— Но, насколько мне известно, он всегда наготове, чтобы его можно было сразу же ввести.
— Из этого следует, что налоксон предназначен для людей.
— Даже террористы не станут пользоваться таким опасным средством, не предусмотрев защиты. Я думаю, что количество налоксона должно зависеть от того, сколько яда получит жертва. Видите ли, при работе с животными используются равные количества снотворного и налоксона. Возможно, бывает необходима его инъекция для снятия наркоза.
Для Малкольма, подумал я, все решил вопрос количества. Слишком много яда, слишком мало противоядия. Ему не повезло.
— Хорошо, — подытожил генерал-майор, пряча листок с формулой во внутренний карман. — Теперь расскажите мне, как вы пришли к этим выводам.
Я снова закашлялся, снова снял очки, рассмотрел и надел их. Результат моего рассказа мог оказаться совсем не таким, на который мне хотелось надеяться.
— Это началось, — сказал я, — на международных соревнованиях по конному спорту, которые прошли в Англии в сентябре. Английский журналист Малкольм Херрик, который работал здесь, в Москве, как корреспондент «Уотч», убедил Ганса Крамера украсть у ветеринара чемоданчик, в котором, в частности, были наркотики. Херрик забрал у Крамера снотворное, смешал его с растиранием, которое продается на каждом шагу... и продал все это террористам за пятьдесят тысяч фунтов.
— Вот за это? — Генерал-майор впервые не смог скрыть изумления.
— Именно... Все определялось не идеологией, а наличностью. Ведь террористы сами не производят оружия, кто-то им его продает. Пятьдесят тысяч... Вы, естественно, решили, что за такой доступный товар это чересчур большие деньги. Все дело в том, что Херрик не рассказал им, что это за препарат. Мне кажется, что он наплел, что ему удалось раскрыть государственную тайну и похитить секретную разработку одной из ваших закрытых лабораторий.
Так или иначе, они выплатили ему эти деньги, но только после демонстрации... Своего рода предварительный заезд.
Я умолк, ожидая реплики генерал-майора, но тот промолчал.
— Малую толику они использовали на Гансе Крамере, — продолжал я. Вне всякого сомнения, в качестве первой жертвы его наметил именно Херрик.
Он боялся, что Крамер расскажет кому-нибудь о том, что отдал ему препараты из чемоданчика ветеринара, и происхождение его «секретного» препарата будет раскрыто.
— Отдал? Разве он не продал их Херрику?
— Нет. Крамер симпатизировал террористам. Он действовал из идейных побуждений.
Генерал-майор поджал губы.
— Продолжайте.
— Причиной смерти Крамера посчитали сердечный приступ. Херрик и оба террориста вернулись в Москву. Я думаю, из этого следует, что он уже знал их... встречался с ними... был знаком с их взглядами. Возможно, именно поэтому у него возникла мысль продать им состав, о котором он когда-то случайно узнал. Все это должно было храниться до Олимпийских игр. Отличная маленькая мина с часовым механизмом, укрытая в темном чулане. И все шло по плану... не считая того, что появились люди, задающие вопросы об Алеше.
— А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался проглотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изобиловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
— С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться домой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лошадей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что мне повезло. Но когда они обнаружили — возможно, это случилось только вчера, — что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
— Херрик велел им прийти в «Интурист» и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим путем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с «секретной» отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предполагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без остановки продолжил:
— Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать террористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а у другого — лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны были получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же убежали.
— Малкольм Херрик... мертв?
— Мы вызвали врача, — сообщил я. — Он решил, что Херрик умер от сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное исследование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
— Как вам удалось все это узнать? — спросил он.
— Я слушал.
— Русских? Или иностранцев?
— Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террористы не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
— Вы говорите как дипломат, — заметил генерал. Он опять потер подбородок и спросил:
— А как насчет Алеши? Вы нашли его?
— Гм-м... — протянул я. — И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии называли Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого человека нет. Это жидкость. Вернее, Алеша — это способ убийства.
Глава 18
Юрий Шулицкий отвез меня в «Интурист» и высадил у самого входа. Он возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и укатил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.
— Генерал сказал, что очень рад тому, что я уговорил его встретиться с вами, — заявил он. — Он сказал, что это было правильное решение.
— Прекрасно, — искренне ответил я.
— А теперь я выполняю условия сделки.
Я удивленно посмотрел на Шулицкого.
— Вы помогли моей стране. А я расскажу вам об Алеше.
— Расскажете мне?.. — Я был озадачен.
