Однако, шалаш он все-таки соорудил.
И все. На этом его «трудовые подвиги» по обустройству нигде не учтенной частной собственности закончились. Может, потому, что Зосима больше любил охотиться, нежели ловить рыбу.
Хотя была и другая причина – коптильню для мяса и рыбы он внаглую устроил прямо у себя дома, чтобы надолго не отрываться от полатей (а затем от дивана) и от самогонного аппарата, который работал, как государственный ликероводочный завод, – четко, бесперебойно и с большим эффектом.
О его неуважении к законам районное начальство знало, но старый прохиндей так всех опутал, что к нему заезжали не за тем, чтобы конфисковать самогон и дичь и потом наказать, а чтобы принять на грудь отменный «натурпродукт», крепостью никак не ниже пятидесяти градусов, и закусить ароматной сохатиной, поджаренной на свежем свином жиру с лучком и разными лесными травками и корньями.
Кто пробовал Зосимину стряпню хотя бы раз, тот никогда не забудет ее восхитительный вкус…
Шалаш был сух до звонкости. И, на мое удивление, полнился связками вяленой рыбы, подвешенной к жерди. Неужто Зосима перековался!? Надо же… Что делает с человеком нынешняя капиталистическая действительность.
Беготня по лесу и водные процедуры разбудили во мне зверский голод. Завалившись на подстилку, я оторвал от связки несколько вяленых рыбин и начал жадно жевать, отдавая должное Зосиме за то, что он не переборщил с солью.
Я так и уснул с недоеденным лещом в руках. Усталость сморила меня напрочь. Размышлять и думать об увиденном возле избы Киндея действе мне почему-то совсем не хотелось.
Проснувшись утром, я некоторое время с недоумением смотрел на натюрморт над головой. Солнечные лучи проникали через вход в шалаш, и связки рыбы казались серебряными изделиями, только-только вышедшими из-под молотка искусного чеканщика.
Но вот запела какая-то птичка, и сонная одурь ушла, будто ее и не было. Подхватившись, я вспомнил вчерашнее приключение и почему-то здорово встревожился. Неприятное чувство поселилось где-то возле сердца и шпыняло в его трепещущую упругую мякоть с размеренностью маятника, усаженного шипами.
Пора! Пора домой. Сегодня у нас с Зосимой первый выход на охоту. А я еще не сложил свой сидор. Но почему, все-таки, на душе так гадко? Непонятно…
Зосима уже ждал меня.
– Дык, это, где тебя носит!? – спросил он осуждающе. – Стучу, стучу…
– Купался, – ответил я коротко, приглаживая мокрые волосы.
– Да?
Недоверчивый взгляд Зосимы скользнул по моему костюму, который никак нельзя было назвать дачным, и ушел куда-то в сторону. Он, конечно, сразу понял, что я вру, но, как человек воспитанный, не стал эту тему развивать дальше.
– Так мы идем? – поинтересовался он с некоторым сомнением в голосе.
– А что, у тебя есть какие-то другие планы?
– Какие у меня планы… Мясца вот надо. И на дерево посмотреть. Беспокоюсь я…
– Тогда вперед. Но сначала позавтракать не мешало бы. И собраться.
– Я уже собрался, – буркнул Зосима, недовольный задержкой выхода.
– Ну да… Тебе собраться – только подпоясаться.
Зосима пренебрегал сидором, который оттягивает плечи. Все снаряжение старого добытчика умещалось в многочисленных карманах его чудо-комбинезона. Что там только не лежало!
В этом я смог убедиться, когда два года назад одни негодяи устроили на нас облавную охоту с намерением отправить вперед ногами. В карманах комбинезона помещались аптечка, леска с рыболовными крючками, курево, зажигалка и спички, нитки-иголки, соль, сахар и специи, пачка чая, боеприпасы, нож, сухари или хлеб, добрый кусок свиного сала, банка тушенки, пшено для супца, луковица, ну и масса других вещей, крайне нужных с точки зрения Зосимы в походных условиях.
Этот набор варьировался в зависимости от времени года и состояния финансов Зосимы. Но кое-что было обязательным. Это боеприпас, соль, нож, спички, леска с крючками и сало с хлебом.
