Так что спешить мне было некуда.
Подошла моя очередь сесть за большой стол. Высокий мужчина встал и протянул мне сухую вялую ладонь, сопроводив свой жест искренней улыбкой профессионала в страховом деле. Усадив меня в глубокое удобное кресло, он сел напротив и взял телеграмму, незаметно подсунутую ему секретарем. Полированная деревянная пластинка стояла посередине стола, и на ней аккуратными золотыми буквами сообщалась полезная информация: «Пол М. Зейссен».
— Мы получили телеграмму от мистера Теллера, — сказал он. Легкое, почти незаметное неодобрение в голосе.
Я кивнул, потому что сам послал ее.
— Расследователи нашей компании очень опытны. — Ему не понравился мой приезд, но он не хотел потерять такого клиента, как Теллер, поэтому старался быть вежливым.
Я решил сгладить его недовольство, больше по привычке, чем с какой-нибудь целью.
— О, конечно. Пожалуйста, воспринимайте меня просто как вспомогательную силу. Мистер Теллер уговорил меня поехать, потому что он, к несчастью, сломал ногу и пролежит в больнице несколько недель. Он поддался порыву и послал меня как друга... вроде как представлять его. Только посмотреть, не могу ли я что-нибудь сделать. Нет и малейшего намека на его недовольство вашей фирмой. — Я вежливо помолчал. — Если он кого и критикует, так это полицию.
Улыбка Пола М. Зейссена стала на сотую долю градуса теплее, но он не поднялся бы до столь высокого ранга в своей профессии, если бы не отметал половину сказанного как заведомую ложь. Мне это вполне подходило. Половина того, что я сказал, было правдой. Или, вернее, полуправдой.
— Мистер Теллер, разумеется, понимает, что мы сами заинтересованы в поисках лошади? — продолжал он.
— Разумеется, — согласился я. — Мистер Теллер также очень надеется на успех ваших поисков, потому что лошадь незаменима. Безусловно, он предпочел бы возвращение жеребца любой страховой премии.
— Полуторамиллионной премии, — благоговейно сказал Зейссен.
— Живой он стоит больше, — заметил я.
Чиновник впервые взглянул на меня с любопытством. Проглотив оскорбленную гордость за престиж фирмы, он понял, что они ничего не теряют, позволив мне подключиться к поискам.
— Дело Крисэйлиса поручено одному из наших лучших сотрудников, Уолту Пренселе, — объяснил Зейссен. — Он представит вам всю картину. Я послал ему распоряжение с копией телеграммы, так что он знает о вашем приезде. — Зейссен нажал кнопку на внутреннем телефоне. — Уолт? Мистер Хоукинс из Англии уже здесь. Могу ли я предложить ему сейчас подняться к вам?
Вежливый вопрос, как это часто бывает в американском деловом мире, был равносилен приказу. Естественно, ответ оказался утвердительным. Зейссен снова нажал кнопку и встал.
— Кабинет Уолта этажом выше, номер сорок семь. Любой покажет вам. Вы хотите подняться к нему прямо сейчас?
Именно этого я и хотел.
В кабинете номер сорок семь, как мне казалось, меня должны были встретить в штыки, хотя и подчеркнуто любезно, как этажом ниже. Но я ошибся, потому что Уолт хорошо поработал над этим делом, в чем я сначала не был уверен. Он приветствовал меня с деловой небрежностью, пожал руку и указал на соседний стул, потом сел сам, и все это за пять секунд, без сучка без задоринки. Он был примерно моего возраста, но чуть меньше ростом и гораздо толще. Сильные квадратные ладони с ногтями, так коротко остриженными, что, казалось, подушечки пальцев нависают над ними. Его предки явно жили в Центральной Европе, об этом свидетельствовали высокие скулы и строение головы, увенчанной густыми, вьющимися, русыми с проседью волосами. В глубоко посаженных карих глазах, как и у его шефа, навсегда застыло выражение недоверия ко всему на свете. Но Уолту почти не удавалось его скрыть.
— Итак, Джин, — в голосе ни враждебности, ни особого дружелюбия, — вы проделали долгий путь.
— Идея Дэйва Теллера, Уолт, — равнодушно ответил я.
— Искать лошадей... Вы специалист в этом деле? — Тон формальный, равнодушный.
— Практически нет. А вы?