— Я говорил очень многим, что лорду Фаррингфорду приезд в Москву не будет сулить ничего хорошего. Его будет ждать Алеша, а Алеша не из числа хороших парней.
— Вы говорили очень многим... в Англии?
— Да. Мне рассказали, как Ганс Крамер умер, говоря об Алеше. Крамер сволочь, но он приятель лорда Фаррингфорда. Поэтому Фаррингфорду не стоит ездить в Москву. Я говорил такие вещи всем подряд. Алеша опасен, и если лорд Фаррингфорд приедет, то Алеша устроит ему неприятности.
Я изумленно помотал головой.
— Юрий, но почему? Почему вы не хотели, чтобы лорд Фаррингфорд приехал в Москву?
Шулицкий долго не мог решиться ответить. Эта пауза была самой длинной за все время нашего знакомства. Шесть раз, я подсчитал, он вздергивал и опускал губу. Закурил, сделал несколько глубоких затяжек. И наконец сознался в том, что изменил своей стране.
— Мне очень не нравилось... то, как мои товарищи собираются... так сказать, использовать лорда Фаррингфорда... Мне не нравилось то, что мы следим за ним... готовим для него грязную ловушку... Мне было стыдно за товарищей, которые делали это... было стыдно... за свою страну.
Стивен и Йен дожидались меня, сидя в вестибюле. Оба были очень мрачны.
— Мой Бог! — воскликнул Стивен, когда я появился перед ними. — Они отпустили его! — Его лицо сразу расцвело обычной радостью жизни. — А где наручники?
— Надо полагать, насчет них еще не решили.
В моем новом номере нельзя было свободно разговаривать. Поэтому мы просто расположились на диванчиках в дальнем конце вестибюля и умолкали, когда кто-нибудь подходил слишком близко.
— Что случилось? — спросил Йен.
— Повезло, только и всего. Я не думаю, чтобы они приветствовали терроризм в Москве, тем более поддерживали его. Вы знаете их обычаи. Как вы думаете, пойдут товарищи на то, чтобы скрыть убийство? Я их порядком ошарашил, рассказав, что Малкольм убит.
— Здесь это легче сделать, чем где бы то ни было, старина, — ответил Йен. — Если их больше устраивает версия, что он умер от сердечного приступа, то они будут придерживаться именно ее.
— Будем надеяться, что она их устроит, — заявил я.
— Знаете, — задумчиво сказал Янг, — Стивен рассказал мне обо всем, что вы написали прошлой ночью. Можете считать меня старой глупой курицей, не способной к двум прибавить два. Но, когда я сам попытался расследовать эту историю, у меня ничего не вышло.
— Все дело в том, — улыбнувшись, ответил я, — что я знал пароль.
— Алеша? — удивленно спросил Йен.
— Нет... Лошади.
— Братство жокеев, — иронически вставил Стивен. — Члены этого братства узнают друг друга по всему миру.
— Можете не иронизировать, — надулся я. — Так оно и есть.
— Я не могу понять только одного, — сказал Йен. На его спокойном невыразительном лице не было заметно никаких признаков вчерашних волнений.
— Почему вы были так уверены, что в самом центре событий находился Малкольм? Я хочу сказать, что с виду все это было случайным стечением обстоятельств... но вы твердо стояли на своем.
Я хмыкнул.
— Само по себе это ничего не значило... просто еще одна мелочь к общей куче. Это страница из его записной книжки, которую Юрий Шулицкий послал Кропоткину. Вы помните, как она выглядела? Вся изрисована закорючками. А при каких обстоятельствах большинство людей так ведет себя? Когда слушают или ждут. Скажем, когда ожидают ответа по телефону. Если помните, внизу страницы были какие-то буквы и цифры. «DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950». Ладно... на первый взгляд они показались мне ничего не значащими, но вчера, пока мы катались по Москве, я подумал, что... Представьте себе, что Малкольм рисует закорючки, ожидая что-то с такими номерами. Затем мы проехали станцию метро, я подумал о поездах... и вся эта чертовщина неожиданно прояснилась.
«DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950» должно было означать «Dераrt Реterborough 18.55», а «К's С, 1950» означало время прибытия на Кинг-Кросский вокзал. Он звонил узнать расписание поездов.
— Но почему вы расшифровали сокращения именно так? — с любопытством спросил Стивен.
— Питерборо — ближайшая станция к Бергли.
— Значит, — медленно сказал Йен, — Бориc подслушал в поезде из Бергли в Лондон переговоры Малкольма с его друзьями о продаже товара...