Я по-быстрому приготовил себе омлет из яичного и молочного порошков. Зосима составить мне компанию отказался. Он очень недоверчиво относился к успехам цивилизации на поприще питания.
Особенно Зосиму пугали (в его-то годы!) генетически модифицированные продукты, в частности соя, которую наши «умельцы» куда только не пихают.
«Чем мне сидеть сутки в сортире после твоих городских харчей, я лучше голодным побуду», – говорил он с видом ветхозаветного мудреца. Даже когда мы производили дезинфекцию своих внутренних органов с помощью спиртного, то и тогда Зосима, в отсутствии дичи или свежей рыбы, предпочитал закусывать хлебной коркой или, на худой конец, какими-нибудь консервами, которые назывались как в прежние времена.
Например, «Килька в томатном соусе» или «Печень трески», которая, кстати, почему-то перешла в разряд деликатесов. Раньше ее, по распоряжению высокого партийного начальства, очень беспокоящегося о здоровье народа, давали в нагрузку к бутылке водки горьким пропойцам вместе с плавленым сырком.
– Ты, это, щелкай зубами быстрее, – торопил меня Зосима.
– Что ты так торопишься? – спросил я с удивлением. – Наша дичь от нас не уйдет. Впереди целый день.
Сегодня Зосима был не похож сам на себя. Он нетерпеливо ерзал на стуле, время от времени бросая опасливые взгляды на окно.
– Никуда я не тороплюсь… – буркнул Зосима.
– Так я тебе и поверил. Что случилось? Только давай без лапши, которую ты иногда любишь вешать мне на уши.
– Это когда такое было!? – возмутился Зосима.
– Давно, – смягчил я свой наступательный порыв. – Теперь ты исправился. Но мне не хочется, чтобы между нами были какие-нибудь недомолвки.
– Сам ты хорош, – сердито возразил Зосима. – Где это тебя ночью носило?
– Тебе рассказывать или сам догадаешься?
– Что тут догадываться… – Зосима скептически ухмыльнулся. – Ботинки нужно тщательней чистить.
– А причем здесь ботинки?
– Притом, что ты весь в красной глине изгваздался. А она есть только возле избы Киндея. По ручью шел?
– Пардон, я и забыл, что ты у нас Кожаный Чулок, следопыт племени делаваров. Угадал. Шел по ручью. А ночевал на твоей островной «даче».
– Что, прижали?
– Как догадался?
– Хе-хе… – Зосима дробно рассмеялся. – Дык, не только ты такой шыбко вумный и любопытный. Меня тоже нечистая сила как-то туда потащила… дурака, на старости лет…
– Сбежал? – полюбопытствовал я с интересом.
– Нет. Ушел. Как тока наткнулся на ловушки, сразу дал задний ход.
– Что так? На тебя это не похоже.
– Иво, ты ишшо молод и, уж извини, силенок у тебя значительно больше, чем здравого смысла. Ежели они так обставились, то с ними шутки плохи.
– Не узнаю я тебя…
– Почему?
– Раньше ты не боялся умереть. Всегда говорил, что свое уже отжил.
– Раньше у меня не было никакой жизненной цели. Жил, как былинка на ветру.
– А теперь появилась?
– Да.
– Поделишься секретом?
– Это никакой не секрет. У меня ведь, тебе это известно, нет никаких родственников, все померли. А сейчас ты вот приехал, Каролина открытки шлет, поздравляет… Кхе, кхе! – Зосима смутился. – Я теперь вроде как дедом стал. Правда, не совсем полноценным… думал внучок будет…
Старый прохиндей! На чувствительность давит, слезу умиления хочет у меня вышибить. Как же – открыточки… Нужно они ему, как зайцу стоп-сигнал.
Его гораздо больше интересуют продуктовые посылки, куда я, тщательно маскируя, чтобы Каролина не выбросила, подкладывал бутылки с виски, к которому за время нашей дружбы он сильно приохотился, и голландский табак.
– Кстати, насчет открыток… – Я закопался в своем рюкзаке едва не с головой. – Держи… – всучил я Зосиме красивую металлическую коробку с иностранными надписями. – Травись на здоровье.
– Иво… – Зосима был сильно растроган.
Похоже, он уже не надеялся получить столь желанный подарок.
– Спасибо тебе, Каролине… Как она там?
