Другие религии только говорят о чудесах, а наука их демонстрирует посредством своих достижений: она дает возможность заменять больное сердце, разговаривать с людьми на другом краю земли, летать к чужим планетам, исследовать возраст Вселенной. Включая свет или поднимаясь на борт самолета, мы тем самым выказываем свою веру.
– Вот видите? Это очень интересно, но я предпочитаю идею нирваны.
– Как вы сказали, сэр, это путь не из легких, но только если об этом задумываешься.
– Один из ваших американских профессоров сказал, что изучение религии – этот всего лишь познание человеческого разума, но тот, кто стремится познать разум Божественный, должен изучать физику.
– Что-то знакомое. Наверно, читала его книгу.
Ринпоче прикусил губу:
– Думаю, сейчас я понимаю, что он имел в виду, но тогда не смог ему объяснить, что мысли людей и те явления, что мы хотим объяснить посредством физики, могут оказаться… второстепенными по отношению к обретению настоящего прозрения, и это будет сродни результату одного из тех экспериментов, где используется гигантская энергия, чтобы доказать, что две совершенно разные силы на самом деле суть одно и то же. Вы понимаете, что я имею в виду? Достигнув нирваны, мы, возможно, признаем, что поведение людей и фундаментальные законы физики в основе своей неразличимы.
Мне понадобилась пауза, чтобы это осмыслить. Потом я отступила на шаг назад и сказала:
– Ну и ну, на вашу работу явно не с улицы берут!
Ринпоче блеснул глазами и, прикрыв рот ладонью, издал застенчивый смешок.
А над ними и среди них снежные попугаи, солнечные нектарницы, улары, бородатки, клушицы, певчие птицы, птицы-говоруны, грандалы, завирушки, гималайские белоголовые сипы и туланские трагопаны подпрыгивали, порхали, сновали во все стороны, ныряли, летали кругами или слетали на землю.
По дороге из туалета мне навстречу попалась фрейлина, которой я кивнула и улыбнулась – она направлялась как раз туда, где я только что побывала; потом я заметила Джоша Левитсена, который собирался выйти на террасу, откуда открывался вид на ночной город. Я последовала за ним. Он стоял, раскачиваясь, у каменного парапета и прикрывал рукой зажигалку; вспыхнувший огонек на мгновение сделал его лицо желтым. При моем приближении он поднял голову.
– Эй, миз Тэлман, тут можно околеть, вам это известно? Милое платье. Я уже говорил? И вообще, вы просто куколка, вам это известно? Если, конечно, вы не против. Не желаете ли курнуть? Солнце село, как говорится, ниже ели, а?
– Не откажусь.
Мы облокотились на холодный камень. Вечер и вправду был морозным, но, по крайней мере, безветренным. Я почувствовала, что пушок у меня на руках встал дыбом, а кожа покрылась мурашками. Травка оказалась крепкой. Я затянулась, но закашлялась на выдохе.
– Забористая. Местная? – Тонкий косяк перешел от меня к Левитсену.
– Лучший туланский сорт. На каждой пачке – заботливое предупреждение министра здравоохранения.
– Идет на экспорт? Что-то мне прежде не попадалась туланская трава.
– Мне тоже. Сугубо местный товар. – Он внимательно осмотрел сигарету, прежде чем передать ее мне. – Может, оно и к лучшему. А то цена бы подскочила.
Некоторое время мы курили молча.
– Это правда, что в нижних долинах есть плантации опиумного мака? – спросила я.
– Ага, кое-где. Вот его действительно вывозят из страны, но в ничтожных количествах. – Он вдохнул дым и передал мне косяк. – По сравнению с другими местами. Как-то довелось попробовать, – произнес он после очередной затяжки. Потом усмехнулся, замотал головой и наконец выпустил изо рта облачко ароматного дыма. – Правда, только один раз. Ах, как хорошо-о-о-о. Ну, сли-и-ишком хорошо.
Меня уже пробирал озноб.
– Вот именно. Хорошенького понемножку. Держи.
– Давай сюда. Ну, будет. Спасибо за компанию. – Молчание. – Что высматриваешь?
– Отсюда видно старый дворец?
