вытащить. Ты слишком тяжелый.
Она не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. Кажется, она не очень пострадала, несколько царапин на лице не в счет. И она, в отличие от Сардика, может двигаться.
– Откроешь мою дверь? – спрашивает он.
– Постараюсь. Если ее не заклинило…
Она может двигаться, какое счастье! Да нет, она отлично двигается: вся боль досталась Сардику, обойдя Ёлку стороной. Сардик находит в этом высшую справедливость:
любимые не должны страдать.
С дверью все тоже складывается как нельзя лучше: ее не заклинило, она болтается на одной петле, пропуская в салон ночной воздух – и никогда еще он не был таким влажным, таким желанным. Девушка Ёлка обхватывает Сардика за плечи, тянет на себя и тут же останавливается:
– Не стоит этого делать. Вдруг тебе станет хуже? Дождемся «скорой»… дождемся кого-нибудь…
– Нет. Никого мы не будем дожидаться…
Если бы не боль, Сардик был бы абсолютно счастлив: она не собирается его бросать! А могла бы, учитывая все то, что произошло до аварии. Свершилось, Господи!.. С ним решил остаться не кто-то абстрактный, не покойная мать писателя Борхеса, не писчебумажная иностранка Холли Голайтли и не те женщины, которые едва замечали его, а… а… Самая прекрасная, самая любимая девушка на свете, угонщица, клептоманка, ангелочек, чудо. И значит, нужно оставаться счастливым, несмотря на боль. Несмотря на смерть, ее возможность тоже не исключена.
Он счастлив, да будет так!..
Абсолютно счастливый Сардик упирается окровавленными ладонями в асфальт и сползает вниз, на землю.
– Боже мой… твои ноги…
– Не нужно на них смотреть, милая… все в порядке.
Вряд ли от ног Сардика осталось хоть что-то вразумительное, кроме боли. Но он разберется с ними позже; или всемогущие врачи со «скорой», или всемогущая смерть разберутся с ними позже. Главное сейчас – не потерять сознание, удержать ситуацию под контролем.
– Я люблю тебя, – шепчет Сардик, почти касаясь губами асфальта. – Полюбил тебя с первого взгляда, такое иногда случается.
– Я не слышу, что ты говоришь…
Он не успокоится до тех пор, пока Ёлка его не услышит. Держа в голове одну эту мысль, ухватившись за нее, как за край бобового стебля, который обязательно вынесет его к небесам, Сардик переворачивается на спину:
– Я люблю тебя.
– У тебя шок…
– Я люблю тебя… Ты слышала, что я сказал? Повтори.
– Ты сказал, что любишь меня.
– Все правильно.
Кажется, она плачет. И как было бы здорово, если бы она плакала из-за него! Это сделало бы и без того абсолютно счастливого Сардика еще более счастливым.
– С тобой все в порядке? Ты не ранена? Цела?..
– Я цела. Не переживай.
– Ты помнишь, что я сказал тебе?
– Что ты любишь меня.
– Все правильно. А теперь… Уходи.
– Куда?
– Уходи отсюда. Не хочу, чтобы ты была здесь. Ты ведь понимаешь…
– Нет.
– Понимаешь. – Сардику кажется, что он повысил голос, но вряд ли смена интонации так заметна – в его-то положении! – Я во всем виноват, я втравил тебя в эту историю… Если бы не я – с тобой бы никогда не случилось такого.
– Ты не прав…
– Прав. Уходи. Я все сделаю как нужно. Никто не узнает о тебе…
– Но…
– Уходи… Уходи быстрее!
Больше всего Сардик боится, что Ёлка не послушает его, останется: ангелы – они такие. Любопытные, как дети. Они всегда дочитывают книги, и досматривают фильмы, и досматривают жизни – каким бы печальным ни выглядел финал.
Но Ёлка – не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что пережившая аварию. И неизвестно, что еще ей придется пережить, если она останется с ним.
– Уходи.
– Я никогда тебя не забуду, – говорит она, склоняясь над его лицом и целуя его в губы. – Никогда тебя не забуду. Никогда.
Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров.
Страница 143. Тринадцатая строчка снизу.
Это все из-за боли, заполонившей безжизненное тело Сардика и подбирающейся к мозгу. Боль стирает грань между реальностью и небытием, и теперь уже непонятно, кто произнес убойную и немного театральную фразу про моряков – Ёлка или сам Сардик. А может, она просто разлита во влажном воздухе?.. В сумраке ночи, секунду назад поглотившем девушку, которая полностью изменила жизнь Сардика.
Гаро был прав, и где он сейчас, чудное растеньице Гаро?..
Хорошо, если в Китакюсю (префектура Фукуока), рядом с доброй девушкой-японкой, ставшей еще добрее от бус из сердолика. Только теперь Сардик понимает, как важно быть рядом с любимыми, или просто думать о них не переставая, или защищать их от напастей и невзгод, которые иногда случаются в жизни. Он больше не сопротивляется боли, плывет по ее волнам, холодным, спокойным и мертвенно-прекрасным.
И пока еще хватает сил и брезжит сознание, Сардик думает о Гаро (и об ангеле), о ненаписанных картинах(и об ангеле). О наполненном водой до краев городе Санкт-Петербурге (и об ангеле). И о так и не сваренном какао (и об ангеле), и еще – о коте (и об ангеле). Конечно, об ангеле с буддистской косичкой, подпрыгивающей в такт шагам, -
о ком же еще?..
Йоруба
***
…Главная прелесть Джей-Джея состоит в том, что он таков, каков есть.
