А уж если тебя застигнет на ЛАСА метель, то вообще неизвестно, когда ты доберешься домой.
— На Лонг-Айленде живет много народу, — сообщил Лаундес.
Реган тяжело вздохнул. Ехать предстояло еще долго.
* * *
Мысли о ней постоянно преследовали его.
Она ушла вчера в два часа дня, предварительно позвонив мужу, что она в «Саксе» и скоро будет дома. Его не удивило, как быстро и легко она научилась врать. Он говорил ей, что не в его привычках увиваться за замужними женщинами, но это тоже была ложь. Его никогда не волновало, замужем женщина или нет, лишь бы ее муж не принадлежал к какой-нибудь семье. Своим наставлять рога настоятельно не рекомендовалось.
Перед уходом она предупредила его, что ей звонить нельзя, ведь она замужняя дама, и все такое. Он не стал спорить — покивал головой, попожимал плечами, посмотрел на нее жалобно и по-детски и в конце концов написал для нее оба своих телефона, один на Мотт-стрит и второй на Айленде. Она обещала звонить. Но если она не позвонит, он снова дождется ее около школы или около ее дома. Эту птичку он твердо решил не упускать.
У дверей квартиры они в последний раз поцеловались, жадно и крепко, а затем он проводил ее по лестнице до выхода. Прежде чем отпереть замок, он еще раз повторил: «Я люблю тебя, Сара». Она ничего не ответила, только прикоснулась пальцами к его щеке, заглянула ему в лицо, потом торопливо поцеловала его и юркнула в дверь.
Я люблю тебя.
Он часто произносил эти слова самым разным женщинам. В прошлую пятницу он даже сказал их Уне Халлиган: «Уна, я люблю тебя». Три самых дешевых слова во всем английском языке: Я — ТЕБЯ — ЛЮБЛЮ. Сару Уэллес он, скорее всего, тоже не любил, но определенно любил ее трахать.
Расплывшись в улыбке, он бросил взгляд в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что у него на хвосте не повис патруль дорожной полиции, и прибавил скорость настолько, насколько позволяло запруженное машинами шоссе. Подъезжая к дому на Грейт-Нек, он не обратил никакого внимания на черный «Форд-эскорт».
В следующий раз он намерен вытащить из нее номер, по которому сможет звонить сам. Ему не хотелось отдавать инициативу в ее руки.
* * *
Круглосуточное наблюдение за Эндрю Фавиолой началось с того момента, когда Реган и Лаундес позвонили Майклу и доложили о своем успехе. В момент звонка Сара готовила ужин на кухне. Реган сообщил, что они установили место жительства объекта. Майкл пообещал немедленно вызвать группу ночного наблюдения, но утром им надлежало возобновить слежку. Реган поинтересовался, какой график собирается установить Майкл, обычную восьмичасовую трехсменку или что-то другое? Потому что сейчас почти шесть, и они с Лаундесом работают с восьми утра, то есть они просиживают задницы в машине уже десять часов кряду. Если их сменят около семи, то почему третья группа не может заступить завтра утром...
— ...вместо нас, — говорил Реган. — Тогда мы с Алексом подхватим объект в четыре дня.
Майкл ответил, что он предпочел бы, чтобы вторая смена приступила в семь, как и предлагал Реган, а третья — в полночь, и, наконец, Реган с Лаундесом в восемь утра...
— Потому что вы — моя лучшая команда, и я хочу, чтобы вы вели его днем. После этого мы войдем в нормальный восьмичасовой график. С восьми до четырех, с четырех до полуночи и с полуночи до восьми. Причем вам с Алексом достанутся только дневные смены, пока мы не выясним, что там происходит.
— Сегодня мы тоже отработали дневную смену, — пожаловался Реган. — А теперь уже прошла половина ночной, скоро утро, а мы все еще торчим на чертовом Лонг-Айленде. Так вот, я не хочу, чтобы такое повторялось изо дня в день, будь этот тип хоть самым большим бугром во всем Нью-Йорке. Ты понимаешь меня, Майкл?
— Ну, не думаю, что он столь уж велик, но обещаю: больше так перерабатывать вам не придется. Если, конечно, вы сами не захотите.
«Что он имеет в виду?» — подумал Реган.
