с одной стороны, она хотела вернуться в Экар с победой, с другой – ей претила мысль о звонке Адамбергу.
Солиман и Полуночник проснулись. Камилла слышала, как они возятся по ту сторону занавески. Потом Соль снял со стенки кузова мопед: наверное, собрался за свежим хлебом. Полуночник принялся не спеша одеваться. Вскоре девушка почувствовала запах кофе, а затем раздалось приближающееся тарахтение мопеда. Камилла надела куртку, джинсы и, прежде чем встать на пол, натянула сапоги, – здесь нельзя было ходить босиком.
Увидев Камиллу, Солиман улыбнулся, а Полуночник концом посоха указал на табурет. Молодой человек налил ей кофе, положил два кусочка сахара, сделал бутерброды.
– Надо будет побыстрее во всем разобраться, – сказала Камилла.
– Мы уже думали, девушка, – важно произнес Полуночник.
– Мы возвращаемся, – подхватил Солиман. – «Возвращение – движение обратно, к тому месту, откуда выехал или вышел». Возвращение – это не поражение. В словаре совершенно точно ничего не говорится о поражении.
Камилла насупилась.
– А подождать никак нельзя? – раздраженно спросила она. – Может, через день-другой появится новая зарезанная овца, и тогда мы будем знать, куда ехать дальше.
– Ну и что с того? – возразил Солиман. – Мы никогда его не догоним. Мы же вечно опаздываем. А если мы всегда позади, нам не удастся его поймать. Нам нужно быть впереди него. А чтобы его опередить, мы должны гораздо больше знать. Мы ни на что не годимся. Преследуем его, ползем за ним, но достать не можем. Давай вернемся, Камилла.
– Когда?
– Сегодня, если ты осилишь перевалы. Нынче вечером мы уже будем в Экаре.
– Хоть овечки будут довольны, – пробормотал Полуночник. – Они плохо питаются, когда меня нет с ними.
Камилла допила кофе, задумчиво взъерошила волосы.
– Мне это не нравится, – заявила она.
– Но это будет правильно, – ответил Солиман. – Спрячь подальше свою гордость. Знаешь историю про трех незнаек, которые хотели разгадать тайну дерева о ста двадцати ветвях?
– Хорошо, а если я позвоню? Если я позвоню тому полицейскому? – воскликнула Камилла.
– Если ты позвонишь тому полицейскому, это будет история о трех незнайках и одном мудреце, которые хотели разгадать тайну безволосого человека.
Камилла тряхнула головой, надолго задумалась. Солиман медленно жевал, стараясь не чавкать, а Полуночник, сложив руки на коленях, внимательно наблюдал за девушкой.
– Я ему позвоню, – наконец сказала Камилла и поднялась с места.
– Ты за рулем, тебе решать, – подвел итог Солиман.
XXIV
– Я его замещаю, – в третий раз проговорил в трубку лейтенант Адриен Данглар. – Вы хотите подать жалобу? Может, вы по поводу ограбления, или угроз, или нападения?
– Я по личному делу, – объяснила Камилла. – Сугубо личному.
Она сомневалась, правильно ли выразилась. Ей не очень нравилось слово «личный», потому что оно преступало границы дозволенного, создавало иллюзию отношений, которых не было и в помине. Такие слова иногда встречаются: они все время забредают на чужую территорию.
– Я его замещаю, – снова сказал Данглар, не повышая голоса. – Уточните, по какому поводу вы звоните.
– Я не хочу уточнять, по какому поводу звоню, – так же спокойно ответила Камилла. – Мне нужно поговорить с комиссаром Адамбергом.
– Значит, по личному делу?
– Да, я уже вам сказала.
– Вы находитесь в пятом округе? Откуда вы звоните?
– С обочины национальной магистрали номер семьдесят пять, из департамента Изер.
– Эта территория не в нашем ведении. Вам лучше связаться с местной жандармерией.
Он взял листок бумаги, написал на нем крупными буквами «Сабрина Монж» и, сделав знак, протянул сотруднику, сидевшему справа. Кончиком карандаша надавил на кнопку громкой связи.
