Крили жил в «Медовом домике», одном из самых маленьких коттеджей, стоявшем особняком на дальнем берегу пруда. В нем было всего две крохотные комнатки и продавленная односпальная кровать, служившая вечным источником раздражения Крили. Кэтрин Маннхейм по праву единственной среди гостей женщины получила в свое распоряжение второй по величине и самый отдаленный коттедж — «Пряничный домик». Острин Фейн и Меррик Фейвор разделили на двоих «Перечницу», а Линкольна Ченсела с Би-Би поселили в самом большом домике для гостей под названием «Рапунцель», который находился на полпути от главного здания к «Пряничному домику»; с одной стороны «Рапунцеля» высилась каменная башня, которую Ченсел — думаю, волевым решением — оставил за собой.
— Я так и не смогла понять, почему Линкольн Ченсел отправился туда, — спросила Нора, которой только сейчас пришел в голову этот вопрос — Он ведь должен был следить за ходом дел, и вряд ли благополучие издательства требовало, чтобы его глава провел месяц в литературной колонии.
Фойл открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его.
— Я всегда принимал его присутствие там как должное, — сказал он через несколько секунд. — Но ведь он был вовсе не обязан подчиниться выбору Джорджины и жить с теми писателями, которых она пригласила, не так ли? Кстати, он провел там не весь месяц, а только последние две недели.
— Ответ совершенно очевиден, — вмешался в разговор Харвич. Нора и Фойл ждали, что он скажет дальше. — Деньги.
— Деньги? — переспросила Нора.
— Что же еще? Везероллы владели половиной Бостона. Линкольна Ченсела считали богаче самого Господа Бога, но разве его империя не всплыла кверху брюхом вскоре после всех этих событий? Линкольн искал деньги, чтобы развернуть издательство.
— Вернемся к «Берегу», — продолжил Фойл. — У гостей Джорджины не было строгого распорядка. Днем они могли делать все что угодно, оставаясь при этом в поместье. Если писателям хотелось работать, служанки приносили им ланч в коттеджи. Если им хотелось общаться, Джорджина собирала всех у себя на террасе. Можно было купаться в пруду, играть в теннис на кортах. «Берег»
славился своими садами. Гости бродили по уголкам поместья или сидели на скамейках и читали. В шесть все собирались в главном здании, чтобы немного выпить, а в семь переходили в столовую. Позвольте прочитать вам кое-что. Крили написал это, вернувшись в «Медовый домик» в первую ночь.
Открыв красную книгу, Фойл листал страницы, пока не нашел нужное место:
"Боги, ведающие железными дорогами, задержали мое прибытие в долгожданный «Берег» на пять часов, оттянув тем самым момент гибели моих иллюзий. Страшно торопящаяся мисс В. — видение в ярких одеждах болезненно безвкусных цветов (багрового, красного, оранжевого и пастельно-голубого), увешанная слоями шарфиков, шалей, фартучков, с изобилием невероятно крупных и аляповатых ювелирных украшений и с несколькими слоями косметики на лице, — проводила меня по узкой тропинке через все еще прекрасные сады к моей обители — «Медовому домику». Я по наивности рассчитывал, что домик с таким названием окажется превосходным образцом сельской простоты и непритязательности. На самом деле грубо сработанный «Медовый домик» оказался лишен какого бы то ни было обаяния. Унизанным кольцами пальцем мисс В. указала на крошечную арестантскую спальню, жалкую нищенскую кухоньку в нише стены и неуклюжий письменный стол, за которым мне предстояло творить. Творить! Прокаркав что-то на прощание, она оставила меня «осваивать обстановку».