— Ну ладно, мы находимся в квартале под названием Океанские Красоты, хотя никакого океана здесь нет и в помине, недалеко от дома номер 1124 по Пальм-стрит, куда он зашел. Скорее всего, там он и живет, потому что машину он поставил в гараж. Мы на углу Пальм— и Лотос-стрит. Ну и названия, можно подумать, здесь Майами-Бич, а не Нью-Йорк. Передай сменщикам, что наша машина — черный «Форд-эскорт». Тут весьма оживленное местечко. Не знаю, как нам удастся вести объект, чтобы кто-нибудь из соседей нас не заметил. Скажи им, чтобы были поосторожнее.
— Хорошо.
— Кого ты собираешься вызвать?
— Гарри Арнуччи.
— О'кей, ждем.
В семь тридцать того же вечера детективы первого класса Гарри Арнуччи и Джерри Мэндел сменили Регана и Лаундеса, которые возобновили наблюдение уже в восемь часов на следующее утро. В среду, вскоре после десяти, Эндрю Фавиола вышел из дома, нигде не останавливаясь доехал до Манхэттена, где снова припарковал машину на Боуери и зашел в ателье на Брум-стрит. Реган и Лаундес всю дорогу висели у него на хвосте. За весь день он только один раз вышел из ателье, чтобы пообедать в ресторане на Малберри. В полтретьего он вернулся в ателье и, когда Регана и Лаундеса сменили в четыре, все еще находился там. За это время по меньшей мере с десяток мужчин в длинных пальто вошли и вышли из ателье, причем некоторые из них провели там по нескольку часов.
* * *
Никто не следил за дверью, выходящей на Мотт-стрит. Никто не видел Сару Уэллес, когда она нажала на кнопку в шесть тридцать вечера. Никто не видел, как она тревожно озиралась, пока Эндрю открывал дверь...
— Ты здесь работаешь?
— Да.
— Но это скорее квартира, чем офис.
— На первом этаже есть небольшой удобный офис.
— Я успела заметить только гостиную.
— За ней расположен офис. И комната для совещаний тоже.
— Ты работаешь тут один?
— В основном да.
— И у тебя нет секретаря?
— Нет. Мне он не нужен. Почти все переговоры я веду по телефону.
— Как, и писем не пишешь?
— Очень редко. Иногда я прибегаю к услугам помощников. Но редко.
— Тебе нравится работать одному?
— Да.
— Ты проводишь здесь дни напролет?
— По обыкновению, да.
— Сегодня утром я долго не могла до тебя дозвониться.
— Да, утро выдалось довольно напряженным.
Шесть истеричных звонков от Фрэнки Палумбо, один за другим. Фрэнки боялся, что семья Колотти рассердится на него за то, что он по приказу Эндрю расправился с тем придурком Ди Нобили. Эндрю ответил, что опасаться абсолютно нечего. Колотти всего лишь оказали услугу Ди Нобили, и, возможно, они только рады избавиться от лишней головной боли. Это был первый звонок. Второй и три последующих — о том, что Джимми Ангел является бригадиром, а телка — его кузина, и как Джимми отнесется к тому, что тупой приятель его родственницы оказался в багажнике машины у аэропорта Лагардия? Эндрю терпеливо повторял, что Колотти даже не хотели оказывать услугу Доминику, и их очень огорчило, когда тот украл деньги у семьи Фавиола, так что не стоит волноваться. В последний раз Фрэнки спросил, не следует ли убрать и телку тоже, прежде чем она побежит к братцу жаловаться. Эндрю не одобрил эту идею.
— Кто такие Картер и Голдсмит? — продолжила Сара.
— Владельцы фирмы, — ответил Эндрю. — Сейчас они практически удалились от дел. Я вроде как веду все их дела.
Ложь.
Даже двойная ложь.
А точнее, тройная.
Владельцем являлся сам Эндрю, и он не вел чьи-то дела, а полностью их контролировал теперь, когда его отец сошел со сцены. Ни «Картер», ни «Голдсмит» ни от каких дел не удалялись. Оба были действующими капо в семье Фавиола. Картера звали Ральф Карбонарио, а еще Ральфи Картер, или Рыжий Ральфи. Голдсмитом назывался Кармин Орафо. Официально они считались, соответственно, президентом и финансовым директором абсолютно законной инвестиционной корпорации, которая — как Эндрю совершенно верно сообщил Саре — подыскивала фирмы, нуждающиеся во вливании финансовых средств и во внимании, и пестовала их до тех пор, пока они не начинали приносить стабильный доход.
