.. словно бы заряженным неведомой силой. Каждая частичка окружающей природы разговаривала со мной. Каждый листик, каждая сосновая иголка, каждая тропинка в лесу, птичий крик — все было живым, трепещущим, полным значения. Природа обещала мне что-то, звала к гармонии. Я знал больше, чем знал. За всем, что я видел, существовал другой, скрытый смысл.
— Да, — сказал Том, с удивлением глядя на свои руки, покрывшиеся вдруг гусиной кожей.
— Да, — повторил за ним мистер фон Хайлиц. — С тобой это тоже бывало. Я не знаю, как это назвать — обретением способности видеть по-другому? Зовом свыше?
Том неожиданно понял, почему Леймон фон Хайлиц всю жизнь носил перчатки, и чуть было не сказал об этом вслух.
Старик увидел, что Том смотрит на его руки, и сложил их перед собой на столе.
— Я прискакал на лошади к дому судьи Бейкера и увидел во дворе Уэнделла Хазека, который возился со стареньким «купе» судьи. Хазеку было тогда не больше восемнадцати лет, и он виновато посмотрел на меня, как только я спрыгнул с лошади. Парень не хотел терять работу и очень боялся, что я вытяну из него лишнюю информацию.
— И что же вы сделали? — Том не мог больше заставить себя посмотреть на руки фон Хайлица — он видел на них кровь его родителей, в которой испачкался много лет назад маленький мальчик, ставший теперь стариком с эксцентричными манерами.
— Я сказал Хазеку, что уже знаю о том, что Трухарт продал его боссу длинноствольный револьвер, а потом судья дал его зачем-то Артуру Тилману. Мне просто надо было узнать, по какой причине он это сделал. Я обещал ему — хотя и не вполне искренне, — что никогда не предам огласке информацию о незаконной покупке оружия судьей Бейкером. «Никто не узнает, что судья замешан в этом деле?» — спросил Хазек. «Никто», — сказал я. «Судья хотел избавиться от этого „кольта“. Его мушка была сбита, и пуля уходила влево. Бейкер просто выходил из себя, когда думал о том, что какой-то полукровка получил хорошие деньги за плохую пушку. Поэтому он продал револьвер мистеру Тилману, который стрелял так плохо, что не заметил дефекта».
— Вот здорово! — воскликнул Том. — Так вы поймали его! — Он рассмеялся. — Артур Тилман стрелял так плохо, что ему пришлось подкрасться к жене сзади и держать револьвер на расстоянии двух дюймов от ее затылка, чтобы не сомневаться, что пуля попадет в цель.
Старик улыбнулся.
— Артур Тилман не убивал свою жену, но настоящий убийца был бы вполне доволен, если бы я подумал именно так. Убийца знал, что у Артура существует прекрасный повод для убийства жены. Джанин не просто была неверна мужу, ее любовник считал, что она готова бросить Артура и жить с ним. И сам Артур думал, что она оставила его — убежала с другим мужчиной.
Второй раз за вечер Том был удивлен настолько, что почти лишился дара речи.
— Это и были те неприятности, которых боялся Тилман? — произнес он наконец.
Фон Хайлиц кивнул.
— Все, что мне оставалось сделать, — это узнать, кто из мужчин, отдыхавших в то время на Игл-лейк, отлучался из дому в тот день, когда исчезла Джанин. Я отправился в хижину Трухарта, чтобы узнать, не отменял ли кто-нибудь назначенной на тот день прогулки. Если бы это не сработало, пришлось бы опросить еще нескольких проводников. Но этого не потребовалось. Жена Майнора убиралась в охотничьих домиках почти всех клиентов своего мужа. Шестнадцатого июня она должна была работать в двух домах. Миссис Трухарт подошла к первому домику в восемь утра, но хозяин не открыл ей дверь. Женщина подумала, что он отсыпается после бурной ночи, и прошла через лес ко второму дому, где должна была убираться. В два она закончила работу и вернулась к первому домику. И снова никто не отозвался на ее стук и не вышел на ее крики. Тогда она решила, что хозяин уехал в город или по делам, не потрудившись предупредить ее об этом. Она нацарапала в записке, что придет на следующий день, и спокойно пошла домой. Когда миссис Трухарт пришла туда семнадцатого утром, хозяин открыл ей дверь и извинился. Вчера ему пришлось неожиданно уехать в Харли, городок в двадцати милях к югу. Он встал пораньше, чтобы успеть на поезд в шесть тридцать, и вернулся только вечером. Он заплатил женщине двойную плату за уборку и попросил никому не рассказывать о его неожиданном отъезде — он ездил договориться по делу о продаже недвижимости, которое предпочел бы сохранить пока в тайне.
