– Дело в том, что я старался сам убить все те жертвы, которые мы нашли. – Видя, что помощник не понял, Эберлайн счел должным пояснить свою мысль. – Я влезал в шкуру убийцы. Я старался думать, как он, выбирать и выслеживать добычу, как он, убивать, как он. Я все старался делать, как делал бы Джек Потрошитель. Вот тогда-то я и выбрал среди подозреваемых того, кто больше всех похож на меня. Теперь понятно?
Сержант испуганно посмотрел на начальника и перевел взгляд на окно кареты, освещаемое желтыми лучами газовых фонарей.
* * *
Я часто думал о том, почему я в тот день не бросился вдогонку за своей любовью. Если бы я сразу, не раздумывая, отправился вон из главного зала следом за красавицей Долорес, тетей Аделаидой и дедулей, а не мешкал, взвешивая все за и против этого смелого поступка, то, наверное, все бы в моей жизни случилось по-другому. Но я не совершил этого. Почему, спросите вы? Мне кажется, все дело в том, какие зерна заложены в нас. Эти зерна передаются из поколения в поколение, и именно они определяют, отправимся ли мы следом за любимыми и любящими нас наперекор судьбе или же останемся с равнодушными, но имеющими над нами материальную власть. В них, в этих зернах, сокрыты все наши поступки, все то, что делали наши деды и прадеды. Я только лишь добавил от себя несколько дополнительных штрихов. И если ты в своей жизни резал по ночам женщин и детей, вспарывал им животы и раскладывал на тротуаре их внутренности, чтобы посмотреть, прав ли был поэт, когда говорил, что кровь при свете полной луны кажется черной, словно траурная вуаль женщины, то это было заложено в зернах. Сын столяра из Ист-Энда никогда не войдет в аристократический салон где-нибудь в Западном Лондоне, а если и войдет, то только с одной целью – услужить. Порченые зерна не дадут плебеям из восточных окраин занять достойное место в жизни, таково мое мнение. Хотя в последние дни я склонен сомневаться в этом, особенно следя за успехами инспектора Скотленд-Ярда Фредерика Эберлайна.
Но продолжим наши воспоминания. Мои студенческие годы – это самое прекрасное время. Я всегда вспоминал о них с нескрываемой сентиментальностью. Что ж, так уж устроен человек, он всегда забывает о плохом и помнит только хорошее. И чем больше лет проходит, тем больше река времени размывает песчаный берег памяти, унося всю грязь, нанесенную иными силами. Я плохо помню то счастливое время. В памяти всплывают лишь бесконечные игры в регби, шумные диспуты в клубе, жаркие споры, веселые вылазки в город и многое, многое другое.
По обрывкам памяти я и буду восстанавливать события тех лет. Помню, что в университете возникла спонтанная мода на трости. Их носили все: от юных студентов до солидных преподавателей. Кстати, трость была не только удобным инструментом при ходьбе и предметом шика, но и давала возможность чувствовать себя увереннее на улице. У нас частенько происходили стычки со студентами других учебных заведений, случайно забредавшими в университетскую часть Оксфорда. Уж не знаю, каким образом они оказывались в наших краях, однако же для истинного джентльмена не было более достойного занятия, нежели хорошенько отходить тростью невежду, осмелившегося здесь, в нашем присутствии, носить шейный платок или галстук другого университета. В то время мы активно враждовали с итонцами, тем более что они в последнем чемпионате университетов выиграли у нас финал по регби. Мы старательно отлавливали случайно оказавшихся на нашей территории студентов этого учебного заведения и всячески издевались над ними.
Джимбо однажды приволок за волосы одного такого юнца в помещение клуба. Мы как раз горячо спорили, следует ли проводить обструкцию очередной лекции преподавателя античной истории, столь бездарно читавшего, что мухи, случайно оказавшиеся в аудитории, тут же засыпали, услышав его противное бормотание, пересыпаемое неисчислимым количеством латинских и греческих цитат. Преподаватель настолько нам надоел, что мы хотели освистать и захлопать его очередную лекцию, как вдруг в комнату ворвался Джордж Мюррей-младший, за волосы таща за собой отчаянно барахтающегося юнца.
