Это все знают. По крайней мере, собратья по профессии из разных стран – точно. И давно. Правда, никто не афиширует такие познания. Так как и у самих рыло в пуху.
Значит, поработал коллега… Притом использовав суперотмычку, не оставляющую следов. Скорее всего, так оно и есть. Такие уникальные приспособления, стоящие просто огромных денег, мечта любого вора-домушника.
Забавно. Уходя на пенсию, я думал, что мне больше никогда не придется столкнуться с профессионалами моего профиля на узкой дорожке.
Ан, нет, судьбе было угодно, чтобы они буквально толпились на моем пути. Взять хотя бы тех же самых турок, с которыми я нечаянно схлестнулся два года назад.
Как это – рыбак рыбака чует издалека. Или муха знает, на что садится…
Блин! Не было печали… И что я теперь должен делать? Звонить в местное отделение ФСБ? Мол, так и так, под вашим носом разгуливает американский шпион. Срочно примите меры, мое вам почтение. Фамилия и адрес.
А если я своим звонком сорву какую-нибудь сложную оперативную игру, затеянную главной «конторой»? Местные борзилы рванут за шпионом, словно на буфет, – всем хочется отличиться, чтобы орденок на грудь привинтить, и чтобы еще одна звезда на погоны раньше срока скатилась.
И попадут, как лом в дерьмо. Вот будет потеха…
Да, простому гражданину такая бдительность простительно. Что с него взять? Он неискушен в играх, которыми занимаются профессионалы плаща и кинжала.
Но вот товарищ Иво Арсеньев будет неправ. Очень неправ. Потому что история с янки вскоре в верхах забудется (мало ли какие проколы у контрразведчиков случаются; не ошибается лишь тот, кто ничего не делает), а у местных гэбистов память цепкая, хорошая, я в этом просто уверен.
Тем более на всякие провальные моменты. А вышестоящее начальство точно не погладит по голове местного шефа службы безопасности за срыв операции.
И начнут они потом прессовать бедного дурачка Арсеньева, да не просто так, нахрапом, а со всякими иезуитскими вывертами. И придется мне тогда рвать отсюда когти навсегда и подальше, чего очень не хотелось бы.
Где еще я найду такой благословенный уголок и такого друга, как Зосима?
Все эти мысли толпились у меня в голове, как очередь мужиков за пивом в советские времена. Это когда око видит, да зуб неймет.
На улице жара, на душе пожар, пиво ледяное, свежее, с плотной белопенной шапкой, но пока достоишься, дойдешь до заветного краника, вся твоя душа измотается, исстрадается, нальется совсем не присущей тебе яростной злобой на тех, кто пытается взять кружку-другую без очереди…
Змея все же нашлась. Та самая, толстая и злобная, как мифическая фурия. Едва поняв, что обнаружена, она бросилась на меня, словно из лука выстрелила.
Как бы не так. Мы на сей счет народ ученый. Тем более, что я наконец совладал со своими эмоциями и представлял поиск змеи как обычный тренировочный процесс. Не более того.
Треснув ее по башке все тем же безжалостным приемом, я запихнул гадину в целлофановый мешок для мусора и уже хотел с почестями вынести, но тут в моей башке словно что-то щелкнуло: а почему ты, мил дружочек, так уверен, что змей было всего три?
Не откладывая дело в долгий ящик, я еще раз прошелся по избе, заглядывая даже под коврики. И наконец добрался до ванно-туалетной комнаты, которую сварганил себе по высшему разряду – как в хорошей городской квартире: везде импортный кафель, подвесной потолок, удобный шведский унитаз, финская ванная, душевая кабинка с разными прибамбасами, зеркало, подсветка ну и так далее.
Люблю, знаете ли, комфорт. Даже в глуши. Конечно, на оборудование своего «бунгало» я угрохал кучу денег, зато теперь у меня все работало как часы.
Ну конечно же! Тот, кто позаботился о присутствии гадюки в моей постели, естественно никак не мог пройти мимо ванной. Очень удобный объект. Ядовитая тварь лежала, удобно свернувшись, на теплом мохнатом коврике, почти невидимая на его фоне.