— Мне это показалось вполне возможным, — ответил я. — Вернее, наиболее вероятным. И на том же самом листе бумаги, скорее всего дожида ясь ответа железнодорожной справочной, ведь иной раз их приходится ждать веками, Малкольм написал имя Джонни Фаррингфорда как кандидата на знакомство с «Алешей». Я не знаю, хорошо ли Херрик знал Джонни, но он не любил его. В разговоре он назвал Джонни дерьмом.
— Но как он мог дать кому-то столь компрометирующую бумагу? — удивился Стивен. — Неужели он был настолько глуп?
Я потряс головой.
— Бумажка попала ко мне лишь благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств. Столь же невероятным оказалось то, что я смог понять записи.
А для Малкольма это были просто бессмысленные каракули, клочок бумаги, годный лишь на то, чтобы выбросить его... или дать кому-нибудь для таких же случайных записей.
— Как ваш кашель? — сменил тему Стивен.
— Чертовски скверно. Что вы скажете насчет ленча?
Нас было трое, поэтому мы заняли отдельный столик рядом с моим прежним, за которым все так же сидели Уилкинсоны и Фрэнк.
Йен милостиво взирал на Фрэнка.
— Сохранился ли статус-кво в ваших с ним отношениях? — негромко спросил он меня.
— Вы имеете в виду, знает ли он, что я о нем знаю? — уточнил я. Нет, не знает. Знает ли он, что вы знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Из этого следует, что налоксон предназначен для людей.
— Даже террористы не станут пользоваться таким опасным средством, не предусмотрев защиты. Я думаю, что количество налоксона должно зависеть от того, сколько яда получит жертва. Видите ли, при работе с животными используются равные количества снотворного и налоксона. Возможно, бывает необходима его инъекция для снятия наркоза.
Для Малкольма, подумал я, все решил вопрос количества. Слишком много яда, слишком мало противоядия. Ему не повезло.
— Хорошо, — подытожил генерал-майор, пряча листок с формулой во внутренний карман. — Теперь расскажите мне, как вы пришли к этим выводам.
Я снова закашлялся, снова снял очки, рассмотрел и надел их. Результат моего рассказа мог оказаться совсем не таким, на который мне хотелось надеяться.
— Это началось, — сказал я, — на международных соревнованиях по конному спорту, которые прошли в Англии в сентябре. Английский журналист Малкольм Херрик, который работал здесь, в Москве, как корреспондент «Уотч», убедил Ганса Крамера украсть у ветеринара чемоданчик, в котором, в частности, были наркотики. Херрик забрал у Крамера снотворное, смешал его с растиранием, которое продается на каждом шагу... и продал все это террористам за пятьдесят тысяч фунтов.
— Вот за это? — Генерал-майор впервые не смог скрыть изумления.
— Именно... Все определялось не идеологией, а наличностью. Ведь террористы сами не производят оружия, кто-то им его продает. Пятьдесят тысяч... Вы, естественно, решили, что за такой доступный товар это чересчур большие деньги. Все дело в том, что Херрик не рассказал им, что это за препарат. Мне кажется, что он наплел, что ему удалось раскрыть государственную тайну и похитить секретную разработку одной из ваших закрытых лабораторий.
Так или иначе, они выплатили ему эти деньги, но только после демонстрации... Своего рода предварительный заезд.
Я умолк, ожидая реплики генерал-майора, но тот промолчал.
— Малую толику они использовали на Гансе Крамере, — продолжал я. Вне всякого сомнения, в качестве первой жертвы его наметил именно Херрик.
Он боялся, что Крамер расскажет кому-нибудь о том, что отдал ему препараты из чемоданчика ветеринара, и происхождение его «секретного» препарата будет раскрыто.
— Отдал? Разве он не продал их Херрику?
— Нет. Крамер симпатизировал террористам. Он действовал из идейных побуждений.
Генерал-майор поджал губы.
— Продолжайте.
— Причиной смерти Крамера посчитали сердечный приступ. Херрик и оба террориста вернулись в Москву. Я думаю, из этого следует, что он уже знал их... встречался с ними... был знаком с их взглядами. Возможно, именно поэтому у него возникла мысль продать им состав, о котором он когда-то случайно узнал. Все это должно было храниться до Олимпийских игр. Отличная маленькая мина с часовым механизмом, укрытая в темном чулане. И все шло по плану... не считая того, что появились люди, задающие вопросы об Алеше.
— А ведь именно для этого вы приехали в Москву.
Я кивнул. Закашлялся, мечтая о глотке горячего кофе. Попытался проглотить слюну, отсутствовавшую в пересохшем рту, и продолжил рассказ, изобиловавший малозаметными, но чрезвычайно опасными подводными камнями.