Камилла решила, что пора заканчивать разговор. Она использовала возможность и позвонила, полицейский ей отказал, значит, не судьба. Ей не дали поговорить с Адамбергом, она не будет больше настаивать. Однако, начав борьбу, Камилла не желала отступать, она просто была на это не способна, и этот недостаток смирения заставлял ее порой тратить силы впустую.
– Боюсь, вы меня не поняли, – принялась терпеливо объяснять она.
– Да что вы, я все понял, – ответил Данглар. – Вы хотите поговорить с комиссаром Адамбергом. Но поговорить с ним не получится.
– Его нет?
– С ним нельзя связаться.
– Это очень важно, – настаивала Камилла. – Скажите, как мне его найти?
Данглар снова сделал знак сотруднику. Девица Монж шла в атаку, проявляя немыслимую наивность. Должно быть, она считала полицейских полными тупицами.
– С ним нельзя связаться, – повторил Данглар. – Он исчез, испарился. Комиссара Адамберга больше не существует. Я за него.
В трубке наступило долгое молчание.
– Он что, умер? – спросила Камилла дрогнувшим голосом.
Лейтенант нахмурился. Сабрина Монж вряд ли задала бы подобный вопрос таким тоном. Данглар был человек умный и тонкий. В интонациях собеседницы он не услышал ни гнева, ни подозрительности, что было весьма странно, если он говорил с Сабриной Монж. Девушка на другом конце провода не поверила ему и пришла в замешательство.
Камилла напряженно ждала ответа, скорее растерянная, чем опечаленная, словно вдруг узнала, что прочная соломинка, переброшенная через ручей, взяла и сломалась. Не может быть. Она бы узнала об этом из газет, она бы непременно об этом знала, ведь Адамберг человек известный.
– Его просто нет на месте, – объяснил Данглар совсем другим голосом. – Давайте я запишу ваше имя и как с вами связаться. Я передам ему сообщение, и он сам вам позвонит.
– Боюсь, не получится, – сказала Камилла. – У мобильника батарейка садится, а я стою на обочине дороги.
– Как вас зовут? – настаивал Данглар.
– Камилла Форестье.
Лейтенант резко выпрямился, махнул рукой, отослав своего сотрудника, и отключил громкую связь. Это была Камилла Форестье, дочь Матильды, единственная дочь Королевы Матильды. Та девушка, которую Адамберг время от времени пытался разыскать где-нибудь на земном шаре, как ищут улетевшее облако, а потом надолго забывал. Данглар схватил другой листок бумаги, возбужденный, словно мальчишка, которому удалось сбежать на рыбалку, да еще и клев оказался отменный.
– Я вас слушаю, – произнес он.
Из осторожности он все-таки расспросил Камиллу, но примерно через четверть часа убедился в том, что она именно та, за кого себя выдает. Данглар не был с ней знаком, зато хорошо знал ее мать и мог задать такие вопросы, на какие Сабрина Монж, при всей ее информированности, не смогла бы ответить. Господи, как же хороша мать этой девушки!
Наконец поток вопросов иссяк, и Камилла, ничего не соображая, закончила разговор. Адамберга охраняли так, словно за ним по пятам гналась целая свора убийц. Похоже, лейтенант успокоился, когда речь зашла о матери. Камилла улыбнулась. Королева Матильда в очередной раз послужила ей пропуском, впрочем, так было всегда. Адамберг находился в Авиньоне, и теперь Камилла знала название гостиницы и номер его телефона.
Девушка медленно брела по обочине дороги, погрузившись в раздумья. Она смутно припоминала, где расположен на карте кружок с надписью «Авиньон», – кажется, не так далеко. Лучше бы встретиться и поговорить с Адамбергом лично, а не по телефону. Камилла не доверяла этому аппарату, он совершенно не годился для решения серьезных проблем. По нему можно было обсуждать что-нибудь очень простое или довольно простое, но уж никак не запутанное и сложное. А если ты не видела человека несколько лет, да к тому же он, судя по всему, скрывается, было бы странно, даже нелепо звонить ему и просить помощи в деле предполагаемого оборотня. Встретиться с Адамбергом куда надежнее.
Солиман и Полуночник ждали Камиллу за грузовиком, расположившись в привычных позах: Солиман сидел на железных ступеньках, Полуночник стоял рядом, у его ног лежала овчарка.