– Смотрите-ка, кого я выловил в нашем пруду! – гордо воскликнул он, цитируя Шекспира и подтолкнув в самый центр образованного нами круга свою жертву.
Мы все столпились вокруг пленника. Было заметно, что Джордж, прежде чем доставить его в клуб, хорошенько обработал его тростью. Сквозь порванную ткань рубашки проступали свежие кровоточащие рубцы, губы были разбиты и опухли, а из носа тоненькой струйкой стекала на слабовольный подбородок кровь. Штаны были порваны на коленях, куртки же или сюртука не было вовсе. Видимо, жертва утеряла часть своего гардероба в процессе битвы. Хотя битвой сие назвать было бы никак нельзя, так как Джимбо возвышался над ним почти на голову.
– Это сын торговца сукном, – объявил один из членов клуба. – Я его знаю. Его отец, богач, захотел, чтобы сын стал сэром, и отправил учиться в университет.
Пленник сидел, поджав под себя ноги, и испуганно озирался, переводя взгляд своих донельзя испуганных глаз с одного на другого. Мы же столпились вокруг него плотным кольцом, возвышаясь над ним со злорадными усмешками:
– Так, юный сэр, – притворно вежливо обратился к жертве Джордж. – Расскажите-ка, да поживее, какое учебное заведение вы представляете.
– Итон, – пискнул юнец.
– Итон! – воскликнул сэр Мюррей-младший и залился таким смехом, словно он доселе не слышал ничего более смешного. – Нет, вы только посмотрите на этого наглеца! Говорить в присутствии достойных людей таким тоном о таком учебном заведении, да еще в их же клубе, куда вы, сэр, кстати, ворвались без приглашения, – это ли не наглость?
Юнец захлопал глазами и внезапно разразился слезами.
– Стыдно, сэр, – сказал стоявший подле меня Малыш Саймон. – Вы не только не знакомы с манерами, но еще и ведете себя, как девчонка!
Эти слова натолкнули меня на неожиданную мысль. Мысль породила желание, которое заставило мои члены задрожать, а сердце – застучать в два раза быстрее обычного.
– Джентльмены, – обратился я к присутствующим, – а вам не кажется, что перед нами и есть самая настоящая девчонка?
Немногочисленные члены клуба с удивлением воззрились на меня. Джимбо, первым догадавшийся о задуманном мною развлечении, зло ухмыльнулся.
– А ведь и правда! – воскликнул он, толкая носком сапога пленника в грудь. – Вылитая девчонка! Джек прав.
– Тогда на каком же основании она носит галстук Итонского университета? – задал логичный вопрос Малыш Саймон, кивая на шею юнца, на которой болталось наглядное подтверждение того, что жертва прибыла к нам из лагеря противника.
– Думаю, нам надо устроить суд, – «здраво» рассудил я.
– Да! – тут же подхватил сэр Мюррей-младший, потирая руки в предвкушении развлечения. – Это будет самый честный и справедливый суд.
Услышав из уст своего мучителя такие речи, жертва не только не обрадовалась, но скорее, наоборот, опечалилась новому повороту событий.. Однако же никому не было дела до того, что думает пленник. Члены клуба быстро расставили стулья, установили трибуну, стол для судьи, напротив которого поставили скамью для подсудимого. Пару первокурсников послали в университетский паб за пивом и закусками. Предполагалось, что прения и дебаты будут долгими, а потому мы смело выделили деньги из кассы клуба на пропитание, дабы развлекаться в полное свое удовольствие.
