А потому я хочу, чтобы вы выяснили, есть ли у этого типа Дельгадо хоть какие-то связи во Франции. – Он помолчал, глядя на изумленное лицо Дандаса. – Да, гипотеза, высказанная вами в прошлый раз, нашла подтверждение. Иньеста будет долечиваться во Франции, но повторяю: об этом – никому без моего особого разрешения.
Дандас подавил желание спросить, откуда это стало известно, и вернулся к себе в кабинет. Следовало ожидать, что Сайкс накинется на него, когда он сказал, что Иньеста скоро свалится с их шеи. Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом было одной из священных коров Сайкса: он был убежден в его необходимости так же твердо, как и в том, что террористов надо убивать на месте в интересах государственной безопасности. Но это уже вот-вот должно было стать принципом официальной политики, как явствовало из секретных переговоров между европейскими министрами.
Сайкс проводил глазами своего заместителя и придвинул к себе телефон. Он снял трубку и тут же положил ее, обдумывая, что сказать. Его встреча с Алексом Гамильтоном вчера вечером была короткой, но результативной. Ему не понравился Гамильтон – а Сайкс гордился тем, что способен объективно оценивать людей, – тем не менее ему льстило, что он встречался и имел личную беседу с такой знаменитостью. Не без раздражения он вспомнил, как дома ему пришлось спуститься с небес на землю: жена просила его заняться подписками книжного клуба, а у него совсем не было на это времени, из-за чего и возникла ссора.
– Le commissaire Beck, s'il vous plait, – произнес он на своем плохом французском, и снова повторился весь ритуал вежливости.
– Есть ли новости относительно планов нашего гостя? – спросил Бек.
– Да, комиссар. Он улетает от нас на частном самолете в четверг, в двадцать тридцать, и прибудет в Марсель-Мариньян через два с половиной часа. – Затем он сообщил подробности о самолете и вилле Гамильтона. – Кстати, комиссар, должен вас предупредить: не исключено, что против него готовится некая акция. Что до нас, то мы тщательно проверяем, не тянутся ли ниточки к какой-нибудь группе по вашу сторону Ла-Манша.
– Я очень ценю ваше сотрудничество, – сказал Бек. – Не думаю, что будет разумно наводнить район вокруг виллы нашими людьми. Нам ведь тоже не хотелось бы привлекать внимание к присутствию Иньесты в нашей стране. Ке-д'Орсе хочет, подражая вашему лорду Нельсону, повернуться в эту сторону слепым глазом.
– Вы, безусловно, понимаете, комиссар, – осторожно добавил Сайкс, помня свою недавнюю бестактность, – что его личная охрана будет вооружена до зубов.
– Это мы учтем. Все будет отрегулировано еще в аэропорту, и я отдам строжайший приказ, чтобы ни один из моих людей не приближался к вилле, а то ведь… м-м… охрана может и перепутать.
У Сайкса словно тяжесть свалилась с плеч: комиссар все понял с полуслова, его не надо было учить профессиональным тонкостям, рискуя испортить отношения.
14
Сбоку от автострады парил ястреб, и Брук Гамильтон на секунду скосил глаза – ему захотелось увидеть, как ястреб падет камнем вниз. Но не увидел: машина оставила птицу далеко позади – она все еще парила в небе, и Брук устремил взгляд на автостраду. Движение на Дувр было очень напряженное – туристские домики на колесах, грузовики с прицепом. Как было бы хорошо отдаться праздничному настроению выходного дня, но Ева Лэмберт упорно молчала от самого Лондона.
Ему казалось, что она нарочно воспринимает все его слова в искаженном виде. Когда он заехал за ней сегодня, то едва узнал ту девушку, к которой привык. Белокурые волосы ее не были стянуты на затылке резинкой, она слегка подкрасилась. Смутившись, Ева заметила, что это необходимо для конспирации, а когда он по привычке сказал ей комплимент, она так резко оборвала его, словно он пытался ее оскорбить. Хорошенькое начало, расстроился Брук. Зачем только он согласился взять ее с собой! Даже ястреб не пробудил в ней никакого интереса.