Эти вполне «чистые» сферы деятельности, принадлежащие семье и контролируемые семьей Фавиола, включали в себя рестораны (самое удобное из законных помещений капитала), бары и таверны (тоже верняк!), доставку продуктов питания, торговлю недвижимостью, производство одежды, мастерские по проявке фотопленки, кофейные бары (в одном Сиэтле — шесть штук), туристические агентства, сети мотелей, автоматы для торговли мелочами типа сигарет и жвачки, уборку мусора, поставку тканей, а также множество магазинов — спортивных, обувных, книжных, музыкальных, дамских и хозяйственных.
Все они приносили вполне ощутимый доход, а их счета принимали во всех банках Соединенных Штатов Америки. Часто у какого-нибудь магазина имелись отделения в других штатах, и по бухгалтерским книгам проходили взаиморасчеты за товары между членами одной цепочки. Подобные вполне законные операции отследить было просто невозможно, так же как найти связь между какими-либо противоправными действиями и нормальными рабочими расходами, оплачиваемыми через банк одной из совершенно законных фирм. Множество чеков, выданных в качестве зарплаты или оплаты за услуги, обменивались на большие, но еще не отмытые суммы наличными.
Деньги сами по себе не говорят ни о чем. Вот почему при большинстве незаконных сделок используются наличные. Но приобретенная таким способом наличка — тоже проблема, ее хорошо иметь, но толку от нее мало, пока не удастся придать ей вид законно заработанных денег. Отмывка денег — это преступление, единственная цель которого состоит в том, чтобы получить возможность воспользоваться плодами других преступлений. Полученные преступным путем деньги, пройдя через цепочку «чистых» предприятий, волшебным образом превращались в деньги, заработанные в поте лица честным трудом. Правда, прежние владельцы предприятий, требующих, по словам Эндрю, инвестиций и внимания, часто становились со временем нежелательными партнерами, что иной раз влекло за собой угрозу насилием или само насилие, то есть новые преступления. Но преступления были и оставались основным бизнесом семьи Фавиола.
Отца Эндрю бросили за решетку по четырем эпизодам, связанным с убийствами, но все знали, что семья замешана еще и в торговле наркотиками, и в азартных играх, и в ростовщичестве, и в отмывке денег, и в рэкете, и в скупке краденого, и в проституции. Концерн «Картер и Голдсмит» и создавался с целью скрыть за респектабельным фасадом все это многообразие преступной деятельности. Хотя и Карбонарио, и Орафо — оба жили на северо-востоке страны — Карбонарио на Стейтен-Айленде, а Орафо в Нью-Джерси, — официальные деловые обязанности заставляли их много путешествовать, и домой они попадали весьма редко. Когда всем заправлял Энтони Фавиола, они подчинялись непосредственно ему. Затем они перешли в подчинение Эндрю.
И вот теперь Сара Уэллес, лежа голышом в объятиях Эндрю Фавиолы, в то время как он чувствовал первые признаки нового прилива желания, принялась расспрашивать его о том, сколько часов в день он работает и не скучно ли проводить в одиночестве дни напролет...
— Ну, я постоянно получаю рапорты с поля боя, — пошутил он. — Постоянно кто-нибудь приходит или уходит.
— Разве не следует инвестиционной компании располагаться в финансовых кварталах?
— Что ты сочинила про сегодняшний вечер? — перебил он.
Пора было возвращать разговор на практические рельсы. Если их связь будет продолжаться — а таково его твердое намерение, — ей нельзя попадаться. Еще не хватало, чтобы ее дуралей-муж обнаружил...
— Я на встрече с другими учителями, — ответила она.
— Где?
— Мы якобы обедаем вместе. Все шесть преподавателей английского.
— Где?
— Не знаю. Я не по...
— Прежде чем прийти домой, придумай где. А лучше всего придумай сейчас. Ну... — Он ждал.
