Вы меня действительно за идиота принимаете?
– Нет.
– Ланкето, выставьте его на улицу, пока я не заставил его сожрать свою жабу.
– Никто не смеет прикасаться к моей жабе. Это нежная тварь.
– Знаешь, что я сделаю с твоей жабой? Знаешь, что я делаю с типами вроде тебя?
– Как не знать. Ты ведь не хочешь, чтобы твои подчиненные это слышали?
– Убирайтесь.
Ланкето спустился вслед за Кельвелером.
– Я сейчас не могу отдать вам документы, – шепнул он. – Он может за нами следить.
– Встретимся в восемь вечера у метро «Монж».
Удостоверившись, что Луи Кельвелер вышел на улицу, Ланкето снова поднялся к Паклену. У патрона над губой выступили капельки пота. Ему понадобится дня два, чтобы успокоиться.
– Вы это слышали, Ланкето? Никому в конторе ни слова. И вообще, откуда я знаю, правда ли это был Жан-Жак Сорель? Можно проверить, позвонить в министерство.
– Конечно, комиссар, но если это был Сорель, нам несдобровать. Характер у него не сахар.
Паклен тяжело опустился на место.
– Вы служили здесь раньше меня, Ланкето, с этим чокнутым Адамбергом. Вы уже слышали об этом парне? «Людвиге» или Луи Гранвиле? Вам это имя о чем-нибудь говорит?
– Совершенно ни о чем.
– Идите, Ланкето. Помните: никому ни слова.
Ланкето вернулся в кабинет весь в поту. Для начала стоит проверить, не пропадал ли кто в Пятом округе.
V
Ланкето пришел вовремя. Луи Кельвелер уже был на месте, облокотившись о балюстраду у входа в метро. В руке он держал жабу, они о чем-то беседовали, и Ланкето не решился их перебить. Но Луи заметил его и повернулся к нему с улыбкой.
– Вот ваши документы, Кельвелер.
– Спасибо, Ланкето, прекрасно сработано. Мои извинения вашим подчиненным.
– Я проверил информацию о пропаже людей в Пятом округе. Даже проверил Шестой и Тринадцатый и все близлежащие. Ничего. Никто ни о чем не заявлял. Я проверю в других округах.
– За какой период вы проверяли?
– За весь последний месяц.
– Этого достаточно. Если только тут не что-то из ряда вон выходящее, на мой взгляд, это случилось вчера или в последние три-четыре дня. И недалеко от Контрескарпа. Или же где-то совсем в другом месте.
– Почему вы так уверены?
– Из-за находки, Ланкето, из-за находки. Я честно принес ее вашему шефу. И если бы он был не такой упертый, он бы засомневался, поразмыслил и сделал свою работу. Я сыграл роль, мне не в чем себя упрекнуть, и вы тому свидетель. Он не выполняет своих обязанностей? Тем лучше, я этим займусь, с его благословения и пинка, этого я и хотел.
– А находка… Это действительно кость?
– Человеческая кость, старина. Я только что проверил в музее естественной истории.
Ланкето погрыз ноготь:
– Не понимаю… Это ни на что не похоже. Какая именно кость?
– Крайняя фаланга большого пальца ноги. Правой или левой, сказать невозможно, но вероятнее всего, женской. Надо искать женщину.
Ланкето немного потоптался на месте, заложив руки за спину. Ему необходимо было осмыслить.
– Но этот палец, – сказал он, – может быть… это был несчастный случай?
– Маловероятно.
– Откуда взялась кость на решетке вокруг дерева?
– Об этом я и думаю.
– Каким образом она туда попала? Может, это кость свиньи?
– Нет, Ланкето, нет. Человеческая, и не будем об этом спорить. Если вы сомневаетесь, можно сделать анализ. Но тут даже Бюфо согласен, она человеческая.
– Вот дерьмо, – сказал Ланкето.
– Вы на верном пути, инспектор.
– Где-где?
– На пути к истине. Как кость туда попала?
– А мне почем знать?
– Погодите, – сказал Кельвелер, – я вам кое-что покажу. Вы не могли бы подержать Бюфо?
– С удовольствием.
– Хорошо, протяните руку.
Луи достал из сумки бутылку с водой и смочил ладонь Ланкето.
– Это для Бюфо, – объяснил он, – его нельзя держать в сухой руке. Ему сразу надоедает, становится жарко, а ему это вредно. Вот. Берите его большим и указательным пальцем покрепче, потому что он вас не знает. Не так сильно, хорошо? Этот парень мне дорог. Он единственный, кто меня слушает не перебивая и никогда не требует отчета. Ну вот, а теперь смотрите.