Веселая была бы картина, не поленись я принять душ перед сном…
Когда я возвратился в избу, после того, как закопал свои «трофеи» подальше от двора, внутри у меня все кипело. Попадись мне сейчас тот, кто сделал такую пакость, клянусь, я бы порвал его на мелкие кусочки.
Каждый мой нерв был возбужден до крайности, а сердце колотилось, словно бычий хвост. Усталость куда-то испарилась, и сон улетел так далеко, что теперь его можно было догнать разве что к утру.
Тем более, что я не был уверен в стопроцентной очистке избы от змеиной семейки. Какой уж там сон… Теперь хоть просить к бабке Дарье в квартиранты.
Пойду к Зосиме, решил я, немного успокоившись. Сунув в карман бутылку водки (без хорошей дозы допинга мне точно кранты; вон, даже руки начали дрожать…), я запер дверь на ключ, приклеил контрольную ниточку (обжегшись горячим молоком, на холодную воду будешь дуть), и потопал по улице, весь на взводе.
Может, взять канистру с керосином и навестить избу Киндея? Хорошо запылает… А если еще и двери бревном подпереть…
Стоп! Иво, не буди в себе зверя без нужды. Ты не на вражеской территории. Будь человеком. Придет время, и тот, кто придумал трюк со змеями, за все получит сполна.
Тряхнув головой, прогоняя садистское наваждение, я подошел к избе Зосимы и хотел уже постучать в дверь, но тут же осекся – мой добрый друг был не один. Кто это там у него гостит?
А что если это гости, но не званные? Притом, «редиски»? Я похолодел. В голову тут же полезли дурные мысли и я, не в силах сдержать их порыв, с силой рванул на себя дверную ручку (дверь была, как мне и думалось, не заперта), и стремительно влетел в избу Зосимы.
Глава 14
О, милый, патриархальный уклад жизни! С древней старины он благополучно перекочевал в советскую действительность, и только нарождающийся капитализм американского образца начал душить его на корню.
Теперь и в деревнях уже не устраивают посиделки, такие привычные еще каких-то двадцать-тридцать лет назад. Нынче люди по вечерам, забившись в свои клетушки, жадно прилипают к голубым экранам телевизоров, и бурно сопереживают дону Педро, который нечаянно совратил донну Педрилью, и теперь никак не может соединиться с ней в единую дружную семью из-за козней паршивки Хуаниты, которая к тому же еще и лесбиянка.
Все, кончился патриархат. Наступила эра всеобщего оглупления и потери исконных ценностей, без которых народ не может называться полноценной нацией. Глобализация, мать ее…
Все должны думать строем, начиная с одной ноги, для чего в мозгах требуется оставить лишь одну извилину; все должны есть одну и ту же суррогатную пищу быстрого приготовления, расфасованную в пакетики, и обедать в «Макдональдсах» гамбургерами и чизбургерами; все обязаны идти на выборы президента, которого давно уже выбрала так называемая «элита» – толстосумы и масоны, и кричать «ура», когда того потребует главный дирижер какого-нибудь примитивного праздника ряженных «под старину». Мрак!
Яду мне, яду! – так кричал один персонаж, уж не помню какой драмы или трагедии. Не хочу я жить в запрограммированном обществе. Скоро идентификационные номера нам начнут выкалывать на руках, как в концлагерях фашистской Германии.
А что, в паспорта уже вставили чип, в памяти которого хранится не только твое имя-фамилия, где родился, где крестился, но и сколько раз в сутки ходишь по нужному делу, химический состав мочи и крови, цвет радужной оболочки глаз, и главное – лояльный ли ты человек по отношению к власти или нет.
(Правда, об этом пунктике власть предержащая ни гу-гу. Простому народу положено знать только то, что ему ничего не положено).