— Если вы хотите сказать, — его ноздри раздулись, — что это именно я не нашел тех двух жеребцов, пропавших раньше, то это был не я.
Я улыбнулся, но в ответ улыбки не получил.
— Три года назад «Жизненная поддержка» заплатила за Оликса один миллион шестьсот сорок три тысячи семьсот двадцать девять долларов. Цент в цент. Первая из пропавших лошадей, Шоумен, была застрахована в другой компании.
— Лошади просто убежали? — поинтересовался я. — Или их увели?
Он потер большим пальцем левой руки коротко остриженные ногти на правой руке. Тогда я увидел этот жест впервые, но потом наблюдал его сотни раз.
— Теперь, после того как вы приехали, — увели. Раньше я не был в этом уверен.
— Официально я в отпуске, — запротестовал я. — И приехал только потому, что Теллер попросил меня. Не следует придавать этому большое значение.
Он окинул меня ироническим взглядом.
— Я проверил вас. — Он посмотрел на копию телеграммы, лежавшую на столе. — Мне хотелось знать, что за английский надоеда решил сунуть нос в чужие дела.
Я промолчал, а он причмокнул губами, выразив этим одновременно понимание, оценку и смирение.
— Тайный агент, — продолжал он. — Как Теллер нашел вас?
— Как вы раскрыли меня? — вместо ответа спросил я.
— Я упомянул ваше имя в двух местах, — самодовольно проговорил Уолт, — в ФБР и ЦРУ, и получил позитивную реакцию в обоих. Несколько знакомых ребят дополнили информацию. Вы что-то вроде главной преграды на пути к внедрению шпионов в некоторые британские правительственные институты, такие, как биологические исследовательские лаборатории. И вы несколько раз предупреждали по этому поводу наших людей в Форт-Детрике. Они мне сказали, что противная сторона пыталась помешать вам, и пару раз довольно грубо. — Он вздохнул. — Так что наши ребята дали на вас «добро». И еще какое.
— А вы тоже даете «добро»?
— Они сказали, что вы любите действовать за сценой.
— На сцене можете играть вы.
— Лишь бы я не выглядел плохо перед «Жизненной поддержкой».
Мой решительный кивок удовлетворил его. Если мы найдем лошадь, пусть руку пожимают ему.
— Ладно, обо мне поговорили, теперь перейдем к Крисэйлису. Расскажите, как он пропал? — попросил я.
Уолт посмотрел на часы и сверил их с электронными часами на стене. В маленьком, без окон, похожем на коробку кабинете единственная стеклянная панель выходила в коридор. И хотя здесь было прохладно и удобно, обстановка не располагала к внеслужебному разговору.
— Пять минут седьмого, — сказал Уолт. — У вас назначены на сегодня другие встречи?
— Знаете, где есть хороший бар? — спросил я.
— Вы читаете мои мысли. — Он поднял глаза к небесам, вернее, к довольно низкому потолку. — Вверх по Бродвею в квартале отсюда есть «Дэлэни».
Мы вышли из прохлады кондиционеров на изнывавшую от зноя улицу — тридцать градусов жары и девяносто восемь процентов влажности. Через сто ярдов у меня на спине образовалось маленькое болото. Я никогда не огорчаюсь, если жарко. Нью-Йорк, обдуваемый горячим ветром, лучше Нью-Йорка, занесенного снегом. Любое место, где жарко, для меня лучше того, где холодно. Холод проникает не только в кости, он сковывает сознание, сушит волю. Если к зиме я не справлюсь со своей депрессией, поражение придет с первым снегом.
«Дэлэни» выставил столы на тротуар и обслуживал участников какой-то деловой конференции. На лацканах одинаковых пиджаков висел обязательный картонный прямоугольник с фамилией. Любезные улыбки скрывали озабоченность. Эти люди занимали все столики от тротуара до прохладной темной глубины бара. Полностью поглощенные своими проблемами, они ничего и никого не замечали. Места нам не нашлось.
— Вы хотите позвонить в отель, заказать номер? — спросил Уолт. — Где вы остановились?
— В «Билтморе».
Уолт вскинул брови.
— Теллер платит, — пояснил я. — У него там счет.
— Что вы для него сделали? Спасли ему жизнь?
— Шесть раз, — парировал я.