– Не-а. Он дальше, за изгибом долины, и выше.
– Да, точно. – Молчание. – Ветер.
– Ага.
– Того и гляди, сдует.
– Пусть живет, покуда ее не сдует.
– Что?
– Так, ничего. Молчание.
– Боже, какие звезды.
– Красотища, а? Слушай, ты, похоже, замерзла.
– Да я сейчас просто околею, мать твою.
– Пойдем-ка назад. А то разговоров не оберешься.
– Верно. Господи, у меня зубы стучат. Я-то думала, это только так говорится.
Мне подумалось, что крепкая смесь водки с мартини способна нейтрализовать действие косяка. Скорее всего, это не имело ничего общего с действительностью, но меня все равно тянуло выпить. Я была не вполне уверена, что смогу вести членораздельный разговор или хотя бы просто ворочать языком, и потому временно перевела себя в Режим Минимальной Речи: не вклинивалась в разговоры, а только слушала или просто кивала с пониманием/сочувствием, пока говорил кто-нибудь другой. Зануда-австриец чуть было снова не привязался ко мне со своей фабрикой, и пока я маневрировала, чтобы от него улизнуть, меня вынесло прямо на принца.
– Катрин, вы не скучаете?
– Оттягиваюсь по полной, Сувиндер. Обалденная тусовка! А ты, маленький принц, не скучаешь, бэби? – Ага, Катрин. Все еще в Режиме Пьяного Лепета. Идиотка, заткнись немедленно.
– Ха-ха! Вы такая остроумная, Катрин. Да, приятно вернуться домой. Согласен, вечер удался. Кстати, я уже говорил, что хочу показать вам еще кое-какие уголки страны. Лангтун Хемблу жаждет устроить нам поездку на джипе. Недели бы хватило. Катрин, здесь необычайно красивые места. Можете задержаться у нас подольше? – Он умоляюще сложил руки. – О Катрин, пожалуйста, скажите, что можете!
– А, катись все к черту, почему бы и нет? – услышала я собственный голос. Да, травка была забористая.
– О, вы – просто чудо! Вы меня осчастливили! – Сувиндер, кажется, собирался взять мое лицо в ладони, но потом передумал и просто схватил меня за руки – к этому моменту они более или менее отогрелись, причем без видимых признаков обморожения – и тряс до тех пор, пока у меня снова чуть не застучали зубы.
Я спала очень, очень крепко всю ночь напролет. Сначала я была почти уверена, что проведу ее не одна. На приеме, где царила непринужденная атмосфера, располагающая к интиму, я выделила из толпы нескольких вполне подходящих кандидатов и, кроме того, ощутила в себе размягченную, нетрезвую сговорчивость и своего рода устремленность к мужскому полу, что всегда помогает… но в конце концов, наверно, сказалось утомление, что ли. Вечер действительно удался, я завела огромное количество контактов, почти все из которых означали для меня знакомство с интересными людьми, собрала кучу информации и вообще замечательно провела время, как в юности.
У меня даже не возникло мысли, что согласие на поездку по стране с Сувиндером – это ошибка. Я не исключала, что в прохладном свете нового дня смогу и пожалеть о своей уступке, но в тот момент раскаяния не было и в помине; пока еще не было.
Кроме того, здесь была диковинная радуга животных: серые лангуры, красные панды, голубые овцы, черные медведи и куницы с желтыми горлышками, которых почти невозможно было увидеть и о чьем присутствии – как и о присутствии леопардов, туров, горалов, кабарги, мунтжаков, горных кроликов и антилоп, которые делили с ними горы, – можно было судить только по их помету, следам и костям.
Мы с принцем посетили Джойтем, Хрусет, Сангаману, Камалу и Герросакаин. Лангтун Хемблу неторопливо вел старый «лендкрузер» через десятки скученных деревень, где жители при нашем появлении останавливались, расплывались в улыбках и почтительно кивали, дети со смехом бросались врассыпную, козы, спотыкаясь, трусили прочь, овцы с безразличным видом брели дальше, а куры все так же деловито клевали дорожную грязь. На развалинах великого монастыря Трисул мы сделали остановку, чтобы выпить чаю.