Вот так-то. Допрыгалась дарвиновская обезьянка. Окуклилась, затем вылезла из кокона, и превратилась, увы, не в красивую беззаботную бабочку, а в примитивное тягловое животное – двуногое, прямоходящее, жвачное и с клеймом. Вот и весь прогресс…
Такие мысли пронеслись в моей голове, когда моему взору предстала во всех отношениях приятная картину вечернего застолья в избе Зосимы. За накрытым столом сидел мой друг и Кондратка, который, и, разговаривая, жевал непрестанно. Ну и проглот…
Нужно сказать, что изба Зосимы была с интересной биографией. В свое время родители Зосимы, чтобы уберечь хотя бы часть нажитого от ретивой голытьбы, записавшейся в коммунары для поправки личного финансового состояния, передали половину своей шестистенки почтовому ведомству.
Когда колхоз, вечная ему память, приказал долго его помнить, а деревенский народ разбежался кто куда, почту тоже убрали. За бывшее имущество своей семьи Зосиме пришлось выдержать несколько серьезных баталий с районным начальством.
Но в конечном итоге он все-таки вернул себе на законных основаниях половину избы, а впридачу получил огромный письменный стол, сломанный телеграф военной поры, несколько стульев и старинное пресс-папье с царским орлом, которое по цене, как я предполагаю, стоило больше, чем вся изба Зосимы.
Но главное заключалось в другом – Зосима сумел отстоять телефонную точку, установленную в здании бывшего почтового отделения. Поэтому деревенька имела связь с внешним миром, что в такой глуши дорогого стоило – до появления мобильных телефонов.
Была у Зосимы еще и верная подруга, рыжая кобыла Машка, низкорослая и мохнатая, похожая на якутскую лошадь, обладающая таким же независимым характером, как и ее владелец. Она совсем не переживала из-за того, что хозяин неделями пропадает на охоте.
Машка была на свободном выпасе – и летом, и зимой, добывая себе корм из-под снега тебеневкой. Где она шаталась, никто не знал и не мог ее отыскать. Но стоило Зосиме появиться в деревне, как Машка тут же вырастала перед ним словно из-под земли. Ну прямо тебе Сивка-бурка, вещая каурка.
Зосима работал в деревне своего рода экспедитором. Раз в неделю он загружал телегу собранными односельчанами дарами лесов (сушеными грибами, ягодами, целебными травами и кореньями), а также птицей и бараниной, и вез все это добро на базар, где сдавал оптовым торговцам.
На обратном пути Зосима покупал для своих клиентов – деревенских пенсионеров – все, что они заказывали, а по приезду отдавал им остаток денег, при этом не забывая вычесть из общей суммы свою «церковную» десятину – за труды.
А труды эти были немалые. Дорога до станции вела через такие хляби, что только Зосима знал, где находится более-менее проходимый путь. Лишь зимой, когда болото замерзало, можно было ехать, не опасаясь, что провалишься вместе с телегой в тартарары.
Правда, у Машки на этот счет было просто звериное чутье. Чаще всего она выбирала дорогу сама, особенно на обратном пути, когда Зосима, разморенный стаканчиком беленькой и двумя бокалами пива, выпитыми в станционном буфете, дремал на охапке перепревшего сена, брошенного в телегу года два назад.
Стол, на котором разместилась немудреная снедь, был тот самый, реквизированный Зосимой у почтового управления. Может, не шибко богатые почтовики и забрали бы его, да не на чем было вывезти.
Теперь эта казенная почтовая принадлежность исправно служила пиршественным столом, на котором запросто можно было поместить целого быка, запеченного на вертеле.
На данный момент бык не наблюдался, но закуска была на уровне: вяленая лосятина и рыба, розоватое на срезе сало, зелень – петрушка, укроп и лук, свежие огурцы, маринованные грибы и большая сковородка жареной картошки. Венчала этот натюрморт четверть самогона двойной очистки, настоянного на целебных травах – личный рецепт Зосимы.
И он, и Кондратка уже были на хорошем подпитии. И когда только успели? Мне казалось, что я совсем недавно распрощался с Зосимой.
– Иво! – радостно вскричал Зосима, завидев меня в дверном проеме. – Как здорово… Дык, это, я тут сижу и мыслю, пойти за тобой или нет. Думал, что ты уже спишь.
– Уснешь тут… – Я невольно содрогнулся, вспомнив свою постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49