– Но тогда меня сможет шантажировать тот человек, от которого я получила этот фильм.
– Хм-м. Подожди, я придумала.
– Что?
– Решение.
– Неужели? И какое же?
– Такое. Не отказывайся. Говори всем «да». Соглашайся на все.
– Соглашаться на все?
– Только так. Прибери к рукам замок и половину штата Йорк; потом продашь – и купишь больницы и школы для бедняков этого, как там его…
– Тулана.
– Ага, Тулана. Королевой которого, как я считаю, ты непременно должна стать. Скажи принцу, что согласна выйти за него замуж, но это будет такой формальный брак, как в прежние времена у европейских монархов, потому что параллельно с этим ты пустишь в дело фильм и сделаешь все возможное, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, заполучить своего парня и утащить его с собой в Тулан, где вы станете тайными любовниками.
– То есть я должна предложить принцу заключить брак, но не вступать в брачные отношения?
– Вот именно. Заключите морганатический брак, или как там это называется.
– По-моему, морганатический брак – это что-то другое.
– Правда? Черт, а я думала, это такой замечательный брак, когда много денег. В честь Дж. П. Моргана. Разве нет?
– Нет, не совсем. Но ты предлагаешь сделать так?
– Конечно. И если все получится, я вправе рассчитывать на какой-нибудь титул или, по крайней мере, на диадему, но чтоб на ней было до хрена брильянтов. От особняка тоже не откажусь. Если хочешь, оставь мне Блицкриг: в нем разместится твое посольство в Англии.
– Хм. По-моему, Сувиндер будет не в восторге от брака без супружеских отношений.
– А, Сувиндер, значит? Ну, тогда ладно, вступай с ним в эти отношения.
– Вступать?
– Ну да. Он что, какой-нибудь монстр?
– Немного полноват.
– Немного – это сколько?
– Ну, лишних, может, шесть-семь кило.
– А рост какой?
– Примерно с меня. Нет, чуть выше.
– Ну, это еще не ожирение. Изо рта пахнет?
– Вроде нет.
– А от него самого пахнет?
– Нет. Разве что духами. Ну, я хочу сказать… Ладно, это к делу не относится.
– Зубы ровные?
– Зубы хорошие. Зубы – это плюс. И танцует неплохо. Хорошо держится. Даже изящно. Да, можно сказать, изящно.
– Ну, это просто здорово.
– Только они у себя старомодные танцы танцуют, вальсы и всякую такую ерунду.
– Вальс еще может снова войти в моду. Так что пока это ни плюс, ни минус. Но может стать плюсом.
– Ладно. Что еще?
– Лысины нет?
– Ни-ни. Пожалуй, волос даже слишком много; слегка пышноваты.
– Это не важно. Волосы на голове мужчины – это ведь не соль в еде: убавить их можно, а вот прибавить – никак.
– О, как мудро – прямо сердце щемит. Продолжай.
– Он мерзкий, отвратительный или, может, урод какой-нибудь?
– Ничего подобного.
– А ты можешь себе представить себя с ним в постели? … Алло? Катрин? Алло?
– Представила.
– Ну и?..
– Так себе.
– А ты представила, как будешь изображать оргазм?
– Да. Наверно. Можно и так сказать.
– Но тебе не было совсем уж тошно?
– Тошно – нет. Я бы сказала, как-то неприятно.
– Почему?
– Я никогда не ложусь в постель с тем, к кому меня не тянет.
– Правда?
– Чистая правда.
– Невероятно. Но, во всяком случае, в мыслях ты не увидела никакой гадости, верно?
– Верно. Но одно дело вообразить себя с ним в постели, и совсем другое – на это решиться, понимаешь?
– Так для этого и нужно воображение, глупая ты, это у нас как бы встроенный видик. Если изображение не совсем плохое, то в реальности, возможно, будет лучше.
– Так что мне, выйти за него замуж и спать с ним без любви, но оставить моего любимого в качестве любовника?
– Наконец-то дошло.
– Тут могут возникнуть сложности. Не знаю, что из этого выйдет в государстве, где хорошую жену можно купить за трех яков.
– А ты будь осторожна. И потом, он же мужчина. Он тоже будет тебе изменять. Вот и получится взаимность.
– А дети?
– А что дети?
– Вдруг он захочет детей? Ему же нужно продолжать династию.