В низине повсюду цвели кусты рододендрона; их блестящие, толстые листья были такого густого цвета, что казались не зелеными, а почти черными. Деревьев здесь осталось мало, разве что в предгорьях и на крутых склонах кое-где сохранились остатки смешанных лесов. Их потеснили фермы, разбросанные по холмистой местности; ряды домов, словно контурные линии, обводили каждый подъем земли.
Родственники, знать, ламы и государственные чиновники встречали принца по-разному: кто – с вежливой приязнью, кто – со сдержанным уважением, кто – просто по-дружески, а иные – с неподдельной радостью. Подданные не собирались толпами, не размахивали государственным флагом, не кричали «ура», но зато можно было не бояться, что какие-нибудь анархисты подбросят бомбу. Люди приветственно махали и улыбались.
Мы посетили одну больницу. Это было чистое, но убогое здание с множеством помещений и множеством кроватей. Того оборудования, без которого среднестатистический европеец не мыслит подобных учреждений, там практически не было. Сувиндер раздал пациентам небольшие подарки. Я чувствовала себя неприлично здоровой, как будто мое тело – которое, по моим ощущениям, напиталось жизненными соками и лучилось энергией – могло оскорбить больных.
Еще мы обошли несколько школ, и это уже было гораздо веселее. Затем побывали на рынке яков в Камалу, застали индусскую свадьбу под Герросакайном и буддистские похороны в Хрусете.
Мы ездили на велосипедах посмотреть на полузамерзшие водопады, заброшенные крепости, живописные старые монастыри и живописных старых монахов. В ущельях мы переправлялись через бурные молочно-белые реки по крытым висячим мостам, плетенным из лозы. Принц тяжело дышал и отдувался на крутых подъемах: он опирался на две длинных палки, обливался потом и все время просил за это прощения, но ни разу не остановился на полпути и не заставил себя ждать. Все принадлежности для пикника и прочие необходимые в дороге вещи носил на себе Лангтун; он наотрез отказывался поделиться со мной частью груза, поэтому на мою долю приходились только бинокль и фотоаппарат «кэнон», купленный в Джойтеме.
Что приятно – я ни на шаг не отставала от Лангтуна: хоть и он был изрядно нагружен, разница в возрасте между нами составляла добрый десяток лет; впрочем, как я подозреваю, он намеренно сдерживал свою прыть, чтобы мы не переутомились.
В одном из таких походов я обронила шелковый цветочек, подарок Дулсунг.
Хатжаты – так назывался род печенья. Мы постоянно грызли эти хатжаты. Очень распространенным кушаньем оказались лепешки. Те, что из пшена, назывались джерду, а те, что из пшеничной муки, – пихо. Изучив свой путеводитель, я зазубрила с десяток слов и знала, что «деревня» будет «фа», «трактирщик» – «тэкл», «ворона» – «куг», «смерть» – «мур». Какие-то слова запоминались очень легко в силу сходства с английскими, а также с теми, что пришли из Индии и Непала: местная денежная единица называлась «руле», «тей» означало «чай», а «намет» – «здравствуй».
Мы останавливались на ночлег в двух старинных замках (в одном было тепло, но неуютно, в другом – все наоборот), в правительственной резиденции (аскетизм, просторные залы, а вместо кроватей – чтоб мне сдохнуть! – войлочные гамаки. Кстати, я там прекрасно выспалась), в «Гранд-отеле Герросакайн», в «Дорожном чайном доме» (помпезная вывеска, убогие комнаты) и в мужском монастыре, куда мне, как женщине, вход был заказан, поэтому меня разместили в особой клетушке, нависшей над стеной.
К моему удивлению и огромному облегчению, Сувиндер вел себя безупречно: не пытался заигрывать или поглаживать меня по коленке, не стучался в дверь по ночам. В целом путешествие принесло желанный отдых и приятную усталость. Я намеренно оставила в Туне лэптоп и оба телефона (мобильный в этих местах так и так не работал). Получился, как бы это сказать, творческий отпуск на время дней отдыха во время творческого отпуска. Да, примерно так. Мне было хорошо. Несколько раз я вспомнила Стивена и даже вытащила на свет божий два диска, CD-Rom с «Бизнес»-планом развития Тулана и DVD с похождениями неверной жены моего любимого;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Вот видите? Это очень интересно, но я предпочитаю идею нирваны.