Подъезжая к Кентербери, Брук почувствовал, что сейчас взорвется.
– Послушайте, – воскликнул он, – я не претендую на то, чтобы нравиться вам, но, ради бога, постарайтесь правдоподобно играть ту роль, которую вы согласились взять на себя. Мы должны выглядеть беззаботной парой, поехавшей вместе отдохнуть, так что извольте сбросить с себя эту мину отчужденности. – Краем глаза он поглядел на нее, но она продолжала смотреть вперед с застывшим выражением лица. – Ну так как?
– Что «как»?
– Прекратите вы или нет изображать из себя похищенную девственницу? Если нет, то я высаживаю вас, и возвращайтесь поездом в Лондон.
Он испытующе уставился на ее строгий профиль, но она продолжала молчать. Высажу ее в Кентербери на станции, решил Брук.
– Простите меня, – внезапно сказала Ева тоном, в котором не чувствовалось извинения.
– Вы что, думали, что я наброшусь на вас при первой же возможности? – спросил он, чуть-чуть смягчаясь.
– Нет, – ответила она, не поворачивая головы.
– Хорошо, давайте забудем об этом. – Брука неожиданно осенило, что таким тоном с Евой лучше не говорить. – Я только хотел сказать: мало веселого ехать вдвоем и молчать, как рыбы, а впереди еще такой длинный путь.
От сознания, что надо поддерживать беседу, она еще больше смешалась. Она не знала, как начать. Замечание о хорошей погоде будет похоже на издевку. Может, спросить еще раз о том, как они встретятся в Париже? Она открыла было рот и тут заметила, что по другой стороне шоссе навстречу им движется военная автоколонна с зажженными фарами. Ева быстро взглянула на Брука – как он это воспринял? Но на его лице не отразилось то сложное чувство, которое он испытал, увидев солдат. Как будто ему в лицо бросили обвинение в предательстве, а ведь он не замышляет против своих соотечественников ничего дурного. Говорил же Андрес, что в наши дни линия фронта давно сместилась, только этого никто не хочет признавать.
– Кстати, – сказала она через несколько минут, – как вы говорите по-французски?
– Вполне прилично. А вы?
– Тоже неплохо, – ответила она и про себя улыбнулась. Право же, совсем нетрудно разговаривать с ним, подумала она, и зачем только она себя так накрутила.
– А какие еще языки вы знаете? – спросила она.
– Арабский и немного испанский. – Он в смущении пожал плечами и безо всякой необходимости проверил положение ручного тормоза. Наблюдая за ним, она спрашивала себя, отчего она была так слепо предубеждена против него. Он казался таким странным. Нил был прав: Брук, по-видимому, очень сложный человек. Но это заметно не сразу. Возможно, именно это и настораживало ее.
Они миновали Кентербери в полном молчании, если не считать нескольких фраз, сказанных о соборе. Когда проезжали мимо станции, она уже собиралась пошутить, но промолчала, боясь показаться пошлой. При выезде из города они попали в длинную вереницу машин, образовавшуюся из-за дорожных работ, впереди стоял «форд», из окна которого выглядывал, тяжело дыша, большой черный пес. Он обеспокоенно глядел вокруг, свесив большой розовый язык.
– От одного взгляда на него захотелось пить, – заметил Брук.
– Хотите сделать остановку? – спросила она. – У нас полно времени.
– Ничего, не умру, – улыбнулся он.
Когда они подъехали к порту, он дал ей свой паспорт. Она попросила разрешения взглянуть на фотографию. Рассмеявшись, он сказал – пожалуйста, и она открыла паспорт: ее интересовало, сколько ему лет. И удивилась, узнав, что тридцать шесть. Ей казалось, он гораздо моложе.
– Вы были военным? – спросила она, кивнув на его погоны на фотографии.
– А я и забыл, что снят в форме. Никак не соберусь поменять паспорт. Но через несколько месяцев все равно придется получать новый.