— Но если этот человек собирался сбежать с Джанин Тилман, а вместо этого убил ее, то почему он сам уехал в тот день?
— Он никуда не уезжал. Хотя Артур Тилман решил, что это именно так. Миссис Трухарт, убираясь, нашла в мусорном ведре две пустые бутылки из-под виски, третья, отпитая наполовину, стояла на кухонном столе, во всех пепельницах было полно окурков. Этот человек заперся в собственном доме и напился до состояния полной невменяемости. К тому же он велел миссис Трухарт держаться подальше от комнаты для гостей, и она подумала, что там наверняка имеются следы пребывания женщины, и хозяин не хочет, чтобы она их видела. Он был сентиментальным человеком. Застрелив любовницу в затылок после того, как она отказалась с ним убежать, он оплакивал ее весь следующий день. Сентиментальность довольно часто становится маской для жестокости.
— Но кто это был? Как его имя?
— Антон Гетц.
Том был немного разочарован.
— Я никогда не слышал этого имени, — сказал он.
— Я знаю. Он был очень интересным человеком — немец, приехавший на Милл Уолк лет за пятнадцать до описанных событии и сумел нажить состояние. Он купил отель «Сент Алвин», потом вложил деньги в земли на западе Милл Уолк. Никогда не был женат. Безукоризненные манеры. Интересные истории из собственной жизни — большинство из них, на мой взгляд, были выдуманы. Гетц построил на углу Седьмой улицы огромный дом в испанском стиле — там живут сейчас Спенсы. Этот дом с его помпезной роскошью лучше всего отражал характер Гетца, — старик заглянул Тому в лицо и добавил: — Возможно, тебе все это кажется красивым. Это действительно красиво в своем роде. К тому же теперь мы привыкли к этому дому.
— У вас были какие-нибудь улики против Гетца?
— Да, конечно. Рано или поздно его бы все равно поймали, потому что весной, вскоре после того, как завязался их роман с Джанин Тилман, Гетц решил обновить интерьер охотничьего домика. Старые шторы были сложены в одном из строений во дворе дома. Пока Джанин не отказалась убежать с ним, Гетц мечтал о том, что она разведется и выйдет за него замуж, а затем они вместе вернутся на Милл Уолк. Джанин поддерживала его фантазии, но никогда не принимала их всерьез.
— Но откуда вы узнали, что у них был роман? Только потому что уборщица на застала Гетца дома наутро после исчезновения Джанин?
— Не только. Прошлым лето я зашел однажды вечером в клуб и на лестнице, ведущей в бар, чуть не столкнулся с Джанин. Она ничего не сказала, просто проскользнула мимо меня со смущенной улыбкой. Зайдя в бар, я увидел Гетца, сидящего за столиком перед двумя бокалами вина и полной пепельницей окурков. Он сказал, что случайно встретил в баре Джанин Тилман, и тогда я принял его историю за чистую монету. Но в то лето я ни разу не видел, чтобы эти двое разговаривали друг с другом, встречаясь на людях. Они вообще старались не сталкиваться. Я не придал бы этому значения, если бы не тот вечер в баре, когда они явно провели несколько часов в обществе друг друга. Поэтому мне пришло в голову, что эти двое лезут из кожи вон, чтобы не навлечь на себя подозрения.
Фон Хайлиц встал и начал ходить взад-вперед вдоль стола.