При встрече с девушками он представляется не секретным агентом, и не начинающим писателем, и не охотником за черепами, и не водолазом, и не профессиональным путешественником. И даже не завсегдатаем кенийского сафари, что легко проверяется – стоит только девушке сказать а вы не покажете мне свои трофеи? Нет, Джей-Джею не нужны неприятности, неловкие ситуации и кривые ухмылки за спиной – поэтому он всегда говорит правду.
Меня зовут Джей-Джей, и я составитель ребусов – вот и вся правда, вот и все представление.
На такое клюнет не каждая, блондинки отпадают сразу, поскольку в ребусах они несильны. Но Джей-Джей не слишком-то горюет о блондинках, это – всего лишь цвет волос, не более. К тому же опытным путем и людьми гораздо более авторитетными, чем Джей-Джей, установлено: блондинки в природе почти не встречаются. Не собственно натуральные блондинки (таких навалом в родной стране Джей-Джея – Норвегии – и соседних скандинавских странах), а блондинки типа Мэрилин Монро.
Все хотят выглядеть как Мэрилин; все хотят, чтобы их любили, как любили когда-то Мэрилин; все хотят стать мифом, как стала мифом Мэрилин. Вот только никто не хочет повторить ее судьбу, а это все равно что жить в президентских апартаментах пятизвездочного отеля, не платя за это ни копейки.
Такого не бывает, служба безопасности в отелях класса люкс всегда на высоте. И улизнуть, не заплатив ни копейки, вряд ли получится.
Счет должен быть закрыт полностью, включая пункт «пользование баром».
Потому-то Мэрилин одна-единственная, как там ей живется – на небесах?
При всем этом Мэрилин никогда не была любимицей Джей-Джея и не выступала последним номером в дивертисменте его ночных грез. И дело здесь не в Мэрилин, а в самом Джей-Джее. Хотя ему и не чужды мечтания, как любому нормальному человеку, – толком помечтать перед сном не удается. Джей-Джей засыпает сразу же, как только голова касается подушки.
И это тоже часть правды о нем. Справедливости ради, до обнародования данной части дело доходит далеко не всегда.
Что еще рассказывает девушкам Джей-Джей?
Он составитель ребусов и ведет еженедельную колонку развлечений в одном не очень популярном журнале. Это раз.
В свободное от составления ребусов время он работает корректором в одном не очень популярном non-fiction издательстве. Это два.
Он не водит автомобиль. Это три.
Он любит кошек, но предпочитает наблюдать за ними издали. Это четыре.
Он никого не приглашает к себе. И сам неохотно отправляется в гости, убежденный в том, что лучшее место для встреч – нейтральная территория. Это пять.
На то, чтобы постричь ногти, у него уходит не больше двадцати секунд (результат, достойный книги рекордов Гиннесса). Это шесть.
Его родная стихия – иностранные языки. Желательно – максимально удаленные от норвежского. Джей-Джей основательно изучил несколько европейских и даже один африканский (йоруба). Это семь.
Семи позиций, характеризующих Джей-Джея, как правило, бывает достаточно, чтобы девушка фыркнула носом, изображая нерпу, недовольную деятельностью «Гринписа» – и удалилась в неизвестном направлении.
Раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, поспешное бегство девушек расстраивало его, выбивало из колеи на целый вечер. Вплоть до того момента, когда голова касалась подушки; и то верно – ничто не может противостоять здоровому сну, даже разочарование в любви.
На следующее же утро Джей-Джей просыпался отнюдь не разбитым и всеми покинутым, напротив – бодрым и веселым. Бодрая и веселая физиономия встречала его и в зеркале в ванной комнате. Сколько бы ни всматривался Джей-Джей в поверхность зеркала, он находил в ней то же, что и всегда: молодого человека приятной наружности (сначала двадцати, затем двадцати пяти и, наконец, тридцати лет). За прошедшее десятилетие в самом Джей-Джее ничего кардинальным образом не изменилось – те же светло-русые волосы средней жесткости, те же серые глаза с коричневыми крапинками вокруг радужной оболочки, тот же нос с небольшой горбинкой, тот же не слишком решительный подбородок.
С мира, окружающего Джей-Джея, совсем другой спрос: он-то как раз не стоит на месте, он постоянно обновляется. Он пережил несколько десятков локальных войн, несколько сотен террористических актов, несколько тысяч природных и техногенных катастроф, два глобальных расширения Евросоюза, расцвет и закат поп-групп «Roxette» и «Dr.Alban», распад Югославии, 11-е сентября, тотальное усыновление младенцев из неблагополучных стран звездами кино и шоу-бизнеса, смерть Рея Чарльза, Франсуазы Саган, папы римского и принцессы Дианы.
Больше всего Джей-Джей скорбит о Франсуазе Саган.
Франсуаза была писательницей. Это раз.
Франсуаза была хорошей писательницей. Это два.
А Джей-Джей с ума сходит от слов – любых, в любом наборе и в любой конфигурации. Это три.
Вот про что еще позабыл Джей-Джей в пылу своей вселенской скорби по Франсуазе: Интернет! За прошедшее десятилетие мир разжился Интернетом, стал использовать его на полную катушку. Вернее, не так: это Интернет завоевал мир, опутал (или лучше сказать – попутал) его, облапошил, обчистил, вынул всю мелочь из карманов – абсолютно всю, до последнего гроша. Даже на проезд в автобусе не оставил, подлец!..
Впрочем, до автобусов, равно как и всего остального транспорта, Джей-Джею нет никакого дела, он перемещается по городу на велосипеде.
Учитывая это обстоятельство, между Джей-Джеем и Интернетом не существует трений, их можно назвать друзьями. Добрыми друзьями. Именно в Интернете Джей-Джей нашел девушек, которые украсили его жизнь.
Всех девушек. Без исключения.
Это раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, он пытался подцепить их в местах, не слишком приспособленных для интеллектуального знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54