Придет время, и не будет больше кинохроники.
В последние несколько недель перед тем, как отплыть вместе с матерью на «Арраве» в Англию, Джим часто думал о молодом японском летчике, которого он воскресил из мертвых. Теперь он уже не был до конца уверен, что это тот самый летчик, который скормил ему манго. Очень может быть, что этот юноша как раз был при смерти и очнулся, когда Джим завозился рядом в траве. И, тем не менее, имела место определенная цепь событий, и может так случиться, что с ходом времени из мертвых воскреснут и другие люди. Миссис Винсент и ее муж умерли после обратного перехода от стадиона вглубь материка, вдалеке от Шанхая, в какой-то маленькой деревушке на юго-западе. Но Джим мог помочь оставшимся в больничке заключенным. А Бейси, он что, умер во время нападения на стадион, чуть-чуть не добравшись до золоченых нимф президентской ложи? Или они с лейтенантом Прайсом по-прежнему скитаются по долине Янцзы в «бьюике» бывшего генерала-коллаборациониста и ждут, когда третья по счету война опять вернет их к жизни?
Родителям Джим ничего об этом не рассказывал. Не стал он особо доверяться и доктору Рэнсому, который открыто подозревал Джима в том, что тот решил и после перемирия остаться в лагере Лунхуа, чтобы по-прежнему играть в свои игры, замешенные на войне и смерти. Джим помнил свое возвращение в дом на Амхерст-авеню и родителей, которые встретили его в саду в шезлонгах — слабыми улыбками. Трава у пересохшего бассейна разрослась так, что скрывала их чуть ли не с головой, и Джим тут же вспомнил густые заросли крапивы, в которых лежали мертвые японские летчики. Пока доктор Рэнсом в своем американском мундире неловко стоял на веранде, Джим хотел было объяснить родителям, сколько всякого они с доктором пережили вместе, но у отца с матерью позади была своя собственная война.
Они были очень рады Джиму, но за прошедшие годы сильно постарели и стали какие-то… не от мира сего.
Джим прошелся по причалу, возле которого стояла «Аррава», глядя вверх, на мерцающую над головами у толпы кинохронику. Второй экран, перед «Палас-отелем», опустел, и образы салютующих армий и танковых атак сменились прямоугольником серебристого света, который висел в ночном воздухе окном в иной мир.
Пока армейские техники чинили на своем высоком помосте вышедший из строя кинопроектор, Джим пересек трамвайные рельсы и двинулся в сторону экрана. Словно бы впервые увидев, китайцы останавливались и смотрели на белый прямоугольник. Джима толкнул рикша-кули, в тележке у которого сидели две девочки из бара в меховых шубках; он остановился и отряхнул рукав пиджака. Напудренные лица проституток в призрачном свете киноэкрана казались зловещими масками.
Впрочем, китайцы уже отворачивались от экрана, привлеченные совсем другим зрелищем. У лестницы, ведущей к парадному входу «Шанхай-клаба», уже собралась толпа. Сквозь дверь-турникет наружу вывалилась группа английских и американских моряков и выстроилась на верхней ступеньке; моряки о чем-то спорили и пьяно махали руками в сторону ошвартованного у Дамбы крейсера. Потом они начали выстраиваться в одну шеренгу, как хор, а китайцы стояли внизу и смотрели. Заметив, что они привлекли внимание любопытной, хотя и молчаливой аудитории, моряки начали свистеть иподначивать китайцев. Потом, по сигналу самого старшего в шеренге, они все разом расстегнули свои расклешенные книзу брюки и принялись мочиться на лестницу.
В пятидесяти ярдах ниже выхода китайцы молча стояли и смотрели на то, как множество струй сливается в пенистый поток мочи, который бежит вниз по ступенькам, на улицу. Когда он добежал до тротуара, китайцы отошли, и лица у них были пустыми, лишенными какого бы то ни было выражения. Джим оглянулся на стоящих вокруг людей, на клерков, кули и крестьянок, прекрасно понимая, о чем они сейчас думают. В один прекрасный день Китай заставит весь остальной мир платить по счетам, и вот тогда мало не покажется никому.
Армейские киномеханики наладили наконец свой проектор, и в небе над головами толпы снова развернулись авиационные сражения. Моряков увезла куда-то кавалькада рикш, а Джим пошел обратно на «Арраву». Родители отдыхали сейчас в салоне первого класса на верхней палубе, и Джиму хотелось провести последний вечер с отцом; завтра они отплывают в Англию, вдвоем с матерью.
Он ступил на сходни, зная, что, вероятнее всего, покидает Шанхай навсегда и отправляется в маленькую непонятную срану на другом конце света, в которой ни разу не был, но которая, формально говоря, и есть его родина. Но из Шанхая уедет только часть его души. Другая часть останется здесь навсегда, возвращаясь с каждым следующим приливом, как гробы, спущенные на воду с погребального пирса в Наньдао.
Под носовыми обводами «Арравы» плыл по ночному течению маленький детский гробик. Бумажные цветы рассыпались, захлестнутые волной от катера, который перевозил на берег матросов с американского крейсера. Цветы выстроились вокруг гроба в неровную колеблющуюся гирлянду, а тот уже пустился в дальний путь к устью Янцзы, только для того, чтобы утром прилив вернул его назад, к здешним пирсам и отмелям, обратно к берегам этого страшного города.