– Как вы сказали, сэр, это путь не из легких, но только если об этом задумываешься.
– Один из ваших американских профессоров сказал, что изучение религии – этот всего лишь познание человеческого разума, но тот, кто стремится познать разум Божественный, должен изучать физику.
– Что-то знакомое. Наверно, читала его книгу.
Ринпоче прикусил губу:
– Думаю, сейчас я понимаю, что он имел в виду, но тогда не смог ему объяснить, что мысли людей и те явления, что мы хотим объяснить посредством физики, могут оказаться… второстепенными по отношению к обретению настоящего прозрения, и это будет сродни результату одного из тех экспериментов, где используется гигантская энергия, чтобы доказать, что две совершенно разные силы на самом деле суть одно и то же. Вы понимаете, что я имею в виду? Достигнув нирваны, мы, возможно, признаем, что поведение людей и фундаментальные законы физики в основе своей неразличимы.
Мне понадобилась пауза, чтобы это осмыслить. Потом я отступила на шаг назад и сказала:
– Ну и ну, на вашу работу явно не с улицы берут!
Ринпоче блеснул глазами и, прикрыв рот ладонью, издал застенчивый смешок.
А над ними и среди них снежные попугаи, солнечные нектарницы, улары, бородатки, клушицы, певчие птицы, птицы-говоруны, грандалы, завирушки, гималайские белоголовые сипы и туланские трагопаны подпрыгивали, порхали, сновали во все стороны, ныряли, летали кругами или слетали на землю.
По дороге из туалета мне навстречу попалась фрейлина, которой я кивнула и улыбнулась – она направлялась как раз туда, где я только что побывала; потом я заметила Джоша Левитсена, который собирался выйти на террасу, откуда открывался вид на ночной город. Я последовала за ним. Он стоял, раскачиваясь, у каменного парапета и прикрывал рукой зажигалку; вспыхнувший огонек на мгновение сделал его лицо желтым. При моем приближении он поднял голову.
– Эй, миз Тэлман, тут можно околеть, вам это известно? Милое платье. Я уже говорил? И вообще, вы просто куколка, вам это известно? Если, конечно, вы не против. Не желаете ли курнуть? Солнце село, как говорится, ниже ели, а?
– Не откажусь.
Мы облокотились на холодный камень. Вечер и вправду был морозным, но, по крайней мере, безветренным. Я почувствовала, что пушок у меня на руках встал дыбом, а кожа покрылась мурашками. Травка оказалась крепкой. Я затянулась, но закашлялась на выдохе.
– Забористая. Местная? – Тонкий косяк перешел от меня к Левитсену.
– Лучший туланский сорт. На каждой пачке – заботливое предупреждение министра здравоохранения.
– Идет на экспорт? Что-то мне прежде не попадалась туланская трава.
– Мне тоже. Сугубо местный товар. – Он внимательно осмотрел сигарету, прежде чем передать ее мне. – Может, оно и к лучшему. А то цена бы подскочила.
Некоторое время мы курили молча.
– Это правда, что в нижних долинах есть плантации опиумного мака? – спросила я.
– Ага, кое-где. Вот его действительно вывозят из страны, но в ничтожных количествах. – Он вдохнул дым и передал мне косяк. – По сравнению с другими местами. Как-то довелось попробовать, – произнес он после очередной затяжки. Потом усмехнулся, замотал головой и наконец выпустил изо рта облачко ароматного дыма. – Правда, только один раз. Ах, как хорошо-о-о-о. Ну, сли-и-ишком хорошо.
Меня уже пробирал озноб.
– Вот именно. Хорошенького понемножку. Держи.
– Давай сюда. Ну, будет. Спасибо за компанию. – Молчание. – Что высматриваешь?
– Отсюда видно старый дворец?
– Не-а. Он дальше, за изгибом долины, и выше.
– Да, точно. – Молчание. – Ветер.
– Ага.
– Того и гляди, сдует.