Вспомнил! Как ни странно, но ни вчера, ни позавчера мы так и не поговорили о причинах моего внезапного приезда, и ни разу в разговоре не затронули сиятельную персону моей… м-м… бывшей. Наверное, Зосима решил, что я просто хочу какое-то время отдохнуть от городской суеты, а в семье у меня царит тишь да гладь и Божья благодать.
– Хорошо она там. Мы с ней разводимся. – Я решил не напускать туману, а сказать все, как есть.
– Ты с ума сошел! – воскликнул ошарашенный Зосима. – Как можно!?
– Чья бы мычала… – Я снисходительно ухмыльнулся.
Зосима был женат трижды. И каждый раз жены, несмотря на деревенскую закалку и исконную русскую терпеливость, от него сбегали.
Первый раз он женился, по деревенским меркам, поздно, когда ему перевалило за тридцать, поэтому все свои холостяцкие привычки и замашки благополучно перетащил в семейный быт.
Он мог часами валяться на постели в фуфайке и валенках, вымазанных в навозе, обдумывая очередной философский постулат (Зосима был не только лентяем, но еще и доморощенным философом), а скотина в хлеву тем временем настоятельно требовала воды и сена.
Но что такое потребности примитивного жвачного животного по сравнению с мировыми проблемами? А когда жены доставали его до самих печенок, Зосима молча собирался и уходил в лес, где мог пропадать неделями.
Таким макаром его семейная жизнь благополучно опускалась на дно. Даже стойкая и сильная деревенская женщина, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…», как писал один великий поэт, не могла выдержать флегматичный и неуступчивый норов Зосимы.
Ему все было по барабану. В том числе и советская власть, которая имела к нему немало претензий, но так ни разу и не отправила в лагеря. Больно хитер оказался гусь, не по зубам.
– Дык, она такая хорошая девочка…
– Когда спит зубами к стенке и за тридевять земель – в какой-нибудь гостинице за бугром во время служебной командировки.
– Что ты так на нее окрысился!?
– Хочу заметить, чтобы ты все правильно понял, это не я бросил ее, а она сама меня вытурила. Просекаешь момент?
– Просекаю, – серьезно и даже с некоторой грустинкой ответил Зосима.
Еще бы! Он сразу же сложил в уме два плюс два и мгновенно сообразил, что теперь не видать ему передачек, как собственных ушей. Во-первых, я снова осяду здесь на постоянное место жительства, а во-вторых, Зосима сразу определил, еще два года назад, что денежная мошна находится в руках Каролины.
– Только не рыдай, – сказал я снисходительно. – Она добрая, тебя не забудет.
– Ты так считаешь? – оживился Зосима.
– Уверен. От нее нелегко отцепиться. Вот увидишь, она еще приедет сюда, чтобы затеять со мной очередной скандал. Каролина просто не может без скандалов. Это у нее такое хобби.
– Чего?
– Бзик. Шизоидное состояние увлеченности чем-нибудь. Это когда в башке время от времени дерьмо закипает.
– А-а, ну да… Дело знакомое.
– Вот и я об этом. Все, я уже собрался. Вперед…
Мы вышли за порог. Я набрал полную грудь свежего утреннего воздуха и вместе с сильным выдохом постарался выбросить из головы всякую пакость, которая уже до краев заполнила черепную коробку.
Меня ждал ЛЕС, главный мой целитель и врачеватель.
Глава 10
Я уже сноровисто потрошил гуся, которого мы подстрелили по дороге к ДЕРЕВУ, когда раздались крики Зосимы. Мы остановились на привал примерно в сотне метров от этого живого языческого идола, и Зосима долго колебался, прежде чем отправился свершать свои жертвоприношения.
Похоже, он боялся, что застанет дерево совсем усохшим, мертвым, и тогда ему ничего другого не останется, как завернуться в белую простыню и своим ходом отправиться на деревенский погост. Уж не знаю, почему, но Зосима связывал свою жизнь именно с этим столетним (а может, и двухсотлетним) дубом, единственным на всю округу.
Зосима насобирал дров, разжег костер, пока я обрабатывал гуся, и, взяв холщовый мешочек с дарами лесным божествам, медленной походкой, в которой угадывалось большие сомнения и даже отчаяние, направился к заветной поляне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49