– Скажите, – перебил Ланкето, – вы правда звонили Сорелю в министерство?
– Да нет, старина… У Сореля нет поддержки, он больше не может себе позволить открыто меня покрывать. Это один друг мне подыграл, я его предупредил.
– Грязный прием, – пробормотал Ланкето.
– Да, пожалуй.
Луи вновь развернул кусок газеты и осторожно взял кость.
– Видите, Ланкето, она обглодана и повреждена.
– Да.
– А эти мелкие дырочки видите?
– Вижу.
– Теперь понимаете, откуда взялась эта кость?
Инспектор покачал головой.
– Из брюха собаки, Ланкето! Это переваренная кость, понимаете? Эти дырочки проедены желудочным соком, здесь никаких сомнений.
Луи спрятал кость и забрал жабу.
– Идем, Бюфо, прогуляемся немного, ты, я и инспектор. Инспектор наш новый друг. Усек? Он не сделал тебе больно?
Луи повернулся к Ланкето:
– Я разговариваю с ним вот так, потому что он глуповат, я вам уже объяснял. С Бюфо нужно по-простому, говорить только основными словами: добрый, злой, еда, размножение, сон. Больше ему не осилить. Иногда я стараюсь говорить с ним более умно, даже философствовать, чтобы встряхнуть ему мозги.
– Надежда умирает последней.
– Он был гораздо глупее, когда поселился у меня. Да и моложе. Пройдемся, Ланкето.
VI
Луи побывал на автостоянке, прошелся у подъездов домов, заглянул в кафе. Было уже темно. Значит, в метро. Марта не могла уйти далеко, она не любила удаляться от своей территории. Когда он увидел ее на платформе Аустерлицкого вокзала, у него точно гора с плеч свалилась. Он поглядел на нее издали. Марта делала вид, что ждет последнего поезда. Интересно, как долго она могла притворяться?
Приволакивая больную ногу – сегодня пришлось долго ходить пешком, – Луи прошел по платформе и плюхнулся на сиденье рядом с Мартой.
– Ну что, старушка, еще гуляешь?
– О, Людвиг, ты кстати. У тебя сигаретки не найдется?
– Ты чего здесь ошиваешься?
– Да так, прогуливалась. Уже собиралась домой.
Луи дал ей прикурить.
– Удачный денек? – спросила Марта.
– Я достал четверых легавых зараз, трое из них были ни при чем. Собираюсь обставить их с их же подачи.
Марта вздохнула.
– Все прошло на ура, – продолжал Луи, – я выглядел дураком и выскочкой, держал себя вызывающе и слегка их унизил. Но было весело, знаешь, страшно весело.
– Рассказывал им про предков?
– Само собой.
– В следующей жизни тебе надо бы все исправить. Чтобы ты свои шутки не тратил на кого попало.
– В следующей жизни, Марта-старушка, предстоит серьезно поработать. Укрепить основания, многое отстроить заново, да и подновить фасад тоже не помешает. Ты-то сама веришь в другую жизнь?
– Не-а.
– Я хотел загнать Паклена в ловушку, вот и пришлось карабкаться по головам, пока добрался до его кабинета.
Ладно, подумал Луи, хватит, нечего болтать об этом всю ночь, он здорово повеселился и без особых хлопот. С такими, как Паклен, иначе не сладишь.
– Получилось что-нибудь?
– Очень даже.
– Паклен – это такой красивый малый, светловолосый, худой, жуткая мразь?
– Он самый. Он бьет девочек по лицу и выкручивает яйца задержанным.
– Воображаю, как ты его достал. Что тебе от него нужно?
– Чтобы убрался оттуда, вот и все.
– У тебя уже не те возможности, что раньше, Людвиг, не забывай. А вообще, дело твое. Венсан снял типа со сто второй скамейки и сел ему на хвост.
– Я знаю.
– Тебя ничем не удивишь? Мне лично нравится добывать сведения.
– Я тебя слушаю. Говори.
– Так я уже все сказала.
– А про свою конуру ты мне тоже все рассказала?
– Тебе-то какое дело?
Марта повернулась к Кельвелеру. Этот парень – настоящая липучка для мух. Любые новости липнут к нему, стоит ему пальцем пошевелить. Такой уж он человек, каждый норовит все ему выложить. Просто кошмар какой-то.