Первым, кого я увидел, войдя в фойе главного здания, был увлеченный беседой с симпатичным молодым человеком, неужто вечный спутник моей жизни? Спасение! Он приехал сюда, чтобы не дать мне умереть в этом захолустье. Тут появляется миледи, облаченная в еще более кричащее тряпье, с лицом, лоснящимся от свеженаложенной краски, и пронзительно-визгливым голосом знакомит меня с моим — хотя еще и не совсем моим — МФ, вернее, с его двойником, МФ2, который на самом деле не кто иной, как литературная звезда прошлого года писатель Меррик Фейвор. А тот, кого я принял за юношу, на самом деле оказалась Кэтрин Маннхейм, чьи работы мне всегда очень нравились. Как понравилась, впрочем, и сама Кэтрин — благодаря своей колючей, лишенной сентиментальности и в то же время дружелюбной натуре, стильному отсутствию стиля, живому уму и безоговорочной готовности подсмеиваться над нашей хозяйкой и ее царством. Нравилась она, увы, и Меррику Фейвору, но этому — скорее благодаря весьма привлекательной наружности. Двойник МФ благосклонно перенес мое вторжение, и мы втроем стали обсуждать проекты, над которыми работали, при этом я не сводил глаз с МФ2, а он — с девушки. МФ2, конечно же, писал роман, а КМ объявила, что находится в стадии «неработы над романом». Я спросил, как это. «Как в стадии работы, только наоборот», — отвечала Кэтрин. Затем мы шепотом стали делать ироничные комплименты Джорджине, которые МФ почему-то принял за чистую монету. Среди остальных гостей я узнал благодаря фотографиям в прессе Тайди — застенчивого, неуклюжего и немного не в духе; я надеюсь, что у нас будет возможность познакомиться поближе — и еще одного бородача, похожего на бобовый стручок, который оказался Острином Фейном (за обедом я сидел напротив этого болвана, который пытался умаслить миледи, воспевая ее гадкую коллекцию «живописи», состоящую в основном из энного количества полотен с честной мазней, которые только отвлекали внимание от настоящих шедевров — утонченной Мэри Кассатт и мрачного Редона, который мне очень понравился). МФ2 живет в одном коттедже с Болваном и притворяется, что его это устраивает, а Болван вслед за ним явно решил приударить за КМ. В углу стола притаился негодяй из негодяев с грязной душонкой, некто, как выяснилось, по имени Хьюго Драйвер. Впрочем, чем меньше о нем будет сказано, тем лучше. Когда нас пригласили выпить, я оказал почтение мировому пролетариату, попросив коктейль «Спо-ди-о-ди» — половина красного вина, половина джина, — и вызвал восторг КМ, предложив ей не пить шампанское. Она согласилась и заказала бесподобный коктейль «Взлет и падение» — джин и портвейн в равных долях.
Обед состоял как из приятных, так и из неловких ситуаций, поскольку в то время, как КМ блистала, а великолепный МФ2 был непоколебимо любезен, наша хозяйка несла что-то весьма пространное об истинно германской душе. Все воздали должное полотну Мэри Кассатт и вознесли до небес прочую честную мазню, пресмыкающийся Фейн, конечно же, присоединился к общему хору. Я похвалил рисунок Редона — это пришлось не по душе миледи, и она проскрипела, что повесила его на стену только благодаря имени автора. «А что думает мисс Маннхейм по поводу вон того дивного портрета крестьянина перед овчарней кисти Локсли?» — вопрошает Джорджина в попытке вернуть разговор в прежнее хвалебное русло. «Я думаю, — отвечает КМ, — об Аристотеле, созерцающем нечто прекрасное». — «О, вот как... — самодовольно ухмыляется Джорджина. — Вы имеете в виду... Вы, конечно, хотите сказать...» — «Вон тот кастрированный баран с бубенчиком и есть это нечто прекрасное», — сказала КМ, а Джорджина поспешила вернуться к теме роскоши и великолепия всего истинно тевтонского".
Марк Фойл поднял голову и посмотрел на Нору почти виноватым взглядом.
— Обычно Крили брал такой тон, когда волновался или чувствовал себя неуверенно. А алкоголь всегда вдохновлял его и толкал его к цветистой показухе. Он упомянул только один коктейль «Спо-ди-о-ди», который всегда пил, намереваясь разозлить того, кто казался ему чрезмерно претенциозными, но я уверен, что этих коктейлей было по меньшей мере три. Конечно, он был рад тому, что Кэтрин Маннхейм заказала «Взлет и падение», — это говорило о том, что они были, так сказать, одной породы. Впоследствии они частенько говорили о «напитках аутсайдеров».
