Глен положил оружие в верхний ящик стола и медленно закрыл его обеими руками. Потом отодвинул от стола стул и встал. Подошел к окну и постоял так немного, продолжая курить сигару. Кингзли, открыв дверь кабинета, что-то сказал хозяину, но Глен, не оборачиваясь, махнул ему рукой, чтобы он убирался.
Том пристально вглядывался в правый рукав дедушки, но не видел ничего, кроме обычной черной ткани.
— Думаю, что это невозможно разглядеть, — сказал фон Хайлиц. — Даже со стопроцентным зрением. Но это наверняка там.
— Что именно?
— Траурная ленточка, — пояснил фон Хайлиц. — Глен только что сказал Бишопу, что в письмах говорится о тебе.
Том снова посмотрел на человека с огромной седой головой, курящего сигару возле выходящего на веранду окна, и, хотя он по-прежнему не видел никакой ленты, ему показалось, что он угадывает ее контур, потому что не сомневался, что фон Хайлиц был прав: она была там — траурная лента, которую миссис Кингзли вырезала из старого куска черной материи и нашила ему на рукав.
Глен отвернулся от окна, взял со стола желтый листок и красный конверт. Он подошел к стене за письменным столом, отодвинул узкую панель и отпер находившуюся за ней небольшую дверцу.
Записка и конверт исчезли внутри, дверца захлопнулась, панель встала на место. Глен бросил на окно полный ярости взгляд и вышел из кабинета.
— Что ж, за этим мы и приходили, — сказал фон Хайлиц. — Ведь теперь у тебя нет больше сомнений, не так ли?
— Нет, — сказал Том, вставая на колени. — Только теперь я не знаю, что у меня вообще есть.
Фон Хайлиц помог ему встать на ноги. Пожилая пара, читавшая журналы на веранде собственного дома, давно мирно дремала под лучами солнца. Том пошел вслед за мистером Тенью к белой стене. Фон Хайлиц чуть пригнулся и сплел руки, чтобы Тому было легче перелезть через забор. Том встал ногой на руки фон Хайлица и почувствовал, как его почти подкинули наверх. Он приземлился по другую сторону стены с таким звуком, что по его спине тут же побежали мурашки. Фон Хайлиц перелетел через стену как акробат. Он отряхнул руки от пыли и стряхнул песчинки с пиджака.
— Теперь давай вернемся в отель и позвоним Тиму Трухарту, — сказал мистер Тень.
61
Том еле шел за стариком, ему казалось, что каждая нога его весит сотни фунтов. Плечо все еще болело, обожженная рука ныла, а набившийся в ботинки песок тер ноги. Что касается фон Хайлица, то он выглядел, как всегда, безукоризненно. Старик посмотрел через плечо на Тома. Том подергал за лацканы пиджака, чтобы он сидел хоть немного удобнее.
Когда они ступили на тростниковое поле, фон Хайлиц обернулся. Том резко остановился.
— С тобой все в порядке? — спросил старик.
— Конечно, — ответил Том.
— Я ведь не очень нравлюсь тебе сейчас, не так ли?
— Я бы этого не сказал, — ответил Том, и это было правдой — сейчас он предпочел бы вообще ничего не говорить. Фон Хайлиц кивнул.
— Что ж, пора возвращаться в город.
Он быстро пошел в направлении живой изгороди из ив, а Том, как ни старался, не мог сократить дистанцию между ними.
Когда Том обошел наконец ивы, отделявшие его от машины Андреса, старик ждал его, прислонившись к машине. Заметив Тома, он открыл дверцу и залез внутрь. Том открыл другую дверцу и сел, прижавшись к ней, словно на заднем сиденье расположились кроме него еще двое.
— Все прошло нормально? — спросил Андрес.
— Мы увидели все, что должны были увидеть, — ответил мистер Тень.
Закрыв глаза, Том расслабился и снова увидел перед собой дедушку, пытающегося вдохнуть в себя весь воздух в помещении, после того как он прочел маленький желтый листок. Он инстинктивно повернулся к окну, словно лев, в которого вонзилась первая стрела.
За всю дорогу Том не произнес ни слова, и когда фон Хайлиц открыл перед ним дверь «Пещеры Синбада», как можно быстрее прошел внутрь, словно опасаясь, что старик может дотронуться до него.