– Он в Авиньоне, – сообщила Камилла. – Я не смогла с ним связаться. Мне кажется, мы могли бы туда поехать.
– Где находится Авиньон, ты тоже не знаешь? – осведомился Солиман.
– Ну, приблизительно. По-моему, это не очень далеко, правда?
Солиман посмотрел на часы.
– Выедем на автостраду на юге Баланса, потом поедем вдоль Роны, – деловито сказал он. – К часу будем на месте. Может, позвонишь ему?
– Лучше встретиться с ним.
– Почему?
– Он не такой, как все, – ответила Камилла, пожав плечами.
Полуночник протянул руку и знаком попросил у Камиллы мобильник.
– Батарейка почти совсем села, – вздохнула Камилла. – Нужно поставить на подзарядку.
– Я недолго, – пробормотал Полуночник, удаляясь.
– Кому он звонит? – спросила Камилла Солимана.
– Своим овцам. Он каждый день звонит овцам.
Камилла удивленно подняла брови:
– А кто ему отвечает? Овца? Морисетта?
Солиман сердито затряс головой:
– Бютей, разумеется. А потом… В общем… Бютей дает ему поговорить с несколькими овцами. Он вчера им звонил. И звонит им каждый день.
– Ты хочешь сказать, он беседует с овцами?
– Конечно. А с кем же еще? Он уговаривает их не волноваться, хорошо есть и не тосковать по нему. В основном он общается с маткой, ведущей стадо. Это нормально.
– Ты хочешь сказать, что Бютей подносит трубку к уху этой самой овцы?
– Черт, об этом я тебе и толкую! – нетерпеливо вскричал Солиман. – А ты можешь предложить что-то другое?
– Да поняла я, поняла, – примирительно сказала Камилла. – Я не хотела тебя сердить. Я просто спросила.
Она наблюдала, как Полуночник, вышагивая по обочине туда и обратно, то внимательно прислушивается к звукам, доносящимся из трубки, то что-то говорит, сопровождая свои слова успокоительными жестами. Его густой, низкий голос временами доносился до Камиллы, она уловила обрывок фразы: «Послушай меня, старушка…» Солиман проследил за ее взглядом.
– Ты считаешь, все это может заинтересовать полицейского, каким бы он ни был? – спросил он, взмахнув руками и очертив ими горы, фургон, их самих – троих путешественников рядом с грузовиком.
– Об этом я и думаю, – пробормотала Камилла. – Ничего нельзя гарантировать.
– Ясное дело, – кивнул Солиман.
XXV
Камилла пешком перешла на правый берег Роны, и старинные крепостные стены Авиньона остались у нее за спиной. С трех часов она безуспешно бродила под жгучим солнцем по берегу реки, пытаясь найти Адамберга. Ни в гостинице, ни в центральном комиссариате города, где он провел почти всю ночь и утро и откуда вышел около двух часов дня, никто точно не мог сказать, где его искать. Было известно только, что комиссар где-то на том берегу.
Прошло более часа, прежде чем Камилла заметила его на маленькой тихой полянке, окруженной зарослями ивняка. Она остановилась шагах в двадцати от него. Адамберг сидел у самой кромки реки, опустив ступни в воду. По всей видимости, он ничего не делал, однако для Адамберга просто сидеть где-нибудь на природе само по себе означало чем-то заниматься. По правде говоря, он действительно что-то делал, констатировала Камилла, внимательно посмотрев на него. Он погрузил длинную ветку в воду и не спускал глаз с ее кончика, наблюдая, как водный поток разбивается об это слабое препятствие. На боку комиссара, вопреки обыкновению, висел внушительного вида пистолет в кобуре, смотревшийся довольно странно в сочетании с мятой рубашкой, потертыми брюками и босыми ногами.