Когда они подъехали к пропускному пункту, она с удовольствием отметила про себя, что совсем не боится. А чего ей, собственно, бояться – ведь никто же о них пока ничего не знает. Но, главное, вся поездка казалась ей чем-то нереальным. Словно это не с ней происходит. Возможно, так оно даже и лучше. Чиновник вернул им документы, и они тронулись дальше. Рассматривая от нечего делать свой паспорт, Ева подумала, что совсем не похожа на эту девушку, уставившуюся в аппарат широко раскрытыми глазами. Хорошо, что у меня глаза не косят, подумала она. Спрятав паспорта в свою сумку, она стала смотреть на проплывавший за окном меловой утес. Над ним замерла без движения чайка. Все было залито ослепительным солнечным светом. Ева потянулась к сумке за темными очками, которые она вчера купила также в целях конспирации.
Появились бело-голубые дорожные знаки – значит, они действительно во Франции. Машина выехала на прямую, как стрела, пикардийскую дорогу между двумя рядами деревьев. Они неслись сквозь селения и городки, где у домиков низко нахлобученные крыши, а в Бапоме Ева успела разглядеть, как малыш втихомолку отщипывал кусочки от baguette, который его мать несла под мышкой.
– Вы хотите есть? – спросила Ева.
– Может, сделаем остановку?
– Я взяла несколько бутербродов. Попробуем съесть их на ходу, раз уж надо торопиться.
– Блестящая идея! А что еще вы взяли с собой в экспедицию?
– Все, что вы велели, – отпарировала она. – Купальный костюм и крем для загара.
Брук удивленно взглянул на нее, уловив в ее голосе прежнюю интонацию.
– О господи, я вижу, мне надо быть очень осторожным.
– Вам не придется утруждать себя, – улыбнулась Ева, – при условии, что вы запрячете подальше свои предрассудки. – Она была довольна своим ответом, заметив, как он снова поглядел на нее. В его глазах была растерянность. Она протянула ему бутерброд, и он, продолжая вести машину, стал есть. Затем Ева достала с заднего сиденья блок сигарет, который она купила на границе без пошлины.
– Неужели вы никогда не курили? – спросила она.
Он покачал головой.
– Вам не помешает? Я имею в виду дым.
– Нет, нисколько. Меня это раздражало только в армии. По утрам вся казарма хваталась за сигареты, не успев продрать глаза. Кашляли, отхаркивались – меня от всего этого начинало тошнить.
– Можете не волноваться, – сказала она с улыбкой, – я курю только после завтрака. – Она замолкла: последняя фраза напомнила ей о том, что больше всего занимало ее мысли. Чтобы не «взорвать крышу», прикрывавшую их пребывание во Франции, им, по всей вероятности, придется ночевать в одной комнате, и, хотя она теперь уверилась, что он не воспользуется их двусмысленным положением, ей все же было не по себе.
– Что побудило вас отправиться в неизведанные края? – спросила она, стараясь отвлечься от неприятных мыслей.
Вопрос явно удивил его.
– Наверное, когда я был в армии, меня поразило то, что на свете есть неосвоенные земли. Взять хотя бы пустыни.
– Вас заинтересовала главным образом природа?
– Не только, – сказал он, поразмышляв. – Как ни странно, скорее то, какое она оказывает воздействие на местных жителей. Люди в тех краях не стремятся подчинить ее себе. Они не борются с ней, не уничтожают ее, они принимают ее такой, какая она есть, – и когда она жестока, и когда она добра. После этого начинаешь понимать их примитивные верования.
– Боязнь своенравного бога? – предположила она.
Брук настороженно покосился на нее, и Ева поняла: хочет проверить, не смеется ли она над ним.