Они ехали в лифте в полной тишине.
Фон Хайлиц отпер дверь своего номера, а Том, обойдя вокруг старика, стал засовывать ключ в замок своего. Горничная успела застелить кровать и прибраться на столе, аккуратно разложив все вещи. Бумага для записей и конверты были сложены на стуле, а сыр и колбаса убраны обратно в пакеты. Том взял книгу об убийствах «Голубой розы» и рухнул на кровать. Было слышно, как в соседнем номере фон Хайлиц разговаривает по телефону. Том открыл книгу и начал читать.
Через несколько минут в комнату вошел мистер Тень. Том едва поднял глаза от книги. Старик отодвинул от стола стул и сел.
— Ты разве не хочешь узнать, что делал все это время Тим Трухарт? — спросил он.
— Ну и что же? — Том неохотно захлопнул книгу.
— У него есть на подозрении человек, которого мог нанять Джерри Хазек. Парень по имени Скиллинг, который зарабатывает на жизнь, перепродавая подержанные ружья, старые машины, даже моторные лодки — в общем, все, что удается раздобыть. Несколько лет назад он отсидел два года в тюрьме штата Висконсин за скупку краденого и с тех пор живет в небольшой лачуге около заброшенной турбазы на Игл-лейк. Это недалеко от автомастерской, где Джерри и его друзья держали краденое. Двое свидетелей видели, как этот Скиллинг разговаривал в баре с Джерри Хазеком. В ночь пожара он исчез.
— Это ничего не доказывает, — сказал Том.
— Разумеется. Но Тим сходил в местный банк, и после долгой беседы с управляющим ему удалось заглянуть в отчеты. Каждое лето в последние четыре года Скиллинг клал на счет от восьми до десяти тысяч долларов, — фон Хайлиц улыбнулся.
Том никак не мог понять, куда он клонит.
— Скиллинг скупал краденое у Джерри, — продолжал мистер Тень. Он вернулся к своей прежней профессии, когда Джерри и его друзья стали грабить дома вокруг озера.
— Но какое отношение имеет все это к пожару? Или к тем, кто пытался меня убить?
— За день до твоего приезда на Игл-лейк наш герой положил на счет пять тысяч долларов.
— Пять тысяч долларов, — повторил Том.
— Скорее всего, это был аванс. Он наверняка должен был получить вторую половину после обнаружения тела, но к тому времени Джерри и его друзья были благодаря тебе уже в тюрьме.
— Так они наняли своего скупщика краденого, чтобы убить меня?
— Наверное, Скиллинг сам предложил свои услуги, когда узнал, что на этом можно заработать десять тысяч. Сестра этого Скиллинга живет там же, в Висконсине, в местечке Маринетт. Она замужем за таким же мошенником — другом своего брата, который сидит в тюрьме по обвинению в вооруженном ограблении. Тим думает, что Скиллинг вполне мог спрятаться у нее на несколько дней. Он позвонил в полицию Маринетт и попросил последить за домом этой женщины.
— Тогда они, наверное, поймают его, — сказал Том. — Скорее всего поймают. Они ведь должны поймать человека, убившего Барбару Дин. — Он посмотрел на книгу и снова раскрыл ее.
— Тиму кажется, что твой друг Нэппи Лабарре почти готов рассказать им все, что знает. Но если они арестуют Скиллинга, то информация, выданная Нэппи, не принесет ему особой пользы. Так что в интересах Нэппи продать Скиллинга как можно скорее.
— Это хорошо.
— И это все, что ты хочешь сказать? Хорошо и не более того? Петля затягивается вокруг горла твоего дедушки, и все это благодаря тебе.
— Я знаю.
— Наверное, ты в какой-то степени жалеешь об этом?
— Хотелось бы мне знать, — Том снова видел перед собой дедушку, смотрящего в окно взглядом затравленного животного.
Фон Хайлиц встал, развернул стул и сел лицом к Тому, поставив руки на колени и подперев ладонями подбородок.
— Наверное, дело в том, что он все-таки мой дедушка, — сказал Том. — Меня воспитали так, что я привык считать его особенным — почти героем. Он обеспечивал существование нашей семьи. Все зависело от него. А теперь... теперь я чувствую себя отрезанным от всех остальных.