Камилла видела его на три четверти со спины, почти в профиль. За прошедшие годы он почти не изменился, и это ее не удивило. Не то чтобы время обходило Адамберга стороной, просто его следы были почти незаметны на этом подвижном лице. Будь оно правильным и гладким, жизненные бури неминуемо оставили бы на нем глубокий след. А лицо Адамберга с самого детства пребывало в беспорядке. Поэтому незначительные отметины времени терялись среди общего хаоса его неправильных, изменчивых черт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Солиман и Полуночник проснулись. Камилла слышала, как они возятся по ту сторону занавески. Потом Соль снял со стенки кузова мопед: наверное, собрался за свежим хлебом. Полуночник принялся не спеша одеваться. Вскоре девушка почувствовала запах кофе, а затем раздалось приближающееся тарахтение мопеда. Камилла надела куртку, джинсы и, прежде чем встать на пол, натянула сапоги, – здесь нельзя было ходить босиком.
Увидев Камиллу, Солиман улыбнулся, а Полуночник концом посоха указал на табурет. Молодой человек налил ей кофе, положил два кусочка сахара, сделал бутерброды.
– Надо будет побыстрее во всем разобраться, – сказала Камилла.
– Мы уже думали, девушка, – важно произнес Полуночник.
– Мы возвращаемся, – подхватил Солиман. – «Возвращение – движение обратно, к тому месту, откуда выехал или вышел». Возвращение – это не поражение. В словаре совершенно точно ничего не говорится о поражении.
Камилла насупилась.
– А подождать никак нельзя? – раздраженно спросила она. – Может, через день-другой появится новая зарезанная овца, и тогда мы будем знать, куда ехать дальше.
– Ну и что с того? – возразил Солиман. – Мы никогда его не догоним. Мы же вечно опаздываем. А если мы всегда позади, нам не удастся его поймать. Нам нужно быть впереди него. А чтобы его опередить, мы должны гораздо больше знать. Мы ни на что не годимся. Преследуем его, ползем за ним, но достать не можем. Давай вернемся, Камилла.
– Когда?
– Сегодня, если ты осилишь перевалы. Нынче вечером мы уже будем в Экаре.
– Хоть овечки будут довольны, – пробормотал Полуночник. – Они плохо питаются, когда меня нет с ними.
Камилла допила кофе, задумчиво взъерошила волосы.
– Мне это не нравится, – заявила она.
– Но это будет правильно, – ответил Солиман. – Спрячь подальше свою гордость. Знаешь историю про трех незнаек, которые хотели разгадать тайну дерева о ста двадцати ветвях?
– Хорошо, а если я позвоню? Если я позвоню тому полицейскому? – воскликнула Камилла.
– Если ты позвонишь тому полицейскому, это будет история о трех незнайках и одном мудреце, которые хотели разгадать тайну безволосого человека.
Камилла тряхнула головой, надолго задумалась. Солиман медленно жевал, стараясь не чавкать, а Полуночник, сложив руки на коленях, внимательно наблюдал за девушкой.
– Я ему позвоню, – наконец сказала Камилла и поднялась с места.
– Ты за рулем, тебе решать, – подвел итог Солиман.
XXIV
– Я его замещаю, – в третий раз проговорил в трубку лейтенант Адриен Данглар. – Вы хотите подать жалобу? Может, вы по поводу ограбления, или угроз, или нападения?
– Я по личному делу, – объяснила Камилла. – Сугубо личному.
Она сомневалась, правильно ли выразилась. Ей не очень нравилось слово «личный», потому что оно преступало границы дозволенного, создавало иллюзию отношений, которых не было и в помине. Такие слова иногда встречаются: они все время забредают на чужую территорию.
– Я его замещаю, – снова сказал Данглар, не повышая голоса. – Уточните, по какому поводу вы звоните.
– Я не хочу уточнять, по какому поводу звоню, – так же спокойно ответила Камилла. – Мне нужно поговорить с комиссаром Адамбергом.
– Значит, по личному делу?
– Да, я уже вам сказала.
– Вы находитесь в пятом округе? Откуда вы звоните?
– С обочины национальной магистрали номер семьдесят пять, из департамента Изер.
– Эта территория не в нашем ведении. Вам лучше связаться с местной жандармерией.
Он взял листок бумаги, написал на нем крупными буквами «Сабрина Монж» и, сделав знак, протянул сотруднику, сидевшему справа. Кончиком карандаша надавил на кнопку громкой связи.