Джеймс Баллард. Империя солнца»: М.; Торнтон и Сагден; 2003
ISBN 5-93923-026-1
Оригинал : J.G. Ballard, “Empire of the sun”
Перевод: В.Ю. Михайлина
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
В последние несколько недель перед тем, как отплыть вместе с матерью на «Арраве» в Англию, Джим часто думал о молодом японском летчике, которого он воскресил из мертвых. Теперь он уже не был до конца уверен, что это тот самый летчик, который скормил ему манго. Очень может быть, что этот юноша как раз был при смерти и очнулся, когда Джим завозился рядом в траве. И, тем не менее, имела место определенная цепь событий, и может так случиться, что с ходом времени из мертвых воскреснут и другие люди. Миссис Винсент и ее муж умерли после обратного перехода от стадиона вглубь материка, вдалеке от Шанхая, в какой-то маленькой деревушке на юго-западе. Но Джим мог помочь оставшимся в больничке заключенным. А Бейси, он что, умер во время нападения на стадион, чуть-чуть не добравшись до золоченых нимф президентской ложи? Или они с лейтенантом Прайсом по-прежнему скитаются по долине Янцзы в «бьюике» бывшего генерала-коллаборациониста и ждут, когда третья по счету война опять вернет их к жизни?
Родителям Джим ничего об этом не рассказывал. Не стал он особо доверяться и доктору Рэнсому, который открыто подозревал Джима в том, что тот решил и после перемирия остаться в лагере Лунхуа, чтобы по-прежнему играть в свои игры, замешенные на войне и смерти. Джим помнил свое возвращение в дом на Амхерст-авеню и родителей, которые встретили его в саду в шезлонгах — слабыми улыбками. Трава у пересохшего бассейна разрослась так, что скрывала их чуть ли не с головой, и Джим тут же вспомнил густые заросли крапивы, в которых лежали мертвые японские летчики. Пока доктор Рэнсом в своем американском мундире неловко стоял на веранде, Джим хотел было объяснить родителям, сколько всякого они с доктором пережили вместе, но у отца с матерью позади была своя собственная война.
Они были очень рады Джиму, но за прошедшие годы сильно постарели и стали какие-то… не от мира сего.
Джим прошелся по причалу, возле которого стояла «Аррава», глядя вверх, на мерцающую над головами у толпы кинохронику. Второй экран, перед «Палас-отелем», опустел, и образы салютующих армий и танковых атак сменились прямоугольником серебристого света, который висел в ночном воздухе окном в иной мир.
Пока армейские техники чинили на своем высоком помосте вышедший из строя кинопроектор, Джим пересек трамвайные рельсы и двинулся в сторону экрана. Словно бы впервые увидев, китайцы останавливались и смотрели на белый прямоугольник. Джима толкнул рикша-кули, в тележке у которого сидели две девочки из бара в меховых шубках; он остановился и отряхнул рукав пиджака. Напудренные лица проституток в призрачном свете киноэкрана казались зловещими масками.
Впрочем, китайцы уже отворачивались от экрана, привлеченные совсем другим зрелищем. У лестницы, ведущей к парадному входу «Шанхай-клаба», уже собралась толпа. Сквозь дверь-турникет наружу вывалилась группа английских и американских моряков и выстроилась на верхней ступеньке; моряки о чем-то спорили и пьяно махали руками в сторону ошвартованного у Дамбы крейсера. Потом они начали выстраиваться в одну шеренгу, как хор, а китайцы стояли внизу и смотрели. Заметив, что они привлекли внимание любопытной, хотя и молчаливой аудитории, моряки начали свистеть иподначивать китайцев. Потом, по сигналу самого старшего в шеренге, они все разом расстегнули свои расклешенные книзу брюки и принялись мочиться на лестницу.
В пятидесяти ярдах ниже выхода китайцы молча стояли и смотрели на то, как множество струй сливается в пенистый поток мочи, который бежит вниз по ступенькам, на улицу. Когда он добежал до тротуара, китайцы отошли, и лица у них были пустыми, лишенными какого бы то ни было выражения. Джим оглянулся на стоящих вокруг людей, на клерков, кули и крестьянок, прекрасно понимая, о чем они сейчас думают. В один прекрасный день Китай заставит весь остальной мир платить по счетам, и вот тогда мало не покажется никому.
Армейские киномеханики наладили наконец свой проектор, и в небе над головами толпы снова развернулись авиационные сражения. Моряков увезла куда-то кавалькада рикш, а Джим пошел обратно на «Арраву». Родители отдыхали сейчас в салоне первого класса на верхней палубе, и Джиму хотелось провести последний вечер с отцом; завтра они отплывают в Англию, вдвоем с матерью.
Он ступил на сходни, зная, что, вероятнее всего, покидает Шанхай навсегда и отправляется в маленькую непонятную срану на другом конце света, в которой ни разу не был, но которая, формально говоря, и есть его родина. Но из Шанхая уедет только часть его души. Другая часть останется здесь навсегда, возвращаясь с каждым следующим приливом, как гробы, спущенные на воду с погребального пирса в Наньдао.
Под носовыми обводами «Арравы» плыл по ночному течению маленький детский гробик. Бумажные цветы рассыпались, захлестнутые волной от катера, который перевозил на берег матросов с американского крейсера. Цветы выстроились вокруг гроба в неровную колеблющуюся гирлянду, а тот уже пустился в дальний путь к устью Янцзы, только для того, чтобы утром прилив вернул его назад, к здешним пирсам и отмелям, обратно к берегам этого страшного города.
Джеймс Баллард. Империя солнца»: М.; Торнтон и Сагден; 2003
ISBN 5-93923-026-1
Оригинал : J.G. Ballard, “Empire of the sun”
Перевод: В.Ю. Михайлина
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57