— Поедем со мной к Дэвиду Натчезу, — попросил фон Хайлиц. — Не исключено, что ты сумеешь помочь нам понять, куда может отправится Глен, если решит спрятаться, чтобы подготовиться к бегству с острова. К тому же, это поможет тебе оправиться от шока.
Том покачал головой.
— Я говорю серьезно — ты пережил сильный шок. Я знаю, что ты сердишься на меня, сам того не желая. За последние два дня вся твоя жизнь словно вывернулась наизнанку и...
— Остановитесь, — перебил его Том. — Может быть, я действительно сержусь на вас. Но вы не можете знать всего, что я чувствую.
Произнесенная фраза заставила Тома почувствовать себя капризным ребенком.
— Конечно же, нет, — сказал фон Хайлиц. — Но, когда все это закончится, мы сумеем узнать друг друга поближе.
— Неужели вы не могли тогда, семнадцать лет назад, последовать за моей матерью? Когда вернулись на Милл Уолк и узнали, что Глен увез ее в Майами? Но вы позволили ему отобрать ее у вас — просто не стали бороться. Да, конечно, вы жили в доме напротив, но я ведь никогда не видел вас, кроме тех двух раз, когда вы приходили в больницу.
Фон Хайлиц выпрямился на стуле. Ему было явно не по себе.
— Глен ни за что не позволил бы мне увидеться с Глорией, — сказал он. — А даже если бы позволил, она не согласилась бы уехать со мной.
— Вы не можете этого знать, — почти закричал Том. — Она была совершеннолетней и могла выйти замуж за кого угодно. А вы просто позволили ей снова стать слабой и беспомощной. Допустили, чтобы ее продали Виктору Пасмору. Вернее, чтобы для нее купили Виктора Пасмора или не знаю, как это лучше сказать. — Тому вдруг показалось, что речь идет о Саре Спенс и Бадди Редвинге, и он почувствовал себя еще несчастнее. — Вы не сделали ничего, — Том больше не мог говорить.
— Думаешь, я не размышлял об этом, — сказал фон Хайлиц. — Мне было тогда за сорок. Я привык жить один и делать то, что хочу. И я не считал, что сумею быть хорошим мужем. Я никогда не скрывал своего эгоизма, если эгоизм означает возможность сконцентрироваться на какой-то одной вещи в ущерб остальным.
— Вам нравилось быть одному, — выпалил Том.
— Конечно, нравилось, но это было не самой важной причиной. Мне казалось, что Глория видит во мне еще одного отца. А на такой основе нельзя построить настоящий брак. Но и это не главное. То, что я собирался сделать, убило бы Глорию. Я не мог жениться на дочери Гленденнинга Апшоу. Ведь вскоре после твоего рождения я начал подозревать, что он убил Джанин Тилман. Я хотел разрушить его жизнь. Так что, все случилось так, как случилось, потому что каждый из нас был самим собой — Глория, Глен и я. Единственное хорошее, что из всего этого получилось — это ты, Том.
— Но вы пришли посмотреть на меня только дважды, — не унимался Том.
— Как ты думаешь, что стало бы с твоей матерью, если бы я настаивал на встречах с тобой?
— Дело вовсе не в этом. Просто вы были очень заняты — лечили свои раны, ели ящериц, подглядывали в окна и раскрывали убийства.
— Что ж, если хочешь, можешь думать об этом так.
— Вы по-настоящему захотели общаться со мной только тогда, когда поняли, что меня можно использовать. Вы решили заинтересовать меня тем, что случилось с Джанин Тилман. Вы завели меня, как часы, и оставили тикать. И теперь вы довольны тем, что я вел себя именно так, как вам хотелось.
— А ты сделал это потому, что ты — это ты, Том. Если бы ты был другим, я бы...
— Вы бы вообще не подошли ко мне.
— Но ведь ты — это именно ты.
— Хотелось бы мне понять наконец, кто я такой и что собой представляю.
— Ты оказался достаточно похожим на меня, чтобы мы оказались у брошенной машины Хасслгарда в одно и то же время. И появились в больнице в тот день, когда умер Майкл Менденхолл.
— Не уверен, что мне хочется быть похожим на вас.