Естественно, что я был единогласно избран судьей. Ведь это мне принадлежала замечательная идея. Джордж очень хотел быть адвокатом плененного им итонца, однако члены клуба, посовещавшись, решили, что он не станет достойно защищать подобное ничтожество, а потому может испортить представление. После коротких дебатов Джимбо был избран обвинителем, а адвокатом – Малыш Саймон. Мой бывший бой чрезвычайно возгордился доверенной ему ролью и даже шепнул понуро сидевшему на скамье подсудимому, что еще рано отчаиваться, у него, дескать, с судьей отличные отношения. Остальные члены клуба должны были представлять присяжных заседателей.
Да, давненько у нас не было такого замечательного представления. Как только в комнату внесли угощение, мы приступили к заседанию. Первым выступил обвинитель.
Джимбо встал у трибуны, строгий и надменный, каковым он обычно становился, когда дело касалось вещей серьезных, и начал речь. Вначале сэр Джордж Мюррей-младший коснулся недавнего проигрыша нашей команды по регби. Напомнив членам Оксфордского клуба о горечи, которую все мы испытали от победы Итонского университета, обвинитель заявил, что в Итон поступают лишь самые тупоголовые и низкородные студенты, не принятые в славные стены Оксфорда. Примером сего, пока что живым, заметил Джимбо, значительно поглядев на жертву, вжавшуюся от его взгляда в скамью, может служить пленник, недавно пойманный на территории студенческого городка.
– Не знаю, можем ли мы называть это создание человеком мужского пола! – громко произнес обвинитель. – Судя по тому, как оно себя ведет, – это женщина!
Члены клуба злобно заулюлюкали.
– Я обвиняю подсудимого по следующим пунктам, – сказал Джимбо. – Во-первых, он или, точнее, она не имела права появляться на территории величайшего из университетов мира, представляя университет противника. Во-вторых, я обвиняю подсудимого в том, что команда его университета выиграла финал у нашей команды. И в-третьих, я обвиняю подсудимого в том, что это лицо женского рода выдает себя за мужчину, мало того, за джентльмена. Я прошу суд вынести справедливое решение и примерно наказать подсудимого.
– Какое же наказание вы предлагаете? – спросил я.
– Смертную казнь! – воскликнул Мюррей-младший.
Члены клуба разразились бурными аплодисментами. Пленник закатил глаза и упал в обморок.
– Вот видите, это самая настоящая баба, – со смехом сказал Джордж, указывая на валявшегося у скамьи итонца, которого Малыш Саймон старался привести в чувство ладонью по щекам.
Как только подсудимый пришел в себя, адвокат начал защитную речь. Малыш Саймон в самых теплых красках описал безоблачное детство подсудимого, даже и не предполагавшего, что он может стать не достойным оксфордцем, а проклинаемым всеми итонцем. Отсюда адвокат сделал логический вывод, что подсудимый не виноват в том, что родители уготовили своему чаду ужасную судьбу.
– Скажите, подсудимый, вы играете в регби? – с нарочитой небрежностью спросил у жертвы Саймон.
Тот отрицательно покачал головой:
– Нет.
Джимбо тотчас же подскочил к несчастному и со всего маху закатил ему здоровенную затрещину, вновь свалившую пленного со скамьи.
– Как ты разговариваешь с представителем суда! Надо прибавлять «сэр», – пояснил он свои действия.
Малыш Саймон, не обращая на избиение обвиняемого никакого внимания, повторил вопрос:
– Вы играете в регби?
– Нет, сэр.
– Болеете за команду Итонского университета?
– Нет, сэр.
– Вот видите, – радостным тоном заключил адвокат. – Подсудимый не имеет никакого отношения к проигрышу нашей команды. Итак, я только что сумел отмести два из трех пунктов обвинения. Мой подзащитный не виноват в том, что он учится в Итоне, и в том, что наша команда случайно проиграла в регби. К сожалению, я не могу защитить его от третьего пункта, так как он неоспорим.
Закончив выступление, Малыш Саймон под аплодисменты, более касавшиеся его театрального таланта, нежели блестящей защиты, вежливо поклонился присяжным заседателям и уселся на свое место. Настала моя очередь.