– Ну… может, ты бесплодна.
– Я не бесплодна.
– Проверяла?
– Проверяла.
– Ну, так принимай противозачаточные. А ему скажи, что это таблетки от головной боли. Он и не узнает.
– Довольно убедительно.
– И потом, когда у тебя уже будет прочная связь, точнее, две прочных связи, одна с королем-принцем, а другая с возлюбленным, может, ты еще передумаешь. Может, ты поймешь, что все это время хотела иметь детей.
– Ты, похоже, задалась целью меня убедить.
– Хм. Этот принц; надо учитывать его цвет кожи. Он… м-м-м… смуглый? Я имею в виду, по сравнению с возлюбленным? Ты могла бы… возможно ли?..
– ...Нет, я не хочу, чтобы…
– … Да, ты права, лучше не надо.
– Определенно нет. Мне, чего доброго, отрубят голову или еще что-нибудь.
– А они там за такие дела головы отрубают?
– Вообще-то у них нет смертной казни. В этом отношении они более цивилизованы, чем Соединенные Штаты.
– Да ну? Скажи на милость. А сколько у них авианосцев?
– Ты знаешь, им не особо нужны авианосцы, Гималаи со всех сторон окружены сушей.
– А бомбардировщики? Крылатые ракеты? Ядерное оружие?
– Ты права, им не под силу тягаться со Штатами в вопросах исправительной системы.
– Ты отдаешь себе отчет, что в результате всего этого у тебя окажется три гражданских паспорта?
– Вот беда! Как же я не подумала!
– Ну, ты ведь…
– Подожди, Люс, до меня еще кто-то дозванивается. О черт. У меня самые дурные предчувствия, Люс.
Мисс Хеггис сидела на парапете в дальнем конце кристально-чистого отражающего водоема длиной в милю. Ее ноги свисали почти в воду, а волосы, обычно аккуратно собранные в пучок, седыми прядями падали на расстегнутый воротничок. Она не обернулась, когда я остановила старую «ланчию» у нее за спиной.
Подойдя к ней, я села рядом на каменные плиты, поджав ноги. Из густо-серых туч, затянувших небо, сыпался мелкий дождик, который у нас в Шотландии называется моросью.
– Как это прискорбно, мисс Хеггис.
– Да, – вяло ответила она, не отрывая взгляда от водной поверхности. – Очень прискорбно.
Я неуверенно вытянула руку. Она еле заметно подалась ко мне. Напряжение ее не исчезло, она не стала всхлипывать, но прильнула ко мне, обняла и погладила, как бы утешая. Так мы и сидели. В Шотландии вместо «плакать» иногда говорят «причитаться», и мне только тогда открылась странная вещь: когда плачешь на проводах, тебе причитается встреча.
На полпути к дому я остановилась и взглянула на его громаду снизу вверх. Мисс Хеггис последовала моему примеру, как будто впервые заметила прихотливые каменные украшения. Потом она шмыгнула носом, застегнула воротничок и заколола волосы.
– Вы не знаете, что будет с Блискрэгом, миз Тэлман?
– Скорее всего, он отойдет Национальному фонду по охране памятников, но, думаю, только на том условии, что вам позволят остаться здесь.
Она кивнула. Я вытащила из кармана клочок бумаги:
– А вот и мое наследство.
Мисс Хеггис покосилась на записку.
– Дэвид Реннел? Он работал у нас садовником. Неплохой малый. Мистер Ферриндональд устроил его на работу в компанию.
– Да, совсем недавно, на завод неподалеку от Глазго. Извините, мисс X., если этот разговор некстати, но дядя Фредди явно считал, что это очень важно, так что я хотела бы срочно поговорить с мистером Реннелом. Вы не могли бы нас представить друг другу?
– Конечно, миз Тэлман.
От мисс X. мне требовалось не столько формальное представление, сколько безотлагательное удостоверение моей личности; дядя Ф. оставил Дэвиду Реннелу указания ответить на все мои вопросы, если я когда-либо с ним свяжусь.
– Вы были там, внутри?
– Был, миз Тэлман. Там вроде бы уже нет никакой секретности. Люди входят и выходят, убирают помещение и все такое. – У него был мягкий йоркширский говорок.
– Называйте меня просто Катрин, а я вас – Дэвид, договорились?
– Договорились.
