По-настоящему? Трех или трех с половиной. Нет, не по его это части. Или он уже не стремится к этому. Он пытался любить в меру, без страсти, и избегал бурных отношений. Потому что он из тех натур, что по два года страдают после пылкой неудачной связи, пока не решатся начать все заново. А поскольку спокойной любви он тоже не искал, то надолго оставался в одиночестве, и Марта называла это время его ледниковым периодом. Ей это не нравилось. Что тут хорошего, говаривала она, если ты холодный как лед. Луи улыбнулся. Правой рукой он достал сигарету и закурил. Снова кого-нибудь полюбить. Опять кого-то искать, вечно одна и та же история… Ладно, и так сойдет, мир предан огню и мечу, и он подумает об этом потом, а сейчас у него начало ледникового периода.
Он припарковался на стоянке и закрыл глаза. Десять минут отдыха. Как бы там ни было, а он благодарен всем женщинам, прошедшим через его жизнь, любимым и нет, за то, что они были. В общем-то он любил всех женщин – когда сидишь в машине один, можно и обобщать, – всех, особенно тех трех с половиной. В конечном счете он испытывал признательность к ним всем без разбора, восхищался их даром любить мужчин – это казалось ему чертовски сложным, – тем более таких уродливых. С таким суровым и отталкивающим лицом, как у него, ему бы следовало всю жизнь прожить одному. Но все обстояло иначе. Природой так устроено, что только женщинам может казаться красивым такой невзрачный парень, как он. Честное слово, он был им признателен. Ему казалось, что у Марка с женщинами тоже не ладится. Этот вандузлеровский отпрыск чересчур нервный. Можно было бы взять его с собой, он думал об этом, вместе бы поискали себе подруг на краю Финистера. Но от Луи не ускользнуло, как съежился Марк у себя за столом, когда он заговорил о поездке. Марк не видел в этой истории с костью ни начала, ни конца, и напрасно: конец ее был налицо, и они постепенно подбирались к началу. Только Марк этого пока не заметил или боялся свихнуться, а может, Марку Вандузлеру не нравилось заниматься всякой ерундой, если только не он сам ее придумал. Потому-то Луи и не позвал его. И потом Вандузлер-младший вполне мог оставаться в Париже, пока что быстроногие люди Луи не требуются. Вот он и рассудил, что лучше Марка не трогать, обидеть его так же легко, как помять льняную ткань, зато он так же прочен, как она. А раз уж зашла речь о тканях, интересно, из какой скроен он сам? Надо будет спросить у Марты.
Луи уснул, положив голову на руль.
До Пор-Николя он добрался в семь вечера. По улицам города-порта ехал медленно, чтобы все рассмотреть. Городок был невелик и не очень красив. Спрашивая дорогу направо и налево, Луи нашел дом Лионеля Севрана. Чтобы пописать, псу, видно, приходится бегать за несколько километров. Может, он предпочитает делать это только в Париже, может, эта собака – сноб?
Луи позвонил и стал ждать у закрытой двери. Как говорил ему один приятель, большая и примечательная разница между животным и человеком состоит в том, что животное открывает двери, но никогда не закрывает их за собой. Полярное различие в поведении. Луи, улыбаясь, ждал.
Дверь открыла женщина. Инстинктивно Луи внимательно рассмотрел ее, оценил, вынес суждение, прикинув все «за», «против» и «возможно» – без всякой задней мысли. Бессознательно он вел себя так со всеми женщинами. Сам находил эту свою манеру отвратительной, но все происходило помимо его воли. В свое оправдание Луи мог бы сказать, что он всегда сначала изучал лицо, а потом уж фигуру.
Лицо оказалось миловидным, но слишком замкнутым, губы полноваты, фигура неплохая, ничего лишнего. На вопросы Луи она отвечала машинально, не загораживала вход, но и не приглашала войти. Да, если хочет, он может подождать мужа в комнате, совмещенной с кухней, но ожидание может затянуться.
Она собирала пазл на широком подносе и после того, как предложила Луи стул и поставила перед ним стакан и аперитивы, вернулась к своему занятию.
Луи налил себе выпить и стал наблюдать за ней. Он видел картинку вверх ногами, кажется, это был Тауэр ночью. Женщина складывала небо. На его взгляд, ей было лет сорок.