— "У Байса", — наконец выпалила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— На Лонг-Айленде живет много народу, — сообщил Лаундес.
Реган тяжело вздохнул. Ехать предстояло еще долго.
* * *
Мысли о ней постоянно преследовали его.
Она ушла вчера в два часа дня, предварительно позвонив мужу, что она в «Саксе» и скоро будет дома. Его не удивило, как быстро и легко она научилась врать. Он говорил ей, что не в его привычках увиваться за замужними женщинами, но это тоже была ложь. Его никогда не волновало, замужем женщина или нет, лишь бы ее муж не принадлежал к какой-нибудь семье. Своим наставлять рога настоятельно не рекомендовалось.
Перед уходом она предупредила его, что ей звонить нельзя, ведь она замужняя дама, и все такое. Он не стал спорить — покивал головой, попожимал плечами, посмотрел на нее жалобно и по-детски и в конце концов написал для нее оба своих телефона, один на Мотт-стрит и второй на Айленде. Она обещала звонить. Но если она не позвонит, он снова дождется ее около школы или около ее дома. Эту птичку он твердо решил не упускать.
У дверей квартиры они в последний раз поцеловались, жадно и крепко, а затем он проводил ее по лестнице до выхода. Прежде чем отпереть замок, он еще раз повторил: «Я люблю тебя, Сара». Она ничего не ответила, только прикоснулась пальцами к его щеке, заглянула ему в лицо, потом торопливо поцеловала его и юркнула в дверь.
Я люблю тебя.
Он часто произносил эти слова самым разным женщинам. В прошлую пятницу он даже сказал их Уне Халлиган: «Уна, я люблю тебя». Три самых дешевых слова во всем английском языке: Я — ТЕБЯ — ЛЮБЛЮ. Сару Уэллес он, скорее всего, тоже не любил, но определенно любил ее трахать.
Расплывшись в улыбке, он бросил взгляд в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что у него на хвосте не повис патруль дорожной полиции, и прибавил скорость настолько, насколько позволяло запруженное машинами шоссе. Подъезжая к дому на Грейт-Нек, он не обратил никакого внимания на черный «Форд-эскорт».
В следующий раз он намерен вытащить из нее номер, по которому сможет звонить сам. Ему не хотелось отдавать инициативу в ее руки.
* * *
Круглосуточное наблюдение за Эндрю Фавиолой началось с того момента, когда Реган и Лаундес позвонили Майклу и доложили о своем успехе. В момент звонка Сара готовила ужин на кухне. Реган сообщил, что они установили место жительства объекта. Майкл пообещал немедленно вызвать группу ночного наблюдения, но утром им надлежало возобновить слежку. Реган поинтересовался, какой график собирается установить Майкл, обычную восьмичасовую трехсменку или что-то другое? Потому что сейчас почти шесть, и они с Лаундесом работают с восьми утра, то есть они просиживают задницы в машине уже десять часов кряду. Если их сменят около семи, то почему третья группа не может заступить завтра утром...
— ...вместо нас, — говорил Реган. — Тогда мы с Алексом подхватим объект в четыре дня.
Майкл ответил, что он предпочел бы, чтобы вторая смена приступила в семь, как и предлагал Реган, а третья — в полночь, и, наконец, Реган с Лаундесом в восемь утра...
— Потому что вы — моя лучшая команда, и я хочу, чтобы вы вели его днем. После этого мы войдем в нормальный восьмичасовой график. С восьми до четырех, с четырех до полуночи и с полуночи до восьми. Причем вам с Алексом достанутся только дневные смены, пока мы не выясним, что там происходит.
— Сегодня мы тоже отработали дневную смену, — пожаловался Реган. — А теперь уже прошла половина ночной, скоро утро, а мы все еще торчим на чертовом Лонг-Айленде. Так вот, я не хочу, чтобы такое повторялось изо дня в день, будь этот тип хоть самым большим бугром во всем Нью-Йорке. Ты понимаешь меня, Майкл?
— Ну, не думаю, что он столь уж велик, но обещаю: больше так перерабатывать вам не придется. Если, конечно, вы сами не захотите.
«Что он имеет в виду?» — подумал Реган.