– Итак, Дэвид, что там происходит? Что бросилось в глаза?
– Просто большое пустующее помещение. Там стояли контейнеры с кислотой, но я поговорил с одним парнем – они пустые, их поставили туда на следующий день, когда все, что там было раньше, вывезли.
– А что там было раньше?
– Не знаю. Все, что было, исчезло в ночь на двадцатое. Кто-то видел, как на следующее утро выносили множество рабочих столов. Думаю, частично они еще где-нибудь на складе.
– Можешь подробно описать помещение?
– Метров этак десять на двадцать, потолок такой же высоты, как и везде на заводе, такая же проводка и так далее, ковровое покрытие на полу, повсюду кабели – где просто валяются, где из пола торчат.
– Какие именно кабели?
– Силовые. И много других, как для принтера, такого типа. Я, кстати, подобрал пару-другую разъемов, переходников и прочего добра.
– Ага. Очень хорошо. Дэвид, ты не мог бы сделать мне одолжение?
– Конечно.
– …И отпроситься ненадолго с работы?
Мы с Дэвидом Реннелом условились встретиться на автостоянке перед баром «Картер», на самой границе между Англией и Шотландией. День выдался холодный и ветреный. С невысокого перевала, на котором стояла моя машина, открывался вид на север, на холмы, леса и поля шотландских долин. Это была мрачно-величественная картина, которую то и дело изменяли облака, стремительно и беспорядочно проносившиеся по небу. Остановившись по пути, я купила в киоске-фургоне вегетарианский бургер и жевала его, не выходя из машины. Как в шпионском детективе. Встреча на границе: ни дать ни взять, холодная война.
Поездка была мне в радость. Большую часть времени у меня был выключен телефон, и я просто ехала в «аурелии» по вересковым пустошам сельских дорог и предавалась своим мыслям.
Я много думала о дяде Фредди, о том, как он скрашивал мне жизнь и как мне будет не хватать его самого и нечастых приглашений к нему в Блискрэг. Наверно, отныне мне придется платить за вход, в вестибюле откроют сувенирный магазин, повсюду установят медные столбики, а к ним привяжут толстые пурпурные шнуры с медными крючками на концах, чтобы экскурсанты ходили по утвержденному маршруту и не отбивались от стада. Ну, ничего. Зато этот причудливый замок будет доступен многим. Так что, может, оно и к лучшему. Нечего брюзжать.
Дядя Фредди – особая часть моей жизни. Ушел еще один близкий мне человек. Сначала моя родная мать, потом, в прошлом году, миссис Тэлман (ее муж – официально мой приемный отец – умер десять лет назад, но его я видела один раз в жизни); и вот теперь – Фредди.
Интересно, остался ли в живых мой родной отец? Вряд ли. На самом деле мне было все равно, и, честно говоря, весть о его кончине я восприняла бы с облегчением. Неприятно в этом сознаваться. Но ведь это не значит, что я желала его смерти? Наверно, нет. Если бы у меня был выбор, если бы я каким-то чудом могла его воскресить, я бы это сделала. Но встречаться с ним у меня не было никакого желания, мне противны фальшивые сантименты; более того, останься он в живых, это выглядело бы вопиющей несправедливостью, при том что тех, кого я любила – мамы, миссис Тэлман и дяди Фредди, – уже со мною нет.
Что он сделал хорошего в этой жизни? Зачал меня в пьяном безобразии. Избивал маму, сел в тюрьму за кражу, а выйдя на свободу, продолжал пьянствовать; явился на мамины похороны, где оскорблял меня и миссис Тэлман. Хорошо еще, что у него хватило совести не оспаривать мое удочерение. Или от него откупились, что более вероятно. Так что, если он и знал, что я, по его меркам, стала неприлично богата, он никогда не посмел бы требовать у меня денег.
Мне подумалось, что надо бы навести справки, узнать, жив он еще или нет. Когда будет время.
Я поехала дальше; погода менялась, посылая то дождь, то солнце, то мелкий снег, то слякоть. Старые дороги, которые проходили через вересковые пустоши, оказывались то заброшенными и серыми, то, в следующий момент, солнечно-яркими и свежими от лилового вереска. Сделав остановку в Хексэме, чтобы заправить «аурелию» самым качественным бензином, я получила напоминание о том, как показательна поездка на дорогой машине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53