– Пусть живет, покуда ее не сдует.
– Что?
– Так, ничего. Молчание.
– Боже, какие звезды.
– Красотища, а? Слушай, ты, похоже, замерзла.
– Да я сейчас просто околею, мать твою.
– Пойдем-ка назад. А то разговоров не оберешься.
– Верно. Господи, у меня зубы стучат. Я-то думала, это только так говорится.
Мне подумалось, что крепкая смесь водки с мартини способна нейтрализовать действие косяка. Скорее всего, это не имело ничего общего с действительностью, но меня все равно тянуло выпить. Я была не вполне уверена, что смогу вести членораздельный разговор или хотя бы просто ворочать языком, и потому временно перевела себя в Режим Минимальной Речи: не вклинивалась в разговоры, а только слушала или просто кивала с пониманием/сочувствием, пока говорил кто-нибудь другой. Зануда-австриец чуть было снова не привязался ко мне со своей фабрикой, и пока я маневрировала, чтобы от него улизнуть, меня вынесло прямо на принца.
– Катрин, вы не скучаете?
– Оттягиваюсь по полной, Сувиндер. Обалденная тусовка! А ты, маленький принц, не скучаешь, бэби? – Ага, Катрин. Все еще в Режиме Пьяного Лепета. Идиотка, заткнись немедленно.
– Ха-ха! Вы такая остроумная, Катрин. Да, приятно вернуться домой. Согласен, вечер удался. Кстати, я уже говорил, что хочу показать вам еще кое-какие уголки страны. Лангтун Хемблу жаждет устроить нам поездку на джипе. Недели бы хватило. Катрин, здесь необычайно красивые места. Можете задержаться у нас подольше? – Он умоляюще сложил руки. – О Катрин, пожалуйста, скажите, что можете!
– А, катись все к черту, почему бы и нет? – услышала я собственный голос. Да, травка была забористая.
– О, вы – просто чудо! Вы меня осчастливили! – Сувиндер, кажется, собирался взять мое лицо в ладони, но потом передумал и просто схватил меня за руки – к этому моменту они более или менее отогрелись, причем без видимых признаков обморожения – и тряс до тех пор, пока у меня снова чуть не застучали зубы.
Я спала очень, очень крепко всю ночь напролет. Сначала я была почти уверена, что проведу ее не одна. На приеме, где царила непринужденная атмосфера, располагающая к интиму, я выделила из толпы нескольких вполне подходящих кандидатов и, кроме того, ощутила в себе размягченную, нетрезвую сговорчивость и своего рода устремленность к мужскому полу, что всегда помогает… но в конце концов, наверно, сказалось утомление, что ли. Вечер действительно удался, я завела огромное количество контактов, почти все из которых означали для меня знакомство с интересными людьми, собрала кучу информации и вообще замечательно провела время, как в юности.
У меня даже не возникло мысли, что согласие на поездку по стране с Сувиндером – это ошибка. Я не исключала, что в прохладном свете нового дня смогу и пожалеть о своей уступке, но в тот момент раскаяния не было и в помине; пока еще не было.
Кроме того, здесь была диковинная радуга животных: серые лангуры, красные панды, голубые овцы, черные медведи и куницы с желтыми горлышками, которых почти невозможно было увидеть и о чьем присутствии – как и о присутствии леопардов, туров, горалов, кабарги, мунтжаков, горных кроликов и антилоп, которые делили с ними горы, – можно было судить только по их помету, следам и костям.
Мы с принцем посетили Джойтем, Хрусет, Сангаману, Камалу и Герросакаин. Лангтун Хемблу неторопливо вел старый «лендкрузер» через десятки скученных деревень, где жители при нашем появлении останавливались, расплывались в улыбках и почтительно кивали, дети со смехом бросались врассыпную, козы, спотыкаясь, трусили прочь, овцы с безразличным видом брели дальше, а куры все так же деловито клевали дорожную грязь. На развалинах великого монастыря Трисул мы сделали остановку, чтобы выпить чаю.
