На мощенном кирпичом дворе керамической фабрики мальчишки играли в футбол. А что, если отец с матерью прячутся сейчас за печами для обжига? Может быть, они так же, как и лагерная верхушка, хотят, чтобы Джим отсюда уехал, потому что испугались мух и той болезни, которую он привез с собой из Шанхая.
Джим помог Бейси и доктору Рэнсому глотнуть воды, а потом сел на противоположную скамью. Он повернулся к лагерю спиной — к интернированным британцам и к их детям. Все, на что он мог надеяться, теперь было связано с расстилавшимся перед ним пейзажем, со всеми его прошлыми и будущими войнами. На душе у него стало вдруг необычайно легко, не оттого, что родители от него отказались, а оттого, что он заранее знал, что так и будет, и теперь ему было на это плевать.
19
Взлетно-посадочная полоса
Примерно за час до наступления сумерек они въехали в район интенсивных боевых действий времен японо-китайской войны, в девяти милях южнее Шанхая. Над землей висело послеполуденное марево, словно возвращая солнцу малую толику той силы, которую оно истратило на здешние ко всему безразличные поля. Пейзаж, переполненный траншеями и дотами, казалось, сам собой выскакивал у Джима из головы. На пересечении Шанхайской и Ханчжоуской дорог стоял танк, похожий на снабженную гусеницами китайскую хибару, и внутрь, сквозь открытые люки, прожектором светило солнце. Траншеи рыскали меж погребальных холмов: лабиринт, сам в себе заплутавший.
За перекрестком через канал был перекинут легкий деревянный мостик. Сваи, из которых дожди давно уже успели вымыть всякое воспоминание о смоле, были мягкими, как пемза. Водитель свернул карту и принялся обмахиваться брезентовой планшеткой, не рискуя довериться этим сгнившим более чем наполовину бревнам. Госпожа Хаг и английская чета сидели в задней части кузова, и их тени привольно раскинулись по белым прямоугольникам высохших рисовых делянок. Джим смахнул мух с лица у доктора Рэнсома и осторожно потрепал его по голове. Он представил себя такой вот тенью, черным ковром, который бросили на уставшую жить землю. В миле к югу, между погребальными курганами, выстроились в ряд, хвостами к нему, самолеты, — как рыбья кость торчит зубцами вверх, в темнеющее небо. Джим пригляделся повнимательней и узнал брусковатые фюзеляжи и радиальные двигатели. Это были брустеровские «Баффало» разновидность американских истребителей, которым нечего и тягаться с истребителями японскими.
Неужто именно здесь, среди погребальных курганов, американские самолеты ждали часа, когда можно будет еще раз пролететь перед его горячечным взором? Впрочем, водитель-японец тоже увидел эти самолеты. Он отшвырнул недокуренную сигарету и что-то крикнул охраннику, который незадолго до этого спрыгнул с грузовика и теперь пробовал на прочность гнилые сваи моста.
— Лунхуа… Лунхуа!…
Мотор завелся, и на перекрестке водитель свернул на восток, взяв курс на далекий аэродром.
— Мы едем на аэродром Лунхуа, доктор Рэнсом, — сказал Джим себе между колен. Врач лежал на полу рядом с Бейси и отцом голландки и смотрел на Джима своим единственным глазом. — Там стоят брустеровские «Баффало» — наверное, американцы уже успели выиграть войну.
Джим подставил лицо теплому встречному ветру. Они подъезжали к военному аэродрому, к самому большому летному полю с травяным покрытием, которое Джим видел в районе Шанхая. Еще там были три металлических ангара и машиностроительная мастерская, устроенная на месте бывшей автостоянки возле пагоды Лунхуа. На макадамовых дорожках возле ангаров выстроились десятки самолетов, скоростных истребителей какой-то новейшей модификации. У края поля и в самом деле стояли три «Баффало» с закрашенными американскими опознавательными знаками. Группа саперов при помощи мощного крана поднимала на верхнюю площадку каменной пагоды зенитную установку.