Камилла решила, что пора заканчивать разговор. Она использовала возможность и позвонила, полицейский ей отказал, значит, не судьба. Ей не дали поговорить с Адамбергом, она не будет больше настаивать. Однако, начав борьбу, Камилла не желала отступать, она просто была на это не способна, и этот недостаток смирения заставлял ее порой тратить силы впустую.
– Боюсь, вы меня не поняли, – принялась терпеливо объяснять она.
– Да что вы, я все понял, – ответил Данглар. – Вы хотите поговорить с комиссаром Адамбергом. Но поговорить с ним не получится.
– Его нет?
– С ним нельзя связаться.
– Это очень важно, – настаивала Камилла. – Скажите, как мне его найти?
Данглар снова сделал знак сотруднику. Девица Монж шла в атаку, проявляя немыслимую наивность. Должно быть, она считала полицейских полными тупицами.
– С ним нельзя связаться, – повторил Данглар. – Он исчез, испарился. Комиссара Адамберга больше не существует. Я за него.
В трубке наступило долгое молчание.
– Он что, умер? – спросила Камилла дрогнувшим голосом.
Лейтенант нахмурился. Сабрина Монж вряд ли задала бы подобный вопрос таким тоном. Данглар был человек умный и тонкий. В интонациях собеседницы он не услышал ни гнева, ни подозрительности, что было весьма странно, если он говорил с Сабриной Монж. Девушка на другом конце провода не поверила ему и пришла в замешательство.
Камилла напряженно ждала ответа, скорее растерянная, чем опечаленная, словно вдруг узнала, что прочная соломинка, переброшенная через ручей, взяла и сломалась. Не может быть. Она бы узнала об этом из газет, она бы непременно об этом знала, ведь Адамберг человек известный.
– Его просто нет на месте, – объяснил Данглар совсем другим голосом. – Давайте я запишу ваше имя и как с вами связаться. Я передам ему сообщение, и он сам вам позвонит.
– Боюсь, не получится, – сказала Камилла. – У мобильника батарейка садится, а я стою на обочине дороги.
– Как вас зовут? – настаивал Данглар.
– Камилла Форестье.
Лейтенант резко выпрямился, махнул рукой, отослав своего сотрудника, и отключил громкую связь. Это была Камилла Форестье, дочь Матильды, единственная дочь Королевы Матильды. Та девушка, которую Адамберг время от времени пытался разыскать где-нибудь на земном шаре, как ищут улетевшее облако, а потом надолго забывал. Данглар схватил другой листок бумаги, возбужденный, словно мальчишка, которому удалось сбежать на рыбалку, да еще и клев оказался отменный.
– Я вас слушаю, – произнес он.
Из осторожности он все-таки расспросил Камиллу, но примерно через четверть часа убедился в том, что она именно та, за кого себя выдает. Данглар не был с ней знаком, зато хорошо знал ее мать и мог задать такие вопросы, на какие Сабрина Монж, при всей ее информированности, не смогла бы ответить. Господи, как же хороша мать этой девушки!
Наконец поток вопросов иссяк, и Камилла, ничего не соображая, закончила разговор. Адамберга охраняли так, словно за ним по пятам гналась целая свора убийц. Похоже, лейтенант успокоился, когда речь зашла о матери. Камилла улыбнулась. Королева Матильда в очередной раз послужила ей пропуском, впрочем, так было всегда. Адамберг находился в Авиньоне, и теперь Камилла знала название гостиницы и номер его телефона.
Девушка медленно брела по обочине дороги, погрузившись в раздумья. Она смутно припоминала, где расположен на карте кружок с надписью «Авиньон», – кажется, не так далеко. Лучше бы встретиться и поговорить с Адамбергом лично, а не по телефону. Камилла не доверяла этому аппарату, он совершенно не годился для решения серьезных проблем. По нему можно было обсуждать что-нибудь очень простое или довольно простое, но уж никак не запутанное и сложное. А если ты не видела человека несколько лет, да к тому же он, судя по всему, скрывается, было бы странно, даже нелепо звонить ему и просить помощи в деле предполагаемого оборотня. Встретиться с Адамбергом куда надежнее.
Солиман и Полуночник ждали Камиллу за грузовиком, расположившись в привычных позах: Солиман сидел на железных ступеньках, Полуночник стоял рядом, у его ног лежала овчарка.