— "Напиток аутсайдеров"... — повторила Нора, пораженная еще одной ассоциацией с Пэдди Мэнн.
— Крили знал об этих напитках от музыкантов, которые заходили в бар его отца. Но главным образом он имел в виду то, что оба они были аутсайдерами в «Береге». Джорджине не понравилась шутка Кэтрин об Аристотеле, и не настолько она была глупа, чтобы не почувствовать, что Крили потешается над ней. Так что с Джорджиной отношения у него тоже стали натянутыми. В итоге сложилась неловкая ситуация.
— А что же все-таки украл Драйвер? — спросила Нора.
Два громких удара в дверь — и вошел Эндрю Мартиндейл, с довольным выражением лица легонько постукивающий пальцем по циферблату своих часов:
— Тридцать три минуты, мировой рекорд. Как ваши дела?
— Как обычно, я слишком много говорю, — сказал Фойл. Отогнув рукав, он посмотрел на свои часы. — У нас есть еще достаточно времени, если мы не будем понапрасну задерживаться в дороге.
Мартиндейл сел в кресло с высокой спинкой в дальнем конце комнаты, скрестил ноги и успокоился.
— На чем мы остановились? — спросил Фойл.
— На кражах, — напомнила Нора.
— Мы что-то где-нибудь крали? — пошутил Мартиндейл.
— Хьюго Драйвер крал. — Фойл снова раскрыл красный дневник и стал перелистывать страницы. — Дело было за несколько дней до приезда Линкольна Ченсела, в «Рапунцель» свезли и втащили в башню множество коробок и чемоданов, даже мебель. Ченсел настаивал на том, чтобы спать в своей кровати, — и ее привезли на грузовике и умудрились поднять в башню, а старую отправили в подвал главного здания. Привезли и подключили даже телеграфный аппарат, чтобы Ченсел мог поддерживать связь с биржей. От «Данхилла» прибыла большущая коробка сигар. Ресторанная компания установила в одной из комнат стойку бара красного дерева, а сам бар наполнила бутылками. — Фойл внимательно всмотрелся в страницу дневника. — Нашел. Вот запись, сделанная за день до прибытия Ченсела. Как настоящие аутсайдеры, Крили и Кэтрин Маннхейм вдоволь насладились «Взлетами и падениями», так что во время обеда Крили пришлось ненадолго отлучиться — сбегать в уборную. И в холле он заметил довольно странно себя ведущего старину Би-Би — Хьюго Драйвера, незадолго до этого сумевшего выскользнуть из столовой так, что никто этого не заметил.
«Поначалу я даже не увидел его и прошел бы мимо, если бы в этот момент Драйвер не набрал в легкие побольше воздуху и ногой не задел со стуком ножку дивана. Оглянувшись в поисках источника звуков, я заметил вышитую сумочку Кэтрин Маннхейм, скользящую по спинке дивана и с отчетливым глухим стуком падающую на сиденье. Би-Би — который, как я думал, погруженный в свою обычную черную меланхолию, сидит со всеми за столом, — возник вдруг у дальней от меня стороны дивана, обходя его и засовывая что-то на ходу в правый карман своего убогого жилета в мелкую ломаную клетку. Затем он резко одернул клапан кармана и попытался осадить и запугать меня. Что за жалкое создание! Я остановился, улыбнулся ему и очень тихим голосом спросил это несчастное существо, что оно делает. Би-Би едва не упал в обморок. Я сказал ему, что если он сейчас же положит украденную вещь обратно, все происшедшее останется между нами. В ответ этот подлец гаденько улыбнулся и сообщил мне, что мисс Маннхейм попросила его принести ей лежащую во внутреннем кармане ее сумочки коробочку с таблетками, и если бы мое внимание не было всецело поглощено Риком Фейвором, я бы обязательно услышал их с Кэтрин разговор. Я действительно видел, как Кэтрин что-то шептала Драйверу (а он, осчастливленный ее вниманием, буквально светился от удовольствия), но не знал, что именно она ему говорила. Существо представило доказательство своей невиновности — маленькую серебряную коробочку для таблеток. Позже, когда очередной обед с гимнами Ницше и Вагнеру был, слава богу, закончен и я сидел между „Риком“(!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Я так и не смогла понять, почему Линкольн Ченсел отправился туда, — спросила Нора, которой только сейчас пришел в голову этот вопрос — Он ведь должен был следить за ходом дел, и вряд ли благополучие издательства требовало, чтобы его глава провел месяц в литературной колонии.