Водитель остановился у контрольно-пропускного пункта, оборудованного укрепленной огневой позицией. Солдаты прохаживались взад-вперед в наступающих сумерках, а капрал говорил по полевому телефону. Им махнули рукой, разрешив въезд, и указали на дорогу, идущую по периметру аэродрома. Глубокие выбоины и колеи были забросаны соломенными циновками, которые только что прошедшая колонна грузовиков со строительным камнем уже успела переместить и превратить в сечку. В хвосте колонны переваливалась с боку на бок машина с грузом кровельной черепицы, снятой с домов в Старом Городе.
По периметру аэродрома, вдоль дороги, ходили патрули — пара солдат с полным боекомплектом, примкнутые штыки режут сумеречный воздух. На самом краю летного поля стояли два одномоторных транспортных самолета. Японский летчик, окруженный группой наземного персонала, о чем-то говорил с двумя офицерами в выходной форме. Летчик указал офицерам на проезжавший мимо грузовик, и Джиму пришло в голову, что его с Бейси и доктором Рэнсомом могут прямо сейчас отправить из Шанхая воздухом в Японию или в Гонконг, и там-то он как раз и встретит родителей.
Джим ждал, что грузовик остановится возле самолетов, но водитель поехал дальше, вдоль южного периметра аэродрома. Ровная, покрытая гладкой травой лужайка осталась позади, уступив место кочковатому, заросшему диким сахарным тростником пустырю. Они пересекли русло пересохшего ирригационного канала и вслед за грузовиком с черепицей въехали в узкую лощину, на обоих скатах которой высились дремучие заросли крапивы. Военные грузовики из шедшей впереди колонны принялись вываливать из кузовов на землю строительный и бутовый камень, и в воздухе стало не продохнуть от густой пепельно-белой пыли. Лощину охраняли солдаты и полиция военно-воздушных сил: с винтовками на изготовку, в мундирах, выбеленных пылью.
Японцы наблюдали за сотнями пленных китайских солдат в рваных мундирах, которые брали на отвале черепицу и булыжник и укладывали их в основание будущей бетонной взлетно-посадочной полосы. Даже в сумерках и даже после пережитых за последние несколько месяцев невзгод Джим не мог не обратить внимания на то, в каком ужасающем состоянии были эти пленные китайцы. Многие явно были уже на полпути на тот свет. Они сидели, совершенно голые, среди вытоптанной крапивы, держа в руках единственную черепицу, как если бы то был осколок кружки для сбора подаяний. Другие кое-как взбирались по пологому откосу на край летного поля, прижав к груди плетеные корзины с камнем.
Грузовик остановился у отвала. Звякнули цепи; задний борт упал. Первым на землю спрыгнул охранник, за ним — госпожа Хаг и английская пара. Доктор Рэнсом с трудом привстал на колени, опершись обеими руками на скамью: его мосластое тело двигалось как бы само по себе.
— Ну, вот и ладно, Джим, давай-ка перебираться на новые квартиры. Помоги миссис Хаг. Бейси, мальчики…
Ноги его не слушались, но он все-таки умудрился поднять с пола Бейси. Лицо бывшего стюарда уже успело покрыться слоем талька: нежная женственная кожа того самого оттенка, который Джим впервые увидел на погребальном пирсе в Нантао. Опершись о плечо Джима, Бейси зашаркал по волглым доскам кузова к заднему борту.
Они слезли все и сгрудились в кучку в облаке белой пыли возле отвала. Госпожа Хаг села рядом с отцом на кучу булыжника, взяв обоих мальчиков за руки. Пленные китайцы наполняли корзины и, перед тем как поднять очередной груз, плевали на камни. Когда они взбирались по истоптанному неровному откосу наверх, к будущей взлетно-посадочной полосе, их выбеленные известняковой пылью фигурки, казалось, освещали быстро темнеющий воздух.
Вокруг молча стояли и наблюдали за работой солдаты-японцы. Чуть в стороне, футах в пятидесяти, возле свежевырытой в зарослях крапивы ямы, сидели на бамбуковых стульях двое сержантов. Их башмаки и земля у них под ногами были перепачканы известью.