– Он еще не вернулся? – спросил Луи.
– Вернулся, но он сейчас в подвале с новенькой. Это может занять полчаса или больше, его нельзя беспокоить.
– Понятно.
– Вы выбрали неудачный день, – вздохнула она, не отрывая глаз от картинки. – Все новое кажется красивым, так обычно бывает. А потом ему надоедает, и он начинает искать следующую.
– Так-так, – сказал Луи.
– Но эта может его задержать на целый час. Он уже давно такую искал, и похоже, ему повезло. Главное, не надо ревновать.
– Конечно, нет.
– Это хорошо, у вас легкий характер.
Луи вновь наполнил стакан. Скорее у нее самой легкий характер. Довольно замкнутая, но можно понять почему. Ему захотелось помочь ей, составить компанию, пока не вернется муж. Честно говоря, это выше его понимания. А пока он заметил одну детальку пазла, которая вполне могла подойти к левой части неба. Он подошел и указал на нее пальцем. Женщина с улыбкой кивнула, деталь подошла.
– Можете мне помочь, если хотите. С небом в пазлах всегда приходится мучиться, но без него не обойдешься.
Луи придвинул стул и, сидя плечом к плечу с хозяйкой, взялся за дело. Иногда можно и пазл пособирать, главное, не входить в раж.
– Надо отделить темно-синие от синих, – посоветовал он. – А почему в подвале?
– Это я настояла. Там или нигде. Мне в доме бедлам не нужен. Всему есть предел. Я поставила свои условия, потому что, дай ему волю, он таскал бы их куда попало. В конце концов, это ведь и мой дом тоже.
– Конечно. И часто это бывает?
– Довольно часто. Как когда.
– А где он их берет?
– Смотрите, вон тот кусочек встанет на вашей стороне. Где берет?.. Ну да… Конечно, вам интересно… Где находит, там и берет, у него свои каналы. Ищет повсюду, а когда привозит, поверьте, вид у них неважный. Никому такие не нужны, но у него глаз наметан. В этом вся хитрость, большего я рассказать не могу. А после подвала это просто принцессы. Рядом с ними меня будто и нет.
– Да уж, не весело, – посочувствовал Луи.
– Дело привычки. Вот этот краешек туда не подойдет?
– Подойдет. Да еще и соединит эти части. Вы не ревнуете?
– Вначале ревновала. Но вы-то знаете, это хуже всякой мании, какая-то одержимость. Когда я поняла, что без них он не может, то решила смириться. Даже попыталась понять, но, честное слово, не постигаю, что он в них находит. Все одинаковые, здоровые и тяжелые, как коровы… Но если ему нравится… Он говорит, что я ничего не смыслю в красоте. Возможно.
Она пожала плечами. Луи захотелось переменить тему, эта женщина была ему неприятна. Казалось, она утратила всякую теплоту, перейдя предел возмущения и недовольства. Они продолжали собирать лондонское небо.
– Дело движется, – сказал Луи.
– Смотрите, вот он.
– Этот кусочек?
– Нет, Лионель поднимается. Закончил на сегодня.
Лионель Севран вошел с довольным видом, вытирая руки о полотенце. Гость и хозяин представились друг другу. Матиас говорил правду, это был привлекательный мужчина, а сейчас его лицо светилось юношеским восторгом первооткрывателя.
Его жена встала и перенесла поднос с пазлом. Луи показалось, что ее прежняя отрешенность исчезла. И все же в ней чувствовалась какая-то напряженность. Она наблюдала за мужем, пока тот наливал себе выпить. Появление Луи, похоже, не удивило мужа, как и часом раньше его жену.
– Я просила тебя оставлять полотенца внизу, – сказала она. – На кухне им не место.
– Прости, дорогая. Постараюсь не забывать.
– Ты оставишь ее внизу?
Севран нахмурился:
– Пока да. Она еще не готова. Но она тебе понравится, я уверен, такая приятная, красивые формы, передвигается мягко, крепкая и послушная. Я запер ее на ночь, так надежнее.
– Теперь внизу сыро, – отвечала жена вполголоса.
– Я ее хорошенько укрыл, не волнуйся.