— Но ведь тебе не хочется также быть похожим на своего дедушку. — Фон Хайлиц встал и посмотрел сверху вниз на Тома, лежащего на большой двуспальной кровати с книгой в мягкой обложке. Том испытывал сейчас сильные противоречивые чувства, и фон Хайлицу очень хотелось подойти к нему, обнять, погладить по щеке, но слова, сказанные только что Томом, делали это невозможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Том пристально вглядывался в правый рукав дедушки, но не видел ничего, кроме обычной черной ткани.
— Думаю, что это невозможно разглядеть, — сказал фон Хайлиц. — Даже со стопроцентным зрением. Но это наверняка там.
— Что именно?
— Траурная ленточка, — пояснил фон Хайлиц. — Глен только что сказал Бишопу, что в письмах говорится о тебе.
Том снова посмотрел на человека с огромной седой головой, курящего сигару возле выходящего на веранду окна, и, хотя он по-прежнему не видел никакой ленты, ему показалось, что он угадывает ее контур, потому что не сомневался, что фон Хайлиц был прав: она была там — траурная лента, которую миссис Кингзли вырезала из старого куска черной материи и нашила ему на рукав.
Глен отвернулся от окна, взял со стола желтый листок и красный конверт. Он подошел к стене за письменным столом, отодвинул узкую панель и отпер находившуюся за ней небольшую дверцу.
Записка и конверт исчезли внутри, дверца захлопнулась, панель встала на место. Глен бросил на окно полный ярости взгляд и вышел из кабинета.
— Что ж, за этим мы и приходили, — сказал фон Хайлиц. — Ведь теперь у тебя нет больше сомнений, не так ли?
— Нет, — сказал Том, вставая на колени. — Только теперь я не знаю, что у меня вообще есть.
Фон Хайлиц помог ему встать на ноги. Пожилая пара, читавшая журналы на веранде собственного дома, давно мирно дремала под лучами солнца. Том пошел вслед за мистером Тенью к белой стене. Фон Хайлиц чуть пригнулся и сплел руки, чтобы Тому было легче перелезть через забор. Том встал ногой на руки фон Хайлица и почувствовал, как его почти подкинули наверх. Он приземлился по другую сторону стены с таким звуком, что по его спине тут же побежали мурашки. Фон Хайлиц перелетел через стену как акробат. Он отряхнул руки от пыли и стряхнул песчинки с пиджака.
— Теперь давай вернемся в отель и позвоним Тиму Трухарту, — сказал мистер Тень.
61
Том еле шел за стариком, ему казалось, что каждая нога его весит сотни фунтов. Плечо все еще болело, обожженная рука ныла, а набившийся в ботинки песок тер ноги. Что касается фон Хайлица, то он выглядел, как всегда, безукоризненно. Старик посмотрел через плечо на Тома. Том подергал за лацканы пиджака, чтобы он сидел хоть немного удобнее.
Когда они ступили на тростниковое поле, фон Хайлиц обернулся. Том резко остановился.
— С тобой все в порядке? — спросил старик.
— Конечно, — ответил Том.
— Я ведь не очень нравлюсь тебе сейчас, не так ли?
— Я бы этого не сказал, — ответил Том, и это было правдой — сейчас он предпочел бы вообще ничего не говорить. Фон Хайлиц кивнул.
— Что ж, пора возвращаться в город.
Он быстро пошел в направлении живой изгороди из ив, а Том, как ни старался, не мог сократить дистанцию между ними.
Когда Том обошел наконец ивы, отделявшие его от машины Андреса, старик ждал его, прислонившись к машине. Заметив Тома, он открыл дверцу и залез внутрь. Том открыл другую дверцу и сел, прижавшись к ней, словно на заднем сиденье расположились кроме него еще двое.
— Все прошло нормально? — спросил Андрес.
— Мы увидели все, что должны были увидеть, — ответил мистер Тень.
Закрыв глаза, Том расслабился и снова увидел перед собой дедушку, пытающегося вдохнуть в себя весь воздух в помещении, после того как он прочел маленький желтый листок. Он инстинктивно повернулся к окну, словно лев, в которого вонзилась первая стрела.
За всю дорогу Том не произнес ни слова, и когда фон Хайлиц открыл перед ним дверь «Пещеры Синбада», как можно быстрее прошел внутрь, словно опасаясь, что старик может дотронуться до него.
Они ехали в лифте в полной тишине.