— Ну ладно, мы находимся в квартале под названием Океанские Красоты, хотя никакого океана здесь нет и в помине, недалеко от дома номер 1124 по Пальм-стрит, куда он зашел. Скорее всего, там он и живет, потому что машину он поставил в гараж. Мы на углу Пальм— и Лотос-стрит. Ну и названия, можно подумать, здесь Майами-Бич, а не Нью-Йорк. Передай сменщикам, что наша машина — черный «Форд-эскорт». Тут весьма оживленное местечко. Не знаю, как нам удастся вести объект, чтобы кто-нибудь из соседей нас не заметил. Скажи им, чтобы были поосторожнее.
— Хорошо.
— Кого ты собираешься вызвать?
— Гарри Арнуччи.
— О'кей, ждем.
В семь тридцать того же вечера детективы первого класса Гарри Арнуччи и Джерри Мэндел сменили Регана и Лаундеса, которые возобновили наблюдение уже в восемь часов на следующее утро. В среду, вскоре после десяти, Эндрю Фавиола вышел из дома, нигде не останавливаясь доехал до Манхэттена, где снова припарковал машину на Боуери и зашел в ателье на Брум-стрит. Реган и Лаундес всю дорогу висели у него на хвосте. За весь день он только один раз вышел из ателье, чтобы пообедать в ресторане на Малберри. В полтретьего он вернулся в ателье и, когда Регана и Лаундеса сменили в четыре, все еще находился там. За это время по меньшей мере с десяток мужчин в длинных пальто вошли и вышли из ателье, причем некоторые из них провели там по нескольку часов.
* * *
Никто не следил за дверью, выходящей на Мотт-стрит. Никто не видел Сару Уэллес, когда она нажала на кнопку в шесть тридцать вечера. Никто не видел, как она тревожно озиралась, пока Эндрю открывал дверь...
— Ты здесь работаешь?
— Да.
— Но это скорее квартира, чем офис.
— На первом этаже есть небольшой удобный офис.
— Я успела заметить только гостиную.
— За ней расположен офис. И комната для совещаний тоже.
— Ты работаешь тут один?
— В основном да.
— И у тебя нет секретаря?
— Нет. Мне он не нужен. Почти все переговоры я веду по телефону.
— Как, и писем не пишешь?
— Очень редко. Иногда я прибегаю к услугам помощников. Но редко.
— Тебе нравится работать одному?
— Да.
— Ты проводишь здесь дни напролет?
— По обыкновению, да.
— Сегодня утром я долго не могла до тебя дозвониться.
— Да, утро выдалось довольно напряженным.
Шесть истеричных звонков от Фрэнки Палумбо, один за другим. Фрэнки боялся, что семья Колотти рассердится на него за то, что он по приказу Эндрю расправился с тем придурком Ди Нобили. Эндрю ответил, что опасаться абсолютно нечего. Колотти всего лишь оказали услугу Ди Нобили, и, возможно, они только рады избавиться от лишней головной боли. Это был первый звонок. Второй и три последующих — о том, что Джимми Ангел является бригадиром, а телка — его кузина, и как Джимми отнесется к тому, что тупой приятель его родственницы оказался в багажнике машины у аэропорта Лагардия? Эндрю терпеливо повторял, что Колотти даже не хотели оказывать услугу Доминику, и их очень огорчило, когда тот украл деньги у семьи Фавиола, так что не стоит волноваться. В последний раз Фрэнки спросил, не следует ли убрать и телку тоже, прежде чем она побежит к братцу жаловаться. Эндрю не одобрил эту идею.
— Кто такие Картер и Голдсмит? — продолжила Сара.
— Владельцы фирмы, — ответил Эндрю. — Сейчас они практически удалились от дел. Я вроде как веду все их дела.
Ложь.
Даже двойная ложь.
А точнее, тройная.
Владельцем являлся сам Эндрю, и он не вел чьи-то дела, а полностью их контролировал теперь, когда его отец сошел со сцены. Ни «Картер», ни «Голдсмит» ни от каких дел не удалялись. Оба были действующими капо в семье Фавиола. Картера звали Ральф Карбонарио, а еще Ральфи Картер, или Рыжий Ральфи. Голдсмитом назывался Кармин Орафо. Официально они считались, соответственно, президентом и финансовым директором абсолютно законной инвестиционной корпорации, которая — как Эндрю совершенно верно сообщил Саре — подыскивала фирмы, нуждающиеся во вливании финансовых средств и во внимании, и пестовала их до тех пор, пока они не начинали приносить стабильный доход.