Он рассмеялся, потер ладони, несколько раз взъерошил волосы, как человек, который только что проснулся, и обернулся к Луи. Да, он был симпатичным – лицо открытое, прямодушное, сидит на стуле непринужденно, красивая рука обнимает бокал, полная противоположность жене, такого не заподозришь в подвальных утехах. И все же подбородок коротковат и губы тонковаты, поджатые, четкие, ни малейшей чувственности. Если не считать губ, этот человек ему нравился, но то, чем он занимался в подвале, вовсе нет. Да и угрюмая отрешенность жены была ему не по душе.
– Итак? – начал Лионель Севран. – Вы мне что-то принесли?
– Принес? Нет, я по поводу вашей собаки.
Севран нахмурился:
– Вот как? Вы, значит, не насчет сделки?
– Сделки? Да нет.
Севран и его жена застыли в недоумении. Они приняли его за делового человека, торгового агента. Поэтому его так легко и впустили.
– Насчет моей собаки? – переспросил Севран.
– У вас же есть собака? Средних размеров, короткошерстная, окрас бежевый… Я видел, как она вошла сюда, вот и позволил себе зайти.
– Верно… А что случилось? Он снова что-нибудь натворил? Лина, пес что-нибудь натворил? Где он?
– На кухне привязан.
Значит, ее зовут Лина. Волосы очень темные, смуглая, черные глаза, возможно, южанка.
– Если он что-нибудь натворил, – продолжал Севран, – я заплачу. Я слежу за этой псиной, но он мастер удирать из дома. Чуть зазеваешься, оставишь дверь приоткрытой, тут же сбежит. Когда-нибудь я найду его под колесами машины.
– Невелика потеря, – заметила Лина.
– Пожалуйста, Лина, не будь жестокой. Видите ли, – Севран повернулся к Луи, – пес терпеть не может мою жену, и она платит ему тем же. Но вообще он не злой, если его не дразнить, конечно.
Когда люди держат собак, подумал Луи, им случается болтать всякую чушь. И если их пес укусит кого-нибудь, укушенный всегда сам виноват. А вот на жабу никто не пожалуется, в этом ее преимущество.
– Нужно следить за тем, что он таскает в дом, – сказала Лина. – Он жрет все подряд.
– Значит, пес любит удирать? – уточнил Луи.
– Да, но что он вам сделал?
– Мне ничего, я просто ищу примерно такого пса. Увидел его и зашел навести справки, потому что таких собак не так много. Это ведь питбуль?
– Да, – подтвердил Севран, словно признаваясь в дурной привычке.
– Это для одной старой знакомой. Надумала завести себе питбуля для охраны. Но я этой породе не доверяю, не хотелось бы, чтобы он загрыз ее в постели. Что он собой представляет?
Лионель Севран принялся подробно рассказывать о собаке, хотя Луи это было совершенно ни к чему. Скорее его заинтересовало то, что пес любил убегать из дома и подбирал что попало. Севран, как обычно, объяснял это врожденными и приобретенными рефлексами и делал вывод: строгое воспитание может сделать из питбуля ягненка. Конечно, главное – его не дразнить, но этого никакая собака не потерпит, не только питбуль.
– Но он же напал на Пьера, – сказала Лина. – А Пьер уверяет, что не дразнил его.
– Конечно дразнил. Пьер наверняка его дразнил.
– И сильно он его укусил? В какое место?
– За голень, но не сильно.
– Он часто кусается?
– Да нет. Чаще скалит зубы. Он редко нападает. Если, конечно, его не дразнишь. Пьер не в счет, собака уже год никого не кусала. Зато когда он сбежит, то может набезобразничать. Мусор опрокинет, погрызет велосипедные шины, матрас раздерет… На это он мастер, что уж говорить. Но порода тут ни при чем.
– И я о том же, – сказала Лина, – нам уже дорого обошлось его хулиганство. А если он ничего не портит, то бежит к морю и роется в чем попало – в гнилых водорослях, мертвых птицах, дохлой рыбе, вернется домой, хоть нос затыкай.
– Послушай, дорогая, все собаки такие, и ведь не ты его моешь. Погодите, я сейчас его приведу.
– И далеко он уходит? – спросил Луи.
– Не очень. Лионель всегда находит его где-нибудь поблизости: на берегу или на свалке…
Она наклонилась к Луи и пробормотала:
– Я так его боюсь, что даже прошу Лионеля брать его с собой, когда он уезжает в Париж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30