Фойл открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его.
— Я всегда принимал его присутствие там как должное, — сказал он через несколько секунд. — Но ведь он был вовсе не обязан подчиниться выбору Джорджины и жить с теми писателями, которых она пригласила, не так ли? Кстати, он провел там не весь месяц, а только последние две недели.
— Ответ совершенно очевиден, — вмешался в разговор Харвич. Нора и Фойл ждали, что он скажет дальше. — Деньги.
— Деньги? — переспросила Нора.
— Что же еще? Везероллы владели половиной Бостона. Линкольна Ченсела считали богаче самого Господа Бога, но разве его империя не всплыла кверху брюхом вскоре после всех этих событий? Линкольн искал деньги, чтобы развернуть издательство.
— Вернемся к «Берегу», — продолжил Фойл. — У гостей Джорджины не было строгого распорядка. Днем они могли делать все что угодно, оставаясь при этом в поместье. Если писателям хотелось работать, служанки приносили им ланч в коттеджи. Если им хотелось общаться, Джорджина собирала всех у себя на террасе. Можно было купаться в пруду, играть в теннис на кортах. «Берег»
славился своими садами. Гости бродили по уголкам поместья или сидели на скамейках и читали. В шесть все собирались в главном здании, чтобы немного выпить, а в семь переходили в столовую. Позвольте прочитать вам кое-что. Крили написал это, вернувшись в «Медовый домик» в первую ночь.
Открыв красную книгу, Фойл листал страницы, пока не нашел нужное место:
"Боги, ведающие железными дорогами, задержали мое прибытие в долгожданный «Берег» на пять часов, оттянув тем самым момент гибели моих иллюзий. Страшно торопящаяся мисс В. — видение в ярких одеждах болезненно безвкусных цветов (багрового, красного, оранжевого и пастельно-голубого), увешанная слоями шарфиков, шалей, фартучков, с изобилием невероятно крупных и аляповатых ювелирных украшений и с несколькими слоями косметики на лице, — проводила меня по узкой тропинке через все еще прекрасные сады к моей обители — «Медовому домику». Я по наивности рассчитывал, что домик с таким названием окажется превосходным образцом сельской простоты и непритязательности. На самом деле грубо сработанный «Медовый домик» оказался лишен какого бы то ни было обаяния. Унизанным кольцами пальцем мисс В. указала на крошечную арестантскую спальню, жалкую нищенскую кухоньку в нише стены и неуклюжий письменный стол, за которым мне предстояло творить. Творить! Прокаркав что-то на прощание, она оставила меня «осваивать обстановку».