– Ну, если угодно, да, – уклончиво ответил он. – Но я не имею в виду узаконенную мистику. Просто преклонение не перед человеком, а перед чем-то иным. Не обязательно более высоким. Ведь мы считаем себя выше природы только потому, что можем разрушать ее. И еще меня поразила врожденная щедрость тамошних людей, даже очень бедных. Собственно, чем беднее человек, тем он добрее. После этого очень странно было возвращаться в «цивилизованное» общество. – В его голосе звучала неподдельная горечь. Ева смотрела на него с новым интересом, но он не заметил этого. А если бы заметил, то сразу замолчал бы или постарался превратить все в шутку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Дандас подавил желание спросить, откуда это стало известно, и вернулся к себе в кабинет. Следовало ожидать, что Сайкс накинется на него, когда он сказал, что Иньеста скоро свалится с их шеи. Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом было одной из священных коров Сайкса: он был убежден в его необходимости так же твердо, как и в том, что террористов надо убивать на месте в интересах государственной безопасности. Но это уже вот-вот должно было стать принципом официальной политики, как явствовало из секретных переговоров между европейскими министрами.
Сайкс проводил глазами своего заместителя и придвинул к себе телефон. Он снял трубку и тут же положил ее, обдумывая, что сказать. Его встреча с Алексом Гамильтоном вчера вечером была короткой, но результативной. Ему не понравился Гамильтон – а Сайкс гордился тем, что способен объективно оценивать людей, – тем не менее ему льстило, что он встречался и имел личную беседу с такой знаменитостью. Не без раздражения он вспомнил, как дома ему пришлось спуститься с небес на землю: жена просила его заняться подписками книжного клуба, а у него совсем не было на это времени, из-за чего и возникла ссора.
– Le commissaire Beck, s'il vous plait, – произнес он на своем плохом французском, и снова повторился весь ритуал вежливости.
– Есть ли новости относительно планов нашего гостя? – спросил Бек.
– Да, комиссар. Он улетает от нас на частном самолете в четверг, в двадцать тридцать, и прибудет в Марсель-Мариньян через два с половиной часа. – Затем он сообщил подробности о самолете и вилле Гамильтона. – Кстати, комиссар, должен вас предупредить: не исключено, что против него готовится некая акция. Что до нас, то мы тщательно проверяем, не тянутся ли ниточки к какой-нибудь группе по вашу сторону Ла-Манша.
– Я очень ценю ваше сотрудничество, – сказал Бек. – Не думаю, что будет разумно наводнить район вокруг виллы нашими людьми. Нам ведь тоже не хотелось бы привлекать внимание к присутствию Иньесты в нашей стране. Ке-д'Орсе хочет, подражая вашему лорду Нельсону, повернуться в эту сторону слепым глазом.
– Вы, безусловно, понимаете, комиссар, – осторожно добавил Сайкс, помня свою недавнюю бестактность, – что его личная охрана будет вооружена до зубов.
– Это мы учтем. Все будет отрегулировано еще в аэропорту, и я отдам строжайший приказ, чтобы ни один из моих людей не приближался к вилле, а то ведь… м-м… охрана может и перепутать.
У Сайкса словно тяжесть свалилась с плеч: комиссар все понял с полуслова, его не надо было учить профессиональным тонкостям, рискуя испортить отношения.
14
Сбоку от автострады парил ястреб, и Брук Гамильтон на секунду скосил глаза – ему захотелось увидеть, как ястреб падет камнем вниз. Но не увидел: машина оставила птицу далеко позади – она все еще парила в небе, и Брук устремил взгляд на автостраду. Движение на Дувр было очень напряженное – туристские домики на колесах, грузовики с прицепом. Как было бы хорошо отдаться праздничному настроению выходного дня, но Ева Лэмберт упорно молчала от самого Лондона.
Ему казалось, что она нарочно воспринимает все его слова в искаженном виде. Когда он заехал за ней сегодня, то едва узнал ту девушку, к которой привык. Белокурые волосы ее не были стянуты на затылке резинкой, она слегка подкрасилась. Смутившись, Ева заметила, что это необходимо для конспирации, а когда он по привычке сказал ей комплимент, она так резко оборвала его, словно он пытался ее оскорбить. Хорошенькое начало, расстроился Брук. Зачем только он согласился взять ее с собой! Даже ястреб не пробудил в ней никакого интереса.
Подъезжая к Кентербери, Брук почувствовал, что сейчас взорвется.