– Я думаю, что выскажу общее мнение наших дорогих присяжных заседателей, – я обвел взглядом членов клуба, – если сразу без дополнительных прений объявлю решение суда.
Члены клуба согласно закивали головами, в нетерпении ожидая, чем же закончится импровизированное судилище или, скорее, игра в суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Сержант испуганно посмотрел на начальника и перевел взгляд на окно кареты, освещаемое желтыми лучами газовых фонарей.
* * *
Я часто думал о том, почему я в тот день не бросился вдогонку за своей любовью. Если бы я сразу, не раздумывая, отправился вон из главного зала следом за красавицей Долорес, тетей Аделаидой и дедулей, а не мешкал, взвешивая все за и против этого смелого поступка, то, наверное, все бы в моей жизни случилось по-другому. Но я не совершил этого. Почему, спросите вы? Мне кажется, все дело в том, какие зерна заложены в нас. Эти зерна передаются из поколения в поколение, и именно они определяют, отправимся ли мы следом за любимыми и любящими нас наперекор судьбе или же останемся с равнодушными, но имеющими над нами материальную власть. В них, в этих зернах, сокрыты все наши поступки, все то, что делали наши деды и прадеды. Я только лишь добавил от себя несколько дополнительных штрихов. И если ты в своей жизни резал по ночам женщин и детей, вспарывал им животы и раскладывал на тротуаре их внутренности, чтобы посмотреть, прав ли был поэт, когда говорил, что кровь при свете полной луны кажется черной, словно траурная вуаль женщины, то это было заложено в зернах. Сын столяра из Ист-Энда никогда не войдет в аристократический салон где-нибудь в Западном Лондоне, а если и войдет, то только с одной целью – услужить. Порченые зерна не дадут плебеям из восточных окраин занять достойное место в жизни, таково мое мнение. Хотя в последние дни я склонен сомневаться в этом, особенно следя за успехами инспектора Скотленд-Ярда Фредерика Эберлайна.
Но продолжим наши воспоминания. Мои студенческие годы – это самое прекрасное время. Я всегда вспоминал о них с нескрываемой сентиментальностью. Что ж, так уж устроен человек, он всегда забывает о плохом и помнит только хорошее. И чем больше лет проходит, тем больше река времени размывает песчаный берег памяти, унося всю грязь, нанесенную иными силами. Я плохо помню то счастливое время. В памяти всплывают лишь бесконечные игры в регби, шумные диспуты в клубе, жаркие споры, веселые вылазки в город и многое, многое другое.
По обрывкам памяти я и буду восстанавливать события тех лет. Помню, что в университете возникла спонтанная мода на трости. Их носили все: от юных студентов до солидных преподавателей. Кстати, трость была не только удобным инструментом при ходьбе и предметом шика, но и давала возможность чувствовать себя увереннее на улице. У нас частенько происходили стычки со студентами других учебных заведений, случайно забредавшими в университетскую часть Оксфорда. Уж не знаю, каким образом они оказывались в наших краях, однако же для истинного джентльмена не было более достойного занятия, нежели хорошенько отходить тростью невежду, осмелившегося здесь, в нашем присутствии, носить шейный платок или галстук другого университета. В то время мы активно враждовали с итонцами, тем более что они в последнем чемпионате университетов выиграли у нас финал по регби. Мы старательно отлавливали случайно оказавшихся на нашей территории студентов этого учебного заведения и всячески издевались над ними.
Джимбо однажды приволок за волосы одного такого юнца в помещение клуба. Мы как раз горячо спорили, следует ли проводить обструкцию очередной лекции преподавателя античной истории, столь бездарно читавшего, что мухи, случайно оказавшиеся в аудитории, тут же засыпали, услышав его противное бормотание, пересыпаемое неисчислимым количеством латинских и греческих цитат. Преподаватель настолько нам надоел, что мы хотели освистать и захлопать его очередную лекцию, как вдруг в комнату ворвался Джордж Мюррей-младший, за волосы таща за собой отчаянно барахтающегося юнца.