— Он, наверное, серьезно думает, что вы поможете вернуть ему лошадь, — задумчиво протянул Уолт.
— Мы, — поправил я его.
— Нет. Вы. Этот жеребец не оставил следов. Я искал.
Водитель такси, цветной парень в рубашке с засученными рукавами, отвез нас в отель. Горячий воздух с пылью всякий раз влетал в окно, когда мы набирали скорость. Под палящим солнцем пешеходы разбредались по домам, и ветер гонял по мостовой больше мусора, чем обычно.
— Грязный город, — фыркнул Уолт, глядя на улицы. — Хочу в Чикаго.
— Слишком холодно, — машинально пробормотал я. — Красиво, но холодно. Такой пронизывающий ветер с озера.
— Ребята, вы из Чикаго? — спросил водитель. — Я родился там, в Луп.
Уолт заговорил с ним о Чикаго, а я погрузился в полусонное состояние, выбросив из головы и водителя, и Уолта, и Дэйва Теллера, и Кэролайн, и вообще всех на свете. В «Билтморе» мы поднялись ко мне в номер, я позвонил и заказал бутылку виски, лед и тоник. Уолт ослабил галстук и сделал оценивающий глоток.
— У вас сонный вид, — заметил он.
— Мое естественное состояние.
— По-моему, в Англии уже полночь.
— По-моему, тоже.
Мы занялись своими бокалами, и наступило молчание. Потом Уолт устроился поудобнее в кожаном кресле и спросил:
— Так вы хотите знать, как пропала эта проклятая лошадь?
— Конечно. — Скука, прозвучавшая в моем голосе, удивила даже меня.
Уолт уставился на меня сначала недоумевающе, потом задумчиво, но, когда он заговорил, его тон стал строгим и деловым:
— Крисэйлиса приняли на аэродроме Кеннеди, поместили в фургон для лошадей и повезли в Лексингтон, штат Кентукки. До этого он провел обязательные двадцать четыре часа в иммиграционном карантине. В аэропорту есть специальные конюшни, там находилось еще шесть лошадей, прилетевших тем же рейсом. Все шло нормально. Так вот, Крисэйлиса и четырех других скакунов погрузили в фургон, который направился на запад от Нью-Йорка к главному шоссе Пенсильвании.
— Время? — спросил я.
— Выехали в четыре дня в понедельник. В прошлый понедельник. Сегодня ровно неделя с тех пор. Предполагалось, что фургон прибудет в Лексингтон во второй половине дня во вторник. Расстояние — семьсот миль.
— Остановки?
— Ага, остановки. Тут-то все и началось. — Уолт вертел бокал в руках, и лед со звоном стукался о стенки. — Первую остановку, чтобы пообедать, они сделали в Оллентауне, примерно восемьдесят пять миль от Нью-Йорка. Лошадей сопровождали четыре человека: два водителя и два конюха. Конюхи рассердились на водителей, потому что те дали им слишком мало времени на обед. И они поругались.
— Все четверо так говорят?
— Ага. Я беседовал со всеми четверыми по очереди. Каждый пытается оправдать себя и переложить вину на других. Конюхи не доели обед, и фургон проехал миль двести до Бедфорда, где остановился на ночь. Но обида не прошла, и там они подрались. У Питтсбурга они свернули на юг и выехали на федеральное шоссе номер семьдесят, а у Занзвилла, на юго-западной развилке, свернули к Цинциннати. Через пятьдесят миль они опять повернули на юг, чтобы пересечь реку Огайо уже в штате Кентукки. Потом, минуя Париж, им предстояло направиться в Лексингтон.
— Мне нужно посмотреть их маршрут на карте, — сказал я.
Уолт кивнул.
— От Занзвилла до Парижа они ехали по второстепенным дорогам, — продолжал он. — Так? В штате Огайо фургон был ограблен, а потом найден в штате Кентукки, что вызвало споры между чиновниками двух штатов.
— Ограблен? Впервые слышу!
— Фургон ограбили по ошибке, приняв за машину с вином, которая ехала за ними милях в двадцати. Оба фургона выглядели одинаково: тот же цвет, размер и никаких заметных опознавательных знаков.
— Как это случилось?