Фон Хайлиц отпер дверь своего номера, а Том, обойдя вокруг старика, стал засовывать ключ в замок своего. Горничная успела застелить кровать и прибраться на столе, аккуратно разложив все вещи. Бумага для записей и конверты были сложены на стуле, а сыр и колбаса убраны обратно в пакеты. Том взял книгу об убийствах «Голубой розы» и рухнул на кровать. Было слышно, как в соседнем номере фон Хайлиц разговаривает по телефону. Том открыл книгу и начал читать.
Через несколько минут в комнату вошел мистер Тень. Том едва поднял глаза от книги. Старик отодвинул от стола стул и сел.
— Ты разве не хочешь узнать, что делал все это время Тим Трухарт? — спросил он.
— Ну и что же? — Том неохотно захлопнул книгу.
— У него есть на подозрении человек, которого мог нанять Джерри Хазек. Парень по имени Скиллинг, который зарабатывает на жизнь, перепродавая подержанные ружья, старые машины, даже моторные лодки — в общем, все, что удается раздобыть. Несколько лет назад он отсидел два года в тюрьме штата Висконсин за скупку краденого и с тех пор живет в небольшой лачуге около заброшенной турбазы на Игл-лейк. Это недалеко от автомастерской, где Джерри и его друзья держали краденое. Двое свидетелей видели, как этот Скиллинг разговаривал в баре с Джерри Хазеком. В ночь пожара он исчез.
— Это ничего не доказывает, — сказал Том.
— Разумеется. Но Тим сходил в местный банк, и после долгой беседы с управляющим ему удалось заглянуть в отчеты. Каждое лето в последние четыре года Скиллинг клал на счет от восьми до десяти тысяч долларов, — фон Хайлиц улыбнулся.
Том никак не мог понять, куда он клонит.
— Скиллинг скупал краденое у Джерри, — продолжал мистер Тень. Он вернулся к своей прежней профессии, когда Джерри и его друзья стали грабить дома вокруг озера.
— Но какое отношение имеет все это к пожару? Или к тем, кто пытался меня убить?
— За день до твоего приезда на Игл-лейк наш герой положил на счет пять тысяч долларов.
— Пять тысяч долларов, — повторил Том.
— Скорее всего, это был аванс. Он наверняка должен был получить вторую половину после обнаружения тела, но к тому времени Джерри и его друзья были благодаря тебе уже в тюрьме.
— Так они наняли своего скупщика краденого, чтобы убить меня?
— Наверное, Скиллинг сам предложил свои услуги, когда узнал, что на этом можно заработать десять тысяч. Сестра этого Скиллинга живет там же, в Висконсине, в местечке Маринетт. Она замужем за таким же мошенником — другом своего брата, который сидит в тюрьме по обвинению в вооруженном ограблении. Тим думает, что Скиллинг вполне мог спрятаться у нее на несколько дней. Он позвонил в полицию Маринетт и попросил последить за домом этой женщины.
— Тогда они, наверное, поймают его, — сказал Том. — Скорее всего поймают. Они ведь должны поймать человека, убившего Барбару Дин. — Он посмотрел на книгу и снова раскрыл ее.
— Тиму кажется, что твой друг Нэппи Лабарре почти готов рассказать им все, что знает. Но если они арестуют Скиллинга, то информация, выданная Нэппи, не принесет ему особой пользы. Так что в интересах Нэппи продать Скиллинга как можно скорее.
— Это хорошо.
— И это все, что ты хочешь сказать? Хорошо и не более того? Петля затягивается вокруг горла твоего дедушки, и все это благодаря тебе.
— Я знаю.
— Наверное, ты в какой-то степени жалеешь об этом?
— Хотелось бы мне знать, — Том снова видел перед собой дедушку, смотрящего в окно взглядом затравленного животного.
Фон Хайлиц встал, развернул стул и сел лицом к Тому, поставив руки на колени и подперев ладонями подбородок.
— Наверное, дело в том, что он все-таки мой дедушка, — сказал Том. — Меня воспитали так, что я привык считать его особенным — почти героем. Он обеспечивал существование нашей семьи. Все зависело от него. А теперь... теперь я чувствую себя отрезанным от всех остальных.
— Поедем со мной к Дэвиду Натчезу, — попросил фон Хайлиц. — Не исключено, что ты сумеешь помочь нам понять, куда может отправится Глен, если решит спрятаться, чтобы подготовиться к бегству с острова. К тому же, это поможет тебе оправиться от шока.