– Смотрите-ка, кого я выловил в нашем пруду! – гордо воскликнул он, цитируя Шекспира и подтолкнув в самый центр образованного нами круга свою жертву.
Мы все столпились вокруг пленника. Было заметно, что Джордж, прежде чем доставить его в клуб, хорошенько обработал его тростью. Сквозь порванную ткань рубашки проступали свежие кровоточащие рубцы, губы были разбиты и опухли, а из носа тоненькой струйкой стекала на слабовольный подбородок кровь. Штаны были порваны на коленях, куртки же или сюртука не было вовсе. Видимо, жертва утеряла часть своего гардероба в процессе битвы. Хотя битвой сие назвать было бы никак нельзя, так как Джимбо возвышался над ним почти на голову.
– Это сын торговца сукном, – объявил один из членов клуба. – Я его знаю. Его отец, богач, захотел, чтобы сын стал сэром, и отправил учиться в университет.
Пленник сидел, поджав под себя ноги, и испуганно озирался, переводя взгляд своих донельзя испуганных глаз с одного на другого. Мы же столпились вокруг него плотным кольцом, возвышаясь над ним со злорадными усмешками:
– Так, юный сэр, – притворно вежливо обратился к жертве Джордж. – Расскажите-ка, да поживее, какое учебное заведение вы представляете.
– Итон, – пискнул юнец.
– Итон! – воскликнул сэр Мюррей-младший и залился таким смехом, словно он доселе не слышал ничего более смешного. – Нет, вы только посмотрите на этого наглеца! Говорить в присутствии достойных людей таким тоном о таком учебном заведении, да еще в их же клубе, куда вы, сэр, кстати, ворвались без приглашения, – это ли не наглость?
Юнец захлопал глазами и внезапно разразился слезами.
– Стыдно, сэр, – сказал стоявший подле меня Малыш Саймон. – Вы не только не знакомы с манерами, но еще и ведете себя, как девчонка!
Эти слова натолкнули меня на неожиданную мысль. Мысль породила желание, которое заставило мои члены задрожать, а сердце – застучать в два раза быстрее обычного.
– Джентльмены, – обратился я к присутствующим, – а вам не кажется, что перед нами и есть самая настоящая девчонка?
Немногочисленные члены клуба с удивлением воззрились на меня. Джимбо, первым догадавшийся о задуманном мною развлечении, зло ухмыльнулся.
– А ведь и правда! – воскликнул он, толкая носком сапога пленника в грудь. – Вылитая девчонка! Джек прав.
– Тогда на каком же основании она носит галстук Итонского университета? – задал логичный вопрос Малыш Саймон, кивая на шею юнца, на которой болталось наглядное подтверждение того, что жертва прибыла к нам из лагеря противника.
– Думаю, нам надо устроить суд, – «здраво» рассудил я.
– Да! – тут же подхватил сэр Мюррей-младший, потирая руки в предвкушении развлечения. – Это будет самый честный и справедливый суд.
Услышав из уст своего мучителя такие речи, жертва не только не обрадовалась, но скорее, наоборот, опечалилась новому повороту событий.. Однако же никому не было дела до того, что думает пленник. Члены клуба быстро расставили стулья, установили трибуну, стол для судьи, напротив которого поставили скамью для подсудимого. Пару первокурсников послали в университетский паб за пивом и закусками. Предполагалось, что прения и дебаты будут долгими, а потому мы смело выделили деньги из кассы клуба на пропитание, дабы развлекаться в полное свое удовольствие.
Естественно, что я был единогласно избран судьей. Ведь это мне принадлежала замечательная идея. Джордж очень хотел быть адвокатом плененного им итонца, однако члены клуба, посовещавшись, решили, что он не станет достойно защищать подобное ничтожество, а потому может испортить представление. После коротких дебатов Джимбо был избран обвинителем, а адвокатом – Малыш Саймон. Мой бывший бой чрезвычайно возгордился доверенной ему ролью и даже шепнул понуро сидевшему на скамье подсудимому, что еще рано отчаиваться, у него, дескать, с судьей отличные отношения. Остальные члены клуба должны были представлять присяжных заседателей.