— С первого же момента Херрик пытался уговорить меня вернуться домой. Сначала словами, а потом попытался сбить фургоном для перевозки лошадей. Два террориста также взялись за дело. Я сижу здесь лишь потому, что мне повезло. Но когда они обнаружили — возможно, это случилось только вчера, — что заплатили огромные деньги за грошовые аптечные препараты, то страшно разозлились.
Я глубоко вздохнул, словно собирался нырнуть.
— Херрик велел им прийти в «Интурист» и наконец разделаться со мной.
Я думаю, он ожидал, что со мной разберутся, так сказать, механическим путем. Ну, скажем, разобьют голову. Но они принесли с собой склянку с «секретной» отравой. Возможно, все, что у них было. Неизвестно, что они предполагали сделать со мной, но они вылили почти всю банку на Херрика.
Генерал медленно открыл рот и, спохватившись, захлопнул его. Я без остановки продолжил:
— Со мной, кроме Херрика, было двое друзей. Нам удалось выгнать террористов. Именно поэтому у одного из них должно быть повреждено запястье, а у другого — лицо. Ну и, естественно, как и во всякой драке, они должны были получить какие-нибудь мелкие повреждения. Получив отпор, они сразу же убежали.
— Малкольм Херрик... мертв?
— Мы вызвали врача, — сообщил я. — Он решил, что Херрик умер от сердечной недостаточности. Если не будет проведено вскрытие и детальное исследование трупа, то действительную причину смерти обнаружить не удастся.
На бледном лице генерала появилась слабая тень улыбки. Он медленно потер ладонью подбородок и окинул меня оценивающим взглядом.
— Как вам удалось все это узнать? — спросил он.
— Я слушал.
— Русских? Или иностранцев?
— Все, кто разговаривал со мной, очень волновались, как бы террористы не навлекли позор на Россию во время Олимпийских игр.
— Вы говорите как дипломат, — заметил генерал. Он опять потер подбородок и спросил:
— А как насчет Алеши? Вы нашли его?
— Гм-м... — протянул я. — И Крамер, и Малкольм Херрик в агонии называли Алешу. Они оба знали, от чего умирают... Я думаю, что они еще раньше дали препарату какое-то имя... своего рода код, чтобы можно было более или менее открыто говорить о нем. Я не мог найти Алешу, поскольку такого человека нет. Это жидкость. Вернее, Алеша — это способ убийства.
Глава 18
Юрий Шулицкий отвез меня в «Интурист» и высадил у самого входа. Он возбужденно потряс мою левую руку, доброжелательно похлопал по плечу и укатил с таким видом, будто у него гора свалилась с плеч. Он был явно доволен тем, что генерал-майор, прощаясь, пожал ему руку. На обратной дороге Юрий резко остановил машину у обочины и выдернул ручной тормоз.
— Генерал сказал, что очень рад тому, что я уговорил его встретиться с вами, — заявил он. — Он сказал, что это было правильное решение.
— Прекрасно, — искренне ответил я.
— А теперь я выполняю условия сделки.
Я удивленно посмотрел на Шулицкого.
— Вы помогли моей стране. А я расскажу вам об Алеше.
— Расскажете мне?.. — Я был озадачен.
— Я говорил очень многим, что лорду Фаррингфорду приезд в Москву не будет сулить ничего хорошего. Его будет ждать Алеша, а Алеша не из числа хороших парней.
— Вы говорили очень многим... в Англии?
— Да. Мне рассказали, как Ганс Крамер умер, говоря об Алеше. Крамер сволочь, но он приятель лорда Фаррингфорда. Поэтому Фаррингфорду не стоит ездить в Москву. Я говорил такие вещи всем подряд. Алеша опасен, и если лорд Фаррингфорд приедет, то Алеша устроит ему неприятности.
Я изумленно помотал головой.
— Юрий, но почему? Почему вы не хотели, чтобы лорд Фаррингфорд приехал в Москву?
Шулицкий долго не мог решиться ответить. Эта пауза была самой длинной за все время нашего знакомства. Шесть раз, я подсчитал, он вздергивал и опускал губу. Закурил, сделал несколько глубоких затяжек. И наконец сознался в том, что изменил своей стране.
— Мне очень не нравилось... то, как мои товарищи собираются... так сказать, использовать лорда Фаррингфорда... Мне не нравилось то, что мы следим за ним... готовим для него грязную ловушку... Мне было стыдно за товарищей, которые делали это... было стыдно... за свою страну.
Стивен и Йен дожидались меня, сидя в вестибюле. Оба были очень мрачны.