Первым, кого я увидел, войдя в фойе главного здания, был увлеченный беседой с симпатичным молодым человеком, неужто вечный спутник моей жизни? Спасение! Он приехал сюда, чтобы не дать мне умереть в этом захолустье. Тут появляется миледи, облаченная в еще более кричащее тряпье, с лицом, лоснящимся от свеженаложенной краски, и пронзительно-визгливым голосом знакомит меня с моим — хотя еще и не совсем моим — МФ, вернее, с его двойником, МФ2, который на самом деле не кто иной, как литературная звезда прошлого года писатель Меррик Фейвор. А тот, кого я принял за юношу, на самом деле оказалась Кэтрин Маннхейм, чьи работы мне всегда очень нравились. Как понравилась, впрочем, и сама Кэтрин — благодаря своей колючей, лишенной сентиментальности и в то же время дружелюбной натуре, стильному отсутствию стиля, живому уму и безоговорочной готовности подсмеиваться над нашей хозяйкой и ее царством. Нравилась она, увы, и Меррику Фейвору, но этому — скорее благодаря весьма привлекательной наружности. Двойник МФ благосклонно перенес мое вторжение, и мы втроем стали обсуждать проекты, над которыми работали, при этом я не сводил глаз с МФ2, а он — с девушки. МФ2, конечно же, писал роман, а КМ объявила, что находится в стадии «неработы над романом». Я спросил, как это. «Как в стадии работы, только наоборот», — отвечала Кэтрин. Затем мы шепотом стали делать ироничные комплименты Джорджине, которые МФ почему-то принял за чистую монету. Среди остальных гостей я узнал благодаря фотографиям в прессе Тайди — застенчивого, неуклюжего и немного не в духе; я надеюсь, что у нас будет возможность познакомиться поближе — и еще одного бородача, похожего на бобовый стручок, который оказался Острином Фейном (за обедом я сидел напротив этого болвана, который пытался умаслить миледи, воспевая ее гадкую коллекцию «живописи», состоящую в основном из энного количества полотен с честной мазней, которые только отвлекали внимание от настоящих шедевров — утонченной Мэри Кассатт и мрачного Редона, который мне очень понравился). МФ2 живет в одном коттедже с Болваном и притворяется, что его это устраивает, а Болван вслед за ним явно решил приударить за КМ. В углу стола притаился негодяй из негодяев с грязной душонкой, некто, как выяснилось, по имени Хьюго Драйвер. Впрочем, чем меньше о нем будет сказано, тем лучше. Когда нас пригласили выпить, я оказал почтение мировому пролетариату, попросив коктейль «Спо-ди-о-ди» — половина красного вина, половина джина, — и вызвал восторг КМ, предложив ей не пить шампанское. Она согласилась и заказала бесподобный коктейль «Взлет и падение» — джин и портвейн в равных долях.
Обед состоял как из приятных, так и из неловких ситуаций, поскольку в то время, как КМ блистала, а великолепный МФ2 был непоколебимо любезен, наша хозяйка несла что-то весьма пространное об истинно германской душе. Все воздали должное полотну Мэри Кассатт и вознесли до небес прочую честную мазню, пресмыкающийся Фейн, конечно же, присоединился к общему хору. Я похвалил рисунок Редона — это пришлось не по душе миледи, и она проскрипела, что повесила его на стену только благодаря имени автора. «А что думает мисс Маннхейм по поводу вон того дивного портрета крестьянина перед овчарней кисти Локсли?» — вопрошает Джорджина в попытке вернуть разговор в прежнее хвалебное русло. «Я думаю, — отвечает КМ, — об Аристотеле, созерцающем нечто прекрасное». — «О, вот как... — самодовольно ухмыляется Джорджина. — Вы имеете в виду... Вы, конечно, хотите сказать...» — «Вон тот кастрированный баран с бубенчиком и есть это нечто прекрасное», — сказала КМ, а Джорджина поспешила вернуться к теме роскоши и великолепия всего истинно тевтонского".
Марк Фойл поднял голову и посмотрел на Нору почти виноватым взглядом.
— Обычно Крили брал такой тон, когда волновался или чувствовал себя неуверенно. А алкоголь всегда вдохновлял его и толкал его к цветистой показухе. Он упомянул только один коктейль «Спо-ди-о-ди», который всегда пил, намереваясь разозлить того, кто казался ему чрезмерно претенциозными, но я уверен, что этих коктейлей было по меньшей мере три. Конечно, он был рад тому, что Кэтрин Маннхейм заказала «Взлет и падение», — это говорило о том, что они были, так сказать, одной породы. Впоследствии они частенько говорили о «напитках аутсайдеров».
— "Напиток аутсайдеров"... — повторила Нора, пораженная еще одной ассоциацией с Пэдди Мэнн.