Да, давненько у нас не было такого замечательного представления. Как только в комнату внесли угощение, мы приступили к заседанию. Первым выступил обвинитель.
Джимбо встал у трибуны, строгий и надменный, каковым он обычно становился, когда дело касалось вещей серьезных, и начал речь. Вначале сэр Джордж Мюррей-младший коснулся недавнего проигрыша нашей команды по регби. Напомнив членам Оксфордского клуба о горечи, которую все мы испытали от победы Итонского университета, обвинитель заявил, что в Итон поступают лишь самые тупоголовые и низкородные студенты, не принятые в славные стены Оксфорда. Примером сего, пока что живым, заметил Джимбо, значительно поглядев на жертву, вжавшуюся от его взгляда в скамью, может служить пленник, недавно пойманный на территории студенческого городка.
– Не знаю, можем ли мы называть это создание человеком мужского пола! – громко произнес обвинитель. – Судя по тому, как оно себя ведет, – это женщина!
Члены клуба злобно заулюлюкали.
– Я обвиняю подсудимого по следующим пунктам, – сказал Джимбо. – Во-первых, он или, точнее, она не имела права появляться на территории величайшего из университетов мира, представляя университет противника. Во-вторых, я обвиняю подсудимого в том, что команда его университета выиграла финал у нашей команды. И в-третьих, я обвиняю подсудимого в том, что это лицо женского рода выдает себя за мужчину, мало того, за джентльмена. Я прошу суд вынести справедливое решение и примерно наказать подсудимого.
– Какое же наказание вы предлагаете? – спросил я.
– Смертную казнь! – воскликнул Мюррей-младший.
Члены клуба разразились бурными аплодисментами. Пленник закатил глаза и упал в обморок.
– Вот видите, это самая настоящая баба, – со смехом сказал Джордж, указывая на валявшегося у скамьи итонца, которого Малыш Саймон старался привести в чувство ладонью по щекам.
Как только подсудимый пришел в себя, адвокат начал защитную речь. Малыш Саймон в самых теплых красках описал безоблачное детство подсудимого, даже и не предполагавшего, что он может стать не достойным оксфордцем, а проклинаемым всеми итонцем. Отсюда адвокат сделал логический вывод, что подсудимый не виноват в том, что родители уготовили своему чаду ужасную судьбу.
– Скажите, подсудимый, вы играете в регби? – с нарочитой небрежностью спросил у жертвы Саймон.
Тот отрицательно покачал головой:
– Нет.
Джимбо тотчас же подскочил к несчастному и со всего маху закатил ему здоровенную затрещину, вновь свалившую пленного со скамьи.
– Как ты разговариваешь с представителем суда! Надо прибавлять «сэр», – пояснил он свои действия.
Малыш Саймон, не обращая на избиение обвиняемого никакого внимания, повторил вопрос:
– Вы играете в регби?
– Нет, сэр.
– Болеете за команду Итонского университета?
– Нет, сэр.
– Вот видите, – радостным тоном заключил адвокат. – Подсудимый не имеет никакого отношения к проигрышу нашей команды. Итак, я только что сумел отмести два из трех пунктов обвинения. Мой подзащитный не виноват в том, что он учится в Итоне, и в том, что наша команда случайно проиграла в регби. К сожалению, я не могу защитить его от третьего пункта, так как он неоспорим.
Закончив выступление, Малыш Саймон под аплодисменты, более касавшиеся его театрального таланта, нежели блестящей защиты, вежливо поклонился присяжным заседателям и уселся на свое место. Настала моя очередь.
– Я думаю, что выскажу общее мнение наших дорогих присяжных заседателей, – я обвел взглядом членов клуба, – если сразу без дополнительных прений объявлю решение суда.
Члены клуба согласно закивали головами, в нетерпении ожидая, чем же закончится импровизированное судилище или, скорее, игра в суд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34