Том покачал головой.
— Я говорю серьезно — ты пережил сильный шок. Я знаю, что ты сердишься на меня, сам того не желая. За последние два дня вся твоя жизнь словно вывернулась наизнанку и...
— Остановитесь, — перебил его Том. — Может быть, я действительно сержусь на вас. Но вы не можете знать всего, что я чувствую.
Произнесенная фраза заставила Тома почувствовать себя капризным ребенком.
— Конечно же, нет, — сказал фон Хайлиц. — Но, когда все это закончится, мы сумеем узнать друг друга поближе.
— Неужели вы не могли тогда, семнадцать лет назад, последовать за моей матерью? Когда вернулись на Милл Уолк и узнали, что Глен увез ее в Майами? Но вы позволили ему отобрать ее у вас — просто не стали бороться. Да, конечно, вы жили в доме напротив, но я ведь никогда не видел вас, кроме тех двух раз, когда вы приходили в больницу.
Фон Хайлиц выпрямился на стуле. Ему было явно не по себе.
— Глен ни за что не позволил бы мне увидеться с Глорией, — сказал он. — А даже если бы позволил, она не согласилась бы уехать со мной.
— Вы не можете этого знать, — почти закричал Том. — Она была совершеннолетней и могла выйти замуж за кого угодно. А вы просто позволили ей снова стать слабой и беспомощной. Допустили, чтобы ее продали Виктору Пасмору. Вернее, чтобы для нее купили Виктора Пасмора или не знаю, как это лучше сказать. — Тому вдруг показалось, что речь идет о Саре Спенс и Бадди Редвинге, и он почувствовал себя еще несчастнее. — Вы не сделали ничего, — Том больше не мог говорить.
— Думаешь, я не размышлял об этом, — сказал фон Хайлиц. — Мне было тогда за сорок. Я привык жить один и делать то, что хочу. И я не считал, что сумею быть хорошим мужем. Я никогда не скрывал своего эгоизма, если эгоизм означает возможность сконцентрироваться на какой-то одной вещи в ущерб остальным.
— Вам нравилось быть одному, — выпалил Том.
— Конечно, нравилось, но это было не самой важной причиной. Мне казалось, что Глория видит во мне еще одного отца. А на такой основе нельзя построить настоящий брак. Но и это не главное. То, что я собирался сделать, убило бы Глорию. Я не мог жениться на дочери Гленденнинга Апшоу. Ведь вскоре после твоего рождения я начал подозревать, что он убил Джанин Тилман. Я хотел разрушить его жизнь. Так что, все случилось так, как случилось, потому что каждый из нас был самим собой — Глория, Глен и я. Единственное хорошее, что из всего этого получилось — это ты, Том.
— Но вы пришли посмотреть на меня только дважды, — не унимался Том.
— Как ты думаешь, что стало бы с твоей матерью, если бы я настаивал на встречах с тобой?
— Дело вовсе не в этом. Просто вы были очень заняты — лечили свои раны, ели ящериц, подглядывали в окна и раскрывали убийства.
— Что ж, если хочешь, можешь думать об этом так.
— Вы по-настоящему захотели общаться со мной только тогда, когда поняли, что меня можно использовать. Вы решили заинтересовать меня тем, что случилось с Джанин Тилман. Вы завели меня, как часы, и оставили тикать. И теперь вы довольны тем, что я вел себя именно так, как вам хотелось.
— А ты сделал это потому, что ты — это ты, Том. Если бы ты был другим, я бы...
— Вы бы вообще не подошли ко мне.
— Но ведь ты — это именно ты.
— Хотелось бы мне понять наконец, кто я такой и что собой представляю.
— Ты оказался достаточно похожим на меня, чтобы мы оказались у брошенной машины Хасслгарда в одно и то же время. И появились в больнице в тот день, когда умер Майкл Менденхолл.
— Не уверен, что мне хочется быть похожим на вас.
— Но ведь тебе не хочется также быть похожим на своего дедушку. — Фон Хайлиц встал и посмотрел сверху вниз на Тома, лежащего на большой двуспальной кровати с книгой в мягкой обложке. Том испытывал сейчас сильные противоречивые чувства, и фон Хайлицу очень хотелось подойти к нему, обнять, погладить по щеке, но слова, сказанные только что Томом, делали это невозможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84