В низине повсюду цвели кусты рододендрона; их блестящие, толстые листья были такого густого цвета, что казались не зелеными, а почти черными. Деревьев здесь осталось мало, разве что в предгорьях и на крутых склонах кое-где сохранились остатки смешанных лесов. Их потеснили фермы, разбросанные по холмистой местности; ряды домов, словно контурные линии, обводили каждый подъем земли.
Родственники, знать, ламы и государственные чиновники встречали принца по-разному: кто – с вежливой приязнью, кто – со сдержанным уважением, кто – просто по-дружески, а иные – с неподдельной радостью. Подданные не собирались толпами, не размахивали государственным флагом, не кричали «ура», но зато можно было не бояться, что какие-нибудь анархисты подбросят бомбу. Люди приветственно махали и улыбались.
Мы посетили одну больницу. Это было чистое, но убогое здание с множеством помещений и множеством кроватей. Того оборудования, без которого среднестатистический европеец не мыслит подобных учреждений, там практически не было. Сувиндер раздал пациентам небольшие подарки. Я чувствовала себя неприлично здоровой, как будто мое тело – которое, по моим ощущениям, напиталось жизненными соками и лучилось энергией – могло оскорбить больных.
Еще мы обошли несколько школ, и это уже было гораздо веселее. Затем побывали на рынке яков в Камалу, застали индусскую свадьбу под Герросакайном и буддистские похороны в Хрусете.
Мы ездили на велосипедах посмотреть на полузамерзшие водопады, заброшенные крепости, живописные старые монастыри и живописных старых монахов. В ущельях мы переправлялись через бурные молочно-белые реки по крытым висячим мостам, плетенным из лозы. Принц тяжело дышал и отдувался на крутых подъемах: он опирался на две длинных палки, обливался потом и все время просил за это прощения, но ни разу не остановился на полпути и не заставил себя ждать. Все принадлежности для пикника и прочие необходимые в дороге вещи носил на себе Лангтун; он наотрез отказывался поделиться со мной частью груза, поэтому на мою долю приходились только бинокль и фотоаппарат «кэнон», купленный в Джойтеме.
Что приятно – я ни на шаг не отставала от Лангтуна: хоть и он был изрядно нагружен, разница в возрасте между нами составляла добрый десяток лет; впрочем, как я подозреваю, он намеренно сдерживал свою прыть, чтобы мы не переутомились.
В одном из таких походов я обронила шелковый цветочек, подарок Дулсунг.
Хатжаты – так назывался род печенья. Мы постоянно грызли эти хатжаты. Очень распространенным кушаньем оказались лепешки. Те, что из пшена, назывались джерду, а те, что из пшеничной муки, – пихо. Изучив свой путеводитель, я зазубрила с десяток слов и знала, что «деревня» будет «фа», «трактирщик» – «тэкл», «ворона» – «куг», «смерть» – «мур». Какие-то слова запоминались очень легко в силу сходства с английскими, а также с теми, что пришли из Индии и Непала: местная денежная единица называлась «руле», «тей» означало «чай», а «намет» – «здравствуй».
Мы останавливались на ночлег в двух старинных замках (в одном было тепло, но неуютно, в другом – все наоборот), в правительственной резиденции (аскетизм, просторные залы, а вместо кроватей – чтоб мне сдохнуть! – войлочные гамаки. Кстати, я там прекрасно выспалась), в «Гранд-отеле Герросакайн», в «Дорожном чайном доме» (помпезная вывеска, убогие комнаты) и в мужском монастыре, куда мне, как женщине, вход был заказан, поэтому меня разместили в особой клетушке, нависшей над стеной.
К моему удивлению и огромному облегчению, Сувиндер вел себя безупречно: не пытался заигрывать или поглаживать меня по коленке, не стучался в дверь по ночам. В целом путешествие принесло желанный отдых и приятную усталость. Я намеренно оставила в Туне лэптоп и оба телефона (мобильный в этих местах так и так не работал). Получился, как бы это сказать, творческий отпуск на время дней отдыха во время творческого отпуска. Да, примерно так. Мне было хорошо. Несколько раз я вспомнила Стивена и даже вытащила на свет божий два диска, CD-Rom с «Бизнес»-планом развития Тулана и DVD с похождениями неверной жены моего любимого;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53