— Мой Бог! — воскликнул Стивен, когда я появился перед ними. — Они отпустили его! — Его лицо сразу расцвело обычной радостью жизни. — А где наручники?
— Надо полагать, насчет них еще не решили.
В моем новом номере нельзя было свободно разговаривать. Поэтому мы просто расположились на диванчиках в дальнем конце вестибюля и умолкали, когда кто-нибудь подходил слишком близко.
— Что случилось? — спросил Йен.
— Повезло, только и всего. Я не думаю, чтобы они приветствовали терроризм в Москве, тем более поддерживали его. Вы знаете их обычаи. Как вы думаете, пойдут товарищи на то, чтобы скрыть убийство? Я их порядком ошарашил, рассказав, что Малкольм убит.
— Здесь это легче сделать, чем где бы то ни было, старина, — ответил Йен. — Если их больше устраивает версия, что он умер от сердечного приступа, то они будут придерживаться именно ее.
— Будем надеяться, что она их устроит, — заявил я.
— Знаете, — задумчиво сказал Янг, — Стивен рассказал мне обо всем, что вы написали прошлой ночью. Можете считать меня старой глупой курицей, не способной к двум прибавить два. Но, когда я сам попытался расследовать эту историю, у меня ничего не вышло.
— Все дело в том, — улыбнувшись, ответил я, — что я знал пароль.
— Алеша? — удивленно спросил Йен.
— Нет... Лошади.
— Братство жокеев, — иронически вставил Стивен. — Члены этого братства узнают друг друга по всему миру.
— Можете не иронизировать, — надулся я. — Так оно и есть.
— Я не могу понять только одного, — сказал Йен. На его спокойном невыразительном лице не было заметно никаких признаков вчерашних волнений.
— Почему вы были так уверены, что в самом центре событий находился Малкольм? Я хочу сказать, что с виду все это было случайным стечением обстоятельств... но вы твердо стояли на своем.
Я хмыкнул.
— Само по себе это ничего не значило... просто еще одна мелочь к общей куче. Это страница из его записной книжки, которую Юрий Шулицкий послал Кропоткину. Вы помните, как она выглядела? Вся изрисована закорючками. А при каких обстоятельствах большинство людей так ведет себя? Когда слушают или ждут. Скажем, когда ожидают ответа по телефону. Если помните, внизу страницы были какие-то буквы и цифры. «DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950». Ладно... на первый взгляд они показались мне ничего не значащими, но вчера, пока мы катались по Москве, я подумал, что... Представьте себе, что Малкольм рисует закорючки, ожидая что-то с такими номерами. Затем мы проехали станцию метро, я подумал о поездах... и вся эта чертовщина неожиданно прояснилась.
«DЕР РЕТ 1855, К's С, 1950» должно было означать «Dераrt Реterborough 18.55», а «К's С, 1950» означало время прибытия на Кинг-Кросский вокзал. Он звонил узнать расписание поездов.
— Но почему вы расшифровали сокращения именно так? — с любопытством спросил Стивен.
— Питерборо — ближайшая станция к Бергли.
— Значит, — медленно сказал Йен, — Бориc подслушал в поезде из Бергли в Лондон переговоры Малкольма с его друзьями о продаже товара...
— Мне это показалось вполне возможным, — ответил я. — Вернее, наиболее вероятным. И на том же самом листе бумаги, скорее всего дожида ясь ответа железнодорожной справочной, ведь иной раз их приходится ждать веками, Малкольм написал имя Джонни Фаррингфорда как кандидата на знакомство с «Алешей». Я не знаю, хорошо ли Херрик знал Джонни, но он не любил его. В разговоре он назвал Джонни дерьмом.
— Но как он мог дать кому-то столь компрометирующую бумагу? — удивился Стивен. — Неужели он был настолько глуп?
Я потряс головой.
— Бумажка попала ко мне лишь благодаря невероятно удачному стечению обстоятельств. Столь же невероятным оказалось то, что я смог понять записи.
А для Малкольма это были просто бессмысленные каракули, клочок бумаги, годный лишь на то, чтобы выбросить его... или дать кому-нибудь для таких же случайных записей.
— Как ваш кашель? — сменил тему Стивен.
— Чертовски скверно. Что вы скажете насчет ленча?
Нас было трое, поэтому мы заняли отдельный столик рядом с моим прежним, за которым все так же сидели Уилкинсоны и Фрэнк.
Йен милостиво взирал на Фрэнка.
— Сохранился ли статус-кво в ваших с ним отношениях? — негромко спросил он меня.
— Вы имеете в виду, знает ли он, что я о нем знаю? — уточнил я. Нет, не знает. Знает ли он, что вы знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36