— Утром во вторник водители и конюхи отправились завтракать одновременно, хотя и в разных концах стойки бара. Они оставили лошадей без охраны на пятнадцать минут, и за это время кто-то угнал фургон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Подошла моя очередь сесть за большой стол. Высокий мужчина встал и протянул мне сухую вялую ладонь, сопроводив свой жест искренней улыбкой профессионала в страховом деле. Усадив меня в глубокое удобное кресло, он сел напротив и взял телеграмму, незаметно подсунутую ему секретарем. Полированная деревянная пластинка стояла посередине стола, и на ней аккуратными золотыми буквами сообщалась полезная информация: «Пол М. Зейссен».
— Мы получили телеграмму от мистера Теллера, — сказал он. Легкое, почти незаметное неодобрение в голосе.
Я кивнул, потому что сам послал ее.
— Расследователи нашей компании очень опытны. — Ему не понравился мой приезд, но он не хотел потерять такого клиента, как Теллер, поэтому старался быть вежливым.
Я решил сгладить его недовольство, больше по привычке, чем с какой-нибудь целью.
— О, конечно. Пожалуйста, воспринимайте меня просто как вспомогательную силу. Мистер Теллер уговорил меня поехать, потому что он, к несчастью, сломал ногу и пролежит в больнице несколько недель. Он поддался порыву и послал меня как друга... вроде как представлять его. Только посмотреть, не могу ли я что-нибудь сделать. Нет и малейшего намека на его недовольство вашей фирмой. — Я вежливо помолчал. — Если он кого и критикует, так это полицию.
Улыбка Пола М. Зейссена стала на сотую долю градуса теплее, но он не поднялся бы до столь высокого ранга в своей профессии, если бы не отметал половину сказанного как заведомую ложь. Мне это вполне подходило. Половина того, что я сказал, было правдой. Или, вернее, полуправдой.
— Мистер Теллер, разумеется, понимает, что мы сами заинтересованы в поисках лошади? — продолжал он.
— Разумеется, — согласился я. — Мистер Теллер также очень надеется на успех ваших поисков, потому что лошадь незаменима. Безусловно, он предпочел бы возвращение жеребца любой страховой премии.
— Полуторамиллионной премии, — благоговейно сказал Зейссен.
— Живой он стоит больше, — заметил я.
Чиновник впервые взглянул на меня с любопытством. Проглотив оскорбленную гордость за престиж фирмы, он понял, что они ничего не теряют, позволив мне подключиться к поискам.
— Дело Крисэйлиса поручено одному из наших лучших сотрудников, Уолту Пренселе, — объяснил Зейссен. — Он представит вам всю картину. Я послал ему распоряжение с копией телеграммы, так что он знает о вашем приезде. — Зейссен нажал кнопку на внутреннем телефоне. — Уолт? Мистер Хоукинс из Англии уже здесь. Могу ли я предложить ему сейчас подняться к вам?
Вежливый вопрос, как это часто бывает в американском деловом мире, был равносилен приказу. Естественно, ответ оказался утвердительным. Зейссен снова нажал кнопку и встал.
— Кабинет Уолта этажом выше, номер сорок семь. Любой покажет вам. Вы хотите подняться к нему прямо сейчас?
Именно этого я и хотел.
В кабинете номер сорок семь, как мне казалось, меня должны были встретить в штыки, хотя и подчеркнуто любезно, как этажом ниже. Но я ошибся, потому что Уолт хорошо поработал над этим делом, в чем я сначала не был уверен. Он приветствовал меня с деловой небрежностью, пожал руку и указал на соседний стул, потом сел сам, и все это за пять секунд, без сучка без задоринки. Он был примерно моего возраста, но чуть меньше ростом и гораздо толще. Сильные квадратные ладони с ногтями, так коротко остриженными, что, казалось, подушечки пальцев нависают над ними. Его предки явно жили в Центральной Европе, об этом свидетельствовали высокие скулы и строение головы, увенчанной густыми, вьющимися, русыми с проседью волосами. В глубоко посаженных карих глазах, как и у его шефа, навсегда застыло выражение недоверия ко всему на свете. Но Уолту почти не удавалось его скрыть.
— Итак, Джин, — в голосе ни враждебности, ни особого дружелюбия, — вы проделали долгий путь.
— Идея Дэйва Теллера, Уолт, — равнодушно ответил я.
— Искать лошадей... Вы специалист в этом деле? — Тон формальный, равнодушный.
— Практически нет. А вы?