– Послушайте, – воскликнул он, – я не претендую на то, чтобы нравиться вам, но, ради бога, постарайтесь правдоподобно играть ту роль, которую вы согласились взять на себя. Мы должны выглядеть беззаботной парой, поехавшей вместе отдохнуть, так что извольте сбросить с себя эту мину отчужденности. – Краем глаза он поглядел на нее, но она продолжала смотреть вперед с застывшим выражением лица. – Ну так как?
– Что «как»?
– Прекратите вы или нет изображать из себя похищенную девственницу? Если нет, то я высаживаю вас, и возвращайтесь поездом в Лондон.
Он испытующе уставился на ее строгий профиль, но она продолжала молчать. Высажу ее в Кентербери на станции, решил Брук.
– Простите меня, – внезапно сказала Ева тоном, в котором не чувствовалось извинения.
– Вы что, думали, что я наброшусь на вас при первой же возможности? – спросил он, чуть-чуть смягчаясь.
– Нет, – ответила она, не поворачивая головы.
– Хорошо, давайте забудем об этом. – Брука неожиданно осенило, что таким тоном с Евой лучше не говорить. – Я только хотел сказать: мало веселого ехать вдвоем и молчать, как рыбы, а впереди еще такой длинный путь.
От сознания, что надо поддерживать беседу, она еще больше смешалась. Она не знала, как начать. Замечание о хорошей погоде будет похоже на издевку. Может, спросить еще раз о том, как они встретятся в Париже? Она открыла было рот и тут заметила, что по другой стороне шоссе навстречу им движется военная автоколонна с зажженными фарами. Ева быстро взглянула на Брука – как он это воспринял? Но на его лице не отразилось то сложное чувство, которое он испытал, увидев солдат. Как будто ему в лицо бросили обвинение в предательстве, а ведь он не замышляет против своих соотечественников ничего дурного. Говорил же Андрес, что в наши дни линия фронта давно сместилась, только этого никто не хочет признавать.
– Кстати, – сказала она через несколько минут, – как вы говорите по-французски?
– Вполне прилично. А вы?
– Тоже неплохо, – ответила она и про себя улыбнулась. Право же, совсем нетрудно разговаривать с ним, подумала она, и зачем только она себя так накрутила.
– А какие еще языки вы знаете? – спросила она.
– Арабский и немного испанский. – Он в смущении пожал плечами и безо всякой необходимости проверил положение ручного тормоза. Наблюдая за ним, она спрашивала себя, отчего она была так слепо предубеждена против него. Он казался таким странным. Нил был прав: Брук, по-видимому, очень сложный человек. Но это заметно не сразу. Возможно, именно это и настораживало ее.
Они миновали Кентербери в полном молчании, если не считать нескольких фраз, сказанных о соборе. Когда проезжали мимо станции, она уже собиралась пошутить, но промолчала, боясь показаться пошлой. При выезде из города они попали в длинную вереницу машин, образовавшуюся из-за дорожных работ, впереди стоял «форд», из окна которого выглядывал, тяжело дыша, большой черный пес. Он обеспокоенно глядел вокруг, свесив большой розовый язык.
– От одного взгляда на него захотелось пить, – заметил Брук.
– Хотите сделать остановку? – спросила она. – У нас полно времени.
– Ничего, не умру, – улыбнулся он.
Когда они подъехали к порту, он дал ей свой паспорт. Она попросила разрешения взглянуть на фотографию. Рассмеявшись, он сказал – пожалуйста, и она открыла паспорт: ее интересовало, сколько ему лет. И удивилась, узнав, что тридцать шесть. Ей казалось, он гораздо моложе.
– Вы были военным? – спросила она, кивнув на его погоны на фотографии.
– А я и забыл, что снят в форме. Никак не соберусь поменять паспорт. Но через несколько месяцев все равно придется получать новый.