– Он в Авиньоне, – сообщила Камилла. – Я не смогла с ним связаться. Мне кажется, мы могли бы туда поехать.
– Где находится Авиньон, ты тоже не знаешь? – осведомился Солиман.
– Ну, приблизительно. По-моему, это не очень далеко, правда?
Солиман посмотрел на часы.
– Выедем на автостраду на юге Баланса, потом поедем вдоль Роны, – деловито сказал он. – К часу будем на месте. Может, позвонишь ему?
– Лучше встретиться с ним.
– Почему?
– Он не такой, как все, – ответила Камилла, пожав плечами.
Полуночник протянул руку и знаком попросил у Камиллы мобильник.
– Батарейка почти совсем села, – вздохнула Камилла. – Нужно поставить на подзарядку.
– Я недолго, – пробормотал Полуночник, удаляясь.
– Кому он звонит? – спросила Камилла Солимана.
– Своим овцам. Он каждый день звонит овцам.
Камилла удивленно подняла брови:
– А кто ему отвечает? Овца? Морисетта?
Солиман сердито затряс головой:
– Бютей, разумеется. А потом… В общем… Бютей дает ему поговорить с несколькими овцами. Он вчера им звонил. И звонит им каждый день.
– Ты хочешь сказать, он беседует с овцами?
– Конечно. А с кем же еще? Он уговаривает их не волноваться, хорошо есть и не тосковать по нему. В основном он общается с маткой, ведущей стадо. Это нормально.
– Ты хочешь сказать, что Бютей подносит трубку к уху этой самой овцы?
– Черт, об этом я тебе и толкую! – нетерпеливо вскричал Солиман. – А ты можешь предложить что-то другое?
– Да поняла я, поняла, – примирительно сказала Камилла. – Я не хотела тебя сердить. Я просто спросила.
Она наблюдала, как Полуночник, вышагивая по обочине туда и обратно, то внимательно прислушивается к звукам, доносящимся из трубки, то что-то говорит, сопровождая свои слова успокоительными жестами. Его густой, низкий голос временами доносился до Камиллы, она уловила обрывок фразы: «Послушай меня, старушка…» Солиман проследил за ее взглядом.
– Ты считаешь, все это может заинтересовать полицейского, каким бы он ни был? – спросил он, взмахнув руками и очертив ими горы, фургон, их самих – троих путешественников рядом с грузовиком.
– Об этом я и думаю, – пробормотала Камилла. – Ничего нельзя гарантировать.
– Ясное дело, – кивнул Солиман.
XXV
Камилла пешком перешла на правый берег Роны, и старинные крепостные стены Авиньона остались у нее за спиной. С трех часов она безуспешно бродила под жгучим солнцем по берегу реки, пытаясь найти Адамберга. Ни в гостинице, ни в центральном комиссариате города, где он провел почти всю ночь и утро и откуда вышел около двух часов дня, никто точно не мог сказать, где его искать. Было известно только, что комиссар где-то на том берегу.
Прошло более часа, прежде чем Камилла заметила его на маленькой тихой полянке, окруженной зарослями ивняка. Она остановилась шагах в двадцати от него. Адамберг сидел у самой кромки реки, опустив ступни в воду. По всей видимости, он ничего не делал, однако для Адамберга просто сидеть где-нибудь на природе само по себе означало чем-то заниматься. По правде говоря, он действительно что-то делал, констатировала Камилла, внимательно посмотрев на него. Он погрузил длинную ветку в воду и не спускал глаз с ее кончика, наблюдая, как водный поток разбивается об это слабое препятствие. На боку комиссара, вопреки обыкновению, висел внушительного вида пистолет в кобуре, смотревшийся довольно странно в сочетании с мятой рубашкой, потертыми брюками и босыми ногами.
Камилла видела его на три четверти со спины, почти в профиль. За прошедшие годы он почти не изменился, и это ее не удивило. Не то чтобы время обходило Адамберга стороной, просто его следы были почти незаметны на этом подвижном лице. Будь оно правильным и гладким, жизненные бури неминуемо оставили бы на нем глубокий след. А лицо Адамберга с самого детства пребывало в беспорядке. Поэтому незначительные отметины времени терялись среди общего хаоса его неправильных, изменчивых черт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41