Джим подобрал с земли серую керамическую плитку. Японцам, казалось, не было никакого дела до того, собираются они здесь работать или нет, но Бейси уже держал в обеих руках небольшой булыжник. Джим пошел к взлетно-посадочной вслед за голым китайским солдатом. Он выбрался наверх и пошел дальше, по неровной изрытой земле. Китайцы высыпали из корзин камень и возвращались к отвалу. Джим тоже положил свою черепицу в неглубокую, уходящую через все летное поле в наплывающий ночной сумрак траншею, уже наполовину наполненную камнями и битым кирпичом. Бейси на ходу толкнул его и уронил ему под ноги камень. Он стоял, покачиваясь, в полумгле и пытался отряхнуть с ладоней мелкую меловую пыль — как пудру.
Позади, возле отвала, стояли доктор Рэнсом, госпожа Хаг и английская пара. Доктор пытался что-то втолковать японскому солдату, который указывал рукой на взлетно-посадочную полосу. Перехватив винтовку одной рукой, солдат нагнулся, поднял с отвала черепицу и сунул ее в руки доктору Рэнсому.
Джим не торопился уходить обратно вниз. Он смотрел в темноту вдоль белой поверхности взлетно-посадочной полосы, вспоминал, как водоворотами закручивалась у него за спиной трава на аэродроме в Хуньджяо, и пытался представить себе, как бежит по траве волна турбулентности вслед за взлетающим «Баффало». Он обернулся к стоявшим у окружной дороги транспортным самолетам. Летчик и оба офицера шли по траве к взлетно-посадочной полосе. Потом они остановились на покрытом полузасохшей грязью краю откоса и стали, пересмеиваясь между собой, наблюдать за тем, как идет работа. Их начищенные кокарды и поясные бляхи сияли в полумраке, совсем как драгоценности на тех европейцах, которые ездили в район Хуньджяо взглянуть на места, где совсем недавно шли бои.
Джим шагнул в траву, оставив за спиной облака пыли и цепочки изможденных китайцев. Ему хотелось в последний раз посмотреть на самолеты, постоять в тени широко раскинутых крыльев. Он знал, что живыми китайцы отсюда не выберутся, и что кости этих голодающих людей станут ложем для очередной взлетно-посадочной полосы, и на них будут садиться японские бомбардировщики. А сами они отправятся в яму, где их поджидают сержанты с «маузерами» и в перепачканных негашеной известью башмаках. И он сам, и Бейси, и доктор Рэнсом, немного потаскав камни, закончат свой путь все в той же яме.
На фюзеляжах самолетов погас последний отблеск заката, но Джим чуял в свежем ночном воздухе запах моторов. Он полной грудью вдохнул аромат машинного масла и смазочно-охлаждающей эмульсии. Голоса, белые тела китайских солдат, выложенная из человеческих костей взлетно-посадочная полоса — все куда-то исчезло, потесненное этим запахом. Он заглушил и молодого японского пилота в летном костюме, который что-то кричал сержантам у ямы и указывал на Джима пальцем. Джим очень надеялся, что его родители уже умерли, и теперь им хорошо и покойно. Отряхивая на ходу с блейзера известковую пыль, он бежал к единственно надежному укрытию, к самолетам, готовясь рухнуть в широкие объятия крыльев.

ЧАСТЬ II
20
Лагерь Лунхуа
Голоса бродили между тихо бормочущей на ветру колючей проволокой, прорываясь сквозь монотонный перебор, — как ключевые ноты мелодии под пальцами арфиста. Джим лежал в пятидесяти футах за ограждением, в высокой траве, рядом с силками на фазана. Он слышал, как спорят о чем-то двое часовых, совершающих свой ежечасный обход по периметру лагеря. Теперь, когда налеты американской авиации перестали быть чем-то из ряда вон выходящим, японские солдаты больше не забрасывали винтовок за плечо. Они держали свои длинностволки обеими руками и стали такими нервными, что, если бы заметили сейчас Джима за лагерной оградой, застрелили бы прямо на месте, ни секунды не задумываясь.
Джим лежал и смотрел на них сквозь раскинутую сеть силков. Только вчера они застрелили кули-китайца, который пытался пробраться в лагерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57