Эти вполне «чистые» сферы деятельности, принадлежащие семье и контролируемые семьей Фавиола, включали в себя рестораны (самое удобное из законных помещений капитала), бары и таверны (тоже верняк!), доставку продуктов питания, торговлю недвижимостью, производство одежды, мастерские по проявке фотопленки, кофейные бары (в одном Сиэтле — шесть штук), туристические агентства, сети мотелей, автоматы для торговли мелочами типа сигарет и жвачки, уборку мусора, поставку тканей, а также множество магазинов — спортивных, обувных, книжных, музыкальных, дамских и хозяйственных.
Все они приносили вполне ощутимый доход, а их счета принимали во всех банках Соединенных Штатов Америки. Часто у какого-нибудь магазина имелись отделения в других штатах, и по бухгалтерским книгам проходили взаиморасчеты за товары между членами одной цепочки. Подобные вполне законные операции отследить было просто невозможно, так же как найти связь между какими-либо противоправными действиями и нормальными рабочими расходами, оплачиваемыми через банк одной из совершенно законных фирм. Множество чеков, выданных в качестве зарплаты или оплаты за услуги, обменивались на большие, но еще не отмытые суммы наличными.
Деньги сами по себе не говорят ни о чем. Вот почему при большинстве незаконных сделок используются наличные. Но приобретенная таким способом наличка — тоже проблема, ее хорошо иметь, но толку от нее мало, пока не удастся придать ей вид законно заработанных денег. Отмывка денег — это преступление, единственная цель которого состоит в том, чтобы получить возможность воспользоваться плодами других преступлений. Полученные преступным путем деньги, пройдя через цепочку «чистых» предприятий, волшебным образом превращались в деньги, заработанные в поте лица честным трудом. Правда, прежние владельцы предприятий, требующих, по словам Эндрю, инвестиций и внимания, часто становились со временем нежелательными партнерами, что иной раз влекло за собой угрозу насилием или само насилие, то есть новые преступления. Но преступления были и оставались основным бизнесом семьи Фавиола.
Отца Эндрю бросили за решетку по четырем эпизодам, связанным с убийствами, но все знали, что семья замешана еще и в торговле наркотиками, и в азартных играх, и в ростовщичестве, и в отмывке денег, и в рэкете, и в скупке краденого, и в проституции. Концерн «Картер и Голдсмит» и создавался с целью скрыть за респектабельным фасадом все это многообразие преступной деятельности. Хотя и Карбонарио, и Орафо — оба жили на северо-востоке страны — Карбонарио на Стейтен-Айленде, а Орафо в Нью-Джерси, — официальные деловые обязанности заставляли их много путешествовать, и домой они попадали весьма редко. Когда всем заправлял Энтони Фавиола, они подчинялись непосредственно ему. Затем они перешли в подчинение Эндрю.
И вот теперь Сара Уэллес, лежа голышом в объятиях Эндрю Фавиолы, в то время как он чувствовал первые признаки нового прилива желания, принялась расспрашивать его о том, сколько часов в день он работает и не скучно ли проводить в одиночестве дни напролет...
— Ну, я постоянно получаю рапорты с поля боя, — пошутил он. — Постоянно кто-нибудь приходит или уходит.
— Разве не следует инвестиционной компании располагаться в финансовых кварталах?
— Что ты сочинила про сегодняшний вечер? — перебил он.
Пора было возвращать разговор на практические рельсы. Если их связь будет продолжаться — а таково его твердое намерение, — ей нельзя попадаться. Еще не хватало, чтобы ее дуралей-муж обнаружил...
— Я на встрече с другими учителями, — ответила она.
— Где?
— Мы якобы обедаем вместе. Все шесть преподавателей английского.
— Где?
— Не знаю. Я не по...
— Прежде чем прийти домой, придумай где. А лучше всего придумай сейчас. Ну... — Он ждал.
— "У Байса", — наконец выпалила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52