— Если вы хотите сказать, — его ноздри раздулись, — что это именно я не нашел тех двух жеребцов, пропавших раньше, то это был не я.
Я улыбнулся, но в ответ улыбки не получил.
— Три года назад «Жизненная поддержка» заплатила за Оликса один миллион шестьсот сорок три тысячи семьсот двадцать девять долларов. Цент в цент. Первая из пропавших лошадей, Шоумен, была застрахована в другой компании.
— Лошади просто убежали? — поинтересовался я. — Или их увели?
Он потер большим пальцем левой руки коротко остриженные ногти на правой руке. Тогда я увидел этот жест впервые, но потом наблюдал его сотни раз.
— Теперь, после того как вы приехали, — увели. Раньше я не был в этом уверен.
— Официально я в отпуске, — запротестовал я. — И приехал только потому, что Теллер попросил меня. Не следует придавать этому большое значение.
Он окинул меня ироническим взглядом.
— Я проверил вас. — Он посмотрел на копию телеграммы, лежавшую на столе. — Мне хотелось знать, что за английский надоеда решил сунуть нос в чужие дела.
Я промолчал, а он причмокнул губами, выразив этим одновременно понимание, оценку и смирение.
— Тайный агент, — продолжал он. — Как Теллер нашел вас?
— Как вы раскрыли меня? — вместо ответа спросил я.
— Я упомянул ваше имя в двух местах, — самодовольно проговорил Уолт, — в ФБР и ЦРУ, и получил позитивную реакцию в обоих. Несколько знакомых ребят дополнили информацию. Вы что-то вроде главной преграды на пути к внедрению шпионов в некоторые британские правительственные институты, такие, как биологические исследовательские лаборатории. И вы несколько раз предупреждали по этому поводу наших людей в Форт-Детрике. Они мне сказали, что противная сторона пыталась помешать вам, и пару раз довольно грубо. — Он вздохнул. — Так что наши ребята дали на вас «добро». И еще какое.
— А вы тоже даете «добро»?
— Они сказали, что вы любите действовать за сценой.
— На сцене можете играть вы.
— Лишь бы я не выглядел плохо перед «Жизненной поддержкой».
Мой решительный кивок удовлетворил его. Если мы найдем лошадь, пусть руку пожимают ему.
— Ладно, обо мне поговорили, теперь перейдем к Крисэйлису. Расскажите, как он пропал? — попросил я.
Уолт посмотрел на часы и сверил их с электронными часами на стене. В маленьком, без окон, похожем на коробку кабинете единственная стеклянная панель выходила в коридор. И хотя здесь было прохладно и удобно, обстановка не располагала к внеслужебному разговору.
— Пять минут седьмого, — сказал Уолт. — У вас назначены на сегодня другие встречи?
— Знаете, где есть хороший бар? — спросил я.
— Вы читаете мои мысли. — Он поднял глаза к небесам, вернее, к довольно низкому потолку. — Вверх по Бродвею в квартале отсюда есть «Дэлэни».
Мы вышли из прохлады кондиционеров на изнывавшую от зноя улицу — тридцать градусов жары и девяносто восемь процентов влажности. Через сто ярдов у меня на спине образовалось маленькое болото. Я никогда не огорчаюсь, если жарко. Нью-Йорк, обдуваемый горячим ветром, лучше Нью-Йорка, занесенного снегом. Любое место, где жарко, для меня лучше того, где холодно. Холод проникает не только в кости, он сковывает сознание, сушит волю. Если к зиме я не справлюсь со своей депрессией, поражение придет с первым снегом.
«Дэлэни» выставил столы на тротуар и обслуживал участников какой-то деловой конференции. На лацканах одинаковых пиджаков висел обязательный картонный прямоугольник с фамилией. Любезные улыбки скрывали озабоченность. Эти люди занимали все столики от тротуара до прохладной темной глубины бара. Полностью поглощенные своими проблемами, они ничего и никого не замечали. Места нам не нашлось.
— Вы хотите позвонить в отель, заказать номер? — спросил Уолт. — Где вы остановились?
— В «Билтморе».
Уолт вскинул брови.
— Теллер платит, — пояснил я. — У него там счет.
— Что вы для него сделали? Спасли ему жизнь?
— Шесть раз, — парировал я.
— Он, наверное, серьезно думает, что вы поможете вернуть ему лошадь, — задумчиво протянул Уолт.