– Возьми, к примеру, муху, – сказала Марта.
– И что?
– Да так, ничего, проехали.
Марта подперла рукой подбородок. Муха безмятежно летит по комнате, думая, что ее не заметят. А сама врежется прямо в Людвига и прилипнет. Тот, не спеша, выудит из нее все, что нужно, скажет спасибо и отпустит. Из него получалась такая хорошая мухоловка, что он сделал это своей профессией и не умел делать ничего другого. Например, починить лампу его лучше и не просить, в этом он профан. Единственное, что он умел, – это все знать. Его великая армия докладывала ему обо всем на свете, начиная от незначительных мелочей и кончая важными тайнами, а единожды угодив в этот водоворот, из него трудно было выбраться. Тем более что он сам стремился ему навстречу.
Людвиг всегда говорил, что о новости нельзя судить сгоряча, что за ней может скрываться другая. И его призванием было их отыскать, если дело того стоило. Только откуда такое рвение, вот загадка. У Марты были свои соображения на этот счет. Луи будет ловить злодеев, пока не сдохнет, не важно, одного человека истребил злодей или тысячу. Да, но насчет ее конуры, кому какое дело? У нее тоже есть гордость. Она решила, что что-нибудь придумает, а теперь мало того, что ничего не придумалось, так об этом еще узнал Людвиг. Кто же ему рассказал? Кто? Да любой тип из его армии ищеек.
Марта пожала плечами. Она поглядела на Людвига, который терпеливо ждал ответа. Если смотреть издали, то ничего в нем такого особенного. Но подойти поближе, сантиметров на восемьдесят, и картина совершенно менялась. Сразу становилось ясно, почему люди ему все рассказывали. Скажем так, с расстояния ста пятидесяти сантиметров или двух метров Луи казался неприступным и несгибаемым, как те парни из учебников истории. Зато, приблизившись к нему на метр, вы уже не были так в этом уверены. И чем ближе, тем хуже. Луи легонько касался вашей руки указательным пальцем, и слова начинали течь сами собой. С Соней этот номер не прошел, ну и глупо. Она должна была бы провести с ним всю жизнь, нет, конечно, не совсем всю, иногда ведь и поесть надо, но, в общем, понятно, что она имеет в виду. Наверное, Соня к нему пристально не приглядывалась, другого объяснения Марта найти не могла. Людвиг считал себя невзрачным, она двадцать лет убеждала его в обратном, да все без толку, он по-прежнему считал себя безобразным, и тем лучше, если женщины на его счет заблуждаются, говорил он. Неслыханная чушь, уж она-то, познавшая сотню мужчин, но любившая всего четверых, знала, о чем говорит.
– Ты жуешь? – спросил Луи.
– Хочешь холодной курицы? У меня в сумке осталось.
– Я ужинал с инспектором Ланкето.
– А то пропадет.
– Значит, такая ее судьба.
– Где это видано, чтобы курицу выбрасывали.
Марта обладала поразительным даром изрекать неожиданные афоризмы на пустом месте. Луи это нравилось. Он хранил в памяти целый запас Мартиных словечек и часто ими пользовался.
– Ладно, ты идешь спать? Тебя проводить?
– А тебе что за дело?
– Марта, хватит талдычить одно и то же. Ты упряма, но я еще упрямее. Почему ты мне ничего не сказала?
– Я могу сама о себе позаботиться. Со мной моя записная книжка. Они мне что-нибудь подыщут, увидишь. Старой Марте есть к кому обратиться, а ты не Господь Бог.
– Твоя книжка, старые сливки общества… – вздохнул Луи. – И ты думаешь, они хоть пальцем пошевелят ради старой шлюхи, которая ночует зимой под навесом?
– Вот именно, ради старой шлюхи. Почему бы и нет?
– Сама знаешь почему… Ты уже пробовала? И что из этого вышло? Ничего. Или я ошибаюсь?
– А тебе-то какое дело?
– Идем, старушка. Нечего всю ночь торчать на платформе.
– Куда это?
– Ко мне в бункер. А поскольку я не Господь Бог, то на рай это не похоже.
Луи потянул Марту к лестнице. На улице было холодно. Они быстро зашагали прочь.
– Завтра заберешь свои вещи, – сказал Луи, отворяя дверь на третьем этаже в доме неподалеку от арен Лютеции. – Все барахло не тащи, здесь тесновато.
Луи включил отопление, разложил диван, сдвинул несколько коробок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30