Когда они подъехали к пропускному пункту, она с удовольствием отметила про себя, что совсем не боится. А чего ей, собственно, бояться – ведь никто же о них пока ничего не знает. Но, главное, вся поездка казалась ей чем-то нереальным. Словно это не с ней происходит. Возможно, так оно даже и лучше. Чиновник вернул им документы, и они тронулись дальше. Рассматривая от нечего делать свой паспорт, Ева подумала, что совсем не похожа на эту девушку, уставившуюся в аппарат широко раскрытыми глазами. Хорошо, что у меня глаза не косят, подумала она. Спрятав паспорта в свою сумку, она стала смотреть на проплывавший за окном меловой утес. Над ним замерла без движения чайка. Все было залито ослепительным солнечным светом. Ева потянулась к сумке за темными очками, которые она вчера купила также в целях конспирации.
Появились бело-голубые дорожные знаки – значит, они действительно во Франции. Машина выехала на прямую, как стрела, пикардийскую дорогу между двумя рядами деревьев. Они неслись сквозь селения и городки, где у домиков низко нахлобученные крыши, а в Бапоме Ева успела разглядеть, как малыш втихомолку отщипывал кусочки от baguette, который его мать несла под мышкой.
– Вы хотите есть? – спросила Ева.
– Может, сделаем остановку?
– Я взяла несколько бутербродов. Попробуем съесть их на ходу, раз уж надо торопиться.
– Блестящая идея! А что еще вы взяли с собой в экспедицию?
– Все, что вы велели, – отпарировала она. – Купальный костюм и крем для загара.
Брук удивленно взглянул на нее, уловив в ее голосе прежнюю интонацию.
– О господи, я вижу, мне надо быть очень осторожным.
– Вам не придется утруждать себя, – улыбнулась Ева, – при условии, что вы запрячете подальше свои предрассудки. – Она была довольна своим ответом, заметив, как он снова поглядел на нее. В его глазах была растерянность. Она протянула ему бутерброд, и он, продолжая вести машину, стал есть. Затем Ева достала с заднего сиденья блок сигарет, который она купила на границе без пошлины.
– Неужели вы никогда не курили? – спросила она.
Он покачал головой.
– Вам не помешает? Я имею в виду дым.
– Нет, нисколько. Меня это раздражало только в армии. По утрам вся казарма хваталась за сигареты, не успев продрать глаза. Кашляли, отхаркивались – меня от всего этого начинало тошнить.
– Можете не волноваться, – сказала она с улыбкой, – я курю только после завтрака. – Она замолкла: последняя фраза напомнила ей о том, что больше всего занимало ее мысли. Чтобы не «взорвать крышу», прикрывавшую их пребывание во Франции, им, по всей вероятности, придется ночевать в одной комнате, и, хотя она теперь уверилась, что он не воспользуется их двусмысленным положением, ей все же было не по себе.
– Что побудило вас отправиться в неизведанные края? – спросила она, стараясь отвлечься от неприятных мыслей.
Вопрос явно удивил его.
– Наверное, когда я был в армии, меня поразило то, что на свете есть неосвоенные земли. Взять хотя бы пустыни.
– Вас заинтересовала главным образом природа?
– Не только, – сказал он, поразмышляв. – Как ни странно, скорее то, какое она оказывает воздействие на местных жителей. Люди в тех краях не стремятся подчинить ее себе. Они не борются с ней, не уничтожают ее, они принимают ее такой, какая она есть, – и когда она жестока, и когда она добра. После этого начинаешь понимать их примитивные верования.
– Боязнь своенравного бога? – предположила она.
Брук настороженно покосился на нее, и Ева поняла: хочет проверить, не смеется ли она над ним.
– Ну, если угодно, да, – уклончиво ответил он. – Но я не имею в виду узаконенную мистику. Просто преклонение не перед человеком, а перед чем-то иным. Не обязательно более высоким. Ведь мы считаем себя выше природы только потому, что можем разрушать ее. И еще меня поразила врожденная щедрость тамошних людей, даже очень бедных. Собственно, чем беднее человек, тем он добрее. После этого очень странно было возвращаться в «цивилизованное» общество. – В его голосе звучала неподдельная горечь. Ева смотрела на него с новым интересом, но он не заметил этого. А если бы заметил, то сразу замолчал бы или постарался превратить все в шутку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35