— Мы, — поправил я его.
— Нет. Вы. Этот жеребец не оставил следов. Я искал.
Водитель такси, цветной парень в рубашке с засученными рукавами, отвез нас в отель. Горячий воздух с пылью всякий раз влетал в окно, когда мы набирали скорость. Под палящим солнцем пешеходы разбредались по домам, и ветер гонял по мостовой больше мусора, чем обычно.
— Грязный город, — фыркнул Уолт, глядя на улицы. — Хочу в Чикаго.
— Слишком холодно, — машинально пробормотал я. — Красиво, но холодно. Такой пронизывающий ветер с озера.
— Ребята, вы из Чикаго? — спросил водитель. — Я родился там, в Луп.
Уолт заговорил с ним о Чикаго, а я погрузился в полусонное состояние, выбросив из головы и водителя, и Уолта, и Дэйва Теллера, и Кэролайн, и вообще всех на свете. В «Билтморе» мы поднялись ко мне в номер, я позвонил и заказал бутылку виски, лед и тоник. Уолт ослабил галстук и сделал оценивающий глоток.
— У вас сонный вид, — заметил он.
— Мое естественное состояние.
— По-моему, в Англии уже полночь.
— По-моему, тоже.
Мы занялись своими бокалами, и наступило молчание. Потом Уолт устроился поудобнее в кожаном кресле и спросил:
— Так вы хотите знать, как пропала эта проклятая лошадь?
— Конечно. — Скука, прозвучавшая в моем голосе, удивила даже меня.
Уолт уставился на меня сначала недоумевающе, потом задумчиво, но, когда он заговорил, его тон стал строгим и деловым:
— Крисэйлиса приняли на аэродроме Кеннеди, поместили в фургон для лошадей и повезли в Лексингтон, штат Кентукки. До этого он провел обязательные двадцать четыре часа в иммиграционном карантине. В аэропорту есть специальные конюшни, там находилось еще шесть лошадей, прилетевших тем же рейсом. Все шло нормально. Так вот, Крисэйлиса и четырех других скакунов погрузили в фургон, который направился на запад от Нью-Йорка к главному шоссе Пенсильвании.
— Время? — спросил я.
— Выехали в четыре дня в понедельник. В прошлый понедельник. Сегодня ровно неделя с тех пор. Предполагалось, что фургон прибудет в Лексингтон во второй половине дня во вторник. Расстояние — семьсот миль.
— Остановки?
— Ага, остановки. Тут-то все и началось. — Уолт вертел бокал в руках, и лед со звоном стукался о стенки. — Первую остановку, чтобы пообедать, они сделали в Оллентауне, примерно восемьдесят пять миль от Нью-Йорка. Лошадей сопровождали четыре человека: два водителя и два конюха. Конюхи рассердились на водителей, потому что те дали им слишком мало времени на обед. И они поругались.
— Все четверо так говорят?
— Ага. Я беседовал со всеми четверыми по очереди. Каждый пытается оправдать себя и переложить вину на других. Конюхи не доели обед, и фургон проехал миль двести до Бедфорда, где остановился на ночь. Но обида не прошла, и там они подрались. У Питтсбурга они свернули на юг и выехали на федеральное шоссе номер семьдесят, а у Занзвилла, на юго-западной развилке, свернули к Цинциннати. Через пятьдесят миль они опять повернули на юг, чтобы пересечь реку Огайо уже в штате Кентукки. Потом, минуя Париж, им предстояло направиться в Лексингтон.
— Мне нужно посмотреть их маршрут на карте, — сказал я.
Уолт кивнул.
— От Занзвилла до Парижа они ехали по второстепенным дорогам, — продолжал он. — Так? В штате Огайо фургон был ограблен, а потом найден в штате Кентукки, что вызвало споры между чиновниками двух штатов.
— Ограблен? Впервые слышу!
— Фургон ограбили по ошибке, приняв за машину с вином, которая ехала за ними милях в двадцати. Оба фургона выглядели одинаково: тот же цвет, размер и никаких заметных опознавательных знаков.
— Как это случилось?
— Утром во вторник водители и конюхи отправились завтракать одновременно, хотя и в разных концах стойки бара. Они оставили лошадей без охраны на пятнадцать минут, и за это время кто-то угнал фургон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38