— Крили знал об этих напитках от музыкантов, которые заходили в бар его отца. Но главным образом он имел в виду то, что оба они были аутсайдерами в «Береге». Джорджине не понравилась шутка Кэтрин об Аристотеле, и не настолько она была глупа, чтобы не почувствовать, что Крили потешается над ней. Так что с Джорджиной отношения у него тоже стали натянутыми. В итоге сложилась неловкая ситуация.
— А что же все-таки украл Драйвер? — спросила Нора.
Два громких удара в дверь — и вошел Эндрю Мартиндейл, с довольным выражением лица легонько постукивающий пальцем по циферблату своих часов:
— Тридцать три минуты, мировой рекорд. Как ваши дела?
— Как обычно, я слишком много говорю, — сказал Фойл. Отогнув рукав, он посмотрел на свои часы. — У нас есть еще достаточно времени, если мы не будем понапрасну задерживаться в дороге.
Мартиндейл сел в кресло с высокой спинкой в дальнем конце комнаты, скрестил ноги и успокоился.
— На чем мы остановились? — спросил Фойл.
— На кражах, — напомнила Нора.
— Мы что-то где-нибудь крали? — пошутил Мартиндейл.
— Хьюго Драйвер крал. — Фойл снова раскрыл красный дневник и стал перелистывать страницы. — Дело было за несколько дней до приезда Линкольна Ченсела, в «Рапунцель» свезли и втащили в башню множество коробок и чемоданов, даже мебель. Ченсел настаивал на том, чтобы спать в своей кровати, — и ее привезли на грузовике и умудрились поднять в башню, а старую отправили в подвал главного здания. Привезли и подключили даже телеграфный аппарат, чтобы Ченсел мог поддерживать связь с биржей. От «Данхилла» прибыла большущая коробка сигар. Ресторанная компания установила в одной из комнат стойку бара красного дерева, а сам бар наполнила бутылками. — Фойл внимательно всмотрелся в страницу дневника. — Нашел. Вот запись, сделанная за день до прибытия Ченсела. Как настоящие аутсайдеры, Крили и Кэтрин Маннхейм вдоволь насладились «Взлетами и падениями», так что во время обеда Крили пришлось ненадолго отлучиться — сбегать в уборную. И в холле он заметил довольно странно себя ведущего старину Би-Би — Хьюго Драйвера, незадолго до этого сумевшего выскользнуть из столовой так, что никто этого не заметил.
«Поначалу я даже не увидел его и прошел бы мимо, если бы в этот момент Драйвер не набрал в легкие побольше воздуху и ногой не задел со стуком ножку дивана. Оглянувшись в поисках источника звуков, я заметил вышитую сумочку Кэтрин Маннхейм, скользящую по спинке дивана и с отчетливым глухим стуком падающую на сиденье. Би-Би — который, как я думал, погруженный в свою обычную черную меланхолию, сидит со всеми за столом, — возник вдруг у дальней от меня стороны дивана, обходя его и засовывая что-то на ходу в правый карман своего убогого жилета в мелкую ломаную клетку. Затем он резко одернул клапан кармана и попытался осадить и запугать меня. Что за жалкое создание! Я остановился, улыбнулся ему и очень тихим голосом спросил это несчастное существо, что оно делает. Би-Би едва не упал в обморок. Я сказал ему, что если он сейчас же положит украденную вещь обратно, все происшедшее останется между нами. В ответ этот подлец гаденько улыбнулся и сообщил мне, что мисс Маннхейм попросила его принести ей лежащую во внутреннем кармане ее сумочки коробочку с таблетками, и если бы мое внимание не было всецело поглощено Риком Фейвором, я бы обязательно услышал их с Кэтрин разговор. Я действительно видел, как Кэтрин что-то шептала Драйверу (а он, осчастливленный ее вниманием, буквально светился от удовольствия), но не знал, что именно она ему говорила. Существо представило доказательство своей невиновности — маленькую серебряную коробочку для таблеток. Позже, когда очередной обед с гимнами Ницше и Вагнеру был, слава богу, закончен и я сидел между „Риком“(!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94