— На следующий день после того, как я разговаривал с миссис Трухарт, была намечена вечеринка в «Игл-лейк клуб». Конечно, ее отменили, но многие все равно собрались в клубе, чтобы обсудить последние события и выпить по бокалу вина. Скорее от нечего делать, чем по какой-либо другой причине. Я пришел в клуб часов в шесть. Мною все еще владело чувство, которое я только что попытался тебе описать — все кругом было полно таинственного, необъяснимого смысла. Но когда я поднялся наверх и увидел на террасе Антона Гетца, чувство это тут же сменила глубокая грусть. Несколько дней Гетц заказывал пищу в домик, избегая появляться на людях. Сейчас он сидел за столиком с Максвеллом Редвингом, сыном Дэвида, и одним из его кузенов. Максвелл был в то время патриархом клана Редвингов — это ему мы обязаны уходом их многочисленного семейства с политической арены. Он чем-то напоминал твоего дедушку. Честно говоря, я не был уверен, к кому относится моя грусть — к Гетцу, который лихорадочно старался выглядеть как ни в чем не бывало, или к самому себе — ведь история подходила к концу. Я подошел к стойке, заказал выпивку и смотрел на Гетца до тех пор, пока он не поднял голову и не встретился со мной взглядом. Я кивнул, и Гетц тут же отвел глаза. Я продолжал смотреть на него, и мне казалось, что я вижу перед собой всю его жизнь. Все чувства, владевшие мною в последние дни, замкнулись на этом несчастном человеке, который пытался поддержать беседу с Максвеллом Редвингом. Гетц снова поднял глаза, увидел меня и сделал большой глоток из бокала.
Наконец он извинился, встал из-за столика, подошел ко мне и встал рядом. Его буквально трясло от страха и волнения. Гетц ждал, что я ему скажу. Когда он вынул из пачки сигарету, я поднес ему зажигалку. Затянувшись, Гетц отступил на шаг назад и спросил:
— За кем вы охотитесь?
— За вами, — ответил я. — У вас в любом случае нет шансов: рано или поздно кто-нибудь задумается о происхождении занавески, в которую завернули труп. Они быстро выяснят, что вас не было в то утро среди пассажиров поезда на Харли. И наверняка найдется кто-нибудь, кто видел вас с Джанин. Потом обыщут вашу лодку и найдут там ворсинки от занавески или пятна крови, или несколько волосков Джанин. Кровь бросилась Гетцу в лицо. Он оглянулся и посмотрел на веранду, на болтающих друг с другом Редвингов. Потом резко выпрямился и спросил, что я намерен делать дальше. Я сказал, что собираюсь отвезти его в город и сделать так, чтобы Майнора Трухарта выпустили из тюрьмы. «Вы действительно тот самый мистер Тень?» — спросил он, а затем прошептал, повернувшись спиной к веранде и нагнувшись к самому моему уху: «Дайте мне всего одну ночь. Я обещаю, что не стану пытаться убежать. Просто хочу провести последнюю ночь на Игл-лейк». Ты ведь помнишь, он был очень сентиментален. И я решил подарить ему эти несколько часов, оставшихся до заката.
— Но почему? Почему вы это сделали?
— Возможно, это звучит странно, но я хотел дать ему время подумать о некоторых вещах, пока он был еще свободным человеком. О том, что сделал Гетц, знали только он и я, и это все меняло для нас обоих. До заката оставалось не больше двух часов, я собирался следить за домом Гетца на случай, если он все-таки решит убежать. Итак, я согласился. Покинув клуб, я быстро пришел к себе домой, спустился к пирсу, отвязал лодку и поплыл на другую сторону озера. Я решил, что мой небольшой подвесной мотор позволит мне добраться до места до возвращения Гетца. Но когда я был на середине озера, кто-то выстрелил в меня.
Том открыл рот от удивления. Он представил себе, как сидит в лодке посреди озера, а Антон Гетц стреляет в него.
— Пуля упала в воду примерно в футе от лодки. Проклиная себя за то, что позволил Гетцу разгуливать на свободе, я лег на дно лодки. Одежда моя тут же стала мокрой. Через несколько секунд раздался еще один выстрел. На этот раз пуля пробила борт лодки и пролетела в дюйме от моих волос. Я свернулся калачиком на дне лодки, не решаясь даже поднять голову. Лодка двигалась по кругу. Наконец я решился сесть и быстро направил лодку к причалу Гетца, стараясь оставаться в лежачем положении. Я заглушил мотор и выскочил из лодки, которая была уже примерно на четверть полна воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84